Тайна одной саламандры, или Salamandridae

Ева неодобрительно глянула на него и открыла досье с фотографиями худощавой китаянки. Судя по гладкому кукольному лицу, ей было от силы лет сорок, но в сопроводительной записке говорилось другое.

ЧЭНЬ ЮШЕНГ, 66 лет.

Доктор медицины, профессор университетов Италии, Франции и США. Сторонница эффективного соединения методов древних восточных целителей с достижениями современных медиков. Утверждает, что уже рождён первый человек, который проживёт тысячу лет. Предлагает различными способами регулярно продлевать жизнь стареющим людям на 10-20 лет, чтобы они доживали до очередного прорыва в омолаживающих технологиях.

Таким образом, согласно Чэнь Юшенг, человек шаг за шагом продлит своё существование на 50-100 лет, в течение которых будет разработана совершенная терапия, позволяющая омолодиться до состояния 30-40-летнего и пребывать в нём неограниченно долгое время.

– Ещё одна оптимистка, – сказал Одинцов, припомнив Абрахама Бутсму. – Хотя логика во всём этом есть…

В досье было сказано, что Чэнь Юшенг практикует китайскую терапию чжэнь-цзю – иглоукалывание или прижигание особых точек на теле – и увлечена диетическим питанием: китаянка оказалась поклонницей Николы Теслы.

Пришлось Одинцову искать в интернете справки о гениальном физике, который собирался прожить до ста сорока лет и разработал для этого собственную стратегию. Тесла ежедневно проходил больше пятнадцати километров и много плавал. Ел всего дважды – калорийный завтрак в семь утра и белковый ужин в семь вечера. Питался овощными супами, молоком и кашами, не употреблял мяса и фасоли, щавеля и чечевицы, которые закисляют желудок. А кроме того, физик отказался от сексуальной жизни.

Одинцов был согласен с Теслой насчёт ходьбы и плавания; не возражал против каши – хотя лучше всё-таки с мясом, но последний пункт ему категорически не понравился.

– Зачем тогда вообще жить? Просто чтобы жить?! На кой нужна такая жизнь?

– У Теслы была миссия, – строго сказала Ева. – Он до самой смерти оставался величайшим изобретателем всех времён.

– Что, и сто сорок лет прожил?

– Нет. Но когда в восемьдесят один его сбила машина, он лечил сломанные рёбра сам, без врачей. И ещё позже самостоятельно вылечился от пневмонии. – Ева вздохнула. – А умер в восемьдесят шесть. От чего – неизвестно. Вроде бы тромб оторвался. И на вид ему давали не больше сорока пяти.

– В Одессе говорят: как покойник питается, так он и выглядит, – глубокомысленно заметил Одинцов.

Он ещё некоторое время читал о том, как Чэнь Юшенг исследовала способы усиления иммунитета, разыскивала описания диет в древних китайских манускриптах, обобщала опыт европейских последователей Теслы и адаптировала его к современным условиям – с учётом существующих продуктов, ритма жизни и прочих нюансов…

– Знаешь такую балерину – Майю Плисецкую? – спросил Одинцов у Евы. – Я в балете ничего не понимаю, но тётка великая однозначно. Танцевала лет до восьмидесяти, по-моему. Тоже миссия. Не хуже, чем у Теслы твоего… А когда её спрашивали, какую надо соблюдать диету, чтобы оставаться стройной и подвижной, отвечала: «Не жрать!».

– Кстати, я проголодалась, – сказала Ева.

Терраса прибрежного ресторана была удобна ещё и тем, что компаньоны могли не отвлекаться от работы ради еды. Ева заказала себе пхукетского лобстера на банановых листьях с гарниром из свежих фруктов. Близился вечер, и Одинцов тоже решил перекусить, но его отвлёк звонок Дефоржа, который резко ускорил ход событий.

Глава XI

– Чэнь Юшенг получила несколько странных мейлов, – сказал по телефону француз. – Очень странных.

Одинцов не сомневался, что люди Дефоржа присматривают за фигурантами списка учёных. Значит, и в почту залезли… «Молодцы», – подумал он, а вслух спросил:

– В чём странность?

– Ей прислали результаты анализов, которые в принципе невозможно получить. Хотя кое в чём они напоминают анализы родителей Клары. Особенно матери.

– Кто прислал?

– Алессандра Моретти. Раньше работала с Чэнь. Можно сказать, её ученица. Посмотри почту. Там есть несколько селфи.

Моретти оказалась остроносой загорелой блондинкой спортивного вида и напомнила Одинцову итальянскую певицу Рафаэллу Карра в молодости: когда он был курсантом, советское телевидение изредка показывало её клипы.

– Симпатичная, – оценил Одинцов и, не обращая внимания на сердитое сопение Евы, спросил Дефоржа: – Предлагаешь познакомиться на конгрессе?

– Она в нём не участвует, – ответил француз.

– А почта откуда пришла?

– Спутниковый телефон. Регион здешний. Таиланд, Камбоджа, Вьетнам… Точнее пока не скажу. Выясняем. До связи!

К удовольствию Одинцова раздражённая Ева тут же высказалась насчёт Моретти.

– Ничего симпатичного. Крашеная блондинка. Красилась давно. Корни отросли неприлично, видишь? Концы посеклись – не волосы, а пакля… Ужас! И она ещё это другим отправляет. Фу. Разве так трудно следить за собой?!

