Златокожая девушка и другие рассказы

II

Они медленно парили под куполом в зеленоватом пластиковом пузыре. Под ними простирался коммерческий фантастический ландшафт далекой планеты: серый газон, сучковатые красные и зеленые деревья, отбрасывающие контрастные черные тени, пруд, заполненный флюоресцентной зеленой жидкостью, клумбы экзотических цветов, грядки грибов.

Пузырь потихоньку дрейфовал в воздухе – по всей видимости произвольно – то высоко, под почти невидимым куполом, то низко, под кронами деревьев. Блюда, вместе с бокалами охлажденного вина и подмороженного пунша, появлялись одно за другим в центре стола.

«Чудесно и роскошно!» – думала Джина. Но почему бы Фозерингей тратился на нее? Может быть, он испытывал романтические чувства… Она поиграла с этой мыслью, тайком наблюдая за ним. Такое допущение представлялось неубедительным. Фозерингей не делал никаких ходов, характерных для флирта. Он не пытался очаровать ее любезностью или впечатлить показной мужественностью. Джина вынуждена была раздраженно признать, что ее собеседник выглядел… безразлично.

Она поджала губы. Происходящее приводило ее в замешательство. Она попробовала привлечь внимание полуулыбкой со взглядом искоса из-под опущенных ресниц.

«Не старайся зря, – посоветовал Фозерингей. – Когда ты поднимешься на станцию, тебе понадобятся все твои уловки».

Джина вернулась к ужину. Через минуту он спокойно сказала: «Мне было… любопытно».

«Теперь ты знаешь».

Джина попробовала дразнить его, пробудить в нем какие-то эмоции: «Знаю – что?»

«То, что вызывало у тебя любопытство – что бы то ни было».

«Пфа! Мужчины, как правило, одинаковы. У каждого одна и та же кнопка. Стóит ее нажать – и все они прыгают в одну и ту же сторону».

Фозерингей нахмурился, прищурился, бросил на нее оценивающий взгляд: «Возможно, ты еще не настолько повзрослела, как может показаться».

Джина напряглась. В каком-то необычном, не поддающемся определению смысле разговор приобрел огромное значение – как если бы ее способность выжить зависела от ее уверенности в своей искушенности, от умения приспосабливаться.

«Что вы имеете в виду?»

«Ты делаешь допущение, свойственное всем хорошеньким девушкам, – с едва заметным презрением ответил он. – Я думал, ты умнее».

Джина нахмурилась. Ее жизненный опыт мало располагал к абстрактному мышлению: «У меня никогда не было возможности наблюдать другую реакцию. Хотя я готова признать, что могут существовать исключения… Это своего рода игра – и я еще никогда не проигрывала. Даже если я заблуждаюсь на свой счет, до сих пор мне не приходилось платить за ошибки».

Фозерингей успокоился: «Тебе повезло».

Джина потянулась, выгнувшись всем телом, и улыбнулась так, словно ей пришла в голову забавная мысль: «Называйте это везением, если хотите».

«Когда имеешь дело с Эрлом Эйберкромби, везение не помогает».

«Вы первый произнесли это слово. На мой взгляд, удачливость – своего рода талант».

«Тебе придется пользоваться мозгами, а не только инстинктами». Поколебавшись, он прибавил: «По сути дела, Эрлу нравятся… странные вещи».

Нахмурившись, Джина сидела и ожидала дальнейших откровений.

Ее собеседник с прохладцей заметил: «Ты размышляешь о том, как лучше всего было бы задать вопрос: „Что во мне странного?“»

Джина резко обронила: «Мне не нужно объяснять, что во мне странного. Я и сама это знаю».

Фозерингей не высказал никаких замечаний.

«Я надеюсь только на себя, – продолжала Джина. – Во всех мирах, населенных людьми, я ни за кого не дам ломаного гроша. Делаю, что хочу, и никто мне не указ». Она внимательно следила за реакцией Фозерингея. Тот безразлично кивнул. Джина подавила приступ раздражения, откинулась на спинку стула и принялась изучать собеседника так, будто он был экспонатом за стеклянной витриной… Странный молодой человек! Интересно, он когда-нибудь улыбается? Его поведение напомнило Джине о фибратах из системы Капеллы – согласно неподтвержденным слухам, они умели вживляться в спинной мозг человека и контролировать его мышление. Холодность Фозерингея была достаточно необычной, чтобы в нем можно было заподозрить манекена, управляемого инопланетным паразитом… Но капелланский фибрат мог успешно манипулировать только одной рукой, а не двумя одновременно. Фозерингей держал в правой руке нож, а в левой вилку. Гипотеза не подтвердилась.

