Маск: Тэйри

Глава 2

Со временем Джубал поправился и снова пустился на запад Верхней тропой. Проходя по склону горы Кардун, он провел десять минут в созерцании нового облицованного контрфорса на месте оползня, после чего поспешил в направлении Глентлина. Под вечер, совершив непродолжительную вылазку на юг, в Джанад, он переночевал в поселке Мурген и на следующее утро уже очутился в родных краях.

В доме Дроудов его возвращению обрадовались. Трюэ уговаривал Джубала остаться в поместье управляющим и блюстителем нравов: «Мы построим новый мол в бухте Балласа и добротный дом на лугах Стрещения! Что может быть лучше?»

«Нет ничего лучше, – согласился Джубал. – И все же… я не нахожу себе места. За всю жизнь я еще ничего не сделал».

«Как известно, охота к перемене мест исцеляется утомительным трудом. Чего ты хочешь? Во что бы то ни стало заставить потомков помнить твое имя? Тщеславие!»

«Согласен. Я тщеславен и опрометчив. Я не хуже любого другого, но нуждаюсь в обосновании самомнения – хотя бы для того, чтобы жить в мире с самим собой».

«Все это замечательно, – не сдавался Трюэ, – но куда ты пойдешь, чем займешься? Ты знаешь не хуже меня, как трудно приходится тому, кто не родился в привилегированном положении – к каждому яблоку в этом мире тянутся двадцать жадных рук. Не забывай также, что ты глинт, а это обстоятельство трудно назвать преимуществом в стране, где власть в руках тариотов».

«Ты безусловно прав. Но я отказываюсь сдаваться без боя – прежде, чем брошу вызов этому миру и попробую, на что способен. Ты же не можешь мне отказать в праве на такую попытку? Кроме того, мои мысли заняты еще одним делом».

«Не дает покоя таинственный эрциклист? Забудь сумасшедшего! Пусть его накажет кто-нибудь другой».

Джубал только всхрапнул, упрямо мотая головой: «От одной мысли об этом мерзавце у меня кровь кипит и зубы скрипят! Он не сумасшедший. Не остановлюсь, пока не вручу ему подписанный ордер».

«Рискованная затея. Что, если арбитры вынесут решение в его пользу?»

«Маловероятно. Могу привести трех свидетелей и предъявить вещественное доказательство, еще более неопровержимое. Ему не уйти от правосудия!»

«Глупо растрачивать силы, предаваясь страстям. Подумай о зеленых лугах Стрещения, об утесах, водопадах и лесах – это наша земля, земля Дроудов! Здесь ты найдешь достойное поприще. К чему непомерные амбиции, к чему подлые интриги, судебное крючкотворство, тайные западни Визрода?»

«Дай мне время! Гнев нужно утолить. Поживем, увидим».

Трюэ воздел руки к небу и собирался продолжить спор, но в этот момент объявили о прибытии посетителя: «У ворот человек, называющий себя Зохреем Каргом».

«Карг? Зохрей Карг? – задумчиво пробормотал Трюэ. – Где-то я слышал это имя…»

«Мать Кадмуса офф-Дроуда была из рода Каргов».

«Что ж, приведите его. Посмотрим, что ему нужно».

Показался Зохрей Карг – сутяга-тариот, в прошлом году настаивавший на справедливости притязаний Кадмуса офф-Дроуда. На этот раз он заявил с порога, что приехал в качестве посредника и что его интересуют деловые переговоры, а не вопросы первородства. С подозрением покосившись на Джубала, он обратился к Трюэ: «Если не возражаете, лучше было бы побеседовать наедине».

«Джубал – мой брат, – отвечал Трюэ. – Мне от него нечего скрывать».

«Как вам угодно, – сказал Зохрей Карг. – Перейду к делу без лишних слов. Может быть, вы не забыли, что я пытался представлять интересы вашего несчастного единокровного брата?»

«Я хорошо помню обстоятельства, в которых мы встретились, и удивлен тем, что вижу вас снова».

