Эхо

17

На выходных Му Дафу отправился на встречу. Жань Дундун осталась с дочерью дома и взяла на себя приготовление ужина. Пока она жарила овощи, без конца повторяла про себя: «Главное – не пересолить»; когда же они сели ужинать, то вкус ей показался каким-то странным.

– Как тебе на соль? – обратилась она к Хуаньюй.

– Несоленое.

– Ты просто привыкла к папиной еде, которая явно на любителя.

– Папа вкусно готовит, зато мама лучше объясняет математику, – ответила дочь.

«Какая сметливая, – подумала Жань Дундун, – маленькая, а уже понимает, как сохранить баланс между папой и мамой».

В десять вечера, уложив Хуаньюй спать, она вытащила из нижнего отсека своей шкатулки сигарету, осторожно выскользнула на балкон спальни и закурила. Уличные шумы заметно ослабли. Окна в многоэтажке напротив уже наполовину были темными, самым светлым оставалось лишь место под уличным фонарем за северными воротами. Вдалеке между высотками всеми цветами радуги переливались рекламные щиты. С реки, приятно лаская лицо, дул легкий ветерок. Со стороны могло показаться, что Жань Дундун улетела куда-то далеко в свои безграничные фантазии, но на самом деле она вообще ни о чем не думала, в ее голове царил полный вакуум.

Вдруг дверь на балкон открылась, в проеме появился он. Надо же, как она отключилась, даже не услышала его шагов. Он поймал ее с поличным. Она быстро потушила сигарету и извинилась, сославшись на то, что в последнее время на работе напряженка, вот и не утерпела. До свадьбы она время от времени тоже прикладывалась к сигаретам, пытаясь побороть сон, пока работала над раскрытием дела, но поскольку Му Дафу не переносил запах табачного дыма, ему не хотелось, чтобы его жена курила. Она все прекрасно поняла и без лишних слов курить бросила. Все одиннадцать лет замужества Жань Дундун избегала сигарет и других мужчин, но кто бы мог подумать, что в последние дни она возьмет и сорвется.

– Если тебе от этого легче, то кури, но так, чтобы Хуаньюй не видела, – произнес он.

– Нет, я должна держать слово.

– Ты уверена, что справишься? – Он как-то странно посмотрел на нее.

Она решительно кивнула.

Он прошел в комнату и увидел на столе старый журнал. Полистав его, заметил, что их совместные с Бай Чжэнь фотографии испещрены какими-то линиями, каждая из них представляла собой стрелку, которая начиналась от глаз Бай Чжэнь и заканчивалась на его лице.

– Жань Дундун, как это понимать?

Она вышла на порог балкона и, прислонившись к косяку, задала встречный вопрос:

– А сам не догадываешься?

– Ума не приложу.

– Почему она, где бы то ни стояла, не спускает с тебя глаз? – холодно улыбнулась Жань Дундун.

Тогда он, горько усмехнувшись, взял линейку с карандашом и принялся чертить новые линии. Пять его линий оказались более ровными и короткими, при этом каждая из них заканчивалась не на нем, а на мужчине, что стоял с ним рядом. Швырнув журнал обратно, он произнес:

– Посмотри внимательнее.

Она подошла ближе, наклонилась и, ткнув в незнакомца, спросила:

– Кто это?

– Муж Бай Чжэнь, – раздраженно откликнулся он.

«Железное доказательство, – подумала она, – тут в самую пору порадоваться, но почему он так раздражен?»

Она решила продолжить наступление:

– У Бай Чжэнь такое выражение лица, будто она смотрит на любовника.

– Правда? – усмехнулся он. – А я-то тут при чем, если она смотрит не на меня? Кстати, на фото все просто стоят, откуда такие выводы?

– Интуиция, – сказала она как отрезала, словно интуиция могла разрешить любые сомнения.

– Страдающий поносом будет вздрагивать при каждом пуке, – хмыкнул он. Но если до этого в его усмешке было сомнение, то теперь в ней слышался сарказм.

– Ты так ведешь себя, словно защищаешься. Самозащита говорит о том, что в шкафу у тебя припрятаны скелеты.