Он тихо произнес: «Я тоже наблюдал за твоими руками».

Закинув голову, Джина рассмеялась – здоровым подростковым смехом. Фозерингей посматривал на нее без какого-либо поддающегося определению выражения.

«На самом деле вы хотели бы узнать обо мне побольше, – парировала Джина, – но чопорное высокомерие мешает вам задавать вопросы».

«Ты родилась в Ангельске на Кодироне, – сказал Фозерингей. – Мать подкинула тебя – оставила в таверне. Азартный игрок по имени Джо Парльé позаботился о тебе. Когда тебе исполнилось десять лет, ты прикончила его и трех других мужчин, после чего улетела с Кодирона зайцем на пакетботе „Буцирус“ компании „Серые лайнеры“. Тебя сдали в приют для беспризорных детей в городе Пэй на планете Гордобелла. Ты сбежала оттуда, причем суперинтендант приюта был найден мертвым… Продолжать? Мне известны все твои проделки на протяжении следующих пяти лет».

Пригубив вино, Джина ответила без малейшего смущения: «Вы быстро работаете… Но преувеличиваете свои возможности, когда говорите, что вам известно все, что я делала на протяжении следующих пяти лет. Вы понятия не имеете о том, чтó я делала. Продолжайте же, что вы молчите?»

Безразличное лицо Фозерингея ничуть не изменилось. Он сказал – так, словно не расслышал ее слова: «Теперь слушай внимательно. Я объясню, чтó тебя ждет в ближайшее время».

«Говорите, я слушаю», – Джина снова откинулась на спинку стула. «Ловкий трюк! – думала она, – Игнорировать нежелательную ситуацию так, как если бы она не возникала. Конечно, чтобы успешно применять этот трюк, нужно обладать особым темпераментом. У Фозерингея, холодного, как рыба, это хорошо получается».

«Сегодня вечером с нами встретится человек по имени Веббард. Он – старший стюард на Станции Эйберкромби. Мне удалось оказать на него некоторое влияние. Он возьмет тебя с собой на станцию и устроит тебя служанкой в личные апартаменты Эрла Эйберкромби».

Джина наморщила нос: «Служанкой? Почему я не могу прилететь на станцию как богатая туристка?»

«Это выглядело бы несуразно. Такая гостья, как ты, прибыла бы на станцию на „Козероге“ или на „Небесном посохе“. Эрл всех во всем подозревает. Несомненно, он стал бы тебя сторониться. Его мамаша, старуха Клара, внимательно следит за ним и ежедневно внушает ему, что все девушки на станции только о том и думают, как бы поживиться его деньгами. Будучи служанкой, ты сможешь встречаться с ним в интимной обстановке. Эрл редко покидает свой кабинет – он полностью поглощен коллекционированием».

«Даже так! – пробормотала Джина. – Что он собирает?»

«Всякую всячину, – губы Фозерингея на мгновение подернулись гримасой, напоминавшей улыбку. – По словам Веббарда, однако, Эрл довольно-таки любвеобилен и уже флиртовал с несколькими девушками на станции».

Рот Джины брезгливо покривился. Фозерингей безучастно наблюдал за ней.

«Когда я… начну?»

«Веббард вылетает завтра, на грузовой барже. Ты отправишься вместе с ним».

Прозвучал едва слышный зуммер. Фозерингей нажал кнопку: «Да?»

«Вас хочет видеть господин Веббард, сэр».

Фозерингей направил дрейфующий пузырь вниз, на посадочную площадку.

Там их ждал Веббард – самый толстый человек из всех, каких когда-либо видела Джина.

 
* * *
 

Табличка на двери гласила: «Ричард Майкрофт, адвокат». Когда-то, давным-давно, Джина слышала краем уха, как кто-то рекомендовал Ричарда Майкрофта как надежного адвоката.

Секретарша – смуглая женщина лет тридцати пяти с бесцеремонным пронзительным взглядом, спросила: «Вам назначили время приема?»

