Ведь вся история двадцатого века могла быть совсем другой, если бы Сталин погиб. Что бы нас ждало в будущем? И была бы Вторая мировая война, если б его не было? А сколько людей погибло при Сталинградской битве! Гитлер намерено отправил свои войска в город, который назывался именем Сталина.
Встреча с вождём, разговоры с ним, его вера в светлое будущее и нежелание слышать что-то другое, что противоречило его идеям, его мыслям, меня очень впечатлили.
Автомобиль свернул на Лубянку, к зданию НКВД. Я размышлял о событиях, случившихся со мной в Кремле, как вдруг дневной свет за окнами машины превратился во мрак.
– Куда мы едем, товарищ Петров? – обеспокоенно спросил я. Петров молчал. После того как водитель включил фары, я увидел простирающийся далеко вперёд туннель.
– Петров, вы можете мне объяснить, куда мы едем? – повторил я вопрос.
– Мне приказано доставить вас до места. Когда мы приедем, товарищ Ализаде, вы всё узнаете, а сейчас прошу вас не задавайте мне больше вопросов! – ответил капитан и замолчал.
Мы молча ехали по тёмному туннелю еще какое-то время, затем автомобиль остановился, капитан попросил меня выйти из машины и следовать за ним. Я шёл за Петровым и был готов ко всяким неожиданностям.
– Мы на месте, товарищ Ализаде! Вот за этой дверью находится ваш знакомый Бахтияр. Это секретный отдел НКВД, который был создан недавно по приказу товарища Сталина.
– Бахтияр здесь! – радостно воскликнул я.
Петров отрыл стальную дверь. Мы вошли в светлое просторное помещение, и первое моё впечатление было, что я попал в какойто производственный цех.
Людей здесь не было, но всё выглядело так, словно скоро включатся станки и производство начнёт работать.
Мы прошли вдоль рельсов, мимо передвижного крана и продолжили путь в глубь так называемого секретного отдела. Всё здесь было новым, стены пахли свежей известью и масляной краской.
– Петров, вы сказали, что здесь секретный отдел НКВД, а я вижу производственный цех… И где же Бахтияр?
– Товарищ Ализаде, следуйте за мной согласно приказу. Бахтияр находится в безопасном месте, скоро вы его увидите. – Капитан говорил неуверенно, и у меня создалось впечатление, что он действует не по своей воле, им движет другая сила.
Мы остановились в одном из помещений, как вдруг открылась неприметная боковая дверь, и в цех вошел Григоров.
– Ах, кто к нам пожаловал! – с усмешкой воскликнул он и приказал подчиненному: – Петров, ты свободен, можешь идти! – Капитан выбежал из помещения, и мы остались вдвоём.
– Григоров, разве вас не арестовали?
– А вы думали, что меня можно арестовать или, ещё хуже, расстрелять? Да кто вы такой?! Вы думаете, что вот так запросто можно прийти в Кремль и уйти оттуда без наказания? Я не позволю, чтобы кто-то унизил меня, разрушил мою репутацию и остался безнаказанным.
– Что тебе нужно от меня, Гриша?
– Гриша! Хм… ты меня назвал, как Сталин! Только запомни, Ильхам, эти ничтожные людишки, которые руководят страной и возомнили себя царями – они обязаны именно мне. Они живут и дышат только потому, что этого хочу я. Я сформировал эту структуру и эту систему. Я запустил её в этот мир, и она будет ещё долго работать на нас. Я сделал вождей народа властелинами страны, под моим крылом они росли и становились сильными. Завтра у них появится достаточно сил, и тогда они направят эту энергию против самих же себя. Когда же мир избавится от большой части человечества, то придёт наш черёд – править всем миром. Вы же, жалкие людишки, будете служить нам как верные покорные псы. Но ты – исключение! Такие умные и сильные люди, как ты, нужны нам для создания новой эры. Я думаю, ты не так глуп, чтобы отрицать наше могущество, и согласишься с нами сотрудничать.
– Скажи, где Бахтияр? Я заберу его, и мы расстанемся с тобой навсегда!
– Хорошо, если ты не хочешь меня слушать, то я буду краток: нам нужна бомба!