– Какая защита? Какие скелеты? – Он широко развел руками, словно встретившись с каким-то гигантом.

– Ты и Бай Чжэнь… – Ее взгляд впился в него, словно гвоздь в дерево.

– Ты сбрендила! – Он резко поднялся и принялся нервно ходить по комнате.

– Чем больше ты злишься, тем больше это доказывает, что я попала в точку.

– Где тут логика? – Он ударил рукой по столу. – Ты можешь порочить меня, но не смей, пожалуйста, порочить других.

– Посмотрите-ка, как мы страдаем, – наседала она.

Не желая продолжать перепалку, он направился вон из комнаты.

– Ты укрываешься, – бросила она ему вслед.

– К чему мне укрываться? – Он вдруг повернулся к ней лицом и, боясь разбудить Хуаньюй, прикрыл поплотнее дверь.

– Так-то лучше. – Она уселась за стол, словно собираясь продолжить допрос.

Постепенно придя в норму, он опустился на свое обычное рабочее место. Разделенные столом, они сидели друг против друга, это позволяло сохранить дистанцию в сорок пять сантиметров – из всех возможных социальных дистанций для супругов это была максимально удаленная. Для нее такое расстояние было идеально, чтобы вести разговор: окажись они ближе, она бы стала уязвима для него физически, а окажись дальше – ее угрозы потеряли бы должное воздействие.

– Насколько мне стало известно, те два раза ты не заказывал никакого массажа, – произнесла она, выдержав паузу.

– Так никакого массажа и не было. – Он снова стал приходить в раздражение.

– Ты ведь сам рассказал про массаж, еще и признал, что это был массаж с продолжением, – удивилась она.

– Ты могла поверить только в такой вариант, я постоянно вынужден тебе уступать, приноравливаться к тебе, подстраиваться под тебя, потому что тебе нужна не правда, а только то, что ты сама хочешь услышать.

– И в чем тогда заключается твоя правда?

– Мы играли в карты.

«Ну и хитрец», – усмехнулась она про себя, и в этот момент ей показалось, что и он про себя тоже усмехнулся. Ведь он с самого начала запутался, называя имена приятелей, причем, пытаясь внести поправки, запутывался лишь сильнее, даже идиот такому не поверит. Очевидно, что он не хочет говорить правду, но без этого решить противоречие не получится, а раз так, нужно это противоречие обострить, чтобы он почувствовал невыносимую горечь страданий. И она продолжила:

– В один из дней, когда ты снимал номер, в наш город как раз приехала Бай Чжэнь, как так совпало?

– Издательство организовало ей проживание в отеле «Парчовый сад», это легко проверить, – бесстрастно ответил он.

– Она могла там и не проживать, это могло быть просто ширмой.

– Ну, тогда мне нечего сказать.

– Другими словами, молчание – знак согласия?

Он помолчал, а потом вдруг повысил голос:

– Ты чего в конце концов добиваешься?

«Снова встречный вопрос», – подумала она. Во всех его вопросах от «как это понимать?», «что мне скрывать?», «какая защита?», «какие скелеты?» до «где тут логика?», «к чему мне укрываться?», «ты чего в конце концов добиваешься?» отсутствовала убедительность, он словно хватался за слова, чтобы не молчать или успеть продумать ответы. Она была твердо уверена, что совесть его нечиста, поэтому решила раскрыть свои карты:

– Раз ты продолжаешь врать, могу предложить только развод. Твои выходки и так уже серьезно сказались на моей работе, в частности, на установлении личности преступника.

– Развод так развод. Когда? – абсолютно спокойно отреагировал он, словно давно этого ждал или морально уже был к этому готов.

– Подождешь, пока я поймаю убийцу? У меня сейчас правда нет на это никаких сил, – предложила она деловым тоном.

– Я только боюсь, что ты будешь ловить убийцу всю жизнь, – злобно усмехнулся он.

– Не бойся, это случится скоро. – Она была преисполнена уверенности, будто преступник уже находился на расстоянии вытянутой руки.