«Нет, – ответила Джина. – Я очень тороплюсь».

Поколебавшись секунду-другую, секретарша наклонилась к микрофону: «Юная особа – мисс Джина Парльé – хотела бы с вами поговорить. Новый клиент».

«Хорошо, пригласите ее».

Секретарша указала кивком на дверь и сухо обронила: «Проходите».

«Я ей не нравлюсь, – подумала Джина. – Потому что я – то, чем она когда-то была и чем хотела бы стать снова».

Майкрофт оказался плечистым человеком с приятным выражением лица. Джина тут же приготовилась к обороне – если ты к кому-то расположена, и он это понимает, он чувствует себя обязанным давать тебе советы и вмешиваться в твои дела. Джина не нуждалась в советах. Она нуждалась в двух миллионах долларов.

«Так-так, мадемуазель! – приветствовал ее Майкрофт. – Чем могу быть полезен?»

Джина подумала: «Он обращается со мной, как с ребенком. Может быть, в его глазах я действительно выгляжу ребенком». Вслух она сказала: «Я хотела бы получить консультацию. Не знаю, сколько вы берете за это с клиентов. Я могла бы заплатить сто долларов. Когда вы решите, что стоимость ваших рекомендаций начинает превышать сто долларов, дайте мне знать – и я уйду».

«За сто долларов можно получить десятки советов, – отозвался Майкрофт. – Болтовня обходится недорого».

«Только не болтовня адвоката!»

Майкрофт перешел к делу: «В чем заключается ваша проблема?»

«Насколько я понимаю, наш разговор останется в тайне?»

«Разумеется», – улыбка Майкрофта застыла, превратившись в гримасу вежливого внимания.

«В том, что я скажу, нет ничего незаконного – в той мере, в какой это касается меня – но я не хотела бы, чтобы вы даже намекали об этом… тем, кого это могло бы заинтересовать».

Майкрофт, сидевший за столом, выпрямился в кресле: «От адвоката ожидается, что он будет хранить в тайне сведения, полученные от клиента».

«Ладно… Что ж, дело обстоит следующим образом…» Она рассказала о Фозерингее, о Станции Эйберкромби и об Эрле Эйберкромби. Она сообщила о том, что Эрл страдает неизлечимым заболеванием. Она не упомянула о мнениях Фозерингея по этому поводу. Она сама старалась об этом не думать. Фозерингей ее нанял. Он разъяснил ее обязанности и уведомил ее о том, что Эрл Эйберкромби болен. И для нее этого было достаточно. Если бы она задавала слишком много вопросов и выяснила вещи, слишком тошнотворные даже для нее, Фозерингей нашел бы другую, не столь любопытную девушку… Поэтому Джина лишь вскользь упомянула о болезни Эрла. По сути дела, она ничего о ней не знала. И не хотела знать.

Майкрофт внимательно слушал и ничего не говорил.

«Вот что я хотела бы выяснить, – продолжала Джина. – Унаследует ли супруга Эрла его состояние? Я не хотела бы нажить кучу неприятностей бесплатно. В конце концов, Эрлу еще не исполнился двадцать один год. Поэтому я подумала: на всякий случай не помешало бы заранее удостовериться в том, что может произойти после его смерти».

Некоторое время Майкрофт не двигался – он сидел, молча разглядывая посетительницу. Затем он набил трубку.

«Джина! – сказал адвокат. – Позволь дать тебе совет. Бесплатный совет. Без каких-либо условий».

«Не беспокойтесь! – отозвалась Джина. – Мне не нужны благожелательные нравоучения. Я хочу услышать от вас то, за что стоило бы заплатить».

Майкрофт поморщился: «Ты намного умнее, чем может показаться, учитывая твой возраст».

«Мне пришлось поумнеть… Если вам нравится считать меня ребенком, будь по-вашему».

«Зачем тебе миллион долларов? Или – насколько я помню – два миллиона?»

Джина удивленно уставилась на адвоката: неужели он сам не мог ответить на такой вопрос? Или, может быть, на него действительно трудно было ответить? Пытаясь подыскать подходящие слова, она их не нашла.

«Как вам сказать… – Джина вздохнула. – Я хотела бы иметь аэроглиссер, красивые наряды и, может быть…» Перед ее внутренним взором внезапно возникла непривычная картина: ее, Джину, окружали друзья. Приятные люди – такие, как господин Майкрофт.

