Рядом с кондуктором сидело маленькое хрупкое женское тело. В длинной цветастой рубашке и ярко салатовых леггинсах. Тело побалтывало в воздухе худыми ножками и время от времени вертело головой – то полностью отворачиваясь от меня к окну, то замирая в профиль. Волосы, ядовито-рыжие, заплетены в две тугие короткие косички, белые маленькие кулачки смирно лежат на бедрах. Когда яркая голова полностью отворачивалась – я не сомневался, что это девчонка лет двенадцати, но в профиль открывалась часть лица и шея. И тогда я уже не мог понять: то ли это была школьница со старым лицом, то ли старушка в одежде школьницы.

Я давно смирился, что можно сразу не понять пол прохожего, но такая штука с возрастом со мной впервые. Я шарил по незнакомке взглядом, словно обыскивал преступницу: меня смущала ее поза (так сидят дети, готовые вот-вот сорваться с места), прическа и веселящиеся ножки. Старушки вообще болтают ногами? Но когда пассажирка поворачивала голову, вся эта детскость становилась жутким маскарадом. Под яркими волосами – густо напудренное морщинистое лицо, уголки обмазанного темной помадой рта опущены и тянут за собой дряблые щеки. Очевидно же, что старуха! Очевидно, что сумасшедшая.

Автобус снова тряхнуло – я посмотрел на девушку, она сделала все по сценарию: потопталась, нахмурилась, но на этот раз открыла глаза и строго посмотрела на меня. Я тут же перевел взгляд, это раньше мне казалось, что в темных очках можно пялиться сколько угодно, пометался по салону и угодил в обращенные на меня глаза девочки-старушки. На пару секунд я завис, разглядывая слезящуюся сероватую муть. Пока смотрел в глазах защипало (со мной всегда так, когда смотрю в чьи-то «нездоровые» глаза), я пару раз крепко зажмурился, опустил голову и уставился на свои кроссовки. Притворился, что погружен в себя и дела мне ни до кого нет.