18

До обеда, после допроса подозреваемого, она получила сообщение с незнакомого номера: «Встретимся в 20:00 в книжном баре „Парчовый сад“, есть разговор, приходите одна». Она еще раз глянула на номер, он относился к другой провинции.

После ужина она переоделась в штатское, вовремя прибыла в назначенное место и заняла местечко за столиком у окна. Минут десять спустя напротив нее присел щегольски одетый господин. Его лицо показалось ей знакомым, но припомнить точно, кто это, она не могла. Он представился супругом Бай Чжэнь, Хун Аньгэ. Вот это да! Она наконец вспомнила, что видела его на фото в журнале. У него было холеное лицо, небольшие глаза, но при этом густые брови, выглядел он очень элегантно, да и держался представительно. Помнится, Му Дафу рассказывал, что тот был специалистом в сфере связи, но поскольку любил литературу, то женился на писательнице – ни дать ни взять любитель молока, который завел себе дойную корову.

– Специально прилетели? – спросила она.

Вместо ответа он разлил по чашкам чай из захваченного с собой термоса. Жань Дундун знала этот сорт, его как-то дарила им Бай Чжэнь, чай отличался таким первоклассным вкусом, что она на него даже подсела. Хун Аньгэ принялся рассказывать, что они с Бай Чжэнь большие любители чая, что у себя на родине они содержат большую чайную плантацию, что эта плантация находится высоко в горах, что рядом с ней нет никаких промышленных заводов, круглый год в этих краях стоят туманы и воздух там наичистейший… Речь его лилась настолько гладко, словно он выступал в роли чаеторговца.

Жань Дундун глянула на часы и попросила:

– Может, не будем углубляться в запутанный нарратив, как это делает ваша супруга? Давайте перейдем к делу.

Он на мгновение замер, после чего снова продолжил говорить про чай.

– То есть вы приехали, чтобы рассказать, что у вас в семье все прекрасно, так?

– Так, так, – закивал он.

– А еще вы, наверное, хотите сказать, что вы с Бай Чжэнь любите друг друга? – не спуская с него глаз, спросила Жань Дундун.

– Так, так, – он продолжал кивать.

– Вас прислал ко мне Му Дафу?

От испуга он тотчас поставил чашку на стол и затараторил:

– Нет-нет, просто я увидел, что профессор Му прислал сообщение Бай Чжэнь, в котором написал, что вы их подозреваете, поэтому я, собственно, и прилетел.

– А вы их ни в чем не подозреваете?

– Бай Чжэнь очень меня любит, она не может мне изменить.

– Вы читали ее рассказ «Одна ночь»?

– Да-да, в нем как раз описывается наша история.

– То есть вы предпочитаете заниматься этим в темноте и в конце кричать «кайф»?

Лицо его тотчас залилось краской. Сорокалетний мужчина – и вдруг краснеет? Ее это удивило, она даже прониклась к нему симпатией.

Он осторожно сделал несколько глотков, после чего, заикаясь, произнес:

– Я просил ее не вдаваться в детали нашей личной жизни, но она меня не послушала, все это очень неудобно.

Сказав это, он продолжил смаковать чай, незаметно поглядывая на собеседницу. Всем своим видом он напоминал нашкодившего мальчишку; могло показаться, что вина лежит не на Бай Чжэнь, которая вытащила на поверхность детали интимной жизни, а, собственно, на этих самых деталях. Жань Дундун вдруг стало стыдно, она и подумать не могла, что ее разногласия с Му Дафу вдруг нанесут вред семье, которая находилась от них за тысячи километров. Вместе с тем в душе она завидовала, завидовала тому, насколько сильно Хун Аньгэ доверяет Бай Чжэнь.

– Простите, – произнесла она, – я ошибочно обвинила Бай Чжэнь. При случае я обязательно принесу ей свои извинения лично.

– Ничего, ничего, – замахал он, – мы с Бай Чжэнь совершенно не сердимся. Профессор Му – порядочный человек, его очень ценят в интеллектуальных кругах. Он не замешан ни в каких скандалах, все свободное время проводит дома, слабый пол считает его несговорчивым – он слишком сильно вас любит.