Зохрей продолжал любезным, мягким тоном: «В тот раз мне удалось познакомиться с владениями Дроудов, и полученные сведения позволили мне предоставить рекомендации высокородному клиенту – разумеется, Кадмус офф-Дроуд тут ни при чем. Мой клиент желает приобрести живописное поместье. Я обратил его внимание на расположенный в прибрежной северной части вашего имения перешеек с полуостровом, именуемый мысом Стрещения. Мне поручено начать соответствующие переговоры».

Трюэ не верил своим ушам: «Вы просите меня продать мыс Стрещения?»

«Такова сущность предложения».

«Продать – кому?»

«Мой клиент предпочитает не предавать гласности свое имя».

Трюэ забыл о вежливости и рассмеялся: «Не продам и стоптанный башмак тому, кого я не знаю!»

Зохрея Карга это замечание нисколько не обескуражило: «Разумная точка зрения. Но я обязан воззвать к вашему снисхождению и долготерпению. Не раскрывая никаких тайн, я заверяю вас, что мой клиент – отпрыск одной из благороднейших семей Тэйри. Заключить с ним сделку было бы для вас большой честью».

«Разве у него нет своих поместий? – вмешался Джубал. – Что ему нужно на мысу Стрещения?»

«Он ищет уединения. Насколько я понимаю, именно этот мыс наилучшим образом соответствует его намерениям».

Трюэ поднялся на ноги: «Телефонный разговор позволил бы вам не подвергаться тяготам путешествия. Мыс Стрещения я не продам. Не уступлю ни пяди земли моих предков».

Карг не вставал: «Со мной значительная сумма денег. Я уполномочен внести щедрый первый взнос».

«Мыс Стрещения не продается, – раздраженно отозвался Трюэ. – И не поступит в продажу никогда».

Карг неохотно расстался с креслом: «Очень сожалею о вашем решении. Надеюсь, вы передумаете».

Трюэ только покачал головой, и Зохрей Карг удалился.

Уже через час Карг позвонил в цитадель Дроудов. «Я советовался с клиентом, – сообщил он. – Мой поручитель предпочел бы приобрести землю, но согласен на аренду – если удастся выговорить приемлемые условия».

«Ответ прежний, – сказал Трюэ. – Вашему клиенту придется искать уединения в других краях».

«Но он совершенно очарован мысом Стрещения!» Зохрей Карг помолчал и задумчиво добавил: «Отказ от сотрудничества с таким человеком может оказаться серьезной ошибкой. Он очень влиятелен. Его дружба была бы ценным приобретением, а навлекать на себя его немилость опасно».

Предводителю клана Дроудов пришлось затратить некоторое время, чтобы переварить это замечание. Наконец он произнес: «Я не нуждаюсь в его дружбе и не боюсь его влияния. Вопрос исчерпан».

Зохрей Карг будто не расслышал: «Арендный договор был бы для вас, по-видимому, самым выгодным вариантом. Право собственности остается за вами, и в то же время вы получаете солидный доход. Важнее всего, разумеется, пойти навстречу пожеланиям арендатора, а не рисковать, пытаясь препятствовать сильным мира сего».

Трюэ больше не сдерживался: «Вы осмеливаетесь мне угрожать? Скажите спасибо изобретателю телефона!»

«Я всего лишь обрисовал фактическое положение вещей».

«Будьте любезны назвать вашего клиента по имени! Хотел бы я знать, посмеет ли он угрожать мне без посредников».

Ответа не было – Карг решил не продолжать разговор.

Тянулись дни, прошла неделя. Трюэ сделал несколько язвительных замечаний в адрес Зохрея Карга и его клиента, а также обсудил с Джубалом строительство нового волнолома и шлюзов в бухте Балласа. Джубал уже почти готов был согласиться на участие в проекте, но его удерживало некое не поддающееся определению чувство. Яр кончился, влечение к странствиям должно было быть утолено – в самом деле, бесцельно бродяжничать ему больше не хотелось. Мучительное воспоминание о событиях под горой Кардун неотвязно преследовало его – в первую очередь Джубал намеревался восстановить справедливость. За решительностью его, однако, скрывалась щемящая растерянность: ну хорошо, справедливость восторжествует – и что дальше?

