– Сколько тебе лет?
– Кто твои родители?
– Какую школу ты закончил?
Но среди этого моря вопросов и ответов, время от времени, звучали и такие, что вызывали просто недоумение. Чего стоили фразы студента о том, что он не умеет получать хорошие оценки. А ещё и о том, что его отец убеждён в том, что его сын просто не в состоянии хорошо учиться. Несмотря на все заверения своей жены, он считал, что Господь Бог обделил его сына своими милостями и не дал ему какого-либо таланта. Достаточно было сравнить ведомости успеваемости сына и дочери, чтобы убедиться в том, что дочь – умница и отличница, а сын – просто посредственность. В пять лет мать отдала его в еврейский детский сад, а потом он пошёл в гимназию. Он не видел ничего необычного в том, что умел дифференцировать в двенадцать лет, а интегрировать в тринадцать. Несмотря на то, что объём его знаний был несоизмерим с тем, что знали его одноклассники, он так и не вошёл в число лучших учеников. Ну, не было ему это дано. Не любил, да и не умел демонстрировать свои знания. Думал, что если он что-то знает, то это уже хорошо. Даже без того, чтобы кто-то оценил, насколько же хорошо он это знает.
Плохих оценок отец никак не мог простить сыну. Он даже не задумывался о том, что оценки – это не всегда точное отражение знаний человека. Отец его закончил гимназию с медалью и очень гордился этим.
Также он гордился и тем, что жена его тоже была медалисткой, а к тому же не была лишена научных амбиций. Словом, они были замечательные, умные, внимательные родители. Ну, просто отцу было очень сложно осознать, что сын его представляет собой редчайший феномен, абсолютно не укладывающейся в стандартные представления о том, что же такое хороший ученик.
В такой атмосфере Гений с самого детства привык относиться к себе с изрядной долей иронии. И к своей внешности, и к своим умственным способностям, и к умению адаптироваться к окружающей среде. Он был настолько худ, что говорил о себе, что у всех обычных людей телосложение, а у него теловычитание. Ну разве нормальный человек может говорить о самом себе такие гадости? А может и в этом, не от мира сего студенте, тоже жил чудак? Кто его знает?
А ещё студент просто постеснялся рассказать своему педагогу о том, что женщины являются одним из важных компонентов, придуманной им теории счастья. Два других состояли из любимой работы и общения с интересными людьми. Он придумал эту теорию после того, как отказался от своей идеи фикс – самоубийства. Спас его, как это ни странно, действительно сам Стендаль. Вернее, герой его романа «Красное и чёрное» Жюльен Сорель. Именно под влиянием этого человека он принял решение: надо не просто принять эту жизнь такой, какая она есть, но и обязательно, несмотря на все гадости и пакости, имеющие место в ней здесь и сейчас, суметь стать счастливым. Ну, и конечно же, этот страшный рассказ о мальчике без рук, выводящем знаменитую фразу, тоже заставил его задуматься о том, что же такое жизнь, для чего она даётся нам и как же всё-таки надо её прожить.
Все эти размышления и побудили его создать теорию счастья. Он был уверен, что она не только поможет ему самому стать счастливым, но и окажется очень полезной для разных всяких других людей. К сожалению, он ничего об этом не сказал своему преподавателю. Просто постеснялся. А ещё, конечно же, он даже не мог предположить, что у этого педагога очень сложные взаимоотношения с таким явлением, как счастье. Иначе он объяснил бы ему, что нужно всё проанализировать и понять, что же мешает тебе быть счастливым. А ещё он мог бы убедить его в том, что счастье всегда внутри нас. И что лучше притворяться счастливым, чем считать себя несчастным. Не сказал же он об этом лишь потому, что не осмелился перешагнуть какой-то внутренний барьер. Он, вообще-то, был очень застенчивым. Ведь ему было всего шестнадцать лет.