Если бы не эта последняя фраза, в которой он, что называется, пририсовал змее ножки, она бы даже уверилась в честности и порядочности своего мужа. Однако всего одна лишняя реплика полностью перевернула ее впечатление от разговора, одним махом разрушив только что выстроенную башню из кубиков. Зато благодаря этой фразе она поняла, что Хун Аньгэ – заступник, которого подослал к ней не кто иной, как Му Дафу. Вполне возможно, что и билет на самолет ему тоже обеспечил Му Дафу, да и весь этот разговор Хун Аньгэ наверняка передаст Му Дафу. Тогда она решила сменить тактику и объявила, что хотя и ошиблась в отношении Бай Чжэнь, но при этом абсолютно уверена, что муж ей изменяет, и только потому, что у нее сейчас слишком много сил отнимает работа, она не имеет возможности выяснить до конца, кто на самом деле является его любовницей.

– Это точно не Бай Чжэнь. Когда она прилетала на презентацию, мы с ней общались по видеосвязи, и это продолжалось до двух ночи.

– А после двух ночи? Лично мы с Му Дафу, когда были влюблены, могли не спать до утра, – уколола она Хун Аньгэ.

Тот поперхнулся, взял чашку и отпил пару глотков, его кадык дважды скользнул туда и обратно. Пару раз он тихонько прокашлялся, его невозмутимость как ветром сдуло. Тогда она спросила:

– С какого времени вы кричите «кайф»?

– С тех пор, как мы влюбились. Я всегда так делал. – Он не понял ее намека.

– А вот Му Дафу делает так только последние года три. Возможно ли, чтобы кто-то попросил его об этом?

– Возможно. Вообще-то у меня тоже имелись подозрения, и, хотя сегодня я прилетел, чтобы защитить жену, на душе у меня очень даже неспокойно.

На этом их разговор оказался исчерпан, оба понимали, что продолжать его они не в силах. Они словно боялись навредить себе же, хотя внешне это выглядело как разоблачение Му Дафу и Бай Чжэнь. Сперва они продолжали пить чай, но поскольку вечно пить чай они не могли, поэтому погрузились в молчание. Она взглянула на часы. Он произнес:

– Я привез две коробки чая, удобно будет пройти со мной, чтобы взять?

Она встала со своего места. Он пошел оплачивать счет. Они поднялись на лифте. Вошли в номер. Освещение внутри было приглушенным, что создавало несколько интимную обстановку. Передавая чай, он случайно коснулся ее руки, оба, словно испугавшись чего-то, отпрянули друг от друга, коробки упали на пол.

– Хочешь им отомстить? – спросил он.

Она кивнула и тут же замотала головой. Он сгреб ее в объятия. Сама удивившись, она его не отстранила. Стискивая ее все крепче, он чуть слышно прошептал ей в самое ухо:

– Можно?

До мурашек лаская слух, его шепот будил желание. Однако она ничего не ответила. На какое-то время она растерялась и впала в ступор, словно ее поместили в сильное магнитное поле с одинаково заряженными полюсами, тянувшими ее в противоположные стороны. Он приблизился, чтобы поцеловать ее. Она его остановила. Тогда он опрокинул ее на кровать, собираясь расстегнуть на ней блузку. Она крепко схватилась за ворот и попросила его остыть. И он остыл, сел рядом, уставился на нее. Тогда она разрешила ему раздеть себя, но с условием, что, расстегивая очередную пуговицу, он каждый раз должен будет отвечать на один вопрос. Он кивнул.

– Ты веришь, что они изменяли?

– Верю.

Он расстегнул первую пуговицу.

– Ты говорил, что она – любовь всей твоей жизни?

– Она первая мне изменила.

Он расстегнул вторую пуговицу.

– Получается, что потом ты будешь обманывать себя?

– Вся наша жизнь – обман.

Он расстегнул третью пуговицу.

– Ты хочешь уподобиться им?

– Мы будем квиты.

Он расстегнул четвертую пуговицу.

– А что мы скажем детям?

Его руки вдруг задрожали, следующую пуговицу он расстегнуть не смог, словно наткнулся на мертвый узел.