Может быть Вайдро, брат его покойного отца, человек с бурным и в какой-то мере темным прошлым, мог что-нибудь посоветовать? В свое время Вайдро побывал в самых удаленных и труднодоступных уголках Маска, а теперь жил, как опальный вельможа, на охотничьей даче, некогда принадлежавшей цимбару вымершего рода Цимбаров. «Если даже Вайдро не намекнет на существование достойных внимания возможностей, останется полагаться исключительно на себя», – решил Джубал.

Воспользовавшись старым эрциклом Трюэ, Джубал проехал почти пятьдесят километров по лесам низкорослого эбена и высокого тонкоствольного тирса, по каменистым альпийским лугам и темным лощинам, мало-помалу поднимаясь к подножию горы Эйрзе, и наконец прибыл к укоренившемуся на плече крутого склона старому темному дому Вайдро – беспорядочному деревянному строению с высокой остроконечной крышей.

Вайдро, хмурый пожилой человек плотного телосложения, не тративший попусту ни слов, ни движений, вышел навстречу Джубалу и провел его на тенистую террасу. Там они уселись в легкие плетеные кресла; горничная джанского происхождения принесла им серебряный поднос с графином вина и блюдом сухого печенья. Пригубив вино из бокала, Вайдро откинулся на спинку кресла. Глаза его изучали лицо Джубала из-под полуопущенных век: «Яр изменил тебя больше, чем я ожидал».

«Я постарел на год, спору нет».

«Как тебе понравилось в Тэйри?»

«Приятные, благополучные края. Тариоты пьют сладкие вина, их девушки очаровательны. Не побывал я только в Дорфо, да и Визрод навещать не хотелось. Уничтожил тысячи кустов чертополоха, просеял гектары пляжного песка. Построил каменную стену под горой Кардун».

«А теперь, вернувшись из дальних странствий, что собираешься делать?»

«Трудный вопрос, – Джубал наклонял бокал то к себе, то от себя, наблюдая за шелковым блеском дрожащей поверхности вина. – Я достаточно разобрался в жизни тариотов, чтобы понять, чем я не хочу заниматься. Иные карьеры – только для лиц благородного тариотского происхождения, а меня, к сожалению, привлекают именно эти профессии».

Едва заметно улыбнувшись, Вайдро кивнул: «Без привилегий принадлежность к высокой касте не давала бы никаких преимуществ».

«Понимаю, – отозвался Джубал, – но смириться с этим не могу. Нам дана только одна жизнь, и я хочу совершить все, на что способен».

«Не желающему плыть по течению приходится идти против течения – так устроено любое общество. Чтобы занять место под солнцем, заранее отведенное Варесту, Имфу или Ламфери, одной решимости недостаточно. Необходимо проявить редкие способности. У тебя они есть?»

«Даже если особых талантов у меня нет, я могу предложить энергию, откровенность и прямоту!»

Вайдро поморщился: «Зачем же? Именно эти качества, как правило, не требуются».

«Среди тариотов они, по меньшей мере, привлекут внимание новизной».

«А тебе не приходит в голову, что эти черты характера могли не пройти испытание жизнью? Энергия? Откровенность? И то, и другое вызывает насмешки или преследования, в зависимости от обстоятельств. Откровенность могут позволить себе только сильные мира сего – те, кому нечего и некого бояться».

Джубал принужденно улыбнулся: «Я мог бы притвориться человеком влиятельным и обеспеченным».

«И чего, в таком случае, стоит твоя хваленая откровенность? Налей себе еще вина. Поздравляю тебя с двоедушием!»

«Но я почти не шучу! – упорствовал Джубал. – В Визроде каждый настаивает на своих привилегиях, требует признания от других. Я родился глинтом – как я добьюсь успеха, если мои притязания будут уступать притязаниям других?»

«В принципе это не лишено смысла. На практике… впрочем, кто знает? Когда ты отправляешься в Визрод?»

«У меня есть еще одно дело. Был бы очень благодарен за совет».

Вайдро снова наполнил бокалы: «Большинству советов грош цена».

«Ты не раз ходил по Верхней тропе и, наверное, бывал в деревне Айво. В трех километрах к западу от Айво тропа огибает гору Кардун…»

Пока Вайдро слушал, его отрешенная благожелательность сменилась сосредоточенным вниманием. Он строго сказал: «Тебе повезло».