– Какая ещё бомба, Григоров?
– Да, бомба! Я знаю, ты явился из будущего, в котором уже есть оружие, способное одним взрывом уничтожать целые города. Эта бомба связана с энергией атома, нам нужна атомная бомба! Здесь, в подземелье Москвы, есть все условия для ее создания. Я дам тебе лучших специалистов, физиков, химиков, и ты должен помочь им в создании этого оружия. Согласишься – Бахтияр будет свободен, нет – умрете оба!
– Григоров, о какой атомной бомбе вы говорите, я не понимаю! Мы с Бахтияром пришли из 1941 года. Там нет такого оружия!
– Мне всё известно о вас и о том, что вы прибыли из далёкого будущего. Ваш друг так увлёкся рассказом, что забыл обо всём и проболтался. Я, конечно же, оценил информацию и сделал выводы.
– И об атомной бомбе тоже Бахтияр рассказал? – спросил я с иронией и рассмеялся.
– Нет, не буду лгать, об этом он не говорил, но вы рано иронизируете по поводу моих возможностей. В ленинградском Физикотехническом институте уже ведутся работы по программе атомной энергетики. Я лично разговаривал с академиком Курчатовым о возможности использовании атома в военной сфере. Он утверждает, что в ближайшие годы ученые теоретически смогут создать такое сверхоружие, которое в сотни тысяч раз будет сильнее всех современных бомб. Мне нужна эта ядерная бомба, которая уже создана в вашу эпоху, из которой вы прибыли к нам!
– Григоров, если бы вы были человеком, я бы назвал вас психически больным. Но меня не удивляет ваша риторика о массовом уничтожении людей – это, видимо, нормальное явление для вашего круга твердолобых дарков. Однако, как долго вы собираетесь бороться с человечеством? Вы, дарки, и ваш царь Крок – ведь вы не можете навсегда затмить своею тенью Солнце! Вы должны признать, что слабы перед всесильным Богом!
– Так ты и нашего повелителя Крока знаешь?! С каждой встречей ты меня удивляешь всё больше и больше, Ильхам. Странно, что я до сих пор не могу раскусить тебя и узнать, кто ты, откуда пришёл и почему так силён? А на твой вопрос я отвечу так: представь, что нет противостояния между светом и тьмой. Разве был бы мир более разнообразным и интересным? Я думаю, нет! Было бы скучно, если всегда светило бы Солнце и не было тёмной ночи, которую вы так боитесь. Мрак создаёт жизнь в этом мире, а не свет и Солнце, как считают люди. Послушай эти стихи:
«В ночи, когда уснёт тревога
И город скроется во мгле, —
О, сколько музыки у Бога,
Какие звуки на Земле!
Что буря жизни, если розы
Твои цветут мне и горят!
Что человеческие слёзы,
Когда румянится закат!
Прими, Владычица вселенной,
Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба —
Последней страсти кубок пенный
От недостойного раба!»
Это стихи Александра Блока. Думаете, если я дарк, то не могу любить поэзию? Красоту и искусство мы умеем ценить по достоинству!
– Если честно, вы меня удивили, Григоров! В вашем понимании, жизнь и смерть – едины…
– А разве это не так? Тьма покрывает свет, добро оскверняется невежеством, жизнь подстерегает смерть! И это было и будет вечно, пока существует Мир. Вам, людям, нас никогда не понять! Потому что человечество видит в смерти только ужасное и разрушительное. А смерть – лишь повод для рождения нового начала!
– Но человечество не может принять насильственную смерть, страх, унижение и уничтожение всего.
– Я воин, Ильхам, мой отец и все мои предки были воинами. Мы бились за свои права, чтобы покорить Вселенную и стать властелинами Мира. Это не просто наше желание и наша прихоть, это цель всей нашей жизни. Дарки были изгнаны из своего мира, теперь мы здесь, в этом мире, и хотим восстановить свои права! Но вернёмся к нашему разговору. Так вы будете сотрудничать с нами в создании атомного оружия?
– Григоров, атомная бомба – это только фантазии учёных. В будущем атомная энергия используется исключительно в мирных целях. Никто не создаёт бомбы, чтобы потом сбрасывать их на свои же головы. Такие бредовые идеи могут прийти в голову только даркам.