«Если бы я был психологом, а не адвокатом, – сказал Майкрофт, – я решил бы, что тебе не хватает отца и матери гораздо больше, чем двух миллионов долларов».

Джина страшно разозлилась: «О нет! Мне не нужны родители. Они давно умерли». В той мере, в какой это ее касалось, они умерли – в тот момент, когда мать оставила ее на бильярдном столе Джо Парльé в старой таверне «Ацтек». Джина возмущенно выпалила: «Господин Майкрофт, я понимаю, что вы желаете мне добра, но будьте любезны, объясните мне то, что я хочу знать».

«Объясню, – ответил Майкрофт, – потому что, если я этого не сделаю, это сделает кто-нибудь другой. Имущество семьи Эйберкромби, если не ошибаюсь, подлежит действию гражданского кодекса станции Эйберкромби… Посмотрим…» – повернувшись в кресле, он пробежался пальцами по клавиатуре.

На экране появился указатель Центральной юридической библиотеки. Майкрофт выбрал несколько текстов, задумчиво просмотрел их и нашел искомую информацию: «Наследник приобретает право собственности в шестнадцатилетнем возрасте. Вдова владельца станции наследует как минимум пятьдесят процентов – но, если завещание владельца не содержит особых условий, она наследует все».

«Хорошо! – сказала Джина и вскочила на ноги. – Именно в этом я хотела убедиться».

Майкрофт спросил: «Когда ты вылетаешь?»

«Сегодня, во второй половине дня».

«Думаю, что ты сама прекрасно понимаешь, что ввязалась в безнравственную затею».

«Вы просто душка, господин Майкрофт! Но я лишена всякого представления о нравственности».

Адвокат наклонил голову набок, пожал плечами и выпустил клуб дыма: «Ты в этом уверена?»

«Наверное… да, – Джина задумалась на секунду. – Надо полагать. Вы хотите, чтобы я вдавалась в подробности?»

«Нет. По сути дела, я хотел спросить вот о чем: уверена ли ты в том, что понимаешь, чего хочешь от жизни?»

«Конечно. Я хочу иметь кучу денег».

Майкрофт ухмыльнулся: «Не слишком удачный ответ. Что ты купишь на свои деньги?»

Джину охватила необъяснимая волна раздражения – ей даже стало трудно дышать: «О! Я много чего куплю!» Она повернулась к выходу: «Сколько я вам должна, господин Майкрофт?»

«Ну, скажем… десять долларов. Передай их секретарше».

«Спасибо, господин Майкрофт!» – Джина вышла из кабинета.

Маршируя по коридору, она к своему удивлению обнаружила, что злилась на себя не меньше, чем на адвоката… У него не было никакого права заставлять людей задумываться о своей судьбе! И ее это волновало бы гораздо меньше, если бы она уже не задумывалась о своей судьбе сама.

Но все это сплошная чепуха! Два миллиона долларов на дороге не валяются. Когда она разбогатеет, она заглянет к господину Майкрофту и спросит его: действительно ли он считает, что ради таких денег не стоило позволить себе несколько незначительных прегрешений?

А сегодня – наверх, на Станцию Эйберкромби! Раздражение Джины внезапно сменилось радостным возбуждением.

III

Пилот баржи, доставлявшей грузы на Станцию Эйберкромби, выражался без обиняков: «Нет уж, дорогуша! Со стороны такой юной, располагающей к себе особы, как ты, это непростительная ошибка!»

Коренастый, видавший виды субъект лет тридцати, пилот не сомневался в своей правоте. Его череп покрывали редкие светлые волосы, глубокие складки вокруг рта придавали его лицу циничный характер. Веббард, старший стюард Станции Эйберкромби, устроился на корме в специально оборудованном отделении. Обычной сетчатой сбруи было недостаточно для защиты его туши от ускорения; стюард погрузился по самый подбородок в резервуар, заполненный эмульсией, удельный вес которой соответствовал удельному весу его тела.

Пассажирской каюты на барже не было, и Джина соскользнула на сиденье рядом с пилотом. На ней были скромное белое платье, белая шляпка без полей и серая с черными полосками блузка.

