Буран стоял на том самом балконе, где Солнце встречал когда-то народ после долгого путешествия. Он невозмутимо смотрел на всех сверху вниз, сжав алые губы на белом лице. Люди снизу кричали, все больше гневаясь. Царь услышал торопливые шаги и обернулся: сзади него стоял Ноктис. Буран кивнул ему и получил приветственный кивок в ответ. Он вновь взглянул на бушующую толпу, а затем сдержанно поднял одну руку, собираясь держать речь. Толпа стихла.
– Свободный народ Севера! – начал Буран. – Внемли моему слову, ибо я твой Царь, избранный тобою и тобою признанный! Мы на грани войны… Нет, война уже идет. Стена пока сдерживает наших врагов, но когда-нибудь они найдут способ разрушить ее – Юг славится сильнейшими магами мира. Армия султана… Великая Армия. Никакая иная не может сравниться с ней силой и жестокостью. Север готов противостоять: я собрал лучших солдат под предводительством лучших командиров. Но знайте: погибнет много людей. Война калечит физически, душевно. Война пожирает сердца и умы, превращая людей в их тени, их зеркальные подобия…
– Зачем тогда воевать? Впустите их, сдадимся без боя! – крикнул кто-то из толпы.
– Впустить их? Неужели вы вправду верите, что султан оставит хоть кого-то в живых? Он снесет все на своем пути, превращая ваши дома в пепел, ваши души – в рабов, а ваши тела – в пустые сосуды. А если все же южане пощадят северный народ, он лишится своего могущества, своей свободы, своей культуры. Мы должны воевать, и если мы сплотимся, если пожертвуем собой ради тех, кого любим…
– Не тебе говорить это! – послышался звонкий мужской голос. – Ты виноват в смерти царевича Солнца и царевны Гесны. Ты совершаешь одну ошибку за другой, не думая о последствиях и воображая, будто все идет, как надо.
Люди внизу зашумели, гул голосов витал в яростном воздухе. Темнота сгущалась, лица смазались, освещенные неровным огнем факелов. Природа затихла, и только ветер, как всегда, гудел меж сбивчивых рядов бунтовщиков.
Буран замолчал, опустив голову. Глаза его сверкали, отражая северные огни. Но молодой царь вновь устремил свой взгляд на недовольную толпу, принимая вызов, и тихо сказал:
– Что важнее: долг или семья? Я сделал свой выбор. Я заботился о государстве, как иные матери заботятся о своих детях. Я допустил роковую оплошность и признаю это. Но сейчас я знаю, что единственный способ отстоять свою Родину – это вступить в бой.
– Не слушайте его, не слушайте! – вскричал остервенелый голос, затерявшийся затем в шуме вторящих ему криков.
Еще мгновение, такое нереальное, туманное, и толпа стала рваться в замок, осаждая его со всех сторон. Люди бились в мощные двери, и они начали поддаваться. Человеческие возгласы превращались в гневные звериные рыки, плюющиеся ядом. Толпа уже не могла сдержать себя, мужчины и женщины попадались в сети ее влияния, жаждали горячей крови, которой итак было пролито вдоволь. Люди топтали друг друга, толкали, стремясь пробраться во дворец первыми.
Буран покинул балкон, последовав за Ноктисом. Они прошли не больше нескольких метров, и капитан остановился.
– Толпа рвется в замок, и скоро они окажутся здесь, – сказал он, почему-то колеблясь, – Я проведу вас безопасными путями…
– Я не хочу прятаться, как крыса. Я был рожден воином, им и останусь, пусть это не разумно. Мне уже не править Севером и не найти, ради чего жить. Но мой народ не убьет меня. Я буду сидеть в заточении и долго ждать своего часа, как бывает со всеми неудавшимися правителями.
– Вдруг южане пощадили бы нас… – помедлив, сказал Ноктис. – Я боюсь за свою семью.
– Я знаю, – кивнул Буран сдержанно.
Ноктис постоял немного, вглядываясь в волевое лицо своего государя. Сердце капитана сжималось в тревоге, нужно было решаться: еще секунда, и станет поздно.
– Простите, – прошептал он и, достав из-за пояса свой блестящий кинжал, воткнул его Бурану в живот, вдавливая все глубже и глубже.
Молодой царь подавился воздухом и согнулся, облокотившись на руку убийцы. Потом он осел, в голове его гулял туман, приносящий с собой все горести прошедшей жизни. Ноктис прислонил обессиленное тело к каменной стене скупо освещаемого коридора и унесся прочь, оставив Бурана наедине с собой и приближающимся топотом тысячи ног. Умирающий еще видел изношенные сапоги рядом с собой и чувствовал торопливое течение темной крови, уносящей его дыхание. Затем Буран закрыл глаза, и стена пала.
В это время Мороз лежал у себя в постели, и сон его перемежался с бредом, в котором горели костры быстрых шагов и сбивчивые голоса незнакомцев. Мороз тяжело дышал, его бил озноб. Вокруг не было никого, кто мог бы помочь… Но когда мужчина открывал глаза, ему казалось, будто он видит воздух, который уносит его куда-то, через открытое окно, в ночь. Холод долины касался его лба, и звездный свет лизал бледную кожу, блестевшую капельками пота. А в замке оставался красный огонь, пожиравший ковры и занавески; разгоряченные тела, бежавшие по коридорам; шум и ярость, застилавшая глаза. Блики пламени играли на стекле времени, плавя его и превращая в тягучую смесь бесконечности и мига…
Мороз очнулся в каком-то шалаше из плотной синей ткани. Вокруг было тихо, и серость сумерек как всегда была непривычна для глаз, знавших только свет и тьму. Он был один. Мужчина приподнялся на локтях, чувствовал себя намного лучше. Опустив ноги на холодную землю, он встал со смятой кровати, пошатнулся, но удержался, чтобы не упасть. Вдруг на его плечи опустились чьи-то руки, и перед ним оказалась красивая женщина, будто вышедшая прямо из воздуха. Мороз сразу узнал ее и потерял дар речи, замерев в тишине сонного полумрака.