– Ты лжёшь! Атомная бомба будет создана! Но она нужна мне сейчас, и ты поможешь нам ее создать.
Нужно было что-то придумать, чтобы провести хитрого дарка и вырвать юношу из его коварных клещей.
– А когда вы успели построить такой огромный подземный ангар, да ещё в центре Москвы? Знают ли об этом объекте Ежов, Сталин?
– Секретный объект был построен под моим руководством ещё пять лет тому назад. Около двух тысяч политических заключённых сооружали эту подземную крепость. И ты верно заметил, об объекте никто не знает, даже высшее руководство страны. А те, кто строил этот завод, здесь же нашли и свой последний приют. Кстати, неплохой строительный материал – ваши человеческие кости. Отлично заменяют металлическую арматуру и сохраняются на века. А двери! Это же произведение искусства. Сделаны из сплава особо прочных металлов, толщиной в метр, а я открываю их одним прикосновением пальца! Такую дверь не пробить никаким оружием! Ну что, Ильхам, ты согласен на моё предложение? Я планирую построить ещё несколько подобных секретных объектов в Сибири и, возможно, приобщу к работе нашего юного Бахтияра. Кстати, там тоже будет нужен мне дополнительный строительный материал. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
– Да, я понимаю! Так Бахтияра всё-таки нет в Москве, он в Сибири?
– Конечно! А ты думал, что такого ценного человека, как он, я буду держать в Москве? Я решил спрятать парня, отправив подальше в холодные края.
Вы – люди южные, не привыкли к сибирским морозам, но ещё только весна, там тепло, а вот наступят холода… Так что жизнь Бахтияра зависит от твоего согласия! Но я понять не могу, зачем тебе этот мальчишка, ты думаешь только о нём и о его спасении. Да плюнь ты на этого человечишку, он всё равно не сможет жить нормальной жизнью. Если он не будет с нами сотрудничать, то станет лёгкой добычей наших врагов. А этого я никогда не позволю! – усмехаясь, сказал Григоров.
– Тебе этого не понять! Он мне как сын, и бросать друзей в трудную минуту – не в моих правилах!
В дверь вошёл работник НКВД и, подбежав к Григорову, что-то шепнул ему на ухо и встал по стойке смирно. Григоров обратился ко мне:
– Ильхам, а не хотите пройтись со мной в новый ангар, там как раз завершаются отделочные работы, скоро заливка фундамента. Это очень интересная часть моего строительства. Вам будет на что посмотреть – на объекте около двухсот арестованных и сегодня их последний рабочий день.
Для предателей родины, троцкистов и шпионов самое хорошее лечение – это свинцовая пилюля. Одна пилюля, и общество избавится от тяжелобольных людей.
Я ничего не сказал и последовал за Григоровым.
Через тёмный туннель мы вышли в ангар, где заключенные завершали отделочные работы.
– А вот и котлован для фундамента! Сейчас начнём бетонировать! – плотоядно улыбаясь, произнес Григоров и, потирая руки, подошёл к вырытой яме.
В котловане ещё работали люди. Григоров обратился к конвойным:
– Ну, что, готовы? Сейчас у вас начнётся работка! Раненых добивать штыками, хотя… погодите! Выстройте всех у котлована и стреляйте только по ногам. Посмотрим, как в цементном бульоне эта мразь будет мучиться, барахтаться и тонуть. Ха-ха-ха!
Григоров с охранниками смеялись, словно собирались идти в бордель к женщинам. Им было плевать на арестованных и их страдания. За годы службы в органах НКВД убийство стало для этих людей привычным ремеслом.
Григоров часто посматривал на меня, словно хотел спровоцировать меня на какие-то действия. Мне было противно его слушать, я отошел в сторону, стоял и с грустью смотрел на все вокруг. Среди огромного количества людей я вдруг увидел голубые глаза мальчишки. Он стоял неподалёку от меня и складывал камни на тележку. Его глаза умоляли о помощи, он словно предчувствовал скорую смерть.