– Прости, – проговорил он, вытирая глаза, из которых вот-вот готовы были политься слезы.

Он заплакал, словно обиженный кем-то мальчишка, и пока он плакал, то одну за другой застегивал на ней только что расстегнутые пуговицы.

– Мы – не они. – Она резко уселась на кровати. – Хорошо, что ты не расстегнул пуговицы до конца, иначе я бы в тебе обманулась. Я просто тебя проверяла. Ты не выключил свет, хотя говорил, что предпочитаешь заниматься этим в темноте. Ты их покрываешь.

Сказав это, она вышла из номера. Чувствуя себя так, словно из него выкачали литр крови, он в оцепенении рухнул в кресло, вспоминая все, что только что произошло, словно все это случилось во сне.

19

Вернувшись домой, она увидела, что вся гостиная завалена кипами старых журналов, книг и другим барахлом. Му Дафу находился в гардеробной, нагнувшись и выставив зад, он копался в шкафу. Она сняла пальто. Собираясь повесить его, она вдруг заметила, что в ее секции царит идеальный порядок – вся одежда висит, разделенная по сезонам, на полках аккуратными стопочками уложено белье и другие предметы гардероба. Он высунулся наружу, глянул на нее, но при этом даже не поздоровался. Она убрала пальто в шкаф и присела на банкетку. Он принялся складывать одежду из своей секции.

– Развод еще не оформлен, а ты уже собираешь вещи? – отметила она.

– Ничего я не собираю, просто навожу порядок. Когда в доме черт ногу сломит, то и атмосфера соответствующая.

Она холодно усмехнулась.

– Это ты вызвал Хун Аньгэ?

– Нет. Но он только что прислал мне сообщение, написал, что тебя до конца дней следует холить и лелеять, просил беречь тебя.

С этими словами он вынул мобильник и, найдя сообщение, показал ей.

Она снова холодно усмехнулась:

– Это уже перебор. Он пишет так, потому что боится, как бы ты не увел у него жену.

– Ты меру-то знай! – В сердцах Му Дафу одним махом развалил только что сложенную стопку одежды.

«Знать меру? – подумала Жань Дундун. – Если бы ты сам соблюдал меру, я бы не оказалась сегодня в объятиях другого мужика, который повалил меня на кровать и чуть было не отымел. У меня никогда никого, кроме тебя, не было, но твои выходки вынуждают меня отплатить тем же».

– Как это называть? – Он швырнул перед ней пачку сигарет. – Ты же говорила, что бросила, а сама тайком прячешь это.

– Девятнадцать штук, просто забыла выбросить, курить не курила, – проговорила она, заглядывая внутрь пачки.

– А это? – Он швырнул ей флакончик с флуоксетином. – Выходит, ты употребляешь это тайком!

Краска разом отхлынула от ее лица, даже в голове стало пусто, она испытала настоящий стыд, как если бы в лифте испортила воздух, а кто-то пристально бы на нее посмотрел. Она считала, что хорошо припрятала и сигареты, и лекарство, – все это добро она специально положила в его книжный шкаф, но, очевидно, такая тактика оказалась провальной. Она тяжело выдохнула.

– Слишком большая нагрузка, я принимаю это в микродозах и лишь от случая к случаю, чтобы ослабить тревожность.

– Почему бы не лечь в больницу? – Он принялся нервно расхаживать взад-вперед, как будто принять успокоительное требовалось ему.

– У меня еще не настолько все плохо, – ответила она. – К тому же я вот-вот распутаю дело. Убийца оказался достаточно изощренным. Если же лягу в больницу, он точно соскользнет с крючка. Я с таким трудом вышла на него, не хочешь же ты, чтобы я его упустила?

– Тебе что дороже, здоровье или работа?