«Повезло? Едва остался в живых! Конечно, могло быть и хуже…»

«Тебе не терпится сделать карьеру. У тебя появился серьезный шанс – если ты научишься не лезть на рожон со своей откровенностью».

«Будь добр, объясни, в чем дело».

«Завтра же ты полетишь в Визрод на „Голубом диске“ и передашь мое письмо одному из самых могущественных людей в Тэйри – Нэю Д'Эверу. Письмо должно быть вручено только ему лично и как можно скорее. В нем будет сказано, что ты мой племянник, желающий устроиться на службу, и что у тебя есть новости исключительной важности. Ничего не сообщай Д'Эверу, пока он не подтвердит официально, что устроит тебя на подходящую должность».

Джубал смотрел на Вайдро с почтением, граничившим с ужасом: «Что тебя связывает с визродскими магнатами?»

«Случайные обстоятельства. Не следует о них распространяться. Что касается прямоты и откровенности, постарайся пользоваться этими достоинствами как можно экономнее. Не уступай преимуществ! Если у тебя есть то, что нужно другим, запрашивай самую высокую цену! Ты – глинт, и вынужден так или иначе компенсировать невыгодное происхождение. Нэй Д'Эвер не отличается ни благосклонностью, ни щедростью. Не жди от него ни прямоты, ни откровенности – хотя с бесполезными людьми он в выражениях не стесняется. Если ты не сможешь его контролировать, то окажешься в его власти. Он не знает, что такое благодарность. С другой стороны, он не мстителен и не тратит время на сведение старых счетов. Не доверяй ему ни в чем! Если сумеешь правильно себя поставить, твое будущее обеспечено».

«Сделаю все, что смогу», – пообещал Джубал.

Глава 3

Визрод расположился на берегах залива Тенистерле – город без кричащих красок, застроенный разностильными особняками с узкими фронтонами неправильной формы. Парадная набережная огибала залив; остальные важнейшие бульвары, окаймленные плотными рядами эбенов, муаров и деодаров, сходились к Траванскому скверу – средоточию тариотского могущества. Лесистая коса Чам полумесяцем отгораживала залив от океана и соединялась с континентальным мысом Суль массивным молом с двумя приливными шлюзами.

Мора уже два часа как взошла, когда «Голубой диск» приземлился на Визродском аэровокзале. Проходя по станционному залу, Джубал запер пару саквояжей в ячейке камеры хранения, после чего вышел на привокзальную площадь. Пассажиров ожидала дюжина наемных экипажей. На козлах, чопорно выпрямившись, восседали извозчики в черных мундирах с большими бронзовыми пуговицами на эполетах – мундиры, стянутые в талии, расходились в плечах и бедрах подобно скрипичной деке.

Джубал подошел к ближайшему кебу. Водитель лениво отдал честь: «Куда прикажете?»

«К особняку Д'Эверов, будьте любезны».

«Даже так? – извозчик задумчиво оценил костюм Джубала. – Как знаете. Залезайте».

Уязвленный Джубал уселся в кабине. В свое время он намеревался одеться по визродской моде – до тех пор приходилось довольствоваться горской одеждой, крепкой, чистой и удобной, хотя и непритязательной.

Экипаж покатился по Сульской дороге к Подъему, откуда в прохладно-прозрачном утреннем воздухе открылся вид на весь Визрод – мириады пересекающихся прямых и углов, образующих серые, черные, бледно-сиреневые и белые формы, оттененные подернутыми дымкой штрихами мелких деталей. Вокруг Траванского сквера теснились правительственные здания, пылавшие отражениями солнца в окнах. На спокойных волнах залива Тенистерле покачивалась дюжина национальных фелук.

Спустившись к Парадной набережной, извозчик поехал вдоль берега на восток мимо портовых гостиниц и таверн. Набережная кончилась – водитель направился вверх по Полукольцу, свернул налево и подъехал вдоль пологой возвышенности Чама к каменной арке ворот с чугунным изображением двуглавого крылатого змея – гербом Д'Эверов.