Стрела крана с огромным ковшом, полным жидкого цемента, наклонялась над котлованом и сбрасывала в него раствор, подготавливая строительную площадку к кровавой бойне. Григоров, показав рукой на мальчишку, спросил:
– Что, жалко пацана? Пожалуй, я с него и начну! Пусть он умрёт первым! Я бы хотел посмотреть, как ты отреагируешь на его забавную смерть. Ха-ха-ха!
Григоров взял мальчишку за шиворот и потащил к краю котлована. Вытащив из кобуры пистолет и приложив к голове мальчика, он ждал моей реакции. Я контролировал ситуацию и поджидал удобного случая, чтобы перейти к действиям и нейтрализовать Григорова и его головорезов. Но вдруг из толпы пленных выбежал мужчина и сильно крикнул:
– Стойте! Не стреляйте, гражданин начальник! Не убивайте моего единственного сына, он ведь ещё совсем мальчишка, ему всего тринадцать… Расстреляйте лучше меня, только не убивайте моего Андрюшку! Пожалуйста, гражданин начальник!
Отец мальчика умолял и шёл в сторону Григорова, пытаясь спасти ребенка от смерти. И когда отец мальчика подошёл совсем близко, разгневанный Григоров выстрелил ему в грудь и закричал:
– Да кто вы такие, поганые людишки, чтобы мне указывать, когда и в кого стрелять?! Вы все здесь мертвецы, и только благодаря мне вы ещё дышите. Но через несколько минут я посмотрю, как вы будете дышать вот в этом бетонном бульоне.
Григоров опять приложил пистолет к вискам мальчика и вновь посмотрел в мою сторону. Он уже хотел нажать на курок, как вдруг произошло неожиданное. Раненый в грудь отец мальчика, лежащий у ног Григорова, встал на колени и бросился на своего убийцу. Сцепившись, они вместе полетели вниз в многометровую цементную массу и погрузились в пучине.
Григоров ещё барахтался, цепляясь за края грунта, кричал солдатам, чтобы они кинули ему веревку и вытащили его. Но солдаты молча наблюдали за тем, как их начальник борется за жизнь. Григоров вдруг заорал, обращаясь ко мне:
– Ильхам, помоги, иначе тебе не видать Бахтияра! Я молча стоял у края ямы и смотрел, как постепенно цемент засасывает дарка.
Через минуту всё завершилось. Закончилась жизнь хитрого манипулятора власти, безжалостного дарка, который многие годы создавал машину смерти и уничтожил огромное количество людей.
Григоров умер, но его идеи страха, машина смерти, безжалостное отношение к человеку останутся в жизни советских людей еще долгие годы.
Отец мальчика погиб, спасая своего сына от смерти. Арестованные побросали работу и сгрудились у края котлована. После того как лопнул последний пузырь над жидким цементом, люди в тревоге стали что-то говорить и смотреть в мою сторону.
Охранники были под моим контролем. Они, один за другим, подходили к котловану и сбрасывали вниз своё оружие.
Пленные не скрывали своего недоумения. Потеря табельного оружия означала изгнание из рядов НКВД и судимость. А здесь конвоиры в массовом порядке уничтожали оружие, тем самым, подписывая себе смертный приговор.
Я не стал больше молчать, забрался на строительные леса и обратился к людям:
– Минуту внимания! Я знаю, многие из вас были несправедливо оклеветаны и брошены в тюрьмы и лагеря. Я помогу вам вернуться домой к вашим семьям и родным!
После моих слов арестованные зашумели, загудели. Один пожилой человек вышел из толпы, подошёл ко мне и спросил:
– Кто ты, мил человек? Нам уже нечего терять, мы готовы к смерти, но если ты говоришь правду, то помоги нам выбраться из этого проклятого места! Я обычный сельский учитель, повздорил с директором школы из-за недостатка учебников, а ночью оказался в застенках НКВД по подозрению в шпионаже. И таких «шпионов», как я, здесь половина!
– Прекратите! – закричал офицер НКВД, словно очнувшись от сна. – А где товарищ Григоров, где наше оружие? – спрашивал офицер, разыскивая в панике своё оружие.
