Возле Колизея молодой итальянец с бездонными глазами продавал холодную воду из бочки. Младенец беззаботно сосал материнскую грудь, когда вдруг выплюнул сосок и расплылся в беззубой улыбке.

– Иль диаволо, − узнал малыш и рассмеялся собственной сообразительности.

Молодой итальянец отшвырнул ковшик, зашипел и, превратившись в черную кошку, убежал прочь.

Миссия

Мы идем по морскому берегу, самой кромке воды. Ноги утопают в мокром песке, и набежавшая теплая волна щекочет пятки, оставляя чуть заметные ямки в песке вместо наших следов.

– Ты точно уверен, что это спасет мир и именно я для этого нужен? – тревожусь я.

– Абсолютно, − киваешь ты в ответ.

– Не герой я вовсе! Я вообще мастурбирую по средам! – выкладываю козырь.

– Да, я в курсе. Многие так делают. И что?

– В трамвае, когда еду мимо детского сада!

– Послушай, − ты становишься передо мной и заглядываешь прямо в глаза. – Каждый из нас заполняет собой ту нишу бытия, которая скроена специально для него. Твоя ниша пустует, и в мироздании остается брешь с тебя размером. Если ты ее не заполнишь, этого не сделает никто. И, кстати, на твоем месте отказываться выполнять свое предназначение – огромная глупость. Ладно бы у тебя впереди маячила судьба навозного жука. Но у тебя блестящее геройское будущее, а ты уже полчаса ломаешься и отказываешь мне в любезности спасти мир, который я люблю больше, чем себя!

– Слушай, − вздыхаю, − я не думаю, что подхожу для роли спасителя человечества.

– А кто тебе сказал, что речь о человечестве? – удивляешься ты, выдувая легкий дымок.

Почему-то, когда я думаю о человечестве, перед моим внутренним взглядом пробегают лица всех, кто обижал меня. А обижали меня много и с выдумкой. В школе, дома, на улице, на учебе и работе. Даже товарищи по сетевой игре, свиньи такие. Значит, речь не о людях? Так с этого же и надо было начинать!

– Тогда я в деле, − киваю. – Спасу твой мир по сходной цене. Любой, кроме человеческого. Обсудим детали?

Мы идем по морскому берегу, самой кромке воды. Набежавшая волна делает наши следы такими похожими, хотя за мной тянется чуть заметная вереница следов босых ступней, а за тобой – копыт. Впрочем, это неважно, это уже совсем несущественно.

Крошки Божьего пирога

Бог резал пирог и стряхивал крошки на карниз.

И вот первый человек крадучись пробрался и ухватился за крошку. За ним и другой. А там набежала толпа, и стали люди с криками делить крошки Божьего пирога.

– Это мое, мне это дали! Отдай, а то вспорю тебе живот ножом! – угрожали они друг другу.

– Шу! – постучал Бог пальцами по стеклу, и люди, перепугавшись, попадали на ветки дерева под окном, где голосили, что Бог их оставил и разлюбил.

– Забавные, – отметил Бог и взялся резать следующий пирог.

***

– Это я, твоя внучка Красная Шапочка! – пропищал Волк фальцетом.

Глуховатая Бабушка сперва подумала, что наконец принесли долгожданную пенсию, но, приоткрыв дверь на цепочке, увидела плохо замаскированную волчью морду.

– Колбаса, – закрутилось в ее голове, – буженина, жаркое, солонина, пирожки..

– И зельц! – с удовольствием завершила свою мысль старушка, оценивающе поглядывая на крупные волчьи уши.

***

– Как быть? Что делать? Ждать или действовать? Вот бы судьба подала мне знак, − подумал он и вдруг заметил, что ему зажёгся зелёный свет. Он стал переходить дорогу, и его тут же сбила машина, которая мчалась на огромной скорости.

***

Погиб злой-презлой оборотень, который тысячу людей поубивал. Попал в ад, а ему и говорят:

– А ктооооооо тут хороший мальчик, ктооо у нас хороший мальчик?

Машина, которая ездит на воде

А один человек придумал машину, которая на воде ездит. Взял другую машину, обычную, приладил в нее водомотор особый и давай ночью по городу ездить. Но скучно ему самому. Пришел он к другу и рассказал про машину. А друг ему:

– Ты, дурак, никому больше не говори об этой машине! − и к окну подходит, выглядывает, не слушает ли кто. Не слушали, дело-то на восьмом этаже происходит.

– Ты, − продолжает друг, − никому про эту машину не говори, а то тебя со свету сживут хищные нефтяные корпорации!

