Однажды ночью в её комнату вошла мама. Без стука. Она, видимо, хотела пожелать спокойной ночи, но, заметив её тяжёлое дыхание и конвульсивное подёргивания, замерла в дверях. Лили тихонько стонала, пока её рука размеренно двигалась под одеялом. Завидя ошеломлённую мать, она накричала на неё, и та поспешно ушла, закрыв за собой дверь. На следующий день Лили ждал неприятный разговор с родителями. Как истинный католик, отец Лили не мог стерпеть такой мерзопакости и снял с петель дверь в её комнату, лишив уединения. А мама стала следить за ней ещё тщательнее и отгоняла парней, опасаясь ранней беременности.
Лили была в бешенстве. Её возмущение выросло в огромный ком, который грозил вот-вот взорваться. Что удивительно, Голос её успокаивал, просил переждать. Но приступы ярости у Лили всё равно иногда случались.
– Что с тобой, дорогая? – с ужасом спрашивала мама. – Мы тебя не узнаём в последнее время. В тебя словно дьявол вселился! Надо сходить в церковь в воскресенье, и всё пройдёт…
– К чёрту вашу веру! К чёрту вашего бога! – кричала Лили, сбрасывая вещи со стола. После этого она измученно падала на пол и начинала рыдать от бессилия. – Я всё та же Лили, мама, папа! Я всё та же! Никто в меня не вселялся! Я просто… просто обычный человек… Со своими желаниями и целями… Просто позвольте мне быть собой и самой решать, что делать. Пожалуйста!
Нет, конечно, родители не могли ей такого позволить. Для них она была всего лишь маленькой, глупой девочкой, неспособной защитить себя. И тогда Лили решила действовать всем назло.
– Считаете меня одержимой дьяволом? – усмехнулась она, глядя на своё отражение в зеркале. Слёзы замерли в её покрасневших глазах. – Будет вам одержимая…
Примечания:
* Головная боль и спазмы в животе считаются симптомами одержимости, но могут быть вполне обычным проявлением предменструального синдрома.
3. Обряд
– Расскажи мне, как и когда в тебя вселился демон, – спрашивает Джереми с приятной улыбкой.
«А он хорошенький», – думает Лили, с любопытством осматривая его. Высокий, плечистый, с длинными стройными ногами и весьма соблазнительными ягодицами. Темноволосый.
– Я расскажу, святой отец, только не могли бы вы… – Лили кивает головой на связанные руки. Переводит на него взгляд и невинно хлопает ресницами. – Если только вам не нравится видеть меня в такой позе. Обещаю быть послушной.
Он усмехается и смотрит на её руки. От верёвки кожа покраснела и покрылась ссадинами. Джереми печально вздыхает и цокает языком, с досадой мотая головой.
– Нет, это неправильно, – он подходит к Лили и развязывает верёвки. Она незаметно приподнимает голову и втягивает его запах. Джереми приятно пахнет: элитным парфюмом и чем-то мужским; энергетикой, морем, терпкими грейпфрутовыми оттенками и глубокими, едва уловимыми древесными нотами, похожими на тёплый аромат костра. – Связывают только буйных, не способных себя контролировать. Ну, вот… Так лучше?
Лили молча кивает, разминая запястья. Он довольно улыбается, отходит к изножью кровати и отвязывает её лодыжки.
– Тебе он нравится, так ведь? – замечает Голос, и Лили мысленно соглашается с ним. Она знает, что никто, кроме неё, не слышит его, но всё равно поглядывает на экзорциста, пытаясь разглядеть в его лице намёк на удивление или даже страх. Нет, не слышит. – Прикоснись к нему. Ты ведь хочешь его.
Лили слегка боится. Боится, что Джереми оттолкнёт её. С другой стороны, и что в этом такого? Зато можно повеселиться.
Она становится на четвереньки и медленно ползёт к нему, словно кошечка. Джереми явно ошеломлён, с приоткрытым ртом наблюдая за её грациозными движениями. В воздухе вибрирует неслышимая для человеческого слуха музыка, гипнотизируя и увлекая за собой. Остановившись у его ног, Лили прикасается к его животу и плавно ведёт ладонью вверх, пока не встаёт на колени. Смотрит на него снизу вверх ангельским взглядом, под которым скрывается голодное желание. Лили чувствует, как он борется с собой, и как она постепенно обретает над ним власть.
Джереми глубоко вдыхает, и его маска благочестия даёт трещину. Схватив её за загривок одной рукой, а другой – за шею, он склоняется и припадает к её губам.
– Хорошая девочка, – шепчет он у её рта, и в глазах его, затянутых поволокой, отражается что-то, вернее, кто-то другой. – Я не сомневался в тебе.