Внутренняя аллея вилась среди деодаров и родоподов, мимо декоративных насыпей и клумб, заросших пурпурными ромашками, белоснежными колоколосьями, алыми огнелистами. Показался особняк Д'Эверов – высокое строение из серого камня с огромными окнами, застекленными сотнями фасетчатых панелей, и многоскатной крышей, делившей верхнюю часть фронтона на дюжину отдельных мансард с круто торчащими коньками и многогранными эркерами.

Кеб остановился. Джубал вышел и задержался, чтобы рассмотреть здание. Извозчик показал пальцем: «Парадное крыльцо напротив. Хотя вам, конечно, подобает пройти к боковому входу – туда ведет тропинка через кусты, не потеряетесь».

Джубал холодно обернулся: «Ваши замечания возмутительны!»

«Возмущайтесь на здоровье. Заплатите четвертак, и я избавлю вас от своего присутствия».

Когда экипаж удалился, Джубал возобновил изучение дома Д'Эверов – бесспорно, особняк внушал почтение. Игнорируя окольную тропу, Джубал взошел по широким ступеням, пересек веранду и приблизился к узкой, высокой двустворчатой двери, украшенной литыми чугунными розетками, повторявшими мотив крылатого змея. Дверь приоткрылась – ее заслонил швейцар в темно-зеленой ливрее: «Да? Вы с каким поручением?»

«Я хотел бы говорить с Нэем Д'Эвером».

«Их высокоблагородие¹² не принимают случайных посетителей».

Джубал оттеснил лакея и прошел в величественный шестиугольный вестибюль. Судя по всему, Нэй Д'Эвер проводил дни в изысканной обстановке и не мог пожаловаться на недостаток средств. На полу красовался двух- или трехжизненный джанский ковер потрясающей работы, будто светившийся изнутри глубокими, но не кричащими тонами. В соседние помещения вели просторные сводчатые проходы, с внутреннего балкона второго этажа спускалась широкая лестница.

Не замедлил явиться мажордом, вежливо, но холодно спросивший: «Что вам угодно?»

«У меня дело к его превосходительству Нэю Д'Эверу. Потрудитесь объявить, что его хочет видеть достопочтенный Джубал Дроуд».

«Это невозможно. Не могу ли я передать сообщение?»

«Будьте добры, известите его превосходительство о том, что я привез срочное письмо. Оно может быть вручено только ему лично».

По лестнице спускалась стройная, довольно высокая молодая женщина с высокомерно-безразличным лицом. Джубалу никогда еще не приходилось видеть таких красавиц. Чуть глянцевые светлые волосы с темнеющими промежутками прядей гладкой волной ниспадали к шее и распускались по плечам. На ней были белые брюки в обтяжку, свободная серая блуза и модная воздушная шаль из белого пуха, прикрывавшая плечи. Незнакомка, казалось, не замечала Джубала: «Что такое, Фланиш? Какое-нибудь затруднение?»

«Никакого затруднения, леди Миэльтруда. Этот господин привез сообщение для его превосходительства».

«Так возьми его и положи на стол в библиотеке. И вызови карету».

«Насколько я понимаю, речь идет о срочной депеше, которая может быть передана только лично в руки его превосходительства», – уточнил Фланиш.

Миэльтруда соблаговолила взглянуть на Джубала – глазами, удивительно лишенными всякого выражения: «Его превосходительство заседает в Парларии. Депеша не может подождать?»

Джубал ответил столь же спокойно и холодно: «Об этом может судить только Нэй Д'Эвер».

Слегка раздосадованная, Миэльтруда вскинула голову – ее шевелюра заволновалась светлыми и темными переливами: «Тогда лучше поезжайте со мной. Я собираюсь в Парларий и могу устроить аудиенцию».

Джубал отвесил церемонный полупоклон: «Удачная мысль». Подняв глаза, он обнаружил, однако, что слова его были обращены к удалявшейся спине молодой особы. С усилием сохраняя невозмутимость, Джубал последовал за ней на террасу и спустился к небольшой черной самоходной карете, поджидавшей у крыльца. Вступив на подножку, Миэльтруда поднялась в салон. Джубал тоже вошел и сел рядом с ней. Высокомерная блондинка сперва напряглась, но потом обреченно пожала плечами. Джубал понял, что ему предназначалось место на козлах рядом с шофером, и смог изобразить ледяную улыбку. Его амбиции внезапно кристаллизовались, он принял окончательное решение. Да, он сделает блестящую карьеру, преодолеет препятствия, превзойдет соперников силой характера и заставит тех, кто привлекает его внимание – например, изумительное существо, сидевшее с ним в карете – обращать внимание на него!