Смекнул человек, что друг-то прав и больше никому про машину не рассказывал. Катаются они, бывает, с другом ночью на машине, а раз и вовсе решили на рыбалку поехать. Набрали с собой пять канистр воды и едут. День едут, ночь едут. Тут глядят − топливо заканчивается. Остановились в чистом поле, пока не рассвело, достали канистры и давай воду в топливный бак лить.

А в том поле чистом турист один ночевал в палатке. Только палатку у него медведи отобрали и съели, пока он спал, потому ночевал турист в палатке, но без палатки. Открывает он глаза и видит: какие-то люди прямо в топливный бак воду льют.

– О Господи, − не выдержал турист, − неужто это единственная в мире машина, которая на воде ездит, самая экологичная машина на свете?

Переглянулись друзья, канистры с водой отставили и к туристу медленно пошли.

– Мужики, вы че? − перепугался турист. − Я же свой, я же за экологию!

– Понимаем, мужик, ничего личного, − вздыхают человек с другом и достают из карманов водяные пистолеты.

Жареная печенка

Я жарила на кухне куриную печень Мужа на ужин, а вокруг меня толпились души убитых кур. Они презирали меня настолько сильно, насколько мертвые могут ненавидеть живых.

– Не обижайтесь, − попробовала разрядить обстановку я. – Я ваши печени есть не буду.

– Камень с души упал! Прямо полегчало, да! Ах умница, все разъяснила! – сердито закудахтали мертвые куры.

– Знаете, что? – я повернулась к ним с лопаткой. – А вы уже забыли, как в прошлой жизни вы с аппетитом трескали мою печень, а? А мозги и вовсе отварили, да подали с зеленью!

Куры неодобрительно заквохкали, но крыть было нечем: ели ведь, виновны по всем статьям.

– Ну тогда, − елейно заговорила одна из куриц, − в следующей жизни опять меняемся местами. По логике вещей, ничего личного! Мы пожарим твою печень!

– Стоп-стоп-стоп! – снова подняла лопатку я, хотя лук подгорал на сковороде. – Вот тут вы ошибаетесь: я же не буду есть ваши печёнки. Это еда для Мужа, а я вообще вегетарианка.

– Так и мы ведь есть не будем, а только поджарим, − злорадно пообещала мертвая курица, и остальные одобрительно закивали.

Собачки

Возле пункта приема сырья собачки стояли в очереди. Они пришли сдать ненужную шерсть для поясов из собачьей шерсти, которые так любят носить пожилые человеки. Собачки были предельно вежливы, никто не лаял и не дрался за место в очереди, а просто стоял и держал в зубах свой пакетик, степенно ожидая, когда подойдет его очередь зайти в будочку пункта приема.

– Здравствуйте, − говорили в пункте приема очередной собачке, − давайте ваш пакетик, взвесим-ка его. Триста грамм – отлично! Как оплату возьмете: денежкой или, может, три баночки собачьих консервов?

– Денежкой, − лаяла собачка, − у меня консервный нож для правши, а я − левша.

Она аккуратно зажимала в зубах купюру и, помахивая хвостом, уходила.

– Здравствуйте, − говорят следующей собачке, − давайте взвесим ваш пакетик. Ого, восемьсот грамм! Постойте, а что это… Вы зачем завернули какашку в шерсть? Хотели получить больше денег? Как вам не стыдно, а еще собачка!

Собачке ужасно стыдно, и вовсе не оттого, что она спрятала какашку, а оттого, что так глупо попалась на этом. Ей очень хотелось больше денежек или хотя бы консервов, что же, можно и консервов. Но теперь, судя по всему, не достанется совсем ничего и следующий раз придется идти и сдавать шерсть в пункте приема на отшибе города, где автобусная остановка в ужасно неудобном месте. Эх.

– Аыыы, − тихонько заныла от скуки собачка, чья очередь как раз подходила. Она сегодня, пожалуй, возьмет оплату консервами. Ей лень идти в магазин и придумывать, на что бы потратить деньги. Можно было, конечно, отдать их своему человеку, и он бы ужасно обрадовался. Но вчера он нашкодил, жутко напился и обзывал ее дурой ушастой, поэтому сегодня собачка демонстративно принесет домой консервы и будет кидать на своего похмельного человека победные взгляды. С людьми нужна строгость, как себя поставишь – так и будут к тебе относиться.

Ежи

Возле рынка продавали ёжиков в жестяных кружках. Они довольно беспомощно жмурились на солнце, развернувшись и выставив на общее обозрение мордахи.

