Она рано потеряла отца, а мать у неё была достаточно суровой женщиной. Вырастила она её в строгости, без всякого баловства. Руки девочки ещё не могли дотянуться до коробочки хлопкового куста, а она уже стала ходить вместе с матерью в поле и собирать хлопок. Мать носила с собой небольшую табуреточку. Дочь взбиралась на неё, добирая хлопок вслед за матерью. Сначала лишь то, что укрывалось от глаз матери, потом приноровилась работать наравне с ней.

Много лет спустя, когда она уже стала знаменитостью, к ней приезжало немало корреспондентов, желающих познать тайны этой знаменитой сборщицы хлопка. Среди них были и такие, которые со скепсисом воспринимали её рекордные показатели. В их глазах было затаившееся недоверие, а на устах застыл так и незаданный вопрос:

– Это сколько же народу собирали этот хлопок, записывая его под твоим именем?

Какое же огромное удовольствие она испытывала, когда видела их ошарашенные лица. В следующий раз её удостоили того, что сняли весь процесс уборки на камеру, желая показать миллионам зрителей в новостях, какой же скорости могут достигать эти проворные девичьи пальцы.

Новоиспечённый муж тоже, видимо, воспринимал её как часть хлопкового поля. Ей было обидно, что он называл её Коробочкой. Ласково называл. Но обидно было всё равно. Не той коробочкой, которая просто маленькая коробка, а коробочкой хлопкового куста. Он не уставал повторять, что нужно много солнца и воды, много тепла и света, чтобы эта коробочка созрела, лопнула и подарила всем нам белоснежное чудо по имени хлопок. Он не уставал повторять, что она – это его хлопковое чудо. Коробочка.

– Я – твоё солнце, Коробочка.

Это была его постоянная присказка. Это солнце действительно умело греть. В его лучах она купалась, грелась, нежилась, теряя девичью угловатость.

Не в материнском доме, а в снятой им на время осенней сессии квартире, она впервые почувствовала себя женщиной. Он не уставал говорить ей, что судьба сама подарила ему такое сокровище. Долго рассказывал ей о том, какая же она красивая и умная. Она верила и не верила. Боялась верить. Не только словам, но и фактам. Она долго не могла поверить даже в то, что этот обаятельный парень является её мужем. Это нежданно -негаданно свалившееся на неё счастье она воспринимала, как какой-то незаслуженный ею подарок. Через девять месяцев она родила сына. Успела. Ведь самым главным для неё было не просто забеременеть, а успеть родить до начала сбора хлопка.

Осенью она опять ставила рекорды, побивая свои собственные. И лишь тогда, когда закончилась вся эта хлопковая вакханалия, она впервые в жизни поняла, что такое счастье. Счастье быть рядом с настоящим мужчиной. Она плохо верила в то, что она та самая единственная, о которой он всю жизнь мечтал. Хотя он и говорил ей постоянно об этом, но она себя всё время одёргивала – не верь. Кто знает. Может первые три года так оно и было. Счастье похожее на сказку. Какой-то холодок внутри себя она почувствовала после очередного хлопкового марафона. Вроде внешне ничего не изменилось. Но интуиция подсказывала ей, что за это лето, она перестала быть его единственной женщиной.

Подсознательно она допускала, что в его жизни могут появиться и другие девушки. Время было тяжёлое. Сколько красивых девок, недолюбленных, недоцелованных, неприкаянных и просто несчастных. Они с нескрываемым вожделением смотрели на него просто как на самца-производителя. Некоторым из них нужна была всего одна ночь и ребёнок, зачатый от него.

У него же была любимая присказка: «Я не бабник. Я всего лишь жалостливый мужик, позволяющий себе изредка осчастливить тех, кому не хватает мужского внимания. Если, конечно же, они очень попросят об этом». Очевидно, что просили. Свою присказку же он никогда при ней не озвучивал. Она случайно услышала эти бьющие наотмашь слова. Как то он со своим другом- инвалидом отмечал праздник. Стол был всё ещё накрыт, но водка уже выпита. Друзья просто болтали. И чёрт её дёрнул так невовремя вернуться домой. Всё же есть вещи, о которых лучше не знать. Но теперь она знала. Правда, потом он уверял её, что это была всего лишь дурацкая шутка.