Пилот не жаловал Станцию Эйберкромби: «Прямо скажу – это просто стыд и позор, везти такую девушку, как ты, к таким, как они… Почему бы им не пользоваться услугами своих сородичей? Так было бы лучше для всех».

«Я не собираюсь оставаться там надолго», – наивно проворковала Джина.

«Это ты сейчас так думаешь. Их пороки заразительны. Через год ты станешь такой, как они. От одного их воздуха, густого и приторного, как оливковое масло, нормальный человек начинает болеть. Я стараюсь как можно реже выходить туда с баржи».

«Как вы думаете, там… безопасно?» – ресницы Джины чуть затрепетали, она дерзко покосилась на пилота.

Облизав губы, тот смущенно поежился и пробормотал: «Ну, бояться там некого, если уж на то пошло… По крайней мере, тех, что провели там уже много времени. Может быть, тебе придется уворачиваться от некоторых, недавно прибывших с Земли… Но после того, как они поживут на станции, их характер меняется. Они плевать хотели на хорошеньких земных девушек».

«Хммф!» – Джина поджала губы. Эрл Эйберкромби родился и вырос на станции.

«Но я говорил не совсем об этом», – заметил пилот. По его мнению, трудно было откровенно выражаться, беседуя с такой юной и неопытной девушкой: «Я имел в виду их среду, в которой тебе легко будет распуститься. Очень скоро ты будешь выглядеть, как они – и больше не захочешь покинуть станцию. Некоторые из них просто не могут ее покинуть, они не выдержали бы земного тяготения, даже если бы захотели».

«О! Нет, не думаю. Не в моем случае».

«Это заразно! – яростно настаивал пилот. – Послушай меня, девочка, я знаю. Я доставлял грузы на все станции, видел, кто туда прилетает и кто оттуда улетает. На каждой станции свои причуды, и от них никому не удается избавиться, – он усмехнулся своим мыслям. – Может быть, поэтому и я порядком рехнулся… Возьми, например, Станцию Мадейра. Расфуфыренные пижоны! – он поиграл пальцами в воздухе. – И это только Мадейра. Ты же ничего об этом не знаешь… Но другие не лучше – Гнездо Балчестера, Приют Мерлина, Звездный Поселок…»

«Но это же просто развлекательные орбитальные курорты?»

Пилоту пришлось неохотно признать, что из двадцати двух курортных спутников не меньше половины были ничем не причудливее пляжей Майами-Бич. «Но другие? О, боже упаси! – он возвел глаза к потолку кабины. – Причем Станция Эйберкромби – хуже всех».

Наступило молчание. Земля превратилась в огромный зеленый, голубой, белый и черный шар над плечом Джины. Внизу, в черном небе, Солнце словно сверлило пылающую дыру. Впереди мерцали звезды – и множество мигающих синих и красных огней.

«Это и есть Станция Эйберкромби?»

«Нет, это Масонский Храм. Эйберкромби живут поодаль… – он скромно посматривал на нее краем глаза. – Так что – послушай! Только не подумай, что я последний дурак. Впрочем, может быть, так оно и есть. Но если тебе так трудно найти работу – почему бы тебе не вернуться со мной на Землю? У меня просторная лачуга в районе Лонг-Бич – никакой роскоши, конечно, но она на пляже, и там тебе будет гораздо лучше, чем среди этих уродов».

«Нет, спасибо», – рассеянно сказала Джина. Пилот дернул себя за подбородок, прижал локти к телу и набычился.

Прошел час. Сзади послышался какой-то дребезг – отодвинулась небольшая панель, и в кабину заглянула заплывшая жиром физиономия Веббарда. Баржа дрейфовала по инерции, ускорение и сила тяжести уже исчезли: «Сколько еще до станции?»

«Она прямо перед нами. Примерно полчаса, и мы надежно пришвартуемся». Веббард крякнул и уплыл на корму.

Впереди теперь перемигивались желтые и зеленые огни. «Это Станция Эйберкромби! – объявил пилот и взялся за рычаг. – Держись покрепче!» Он потянул рычаг на себя. Из носовых дюз вырвались бледно-голубые тормозные струи.

С кормы послышались глухой стук падения и яростные ругательства. Пилот ухмыльнулся: «Так ему и надо!» Ревущие тормозные двигатели пошумели с минуту и замолкли. «Каждый раз одно и то же. Сейчас он засунет свою рожу в кабину и начнет делать мне выговор».