Педагог долго расспрашивал своего студента, есть ли у него хорошие знакомые или родственники в Москве или Ленинграде. Он прекрасно понимал, что такой юноша не может поселиться в общежитии и выстраивать свою жизнь так, как это обычно делают студенты. Как же его обрадовали слова о том, что оказывается в Ленинграде у него живёт тётя. Так сразу же зародилось решение переводить его из Баку не в Москву, а в Ленинград.
Лишь после того, как все хождения по кабинетам были завершены, эта, казалось бы, нескончаемая эпопея такого длинного дня, наконец-то, подошла к концу. Теперь ещё несколько месяцев надо было дожидаться официального разрешения из министерства. Но, слава богу, что все необходимые письма в Москву были уже отправлены. К концу учебного года, наконец-то, пришёл официальный ответ из министерства, и все остальные проблемы также были благополучно разрешены. А перед летними каникулами они встретились ещё раз. Это была, фактически, их последняя встреча. Студент уехал, а преподаватель остался. Чудак и Гений расстались. Навсегда.
Гений будет дальше жить своей жизнью. В ней будет такое количество ярких событий, интересных семинаров, замечательных людей, что он навряд ли будет вспоминать об этом странном педагоге, сумевшим в одночасье изменить размеренное течение его жизни. А чудак всё же время от времени будет пытаться что-то узнавать о том, как же живётся его бывшему студенту. Вернее, его будет беспокоить вопрос о том, сумел ли Гений раскрыть сполна тот великий талант, которым его одарил господь бог. Ведь в стране, в которой они жили, был нарушен нормальный ход истории. Здесь Гений мог умереть с голоду, оказаться жертвой случайной уличной драки или погибнуть в силу своей рассеянности и постоянного нахождения на грани двух миров. Реального и виртуального. Очевидно было лишь одно. Это то, что мир науки был для Гения такой же реальностью, как и окружающая его среда. Вот и жил он на самой кромке, разделяющей их. А это всегда опасно. Кромка – она и есть кромка.
***
Семья этого чудака-педагога в корне отличалась от семьи студента-гения. Прежде всего, она была абсолютно далека от мира науки и образования. Отец его занимался торговлей, а мать – домом. Сам он считал своего отца уникальным человеком. Умным, циничным, решительным. Он-то был абсолютно другим – добрым, мягким и уступчивым. Но, тем не менее, никак не мог простить отца, что едва ему исполнилось шесть лет, как тот отдал его в немецкий пансион. Пансион запомнился ему жёсткой дисциплиной. И отвратительной едой. При первой же возможности он сбежал домой. Ненадолго. Всего на часок. В свободное от занятий время. Мать его досыта накормила разными всякими вкусными вещами. Когда он уже пытался выскользнуть из дома, отцовская рука неожиданно схватила его за плечо.
– Имей в виду, что, если мать ещё раз попытается покормить тебя, я вас с ней на пару выгоню из дома.
Больше он не приходил из пансиона домой. Разумеется, кроме стандартного выходного дня, который полагался ему по воскресеньям. Но и в этот выходной отец не разрешал матери его баловать.
– Ты пойми одно. Он должен привыкнуть к другой еде. Когда он кончит школу, то пойдёт учиться в университет. Там всюду еда будет, как у немца в пансионе. Не дари ему своей заботой новых разочарований.
Даже воскресный день не был для него обычным днём отдыха. Отец был уверен, что его сын не только в совершенстве должен знать Коран, но и выучить персидский язык. Именно поэтому в свой единственный день отдыха, он полдня был обязан читать отцу Коран, а вторые полдня заниматься с педагогом, который приобщал его к миру великого Фирдоуси.
Он сам даже не понял, как, когда и каким образом он выучил русский язык. Видимо, всё же здесь сыграла свою роль дружба с русскоязычными ребятами из пансиона. Случайно выяснив, что он прилично болтает по-русски, отец заставил его научиться читать и писать на кириллице. Когда он закончил школу, отец повёз его в Швейцарию.