– Какие-то ежи у вас совсем кислые, − сказала толстая тетка, аккуратно ткнув ежу пальцем в пузико. Еж лениво махнул лапкой – места на то, чтобы свернуться, в кружке не хватало. Да и угрозы он не почуял – от тетки пахло колбасой, она явно была сытой и потому можно было не бояться, что она его съест.

– Так жарко ведь, − отвечал продавец. – Еж на солнце разморился, угрелся, вот и сидит сонный. Вы не смотрите даже, ночь придет – так он не то, что мышке какой-то, он вам хребет перегрызет!

– Придержите ежей, мущщина, − возмутилась толстая тетка и засеменила прочь, обиженно тряся попой.

Один из ежей в дальнем ряду перевернул свою кружку, выкатился из нее, потянулся и потопал к продавцу под зонтик – сделать глоточек апельсинового сока и намазать пузико и нос кремом для загара.

– Ни к черту торговля сегодня, − вздохнул продавец.

Хочу на море

Мне позвонил врач и сердито спросил:

– Вы ко мне прийти не хотите?

– Не хочу, − говорю, − я на море хочу.

Врач расплакался и бросил трубку.

Мне написали с работы в субботу:

– Ну и где же отчет? Разве вы его сдать не хотите?

– Не хочу, − им пишу, − я на море хочу.

На работе молча покачали головой.

Знакомая тетка на базаре мне томат предлагала.

– Забери, − говорит, − смотри, какой сочный, ну разве не хочешь?

– Не хочу, − очи долу, − я на море хочу.

Тетка укусила помидор, и по щеке ее скатилась слеза.

Дочь голосила за дверью:

– Мама, скорей, я хочу в туалет!

– А я уже не хочу, − вздыхаю, − я на море хочу.

Теперь с утра и до ночи я очень занята, очень.

Я на море хочу.

Я и писать-то об этом не хотела, я в основном на море хотела.

Джордж

– Джордж, мое терпение скоро лопнет! – бушевала Ма. – Сколько можно это терпеть? Как ты смел прогулять школу? Ты ведь обещал исправиться!

– Ну и что? – запальчиво крикнул Джордж. – А ты обещала меня не пилить – и где мы теперь? Как же ты мне осточертела!

Ма ахнула, и в разговор вступил Па.

– Что ты себе позволяешь? – возмутился он. – Ты забылся, что ли? Немедленно в свою комнату! В школу – и домой, в школу – домой, все под моим личным присмотром! Сам тебя за ручку водить буду!

– Тебе быстро надоест, − Джордж надеялся, что Па блефует.

– Не переживай, мне интересно посидеть на уроке химии и посмотреть, как ты блистаешь знаниями, − саркастично заявил Па. − И даже не заикайся о карманных деньгах до конца месяца! А теперь извинись перед Ма и живо в свою комнату!

Джордж фыркнул и молнией метнулся к двери на втором этаже.

– Ненавижу вас! – донеслось сверху. – Во всем мире нет ни одной живой души, которая меня понимает!

– Он не извинился, − в полголоса заметила Ма. – У подростков плохая память. В следующий раз давай ему новое поручение только тогда, когда он выполнит предыдущее.

Джордж тем временем распахнул окно и пробрался на крышу. Он часто так делал. Белое постапокалиптичное солнце было совсем близко – будто прямо над их кислородным кластером. Джордж улегся на крыше. Он думал о том, что обречен жить с Ма и Па. Джордж остался заложником умного дома и электронной обслуги, которая заменяла родителей во время их командировок. Мальчик не знал, что случилось с его родителями – после Большой Катастрофы выжили единицы, и они давно эвакуировались на Марс.

Белый свет заполнял собой все небо. Джордж щурился и думал о том, что придет завтра, послезавтра, другой месяц, а может, и год. Когда он умрет, Ма и Па отключат генератор кислорода, выключат дом и запустят форматирование своих жестких дисков.

Манговый смузи

В обед мы сидели на фудкорте, в эко-кафе полезной пищи, лениво потягивая манговый смузи, когда кто-то вдруг предложил:

– А может, на шашлыки на дачу?

Вопрос поставил в тупик. То есть, хотим ли мы сейчас бросить наше сладкое ничегонеделание, терпкий манговый смузи и погрузиться в душную машину? Хотим ли мы с азартом бегать по магазину, сгребая куриные окорочка, помидоры, огурцы и зелень? Хотим ли мы переворачивать хлебные полки в поисках свежего тонкого лаваша? Хотим ли мы ругаться, что дрова отсыревшие? Хотим ли мы после тонкого, изысканного мангового смузи давиться горячим шашлыком, грубым и примитивным, как наскальный рисунок?