Панель отодвинулась. Появилось разъяренное лицо Веббарда: «Какого дьявола ты не можешь меня предупредить перед торможением? Я свалился и мог что-нибудь повредить! Какой из тебя пилот, если ты подвергаешь пассажиров такому риску?»

Пилот отозвался притворно-огорченным тоном: «Прошу прощения – пожалуйста, извините. Больше такого не будет».

«Смотри у меня! Если я еще раз грохнусь, я позабочусь о том, чтобы тебя уволили!»

Панель со стуком задвинулась. «Иногда мне удается наставить ему больше синяков, иногда меньше, – заметил пилот. – На этот раз неплохо получилось, он хорошенько трахнулся».

Повернувшись на сиденье, он обнял Джину за плечи и притянул ее к себе: «Пока мы не прибыли, давай-ка поцелуемся».

Джина наклонилась вперед и протянула руку за спину пилота. Пилот видел, как к нему приближалось ее лицо – свежее, чудесное, словно сделанное из оникса, бледно-розовых лепестков и слоновой кости, улыбающееся, пылкое… Рука Джины дотянулась до тормозного рычага. Вырвались четыре реактивные струи. Баржа дернулась. Пилот навалился грудью на пульт управления с выражением комического удивления.

С кормы донесся гулкий звук тяжелого удара. Пилот выпрямился на сиденье и поспешно перевел рычаг в исходное положение. Из ранки на его подбородке сочилась кровь, в невесомости образовавшая нечто вроде пухнущей багровой шишечки. Сзади снова распахнулась панель. В кабину вдвинулась потемневшая от злобы рожа стюарда.

Когда Веббард перестал, наконец, ругаться и захлопнул панель, пилот взглянул на тихонько сидевшую рядом Джину – уголки ее рта мечтательно приподнялись.

Пилот прорычал: «Если бы мы тут были одни, я бы отшлепал тебя до полусмерти!»

Джина подтянула колени к подбородку, обняла их руками и молча смотрела вперед.

 
* * *
 

Станцию Эйберкромби строили по типовому проекту «цилиндра Фитча»: силовой блок и подсобные помещения находились в сердцевине, окруженной несколькими кольцевыми палубами и внешней прозрачной оболочкой. В конструкцию первоначальной модели, однако, внесли существенные изменения. Цилиндр окружала наружная палуба из листовой стали, позволявшая швартовать магнитные захваты небольших космических яхт, с магнитными креплениями для грузовых контейнеров, с магнитными площадками и вообще всем, что позволяло удерживать вещи на месте в течение длительного или непродолжительного времени. Трубы, выступавшие с обоих торцов цилиндра, соединялись с дополнительными пристройками. В одной из них, сферической, находились личные апартаменты семьи Эйберкромби. Вторая, цилиндрическая, вращалась с частотой, достаточной для равномерного распределения по внутренней оболочке слоя воды трехметровой глубины; здесь, таким образом, устроили плавательный бассейн станции – подобная роскошь наблюдалась лишь на трех других курортных спутниках.

Баржа мало-помалу приближалась к палубе и с толчком прикоснулась к ней. Четыре человека в скафандрах присоединили тросы-растяжки к кольцам на корпусе баржи и подтащили баржу к грузовому люку. Баржа осела в предназначенном для нее гнезде и выдвинула опоры с магнитными захватами, после чего со вздохом открылись люки.

Старший стюард Веббард еще кипел от гнева, но теперь не мог давать ему волю – приходилось сохранять приличествующее его положению достоинство. Пренебрегая обувью с магнитными подошвами, он оттолкнулся, подлетел к открытому люку и жестом подозвал Джину: «Возьми пожитки».

Джина схватилась за ручку небольшого саквояжа, рывком подняла его в воздух – и повисла, беспомощно болтая руками и ногами посреди трюма. Веббард нетерпеливо вернулся с магнитными зажимами для ее туфель и помог ей протолкнуть саквояж внутрь станции.

Здесь она дышала другим, пряным воздухом. На барже пахло озоном, смазкой и конопляными мешками, но на станции… Не пытаясь сознательно определить этот аромат, Джина подумала о вафлях со сливочным маслом и кленовым сиропом, смешанных с порошковым тальком.