– Вы сами его выбросили в цемент, гражданин начальник! И ваш Григоров – он тоже там! И, слава Богу, мир избавился от этого изверга! – громко заявил пожилой учитель.
– Как, в бетоне? Ты что такое несёшь, старый хрыч?! – офицер подбежал к краю котлована и увидел торчащий из цемента ствол карабина. В ужасе он посмотрел на своих подчинённых и, взявшись за голову, закричал:
– Что теперь будет? Нас же, как котят, расстреляют! – Лейтенант упал на колени и зарыдал в голос.
– Командир, пусть эти уроды прыгают и достают наше оружие. Этим доходягам всё равно конец! – крикнул сержант и схватил учителя.
– Эй, грамотей, говори, как мой карабин попал в бетонную кашу? Это ты столкнул туда товарища Григорова? Ну что молчишь, мразь?!
– Гражданин начальник, вы сами выбросили винтовки и револьверы в котлован, – сказал старик.
– Я ещё не сошёл с ума, чтобы выбрасывать свой табельный пистолет! Сейчас вы все у меня поплывёте за нашим оружием, – сержант ударил учителя по лицу и потащил за шиворот к котловану.
– Сержант! Оставь пожилого человека в покое! – приказал я громким голосом.
– А ты кто такой? Здесь приказы отдаю я! – прокричал лейтенант, поправляя на себе мундир и фуражку. – Прошин, оставь его, разберемся с ним позднее. А сейчас захвати двух бойцов и – мигом в третий ангар. В оружейном складе возьмёшь пулемёт и винтовки. Мы должны выполнить приказ товарища Григорова!
– Так ведь Григоров погиб! – воскликнул озадаченный сержант.
– Отставить разговорчики, сержант Прошин! Приказа о расстреле заключенных никто не отменял! Эта мразь ответит и за товарища Григорова, и за наше оружие, и за советскую власть!
Сержант с бойцами направились к выходу, как вдруг им перегородили путь несколько человек.
– Куда путь держим, граждане ментяры?
– А тебе то что, Бурый? Скажи своим людям, чтобы проваливали! А то…
– А то, что? Расстреляешь меня, гражданин начальник? Ну, давай, вытаскивай свой ствол и мочи нас. Или хотя бы припугни нас своим наганом!
– Уйдите с дороги, у меня приказ! – нервно крикнул сержант.
– Что за кипиш, начальник? И тебе, и лейтенанту, и всей вашей своре вышка светит! Здесь каждый скажет, что оружие вы сами выбросили в котлован. А на склад за оружием я вас не пущу! Если уж умирать, так лучше в земле сырой, а не в бетоне, – сказал Бурый, встав напротив сержанта.
– Сержант, почему вы ещё здесь?
– Товарищ лейтенант, у дверей… – пробормотал Прошин. Лейтенант выругался и подошёл к двери. Он по привычке открыл кобуру, но она была пустой. Уголовники ухмыльнулись, один из них подошёл к лейтенанту и сильно ударил его по лицу.
– Вали отсюда, мент поганый!
Лейтенант выплюнул кровь, вытащил из-за пазухи небольшой пистолет и выстрелил в одного из стоявших у дверей людей.
– Ну что, подонки, получили пилюлю?! Кто ещё хочет? – в гневе спросил лейтенант и направил пистолет на Бурого.
Внезапно из толпы выбежал заключённый и вонзил острую заточку в спину лейтенанта. Тот упал, и завязалась драка между сотрудниками НКВД и арестованными. Дрались в основном сторонники Бурого, защищая интересы авторитетного вора. Политические заключённые не вмешивались, стояли в стороне, с опаской наблюдая за происходящим.
Вскоре драка закончилась. Многие из сотрудников НКВД были ранены и убиты. Оставшихся в живых связали и поставили на колени у края котлована. Лейтенант ещё был жив и находился в сознании. Его пистолет взял Бурый, он ходил вдоль связанных охранников и с ухмылкой говорил:
– Ну что, мусора, хотели нас в этой каше схоронить, а не вышло! А скольких вы наших братьев завалили здесь, гады! Теперь ваш черёд наступил, теперь вы будете купаться в бетоне, – в бешенстве прокричал Бурый и нацелил пистолет в голову лейтенанта.