– Знаешь, какие бы катаклизмы не происходили в мире, богатство любит тишину и покой. Здесь они есть. Именно поэтому люди доверяют этой стране самое ценное, что у них есть – свои деньги. Я уверен, что здесь ты можешь спокойно учиться и завершить своё образование. Факультет можешь выбирать сам. Мне абсолютно всё равно, какую ты получишь специальность. Лишь бы тебе было интересно.
Он выбрал физический факультет. Ему казалось, что там должно быть всё просто замечательно. Уже первые месяцы учёбы показали, что он не ошибся с выбором специальности. Учился он хорошо и с большим удовольствием. Когда через некоторое время отец приехал его навестить, у них состоялся весьма странный разговор. Всю оставшуюся жизнь он будет вспоминать обрывки этой беседы и ругать себя за то, что не запомнил её целиком. В деталях и подробностях.
– Ты уже не ребёнок. Читаешь газеты и видишь, что происходит вокруг. Видимо, вся эта спокойная жизнь продлится совсем недолго. Может быть, даже, это последний год спокойствия на нашей земле. Дальше начнётся нечто страшное. Думаю, что нас ещё почти сто лет будут потрясать трагедии и несчастья. Нам с тобой просто не повезло. Изначально не повезло. Мы родились на стыке трёх империй. Любые катаклизмы в них так или иначе будут затрагивать нас. Очевидно, что перемены неизбежны. И я не думаю, что они принесут с собой что-то очень хорошее. Я хочу уехать далеко-далеко. Возможно, даже за океан. Наверное, так и сделаю. Хочу лишь кое-что тебе сказать. Ведь, наверное, ты сам замечал, что у нас с твоей матерью не всё ладно. Слишком мы с ней разные. Любые мои попытки хоть в чём-то переделать её всегда наталкиваются, мягко говоря, на глухую стену.
Действительно, он с самого детства видел, что отец может прекрасно существовать в двух разных, казалось бы, мирах. Запад и Восток гармонично уживались в нём. Мать всегда держалась за традиции обеими руками. Импульсивный же отец часто просто пугал её своим неординарным поведением, неожиданными поступками и постоянной тягой к новшествам.
– Понимаешь, она считает, что счастья в мире нет и не может быть, в принципе. Она уверена, что человек рождается в страданиях, живёт страдая и в страданиях же умирает. Убеждена, что это наш удел и надо уметь принять это, как должное. Страдать и понимать, что нет жизни вне боли и страданий. Я же всегда считал, что я – баловень судьбы и рождён для того, чтобы прожить яркую, красочную и счастливую жизнь. Без намёка на то, что когда тебе плохо – то это норма. На этот переезд она не даёт своего согласия. Но я всё равно уеду. Хочет она этого или нет. Но теперь уже очевидно, что уехать мне придётся одному.
Он подумал, что жизнь на чужбине не так уж и хороша. Дома, конечно же, намного лучше. Он прямо сказал об этом отцу.
– Ну и отлично. Она тоже хочет, чтобы ты вернулся домой и был с ней. Вот и совпали ваши желания. Я рад. Отец замолчал. Молчал и он. Это было тяжёлое молчание. После глубокого вздоха отец снова заговорил.
– Обычно об этом не говорят с сыновьями. Для детей проблемы родителей всегда остаются окружёнными некой тайной. Но у нас с тобой неординарная ситуация. И я рискну кое-что тебе рассказать. Знай, что я влюбился в твою мать с первого взгляда. Она была красавицей. Красавицей из очень благополучной семьи. Я же был нищ и бос. И замуж её за меня отдали с огромным трудом. Но из множества претендентов на её руку она выбрала именно меня. Это только посторонним кажется, что женщина на Востоке лишена выбора. Здесь, даже, если мужчина абсолютно уверен в том, что это его выбор, то это просто иллюзия. Он может внушать себе всё, что угодно. Если мужчине хочется, пусть так и думает. На самом же деле это означает только одно: до него этот выбор уже был сделан женщиной.