– Предыдущие два дела я раскрыла точно в таком же состоянии. Ты как литературовед наверняка помнишь, как о таланте отзывался Бальзак. Талант, говорил он, – это страшный недуг, он как жемчуг, который на самом деле является болезнью моллюска. Если мы возьмем таких гениев, как Эйнштейн, Ницше, Нэш, ван Гог, Пикассо, Бетховен, Толстой, Кафка, Хемингуэй, Линкольн, Черчилль и множество других им подобных, то все они в той или иной степени были психически больными, но это нисколько не помешало им добиться успехов в своей области. Другими словами, мое состояние тревожности или маниакальность, называй как хочешь, совершенно не мешает мне ловить злодеев, а может быть, даже и помогает.

– А почему бы не привести отрицательные примеры? Возьми того же Гитлера, ведь он тоже был психопатом!

– Я принимаю просто для профилактики, неужели у меня такой же серьезный случай?

– Если даже случай несерьезный, все равно надо обратиться к врачу, или я все расскажу замначальника Вану. – Он неподвижно уставился на нее, словно сам только что принял дозу диазепама.

– Я могу развестись с тобой даже дважды, сначала один раз и потом – еще раз. Будет как в эссе Лу Синя «Осенняя ночь» – финиковое дерево, а потом еще одно финиковое дерево. Но если ты сохранишь это в тайне, я даже готова… – Она вынула из пачки сигарету и, не зажигая, сунула себе в рот. – Даже готова простить измену и не разводиться.

«Ну и ну, – подумал он, – да с твоими нервами совсем все плохо, если ты наш брак смешиваешь с работой. Такое ощущение, что поймать преступника для тебя куда важнее, чем сохранить семью».

– Да хоть бы и выбрала развестись – я все равно заставлю тебя сходить к врачу.

– Я тебе дала шанс, но, к сожалению, ты им не воспользовался. А ведь если бы захотел, то смог бы и воду в ладонях удержать. – С этими словами она выбросила сигарету и растерла ее на полу.

– Я в шансах не нуждаюсь, я лишь хочу, чтобы ты была здорова.

– Я лучше знаю свой организм.

– А вот это не факт, тут главное слово – врача.

На следующий день она вдруг изменила позицию и согласилась сходить с ним к психиатру. Фамилия у доктора была Мо, они вышли на него по рекомендации друга Му Дафу. Доктор Мо провел психодиагностический тест, по результатам которого Жань Дундун получила 96 баллов. Результаты по таким параметрам, как нетерпимость, дезинтеграция, демонстративное поведение, антисоциальность, пассивная агрессия, депрессия и т. п., у нее оказались средними, что говорило о том, что все эти симптомы совсем уж очевидных проявлений не имели. Слегка завышенными оказались лишь нарциссизм и маниакальность. Что до маргинальности, уклонения, зависимости и т. п., то эти показатели у Жань Дундун оказались и вовсе низкими. Иными словами, проявления данных качеств у нее отсутствовали.

Доктор Мо вынес вердикт:

– Никаких проблем с психикой у вас нет, ни в коем случае не принимайте таблетки просто так. Кто в наше время не испытывает стресса и живет без тревог? Мы уже и не мыслим себя без всех этих болячек современности типа афазии, бессонницы, социальных расстройств, приобретенной олигофрении, крайней экзальтации, агрессивности, рационализации, когнитивных расстройств, не говоря уже о фобиях и много-много чего еще…

Она слегка улыбнулась. Доктор Мо улыбнулся тоже.

В машине по дороге домой Му Дафу спросил ее:

– Как тебе удалось набрать столько баллов?

– Я знала, как именно следует отвечать.

Жань Дундун было приятно оттого, что ей подфартило, она была счастлива, словно школьница, которая на контрольной угадала верный ответ. Ее лицо осветилось редкой за долгое время улыбкой. Му Дафу даже чуть было не поцеловал ее – давненько не появлялось у него таких побуждений. Да и она уже давно не выглядела столь милой.

– Раз у меня такой прекрасный результат, значит, я в состоянии контролировать свои эмоции. Перед приходом к врачу мы заключили пари, и ты сказал, что если доктор сочтет меня здоровой, то ты сохранишь все в тайне.

Впереди образовалась пробка, он бибикнул.

– Эй, ты на связи?

– Не заметила, что я мигаю? – откликнулся он, показав на включенный поворотник.