Веббард плыл у нее перед носом: впечатляющее зрелище! Жир больше не свисал с него складками; он выпячивался равномерно, образуя округлый периметр. Его физиономия, гладкая, как арбуз, казалась скорее сформованной или вырезанной, нежели вылепленной. Стюард сосредоточил взор где-то над головой Джины: «Будет лучше всего, если между нами с самого начала не будет никаких недоразумений, мадемуазель».

«Да, разумеется, господин Веббард».

«Я взял вас на работу, чтобы сделать одолжение своему приятелю, господину Фозерингею. Этим поступком, однако, целиком и полностью ограничивается моя ответственность. Не рассматривайте меня как своего спонсора. Господин Фозерингей сопроводил вас прекрасными рекомендациями – так что постарайтесь его не подвести. Вашей непосредственной руководительницей будет госпожа Блэйскелл, вы должны неукоснительно выполнять ее указания. На Станции Эйберкромби действуют строгие правила; здесь с прислугой обращаются справедливо, ей хорошо платят – но вы должны оправдывать свой заработок. Результаты вашей работы будут говорить сами за себя, и ни от кого не ожидайте поблажек, – Веббард прокашлялся. – В самом деле, можно сказать, что вам повезло. Как правило, мы нанимаем людей нашего типа, это позволяет им не слишком выделяться на общем фоне».

Джина слушала его, скромно опустив голову. Веббард продолжал говорить – последовали всевозможные предупреждения, наставления и запреты.

Джина послушно кивала. Незачем было восстанавливать против себя напыщенного пожилого стюарда. И Веббард решил, что перед ним – хорошо воспитанная молодая особа, слишком юная и слишком тощая, конечно, причем с каким-то странным лихорадочным блеском в глазах, но достаточно впечатленная его, Веббарда, значением и влиянием… Цвет ее кожи его тоже устраивал. Приятные черты лица. Если бы только она нарастила еще килограммов сто плоти, она могла бы даже показаться привлекательной в том, что касалось его низменных инстинктов.

«Ладно, следуйте за мной», – сказал Веббард.

Он поплыл вперед и, благодаря какой-то врожденной величественности, продолжал производить впечатление непоколебимого достоинства даже тогда, когда летел головой вперед по коридору.

Джина передвигалась гораздо скромнее, переступая по полу магнитными скобами подошв и легко подталкивая перед собой саквояж, как если бы это был бумажный мешок.

Они добрались до сердцевины цилиндрической станции, и Веббард, оглянувшись через пухлое плечо, повернул и поплыл вдоль освещенной шахты.

Прозрачные панели в стене центральной шахты позволяли видеть различные залы, гостиные, трапезные, салоны. Джина задержалась у панели помещения, украшенного красными бархатными портьерами и мраморными статуями. В первый момент открывшаяся сцена поразила ее, но затем скорее позабавила.

Веббард нетерпеливо окликнул ее: «Шевелитесь, мадемуазель, время не ждет!»

Джина оттолкнулась от стены: «Я смотрела на ваших гостей. Они выглядят, как…» Она не сдержалась и хихикнула.

Веббард нахмурился и поджал губы. Джина подумала, что стюард сейчас потребует, чтобы она объяснила причину своего веселья, но, по-видимому, он считал обсуждение таких вещей ниже своего достоинства. Он снова позвал ее: «Поспешите! Я могу уделить вам только несколько минут».

Джина бросила последний взгляд на красный бархатный зал – и теперь откровенно расхохоталась.

Жирные женщины, надутые, как рыбы-пузыри! Жирные женщины, круглые и нежные, как спелые персики. Жирные женщины, чудесно беззаботные и подвижные в отсутствие силы тяжести. Судя по всему, в бархатном зале устроили музыкальный вечер. Помещение было буквально забито снующими шарами розовой плоти, наряженными в белые, бледно-голубые и желтые панталоны и блузы.

