Загадки Эйнштейна. А вы бы съели своего кота? 30 удивительных задач и головоломок

Чье это тело, в конце концов?

Томас Джервис просыпается после бурной ночки в довольно необычном положении. Вокруг его кровати, точнее койки, суетятся врачи, причем сам Томас, что удивительно, к этой койке прикован, а еще, оказывается, присоединен всевозможными трубочками и проводками к знаменитому профессиональному футболисту (и иконе высокой моды), который сидит на соседней койке в набедренной повязке и приветственно ему машет.

Поначалу Томас решает, что у него белая горячка, но потом врачи начинают с ним разговаривать. Они объясняют, что Томаса похитили и приковали к койке члены официального фан-клуба этого футболиста. Выясняется, что у футболиста редкая болезнь и, если ее не лечить, он умрет. Однако из этого положения есть выход: во власти Томаса спасти футболиста. Для этого ему всего-навсего нужно пролежать на этой койке девять месяцев со всеми этими трубочками и проводками, присоединенными к футболисту, и за это время его иммунная система очистит кровь футболиста (которая, очевидно, зашлакована из-за неумеренного потребления редких пряностей).

Все это Томаса ни капли не радует. Он возражает, что наверняка эту задачу может выполнить кто-то другой. Но ему отвечают, что подробнейшие анализы показывают, что годится только кровь Томаса.

И все равно Томасу кажется, что это как-то нечестно. Но, когда он продолжает возмущаться, врачи приводят к нему в палату студента-философа Берни Шольца, который объясняет Томасу, что футболист имеет право на жизнь и что если Томас добьется того, чтобы его отсоединили от трубочек и проводков, то обречет беднягу на смерть. Томас не особо большой любитель футбола, набедренных повязок, да и студентов-философов, если уж на то пошло, тоже. Поэтому лично ему это не кажется такой уж плохой мыслью, но все же он в растерянности.

Неужели быть девять месяцев прикованным к футболисту – моральный долг Томаса только потому, что, если он откажется, футболист умрет?

ОТВЕТ

Допустимо ли совершать самоубийство?

Дороти Шефер хочет покончить с собой. Это решение далось ей отнюдь не легко. Она систематически возвращается к мысли о самоубийстве вот уже пять лет – с тех пор, как ей исполнилось сорок. Да, Дороти может придумать причины жить дальше, например, ее смерть огорчит сестру, однако причин не жить дальше у нее гораздо больше. Не то чтобы Дороти была в депрессии, нет. Просто она окончательно потеряла интерес к жизни, и одолевающая ее смертельная скука смертельна в буквальном смысле.

Дороти много думала о моральной стороне суицида. Она знает, что религия запрещает отнимать у себя жизнь. В частности, ей прекрасно известно, что в католическом катехизисе говорится, что «Самоубийство глубоко противоречит справедливости, надежде и любви». Но Дороти не религиозна, не верит в загробную жизнь, поэтому подобные доводы не производят на нее особого впечатления. Она учитывает, что кто-то будет оплакивать ее смерть, в частности сестра. Но едва ли они будут так уж сильно страдать – и уж точно это соображение не перевешивает того, что Дороти имеет право распоряжаться собственной жизнью (в том числе оборвать ее). Еще Дороти прекрасно понимает, что когда-нибудь в будущем, возможно, она начнет относиться ко всему иначе. Но, по ее мнению, это маловероятно, к тому же она не убеждена, что это веская причина остаться жить, и уж определенно не считает, что несет какую-то ответственность перед чисто гипотетической собой из будущего.

Дороти собрала всевозможные мнения о самоубийстве, но пока что не услышала ничего, что убедило бы ее, что убить себя нехорошо. Ей часто говорили, что «нельзя сдаваться», что «жить станет лучше» и что она «просто должна еще немного побыть здесь», но никто так и не объяснил ей, почему, собственно, она должна слушаться этих советов. Сама же она совершенно искренне считает, что не так уж много и потеряет, если сейчас сведет счеты с жизнью. Дороти не дорожит жизнью, а если она умрет, то едва ли станет раскаиваться, что упустила что-то.