Пытаясь предотвратить смерть лейтенанта, я подбежал к Бурому и выхватил из его рук пистолет. Бурый не ожидал такого поворота событий и обрушился на меня в ярости:
– Да ты что! Ты что делаешь?! Да кто ты такой вообще? А ну, пацаны, скрутите его и на колени рядом с ментами поставьте. Он тоже, наверное, в бетоне помыться хочет!
– Не советую тебе, Бурый, связываться со мной, – сказал я и швырнул пистолет в котлован. – Я не защищаю охранников, на них немало крови. Им приказывали – они убивали. Но прекратите, наконец, убивать друг друга, вы же не животные, в конце-то концов, вы – люди! Где ваши заповеди «Не убей! Возлюби ближнего!», неужели это только слова?
Бурый поднял руку, давая сигнал своим людям, чтобы они остановились.
– А ты что предлагаешь? Нам всё равно конец. Не эти, так другие нас шлёпнут. Твои слова хороши, но не для таких, как эти. Посмотри на мою грудь, она вся в крестах: я верю в бога, но для меня, как и для этих людей, другого пути нет.
– Путь всегда можно найти! Я помогу вам выйти отсюда, вы будете свободными.
– Хм… и как ты собираешься это сделать? Я даже не знаю, где мы находимся! Нас, как скот, привезли сюда, и уже почти три месяца мы не видели дневного света. Хотя один из политических сказал как-то, что над нами Лубянка, правда что ли?
– Да, это секретный объект НКВД. Работающие здесь заключённые – смертники и, как выразился Григоров, дополнительный строительный материал.
– Строительный материал, говоришь?! Ах ты сволочь! – Бурый подошёл к краю котлована, посмотрев вниз, плюнул и в сердцах выкрикнул:
– Отец мальчишки не в счёт, он погиб как настоящий мужик! А ты, тварь… – там тебе и место! Ну, что ж, веди нас к свободе, как обещал, – обратился он ко мне.
– А что с охраной делать, Бурый? – крикнул один из его людей.
– С нами пойдут, а там видно будет!
Я вывел людей из лабиринтов здания НКВД через все посты незамеченными. Бурый до последнего момента не доверял мне и был готов к встрече с заградительным отрядом НКВД. Уже стемнело, когда мы наконец-то вышли из тайных подземелий Лубянки на улицы Москвы.
– Ты действительно хочешь нас освободить? – спросил недоверчиво Бурый, – но ведь за это тебя первым твои же товарищи расстреляют. Да и куда нам теперь – повсюду милиция…
– Я обещал и сдержу слово. А теперь скажи людям, чтобы построились в колонну и следовали за мной. Мы с тобой пойдём впереди.
– И куда?
– До железнодорожного вокзала, а там пусть каждый решает, куда ему ехать!
Даже темная ночь не могла скрыть колонну арестованных и охранников, передвигающуюся по центру Москвы. Мне пришлось создать невидимую завесу над людьми, которые и не подозревали, что их со стороны не видно.
У Казанского вокзала Бурый со своими людьми незаметно скрылись из виду. Оставшиеся люди не знали, что им делать. Их привезли из разных мест, и ехать всем в одном направлении не имело смысла.
Словно понимая моё состояние, ко мне подошёл тот самый старый учитель и ещё один пожилой человек:
– Ты хотя бы сказал, как тебя зовут, мил человек? Ты избавил нас от страшной смерти – низкий тебе поклон! Теперь наши пути расходятся, каждый пусть сам выбирает, что ему делать дальше…
– Меня зовут Ильхам!
– Да благословит тебя Господь в твоих праведных делах, сын мой! – произнес другой старик с длинной седой бородой, перекрестился и поклонился в знак благодарности.
– Это наш сельский батюшка Анастасий. Мы вместе с ним попали в лагерь. Он тоже оказался «английским шпионом»! А меня зовут Андрей Николаевич Колобов, я уже говорил вам, я сельский учитель. Ну, что ж, пора нам прощаться. Может быть, когда-нибудь ещё свидимся! – Учитель пожал мне руку. Я попрощался со всеми, отец Анастасий перекрестил меня, а затем обратился к людям:
– Давайте, братья, все по домам! Бог в помощь! – Батюшка перекрестил всех и ушел в неизвестном направлении.