К его чести, ей следовало бы признать, что он никогда не ходил налево в её родном селе. Из своих периодических загулов, когда он уезжал в город на пару дней, он всегда возвращался с подарками и преисполненный огромным чувством вины. Это была запретная тема в их доме. Такая же запретная, как табак и алкоголь. Они об этом просто никогда не говорили вслух.

Она точно знала, что он её любит. И никогда её не бросит. Но также чётко понимала, что ни пить, ни курить, ни гулять он не перестанет. Тогда это был бы другой человек. И неизвестно смогла бы она любить его с той страстью и восторгом, которые вызывал в ней этот удивительный мужчина. Да и в памяти чётко осели материнские слова о том, что с мужиками нужно обходиться так же, как с собаками: «Вовремя кормить, никогда не ругать и регулярно отпускать погулять».

Пять лет. Недолгих пять лет длилось это её счастье. Ровно до того памятного дня, когда она стала председателем колхоза. Первые полгода он ещё терпел, а потом предъявил ей свой ультиматум.

– Посмотри на себя. Ты приходишь с работы выжатая как лимон. На тебе лица нет. Ты перестала замечать и меня, и ребёнка. Всю свою энергию ты отдаёшь чужим людям. А мы? Это же просто работа. Надо уметь вовремя остановиться, а не доводить себя до изнеможения.

Она что-то пыталась объяснить. Он не слушал. Второй его ультиматум был предельно категоричен.

– Или мы уезжаем отсюда, или я ухожу от тебя. Ты же не карьеристка. Зачем тебе всё это?

Всю оставшуюся жизнь она мысленно будет отвечать ему на этот вопрос, находя всё новые и новые аргументы. А он уедет. Да и отвечать уже будет некому. Спустя полгода после того, как он перебрался в город, его не стало. Немного больше водки, чем следовало бы, было выпито, немного больше дождя на извилистой дороге и не вовремя отвернувшаяся удача. Всё это вместе привело к тому, что она в одночасье стала вдовой. Перестала быть его женой. Но не успела при этом даже развестись с ним. И всё же стала именно его вдовой.

Услышав весть о его смерти, она чётко знала, что будет делать. Перевезла его тело, организовала похороны и поминки. В знак траура оделась во всё чёрное. Сперва это был траур по мужу. Пусть и по бывшему. Потом одежда чёрного цвета стала её второй кожей. И она уже не снимала этот траур. По существу же, это был траур по самой себе. Как по женщине. Умер он и умерла женщина в ней. Осталось бесполое существо. А ещё осталась холодная постель и его точная маленькая копия. Его сын.

Малыш, с первых дней своей жизни, прекрасно понимал, насколько занята его мать и умел сам развлекать себя. Потом он пошёл в детский сад, который организовала она. Детский сад был весь из себя образцово-показательный. Как и её сын. Она и не заметила, как рано он научился читать. Лишь удивлялась тому, как он легко перешагивал из одного класса в другой. Пойдя в школу в пять лет, он уже к двенадцати годам он уже кончил восьмилетку.

Журнал «Квант» был его любимым развлечением. Когда там печатали фамилии школьников, раньше всех решивших довольно сложные задачи этого научно-популярного журнала, то там часто мелькала его фамилия. Он не любил демонстрировать матери свои успехи. Когда же он стал победителем республиканской олимпиады по физике в Баку, мальчика попросили пригласить родителей. Он честно заявил всем этим дядечкам и тётечкам в какой-то солидной комиссии, что отца у него нет, а у матери нет времени заниматься такими глупостями. Если что-то нужно передать ей, то он может сделать это сам.