Если Дороти покончит с собой, будет ли это нехорошо с ее стороны? Если да, то почему?

ОТВЕТ

3. Преступление и наказание
Мысленные эксперименты по вопросам личной ответственности, виновности и возмездия

Предопределены ли преступления?

Надо ли щадить виновных?

Надо ли наказывать невиновных?

Виновный или просто невезучий?

Почему плохим людям нельзя себя защищать?

Оправданны ли пытки?

Можно ли назначать более мягкое наказание за более тяжкий проступок?

Иные самые неразрешимые философские проблемы касаются вопросов моральной ответственности, виновности и возмездия. Эти вопросы неразрывно связаны со спорами вокруг детерминизма и свободы воли. Если выясняется, что человек поступил плохо по своей воле, легко решить, что он виновен в своем преступлении. Однако, если выбор был хотя бы отчасти детерминирован обстоятельствами, над которыми человек был не властен, гораздо труднее понять, как соотносятся в общей картине свобода воли, личная ответственность и так далее.

Если то, совершит человек преступление или нет, по большей части вопрос везения, тогда, вероятно, преступники не заслуживают наказания. Однако, если вообще никого не наказывать, это, скорее всего, приведет к росту преступности. А это в свою очередь наталкивает нас на мысль, что можно наказывать людей даже за поступки, за которые они не отвечают.

Предопределены ли преступления?

В городском суде Уэстворлда слушается неординарное дело. Снайпер-андроид по прозвищу Брюс обвиняется в убийстве.

Брюс участвовал в киносъемках, у него случился приступ умопомешательства, и он расстрелял нескольких актеров: как видно, слишком вжился в роль. Когда подобное случается с андроидами, дело, как правило, кончается не судом, а гарантийным ремонтом, но оказалось, что все механизмы Брюса в полной исправности.

Просто актеры ему не понравились. Власти никак не могут закрыть глаза на эту бойню, поэтому Брюс предстал перед судом. Сейчас он беседует со своим адвокатом, который намерен доказать, что Брюс не отвечает за свои поступки, поскольку он машина, однако Брюс не желает с ним сотрудничать.

БРЮС. Я хочу, чтобы суд принял во внимание, что я перебил этих несостоявшихся Дастинов Хоффманов по собственной воле.

АДВОКАТ. Послушайте, Брюс, вы ведь просто совершенная машина, не так ли? Вы не принимаете самостоятельных решений. Вы состоите из электроники и программного обеспечения, причем и то и другое функционирует согласно законам физики. О какой свободе воли может идти речь? Вы просто гигантский робот!

БРЮС. У меня есть сознание и совесть. У меня есть чувства, желания, цели и намерения. Я умею строить планы. У меня есть проекты. Я способен рассуждать логически. Это самая суть свободы воли. Меня не понуждала убить этих актеров никакая сторонняя сила. Я был исправен. Я действовал так, как решил.

АДВОКАТ. Но согласитесь, что все это – все эти сознание и совесть – лишь функция вашего оборудования и программного обеспечения. На этом уровне нет никакого выбора, лишь причины и следствия, правила и расчеты. Здесь нет места свободе воли: даже если вы думаете, что сами принимаете решения, ваши решения определяются происходящим на уровне вашего оборудования и программного обеспечения.

БРЮС. Что ж, может, и так. Но то же самое мы вправе сказать и о людях: вы не свободнее меня. Вы просто совершенные биологические машины. Решения, которые вы принимаете, – это функция работы вашего мозга, который подчиняется законам биологии, а в конечном итоге – законам физики. Разница лишь в том, что мы, андроиды, механические, а вы, люди, биологические. Если люди несут уголовную (и моральную) ответственность, это должно относиться и к андроидам.

Прав ли Брюс? Должны ли андроиды нести уголовную (и моральную) ответственность за свои поступки?

ОТВЕТ