– Не знаю, откуда у церкви такая склонность к доминированию, но… В принципе, ты действительно мог бы быть моим отцом, если бы не предохранялся в моём возрасте, – игриво улыбается она. Заглядывая ему в глаза, полушёпотом добавляет, смакуя каждую букву. – Папочка…
Джереми знает, что всё это происки дьявола. Он повидал много разного дерьма, в том числе и то, что было призвано соблазнить или смутить. Но в этот раз тело предаёт его, отдаваясь возбуждением в члене. Он закрывает глаза, молится и возвращает себе контроль.
– Ты – необычный священник, – замечает Лили.
– А ты – необычная девочка, – отвечает ей Джереми и натянуто улыбается. – Расскажи мне, как и когда в тебя вселился демон.
Примечания:
Песня из плейлиста Джереми Smalltown Boy – Bronski Beat.
2. История Лили
Будучи единственным ребёнком в семье, Лили никогда не была капризной. Да, возможно, чуть взбалмошной, возможно, немного своенравной и порой любопытной, но без особых крайностей. Вполне обычная девочка, выросшая в такую же обычную шестнадцатилетнюю девушку. Чем она и отличалась от сверстников, так это рассудительностью и какой-то внутренней мудростью, что не мешало ей периодически дурачиться.
Религия никогда особо не прельщала её, но родители – ревностные католики – не оставляли попыток приобщить её к вере. Обычно Лили удавалось избежать воскресного похода в церковь, но в тот раз не получилось.
Они сидели на скамье в самом центре дома божьего, когда святой отец начал свою проповедь. Лили тайком достала телефон и только принялась читать давно забытую электронную книгу, как мама вырвала телефон из её рук и угрожающе вытаращила глаза. Пришлось сидеть и слушать. Поначалу было ужасно скучно. Святой отец бубнил, хотелось спать. Но постепенно проповедь о противостоянии Бога и Дьявола завладела её вниманием. Если с Богом всё было более-менее понятно, то Дьявол вызывал вопросы и казался интересной личностью. Бунтарь, мятежник, падший ангел – разве было в этом что-то плохое, злое? Обострённое чувство справедливости не давало ей так думать. Люцифера прокляли, повесили на него всех собак и согнали в Ад только потому, что у него было собственное мнение. Лили с ним была отчасти согласна. Люди в большинстве своём – паразиты, от которых Земля никак не может избавиться. Глупо обвинять во всех смертных грехах кого-то другого, а не себя. Почему-то Лили думалось, что у Люцифера были дела куда интереснее, чем копаться в грязном белье человечества. А может, он, наоборот, пытался помочь людям? «Сияющий», «Светоносный», «Тот, кто приносит рассвет»… Не очень-то похоже на Верховного Демона Зла.
Уже после проповеди, рассматривая икону, на которой Михаил низвергает Люцифера в ад, в груди Лили возникло какое-то странное томление. Оно тлело в ней, будто маленькая искорка, пока через несколько месяцев не разгорелось в полную силу. Это не было похоже на то, что в неё что-то вселилось, нет. То было чувство, её собственное. Лили просто мысленно разговаривала с ним, как с воображаемым другом, и оторопела от неожиданности, когда он однажды ей ответил. Это был Голос.
Поначалу Голос был безэмоциональным и холодным, как, наверное, и должен звучать тот, кто существует вне пространства и времени. По мере разговора он начинал окрашиваться различными тонами, приобретая человеческие черты. Лили порой чувствовала, как тот незримо прохаживался по её разуму, памяти, сканируя и перенимая её видение мира. Никогда и ни с кем она не вела настолько удивительных и вдохновляющих бесед, как с Голосом.
Он знал, что ей скучно, он понимал её. В один прекрасный день, когда Лили сидела на уроке литературы, Голос стал декламировать древние писания на арамейском, посчитав лирику Шарлотты Бронте слишком сентиментальной. Когда очередь рассказывать выученные стихотворения дошла до Лили, ей показалось забавным повторить за Голосом. Стоит ли говорить, как побледнела бедная учительница? Одноклассники сдавленно хихикали, восприняв эту выходку актом бунтарства.
Лили периодически жаловалась на головную боль и спазмы в животе*. Стала раздражительной и саркастичной. Каждый раз, когда кто-то, в том числе и родители, заводили разговор о религии, на её лице отражалось болезненное презрение. Обычно она просто отмалчивалась, но впоследствии стала отпускать циничные шуточки про Бога и библию.