– Тебе еще нельзя ходить, – улыбнулась женщина и мягко надавила на плечи мужчины, усадив его на кровать, – Как ты себя чувствуешь?
– Ты так молода, – выдохнул Мороз, не ответив на вопрос, – как в первый день нашей встречи. Ты… и твой народ приходили к Солнцу, я чувствовал вас за своей спиной и слышал ваш плач. Но ты вновь ушла. Гесна теперь с Солнцем.
– Я знаю. Буран ушел вслед за ними.
– Твои дети мертвы… А ты смотрела на Север и позволяла всему случиться. Ты бросила их, выбрала свободу, ты бросила меня! – Мороз все больше злился и повышал голос, который эхом звенел в разрушавшейся тишине, – Где теперь они? Я не справился, я… не умел. Тебя не было рядом.
Мужчина замолчал и скорбно взглянул на женщину, которая присела на край кровати, глаза его были наполнены горечью и сознанием собственного бессилия. За тканью помещения набирал силу свет солнца, и начали виднеться движущиеся тени, легкие, как шелест весеннего ветерка.
Лучи далекой золотой звезды робко проскальзывали сквозь щели плотной материи, оставляя следы на промерзлой земле. На лицо женщины упали капли утреннего света, осветив ее смуглую кожу, обрамленную шелком каштановых волос. Солнце заглянуло ей в глаза, просвечивая их постоянно меняющий цвет витраж. Сейчас они густели изумрудной зеленью качающихся далеких трав.
– Я всегда была рядом, – вдруг тихо сказала она, – Ни на минуту я вас не оставляла, даже когда была на другом конце мира. Не будь так несправедлив ко мне.
Мороз опустил голову. Они сидели так, в тишине, долго, а за синим полотном их убежища набирало силу солнце, расцветая в золотую сочную лилию, обогревавшую уставшие от холода ночи живые тела.
– Где мы? – наконец промолвил мужчина.
– В небе, – женщина слегка улыбнулась, – Мы кочевники, и редко останавливаемся. Сейчас мы в небе.
– Но разве это не земля под моей кроватью? – спросил Мороз, нахмурившись.
Женщина рассмеялась тихим звоном лесных колокольчиков, и смех ее, не разрушая тишину, заплясал в безмолвии.
– Мы одолжили для тебя летающий островок у магов Запада. Забавно, правда? Сами мы живем в облаках…
– Я могу выйти? – Мороз недоверчиво блеснул глазами, и по лицу его проскользнула тень удивленной улыбки.
– Боюсь, что нет. Тебе нельзя видеть наш быт. Ветра живут призраками, невидимыми стрелами, пронзающими даль пространства. Наша жизнь – табу для людей.
– И остаться здесь я, видимо, тоже не могу? – спросил мужчина, уже зная ответ.
Его собеседница покачала головой, грустно улыбнувшись. Он встала с кровати, и легкая белая ткань ее длинного платья заскользила по воздуху. Женщина выглянула на улицу, слегка отодвинув ткань входа, и в образовавшуюся щель смело ворвался золотой свет и прохладное дуновение окружающего пространства. Она обернулась на Мороза и протянула ему руку, обтянутую светлой материей. Мужчина встал и подошел к ней, и вместе они вышли из шалаша, который оказался теперь на площадке у северного дворца, разрушенного и павшего в объятиях небытия.
– Сколько времени прошло? – испуганно спросил Мороз, остановившись и с ужасом взирая на руины.
– Ты спал два месяца благодаря отвару лесных трав… Я буду ждать тебя в тронном зале, – сказала его спутница и исчезла, растворившись невидимым ветром.
Мороз остался один, окруженный камнями разбившегося неба, которое не смог удержать Буран. Он, как зачарованный, медленно переступал сваленные кем-то колонны, не в силах оторвать взгляд от осиротевшего дворца, лицевая стена которого была практически снесена. Мужчина вдруг понял, что вокруг и вправду никого нет – ни души… Тишина пожирала разум, и только низкое гудение разносившего снег ветра уверяло Мороза в его все еще существующей способности слышать.
И так одинокий человек шел по пустынной долине, заваленной каменными руинами, как во сне воспринимавший реальность. Наконец, он добрался до просторного тронного зала, так же разваленного и тоскливого. Помещение освещалось смелыми лучами солнца, проникавшими сквозь дыры в стенах. Впереди, утопавший в тени, стоял затерянный трон, холодный и неприветливый.
Шаги Мороза гулко отдавались от каменного пола, и звук их улетал затем в бесконечное тихое белое пространство брошенного Севера. Мужчина дошел до царского трона и, не раздумывая, грузно опустился в него, стеклянным взглядом осматривая комнату. В тронном зале почему-то никого не было, и никто его здесь не ждал, как было обещано.