Самоходный экипаж передвигался по сложному маршруту среди лесистых холмов, мимо мшистых каменных стен и высоких живых изгородей из переливчатых кустов искромета. Ветерок из приоткрытого окна нес запахи влажной растительности – муара, древесной фиалки, гелиотропа – чем-то напоминавшие о древнем благополучии и зажиточном покое. Карета затормозила у высокого старинного особняка. Из открывшихся ворот выбежала девушка с каштановыми волосами. Дверь кареты открылась, подножка опустилась. Уже поднимаясь внутрь, резвая шатенка заметила Джубала и опешила: «Мы, кажется, не одни? Это кто такой?»

Миэльтруда взглянула на Джубала так, будто видела его впервые: «Какой-то курьер. У него депеша для отца». Она обернулась к Джубалу: «Откровенно говоря, вам следовало бы ехать с шофером».

«Вы заблуждаетесь, – отозвался Джубал. – Мне подобает ехать именно здесь».

Девушка с каштановыми волосами забралась в карету: «Ладно, неважно».

Миэльтруда капризно ворчала: «Мы собрались на официальный прием – а он, по-моему, глинт».

«Я высокородный глинт, – сказал Джубал. – Ваше беспокойство безосновательно». Он постучал шоферу: «Поехали!»

Девушки удивленно воззрились на нахала, пожали плечами и больше не обращали на него внимания. Карета катилась вниз по склону к центру города. Подруги болтали о пустяках, упоминая имена и события, Джубалу неизвестные.

Брюнетку звали Сьюной. Она казалась Джубалу чрезвычайно привлекательной и значительно более дружелюбной и легкомысленной, нежели ледяная Миэльтруда. Заколдованный, Джубал изучал лицо Сьюны – лоб, полузакрытый кудрявыми локонами, большие раскосые глаза, широкие скулы, чуть впалые щеки, изящно заостренный подбородок. «Впечатлительного молодого человека, – думал Джубал, – это лицо… эти обворожительно противоречивые мимолетные выражения… могли бы свести с ума». Сьюна не умела игнорировать попутчика-горца так нарочито, как это удавалось Миэльтруде, и время от времени бросала на него быстрый взгляд – видимо, присутствие глинта в экипаже ее не слишком задевало.

Девушки много говорили о некоем Рамусе, знакомом им обеим, и о предстоящем банкете. Миэльтруду это событие мало волновало – она только смеялась, когда Сьюна укоряла ее. «В конце концов, – сказала Миэльтруда, – торжество может и не состояться. Об этих вещах невозможно судить заранее».

«Конечно, будет банкет! – заявила Сьюна. – Рамус сам занимался приготовлениями».

«Его могут не призвать. Результат не гарантирован».

Сьюна с беспокойством впилась глазами в лицо подруги: «Ты знаешь, как повернутся события?»

«Отец говорит, что де Кворс и Мнейодес не поручатся».

Джубал чувствовал, что легкомыслие испарилось – Миэльтруда играла со Сьюной в кошки-мышки.

«Остаются Анжелюк и твой отец – а для утверждения кандидатуры нужен только один голос».

«Верно».

«Тогда в чем ты сомневаешься? Твой отец поручится, разве не так?»

«Надо полагать. Иначе почему бы он поставил меня в двусмысленное положение?»

«Значит, все будет в порядке», – уверенно заключила Сьюна.

Миэльтруда отвернулась к окну, скользнув взглядом по Джубалу, будто он был спинкой сиденья.

Через некоторое время Сьюна снова тихо заговорила: «Делается столько омерзительных вещей… Тебе это известно лучше, чем мне».

«Мир таков, каким мы его создали».

«В нашем мире тесно и скучно, – вынесла приговор Сьюна. – Он нуждается в перестройке. Рамус часто об этом напоминает».

«Маск далек от совершенства, не спорю».

«Именно поэтому Рамуса должны призвать!»