Конечно, хотим, что за глупые вопросы!

И мы азартно толкались в магазине, забыли дома соль, не ехали, а летели, но низко летели, чтобы патруль ничего не заподозрил. Но он все же заподозрил, остановил нас и вальяжно поинтересовался:

– Куда же это мы так спешим?

– Как – куда? – возмутились мы. – На шашлыки! Мы торопимся разжечь дрова в старом мангале и прокалить решетку, мы спешим нарезать помидорчики тонким полумесяцем, мы хотим как можно скорее вымыть веник зелени и, похрустывая стебельком укропа, разложить на тарелке, чтобы вода, скатываясь крупными каплями, весело переливалась на солнце! Мы изнемогаем заранее, ведь как ни встань, ветер будет прямо в рожу, и дым щиплет глаза, пропитывая своим запахом одежду и волосы! Мы торопимся закопать картошку, обернутую фольгой, в угли! Мы просто спим и видим, как куриная шкурка будет аппетитно подрумяниваться, и кому-то из нас придется лупить остальных длинной палкой, чтобы они не совались с вилками и непрошеными советами, потому что где есть мангал, там всегда непрошеные советы! Мы спешим нарезать кружочками кабачки и нанизывать их на шампур, перемежая грибочками! Мы мчим на всех порах, чтобы поджарить кусок хлеба с сыром, чтобы сыр чуть расплавился и застыл теплой янтарной слезой! И мы просто-таки по-скотски опаздываем, потому что лимонад уже нагрелся, а у порога нашего дома заскучал сосед по даче с бутылкой грузинского вина!

И патрульный разрыдался, тряся толстым пузом, и патрульный, смахивая слезы, завопил:

– Спешите, бегите, ах, как прекрасна, как уважительна ваша причина!

И мы поспешили-побежали, и мы испекли, и мы лупили друг друга по рукам, чтобы никто не таскал со стола. И мы быстро-бегом натолкали полные животы примитивных, подгорелых, первых в сезоне шашлыков, урча, как сердитые неандертальцы-охотники возле костра. И мы так обожрались, что в конец обессмыслились и теперь едва можем вздохнуть. Лишь сидим, охаем и беспомощно вращаем глазами, мучимые изжогой.

Чертов манговый смузи, ну что же ты наделал!

Пирог

– На следующей неделе у нас на оркестре в музыкалке Новый год. Сказали принести сок и…

– И пирог?

– Да, пирог со сливами и шоколадной крошкой. Или с кисловатыми яблоками, сладким белым изюмом и корицей. Или с заварным кремом.

– А нам учительница сегодня сказала, что в следующую среду мы празднуем Новый год. Надо костюмы, маски, стихи и…

– И пирог?

– Да, пирог. С капустой на сливочном масле или с мясом с морковкой. Или с зеленым луком и яйцом. Или с творогом и изюмом.

– Это уже ватрушка, а не пирог.

– Тогда с творогом и клубникой. Или с грушей и ванильным соусом. А сверху чтобы взбитые сливки. Словом, пирог обязательно, костюм не так важно.

– А у нас на следующей неделе будет презентация нового продукта зарубежным партнерам. Как проведем – так и получим грант на следующий год. Нужно показать в доступной и развлекательной форме все наработки, опросы, протоколы фокус-групп, финансовые выкладки, исследования из лабораторий и…

– И пирог?

– Что?

– Пирог?

– Нет, конечно, только наработки.

– Прости, захлопоталась я совсем с этими детьми, праздником и выпечкой. Уже путаю, что куда надо.

Через неделю.

– Как твой праздник в школе?

– У меня был самый вкусный пирог среди снежинок! Так завуч Катерина Викторррна сказала!

– Как все прошло на музыке?

– Мать, пирог – просто огонь, дирижер ел и нахваливал. Хорошо, что ты большой испекла – всем по куску досталось.

– А как твоя презентация?

– *кисло* Знаешь, твой пирог – это единственная часть презентации, которая понравилась зарубежным партнерам.

– О боже, я тебе дала с собой пирог? Вот дура!

– Не переживай, он пришелся кстати. По крайней мере, хуже точно не стало. А твои дела как? Как твои успехи?

– Думала о том, зачем я живу. Смысл жизни пока не нашла, но нашла пирог. Со шпинатом и брынзой в пресном тесте. Тоже неплохо, правда? Хочешь кусочек?

Я найду тебя

– Мама, папа, – курчавый малыш замер в дверном проеме. Мама и папа, сидевшие на диване в обнимку, обернулись. – А почему я у вас родился?