Мода, преобладавшая на Станции Эйберкромби, по-видимому призвана была подчеркивать округлость тел. Широкие плоские ремни, подобные перевязям парадных военных униформ, оттесняли груди в стороны, под предплечья. Гладкие, прижатые к голове волосы, с пробором посередине, были зачесаны назад и образовывали небольшой валик под затылком. Плоть! Раздувшиеся, гладкие, блестящие пузыри нежной плоти! Мелкие подергивающиеся части тела – танцующие в воздухе пальцы рук и ног, веки и губы – были вызывающе раскрашены. На Земле любой из этих женщин пришлось бы погрузить свою неподвижно обвисшую, потеющую тушу в обширное кресло. На Станции Эйберкромби – недаром прозванной «выставкой ожирения» – они двигались с легкостью одуванчиковых пушинок, а их лица и тела оставались гладкими, как сливочное масло.

«Скорее, скорее! – рявкнул Веббард. – На Станции Эйберкромби нет места праздным зевакам!»

Джина удержалась от того, чтобы швырнуть саквояж по центральной шахте прямо в ягодицы стюарда, служившие заманчивой мишенью. Тот ждал ее в конце коридора.

«Господин Веббард! Сколько весит Эрл Эйберкромби?» – задумчиво спросила она.

Веббард откинул голову и укоризненно взглянул на нее сверху вниз: «Интересоваться такими подробностями личной жизни, мадемуазель, у нас не принято».

«Я всего лишь хотела узнать, отличается ли он такой же… ну, скажем, внушительной внешностью, как вы», – сказала Джина.

Веббард фыркнул: «Не могу ответить на ваш вопрос. Господин Эйберкромби – исключительно важная персона. Вам предстоит с ним познакомиться, но обсуждать его внешность… не подобает, так не делается».

«Благодарю вас, господин Веббард», – кротко ответила Джина.

«Вы скоро приспособитесь, – пообещал стюард. – Из вас еще выйдет добропорядочная служанка. А теперь – дальше по трубе! Я приведу вас к госпоже Блэйскелл».

У госпожи Блэйскелл, низенькой и кругленькой, как кумкват, были серые волосы со стальным отливом, плотно прилизанные по последней моде и уложенные валиком под затылком. На ней был черный комбинезон в обтяжку – как впоследствии узнала Джина, униформа прислуги на Станции Эйберкромби.

Джина подозревала, что произвела неблагоприятное впечатление на госпожу Блэйскелл. Серые глаза начальницы обыскали ее пристальным взглядом с головы до ног; Джина проходила осмотр, скромно потупив голову.

Веббард объяснил, что Джину следовало обучить выполнению обязанностей горничной, и предположил, что госпожа Блэйскелл могла бы использовать ее в Плезонсе и в спальнях.

Госпожа Блэйскелл кивнула: «Удачная мысль. Как известно, юный владелец станции – со странностями, но в последнее время он приставал к девушкам и мешал им выполнять поручения. Полезно было бы приставить к нему такую, как она – не обижайтесь, мадемуазель, вы не виноваты в том, что с вами сделала сила тяжести – такая горничная ему вряд ли приглянется».

Веббард подал знак госпоже Блэйскелл – они отплыли в сторону и некоторое время беседовали полушепотом.

Уголки широкого рта Джины дрожали. Перезрелые болваны!

Прошло пять минут; Джина начинала беспокоиться. Почему они ничего не делают? Почему ее еще не привели куда-нибудь? Приходилось подавить нетерпение. Жизнь! Как хороша жизнь, как полна ярких впечатлений! «Останусь ли я такой же, когда мне будет двадцать лет? Тридцать, сорок?» – спрашивала себя Джина. Уголки ее рта чуть растянулись. «Конечно, останусь. Никогда не позволю себе измениться… Но жизнью нужно пользоваться в полной мере. Нужно выжимать и пробовать каждую каплю пыла и волнения». Джина ухмыльнулась. Она плавала в воздухе, дыша перенасыщенным ароматами воздухом Станции Эйберкромби. В каком-то смысле это само по себе было приключением. Хорошо оплачиваемым приключением – ей обещали два миллиона долларов всего лишь за соблазнение восемнадцатилетнего подростка. Соблазнить его, выйти за него замуж – какая разница? Конечно, речь шла об Эрле Эйберкромби и, если он был таким же «внушительным», как стюард Веббард… Джина скептически рассмотрела огромную тушу Веббарда. Что ж, два миллиона на дороге не валяются. Если дела пойдут слишком плохо, цена может вырасти. Возможно, до десяти миллионов. По сравнению с миллиардом это все равно пустяки.