Карете, подъехавшей к Траванскому скверу, пришлось остановиться – Парларий¹³ окружила плотная толпа. Водитель наклонился к переговорной прорези: «Стоит ли пытаться ехать дальше, леди Миэльтруда? Нас могут надолго задержать».

Глядя на кишащую людьми улицу, Миэльтруда тихо выругалась: «Придется идти – а то не успеем поговорить с отцом».

Джубал соскочил на мостовую и приготовился галантно помочь девушкам выйти. Миэльтруда и Сьюна взглянули на него, высоко подняв брови, как если бы он встал на руки или проделал какой-нибудь другой цирковой трюк. Покинув карету с другой стороны, подруги направились к Парларию через Траванский сквер. Толпа затрудняла продвижение – девушки юрко лавировали, стараясь быстрее добраться до входа. Джубал, с застывшей на лице полуулыбкой, еле поспевал за ними.

Оказавшись у Парлария, Миэльтруда и Сьюна прошли к боковому входу, обозначенному стилизованными чугунными изображениями приготовившегося к прыжку фера, дохобейского сленджа, грифона, рыбы с четырьмя плавниками и двуглавого крылатого змея (гербами кланов пяти служителей народа – соответственно, Мнейодесов, Имфов, де Кворсов, Анжелюков и Д'Эверов). Два стражника в черных униформах с красновато-лиловыми полосками отдали честь Миэльтруде и Сьюне, но преградили дорогу Джубалу, скрестив церемониальные алебарды.

«Пропустите, – вмешалась Миэльтруда. – Это курьер с депешей, к моему отцу».

Стражники подняли алебарды, Джубал вошел. Девушки вприпрыжку бежали по коридору, и Джубалу ничего не оставалось, как припустить за ними трусцой, что казалось ему унизительным. Они свернули в салон, устланный темно-зеленым плюшевым ковром и освещенный зеленым стеклянным куполом. У длинного белого мраморного стола с закусками и напитками стояли и чинно беседовали человек двенадцать, мужчины и женщины в традиционных парадных одеждах. Поискав глазами среди присутствующих, Миэльтруда обратилась к пожилому человеку, ответившему учтивым жестом и наклоном головы. Миэльтруда подала знак Джубалу: «Где письмо? Я отнесу его отцу – он в фамильной ложе».

«Невозможно, – отрезал Джубал. – Мне неизвестно, насколько вам можно доверять».

Сьюна рассмеялась. Миэльтруда уставилась на нее без всякого выражения, отсутствующим взглядом – Сьюна перестала смеяться. Блондинка сказала Джубалу: «Тогда пойдемте. Может быть, мы его еще застанем».

Она быстро пошла по коридору, задержалась и приказала Джубалу торопиться величественным поворотом головы, на мгновение заставившим ее бледные волосы разлететься подобно юбке кружащейся танцовщицы. Миэльтруда прикоснулась к замку – дверь отодвинулась, и все трое зашли в обшитую деревянными панелями ложу, откуда открывался вид на огромный зал, уже набитый до отказа магнатами Тэйри, их родственниками и друзьями. Разговоры, приглушенные смешки и сдержанные восклицания создавали почти музыкальное журчание, похожее на шум небольшого водопада. В воздухе угадывались запахи цветочных масел из Уэлласа, полированного дерева, тканей и кожаной обивки, испарения тел трех тысяч магнатов и их супруг, их нюхательных порошков, косметических паст, саше, ароматических пастилок.

На подиум, метрах в пятнадцати от ложи, всходил стройный бледный человек в черно-белой мантии. Миэльтруда помахала ему рукой, но он не заметил. Блондинка подозвала Джубала: «Вот его превосходительство. Если у вас неотложное дело исключительной важности, отнесите ему депешу. В противном случае вам придется ждать до окончания церемонии».

Джубал оказался в трудном положении. Вайдро советовал не действовать опрометчиво, использовать любую ситуацию с выгодой для себя. Нэй Д'Эвер был занят и явно неспособен обсуждать будущее Джубала в духе неторопливой сосредоточенности, полезной для достижения оптимальных результатов. Джубал задумчиво отозвался: «Я подожду». Посмотрев вокруг себя и не находя в ложе отдельного кресла, он присел на длинную скамью с фиолетовыми подушками.