Родители чуть сконфуженно переглянулись.

– Ну, видишь ли… Когда мама и папа очень любят друг друга…

– Ой, ну вас с вашим сексом, – с досадой махнул рукой ребенок. – Я не про это! Почему я появился именно у вас? Почему меня не родила соседка тетя Валя?

Мама и папа снова переглянулись, на этот раз в растерянности.

– А почему ты бы хотел родиться у тети Вали? – осторожно уточнила мама.

– Она Сеньке разрешает смотреть мультики до десяти вечера, – признался ребенок. – Но вообще она мне не нравится. Такая крикливая! Ты, мамочка, самая лучшая на свете, я тебя люблю!..

На лице у мамы заиграла улыбка.

– …Но я все равно никак не пойму, почему я родился у вас с папой, – мальчик сел рядом с родителями на диван. – Почему ты, папа – мой папа? Почему у вас родился именно я, Леша, а не какая-то Маринка?

– А мы и не хотим Маринку, – поспешно вставила мама.

– Конечно, не хотите, я ведь самый лучший, – безапелляционно заявил мальчик. – Почему бабушка – моя бабушка? И почему я родился семь лет назад, хотя мог потерпеть и родиться вчера? Вы не знаете?

Родители переглянулись пожали плечами. Они выглядели очень удивленными.

– А может, – стал фантазировать Леша, – вы прежде, чем родиться сами, подписали какой-то договор? Что встретитесь, поженитесь, родите мальчика Лешу? И я подписал договор, что согласен родиться у вас? А может, мы с вами жили раньше, много-много дет назад, и тогда так сдружились, что решили и в этой жизни не расставаться? А может…

… Леша не помнил, что в одной из прошлых жизней он действительно уже встречался и с мамой, и с папой. Он познакомился с будущим отцом в тот момент, когда проломил ему череп кистенем во время боя. Ловко извернувшись, он проткнул живот другого вражеского воина и несколько раз провернул оружие.

– Я найду тебя и отомщу в следующей жизни! – прохрипела перед смертью будущая Лешина мама.

Я толстая?

– Я толстая?

– Нет, – спешно отозвались горы. – Нет, – торопливо подхватили леса. – Нет, – убежденно зашептали спящие дома. – Нет, – закивали фонари у дорог. – Нет, – взвыл ветер. – Нет, – завопили ночные городские кошки. – Нет, – в ужасе запищали мыши в подвале. – Нет, – зловеще каркнула ворона, заглядывая в освещенное окно.

– Нет, не толстая, – скорбно сложила губы складкой продавщица косметики тетя Варя в экране ноутбука. Ее вызывали как скорую психологическую помощь по Скайпу. – Тут хайлайтером подмажем, там антицеллюлитным кремчиком обработаем, сделаем контуринг, пудровые бровки – и прямо конфетка худенькая, а не девочка.

А что оставалось? Цирковая воздушная гимнастка Стелла перебьет всю посуду в доме, переломает своими крепкими руками всю мебель, выбьет стекла в окнах, схватит кошек за хвосты, раскрутит да зашвырнет за синее море, схватит мышек за усы, раскрутит да зашвырнет за полярный круг и расколошматит еще половину города самыми неинтеллигентными методами, если ты ошибешься с ответом. Или с его скоростью.

И тогда цирковая воздушная гимнастка Стелла обратила гневный взгляд на супруга.

– Ты… промолчал?

Супруг, белый клоун Василий Петрович, увлеченно дымил сигаретой, ловко стряхивая пепел в блюдце за миг до того, как он упадет на рукоделие.

– Василий Петрович! Ты промолчал? Я толстая? – загремела Стелла. Горы замерли. Леса застыли. Дома посмирнели. Кошки и мышки обнялись, зажмурившись. Ворона в панике улетела, да налетела впотьмах на столб, сердито и неожиданно для себя крякнув. Продавщица косметики тетя Варя возмущенно приподняла левую бровь.

– Не шуми, моя девочка, не шуми, моя дюймовочка, ребенка разбудишь, – Василий Петрович отложил сигаретку и развернул свое вязание. Он широко расставлял руки, чтобы укутать ставшую необъятной Стеллу с крохотной спящей на руках девочкой. Тепло-кремовая шаль в узор «ананаску» окутала Стеллу, и теперь воздушная гимнастка еще больше напоминала гору, правда, умиротворенную и добрую гору.

– Я толстая?

– Ты самую капельку поправилась после родов, – и белый клоун Василий Петрович чмокнул жену в нос. Девочка у нее на руках улыбнулась во сне.