Бывшие заключенные и охранники, не глядя друг на друга, в спешке расходились в разные стороны.
Мне больно было смотреть на истерзанных судьбой людей. Многие из них потеряли своих близких и родных. Теперь же они стали пленниками неожиданной свободы и не знали, как ею распорядиться.
«А мне-то куда ехать, я так и не узнал, где Бахтияр. Григоров сказал, что он выслал парня в Сибирь, но насколько ему можно верить…» – размышлял я. Вдруг мне в голову пришла идея, и я решил ею воспользоваться.
Я вошёл в зал ожидания, присел на скамейку и закрыл глаза. Мне нужен был доступ к протоколам допросов в НКВД. Сконцентрировав свои мысли, я стал готовить себя к телепортации, чтобы проникнуть на Лубянку и найти там нужную информацию.
Надежда была невелика, так как делом Бахтияра занимался непосредственно Григоров, он мог не вносить записи в досье и не вести протоколы допросов.
Телепортация была мгновенной, она продлилась всего несколько секунд, но за это время я успел сделать многое. Порылся в текущих делах арестованных, но, как и предполагал, я ничего не нашёл. Тогда я стал искать кабинет Григорова и нашёл его в полуподвальном помещении. Приблизившись к дверям, я почувствовал сильную энергетическую защиту, не позволявшую обычному человеку проникнуть внутрь кабинета.
Для сотрудников Лубянки, возможно, этот кабинет вообще не существовал. Григоров хорошо законспирировал своё логово от своих же сотрудников, но у меня появилась надежда, что именно здесь я смогу докопаться до истины.
Я без труда проник в кабинет Григорова. К моему удивлению, как только я в него вошел, небольшая комната превратилась в просторный зал с высоким потолком и прекрасной росписью на куполе. Золотом была украшена лепнина на стенах. Паркет блестел и удивлял тонкостью узоров. Богатая мебель и громадная люстра из хрусталя придавали залу еще больше величия.
Трудно было поверить, что в здании Лубянки сотрудник НКВД долгие годы жил и работал в этом помещении. Но больше всего меня удивил камин – огромных размеров, из чёрного мрамора.
Огонь в камине, как ни странно, горел. Я подошёл ближе и всмотрелся в скульптуру из человеческих фигур, высеченную из мрамора. Композиция олицетворяла библейскую сцену ада. Люди падали с небес и кричали, с мольбой в глазах протягивая кверху руки. Среди фигур композиции я узнал знакомые черты Григорова. Чёрные мраморные глаза смотрели на меня, и у меня опять появилось чувство, что кто-то хочет проникнуть в моё сознание.
И вдруг я услышал тихий шёпот, а затем слова: «Смерть… смерть… смерть – это конец! Смерть – это конец жизни и начало рождения!» Слова повторились несколько раз, затем всё стихло, но огонь, что горел в камине, стал разгораться и сильно запылал. Языки пламени перекинулись на паркет, и мгновенно всё вспыхнуло, словно рельефная скульптура, что была над камином, вдруг ожила, а огонь внезапно материализовался.
В углу стоял металлический сейф, я кинулся к нему, сломал толстую дверь, схватил папки с бумагами и выбежал из горящего помещения.
* * *
Открыв глаза, я обнаружил у себя на коленях стопку папок с обожжёнными краями. Взяв первое досье и вытерев черную пыль с обложки, я увидел на ней своё имя. Первый лист бумаги в папке был протоколом, составленным капитаном милиции Петровым ещё в Баку, когда я лежал в госпитале.
Здесь были все данные с первого дня моего появления в прошлом. Я был озадачен и не понимал, как Григоров сумел их собрать. Я отложил своё досье в сторону и взял следующую папку. К моему удивлению, я увидел имя Александра Шмидта, на обложке стоял знак фашистской свастики. Было много и других досье на различных людей, работающих в высших эшелонах советской власти.
«Но где же дело Бахтияра?» – думал я, рассматривая и перекладывая папку за папкой.