Неприятно пораженная Миэльтруда что-то прошептала Сьюне – обе девушки обернулись, глядя на Джубала. Плохо скрываемое веселье подруги раздражало Миэльтруду необычайно. Плотно поджав губы, блондинка раздраженно уселась на противоположном конце скамьи.

Из-под купола раздался мягкий вибрирующий звон. На подиум взошли еще трое. Все четверо сели в кресла за столешницами из черного дерева с чугунными эмблемами – грифоном, фером, рыбой и двуглавым крылатым змеем. Возбужденное бормотание смолкло, в зале наступила почти осязаемая тишина.

К передней балюстраде подиума вышел предвозвестник Парлария. Широко воздев руки, он принялся декламировать нараспев: «Магнаты Тэйри, мы понесли потерю! Ушел из жизни один из величайших. Мудрость его долгие годы служила нам путеводной звездой, щедрость его была целебным бальзамом и благословением для нуждающихся. О нем безутешно скорбят все тариоты. Великий соборователь естественносущных обрядов произнесет надгробную хвалу: да вознесется монический спектр усопшего сияющей стезей просвещенного неведения! Преподобный соборователь, мы внемлем».

Великий соборователь появился на балконе над подиумом. В одной руке его была хрустальная держава, символизировавшая космос, в другой – сиренево-белоснежное соцветие лулады, напоминавшее о скоротечности бытия.

Согласно древним предписаниям, ритуал продолжался ровно двадцать три минуты. Соборователь провозглашал еретические постулаты, аудитория отвечала правоверными песнопениями-опровержениями. Наконец голоса первосвященника и паствы воодушевленно слились в восходящем гимне, приветствующем растворение усопшего в Рассеянном Спектре Спектров.¹⁴

Затем великий соборователь возложил себе на голову черно-белую митру и произнес Семь Слов. Воздев соцветие лулады и державу, жрец отступил в тень за балконом.

Предвозвестник Парлария вернулся на подиум и продолжил декламацию: «И вновь я говорю о клане Имфов! Еще не увяли лепестки лулады на могиле, еще не развязались узлы скорби. Но вопреки удару судьбы Имфы не отказываются от беззаветного служения стране. Снова они жертвуют лучшим, благороднейшим из своих сынов! Кто сегодняшний кандидат? Человек, способный внести весомый вклад, достойный представитель касты. Он сознательно выбирает жребий служителя – одинокое бремя неблагодарного труда, бесконечные часы сомнений и поиска, молитв и творческих озарений. Нет, он не отступит, не дрогнет! Я говорю, конечно, о Рамусе Имфе. Ныне он предстанет перед здравствующими трибунами, чтобы поведать о своих стремлениях и надеждах. Долг служителей – оценить достоинства кандидата, его мужество, рвение и прозорливость».

Предвозвестник сделал паузу, шагнул вперед, торжественно поднял указательный палец: «Поистине, непогрешимы лишь туманные вихри Невыразимой Сути! Следовательно, чтобы занять вакантное место пятого служителя, Рамусу Имфу достаточно единоличного призвания. Если же мнения всех четырех здравствующих трибунов сойдутся в том, что сегодняшняя кандидатура омрачена каким-либо изъяном, пусть даже несущественным, бремя сие возложат на другого, более достойного отпрыска Имфов. Служители погружены в глубокое раздумье. Уже сейчас они взвешивают „за“ и „против“. Уже сейчас они спрашивают себя: „Достоин ли Рамус Имф стать пятым служителем народа?“ Или они вынуждены будут с сожалением настаивать на выдвижении еще более безупречной кандидатуры? Предстань перед Советом служителей, Рамус Имф! Назовись, поясни свои принципы и побуждения, выслушай решения трибунов!»

Из центрального прохода под ложами вышли три человека – один чуть впереди и двое, в ритуальных одеждах, справа и слева от него. Они шествовали медленной церемониальной поступью так, как это делалось с незапамятных времен – за коротким шагом одной ноги следовал длинный шаг другой. Приблизившись к возвышению, сопровождающие застыли в позах почтения и трепета.