– Кстати, может быть, и трудно, – задумчиво сказал Одинцов. – Если я правильно понимаю, для волос краска специальная нужна, какие-никакие условия, парикмахер. А если их нет… Или ей просто не до того. Спасибо за идею!

Одинцов принялся разглядывать снимки с увеличением. За работой он тихо напевал под нос припев из главного хита Рафаэллы: «A-ha, a-ha, do never start it if you can’t stop» – «Не начинай, если не сможешь остановиться». Мелодичное мычание заменяло слова куплета.

Трудно сказать, что раздражало Еву больше: бесконечная глупая песенка или интерес её мужчины к другой женщине. Тем временем Одинцов полез в браузер, и на дисплее макбука замелькали фотографии растений вперемежку со страницами справочников. Ева подсматривала, но не успевала читать по-русски. Ход мыслей компаньона оставался для неё тайной.

Когда Одинцов нашёл то, что искал, он с довольным видом закрыл макбук, позвонил Леклерку и распорядился, чтобы завтра до рассвета яхта прибыла в Трат.

– Напоследок в Камбоджу сходим, – предупредил он капитана.

Ева потребовала объяснений. Завтра к ночи заканчивался срок аренды яхты. Но ещё утром предстояло забрать Мунина из больницы, чтобы на следующий день всем вместе перебраться в Камбоджу, а послезавтра быть на торжественном открытии конгресса в Сиануквиле – прибрежном курортном городе неподалёку от границы с Таиландом. С чего вдруг Одинцов уезжает на сутки раньше и без компаньонов?

– Хочу спокойно рыбку половить, – объяснил он. – Сгоняем с Леклерком по-быстрому туда-обратно. А ты выспишься, встретишь Конрада Карловича, расскажешь ему про Клару и всё остальное, пока вещички будете собирать в дорогу.

Ева так и не добилась от Одинцова подробностей…

…а он решил по горячим следам проверить интересную догадку. К тому же душа просила энергичных действий вместо барахтанья в океане биологической информации.

На снимках Алессандры Моретти в кадр попали кусты выше человеческого роста – стройные, как кипарисы или туи, но с характерными продолговатыми листьями. Среди густой листвы висели длинные узкие гирлянды из множества тёмно-зелёных шариков.

Перец.

Эту пряность выращивают по всему миру, но лишь в Камбодже она возведена в ранг национального достояния. Особый статус перца из провинции Кампóт официально закреплён международными соглашениями так же, как статус шампанского из провинции Шампань или овечьего сыра пекорино сардо с острова Сардиния.

Профессионалы ценят кампотский перец раз в десять дороже аналогов – за неповторимую освежающую остроту и густо насыщенный аромат с нотками эвкалипта и цитруса. Выращивать и продавать его имеют право лишь специально сертифицированные компании. Кампотский перец из соседних провинций Кампонгспы, Кампонгтям и тем более из Сиануквиля – подделка.

Одинцов подумал, что Моретти умышленно выбрала фоном для селфи скучные кусты, а не открыточные морские виды или заросли цветов. Возможно, снимками неухоженных волос и определённых растений женщина хотела намекнуть, что надолго застряла где-то против собственной воли. И перец указывал, где именно её держат.

Провинция Кампот тянется вдоль части морского побережья Камбоджи. Местный перец уникален благодаря Сиамскому заливу, который питает землю солью и микроэлементами. Но сейчас Одинцова меньше всего интересовали тонкости сельского хозяйства или гастрономии.

Его интересовали пираты.

Вся брендовая продукция в мире делится на лицензионную и пиратскую. Это касается музыки, фильмов, книг, одежды, компьютерных программ, игрушек, аппаратуры, продуктов – чего угодно.

Официальное производство кампотского перца может обеспечить разве что сотую часть продаж. Остальной спрос в стране и мире удовлетворяют поставки с пиратских плантаций. Одинцов рассудил так: если бы лабораторию Моретти устроили там, где перец выращивают легально, итальянка выглядела бы ухоженной. Значит, её спрятали у пиратов.

Дефорж сказал, что анализы заставили биологов «Чёрного круга» оторопеть. То есть лаборатория серьёзная, а не стул, стол и микроскоп с компьютером. В таком случае плантация должна быть достаточно большой. Значит, пираты гнездятся не на материковом берегу, где привлекали бы лишнее внимание, а на острове. Но и не слишком далеко от берега – в пределах двенадцатимильной зоны, чтобы не дразнить пограничников.

Для тяжёлых работ камбоджийцы используют нелегальных мигрантов из Вьетнама и платят им гроши, хотя пиратский продукт – на вес золота. Доверчивым туристам или пользователям интернет-магазинов его продают как сертифицированный кампотский перец. Жилища нелегалов, большая плантация и крупнотоннажное производство надёжно скрыты в островных джунглях, а пираты кроме своего добра охраняют Алессандру Моретти с её лабораторией – это удобно…

…и всё же слишком сложно. Зачем нужны такие сложности, Одинцов пока не понимал, поэтому не торопился обсуждать с Дефоржем свои догадки. Согласится ли француз без достаточных оснований отправить на острова разведку? А если согласится – как быстро начнёт операцию? И насколько можно доверять его людям? В себе Одинцов был уверен, а в чужой неизвестной команде сомневался, поэтому решил действовать сам, не теряя ни дня, ни даже часа.

Время поджимало. Клара вот-вот сляжет после инъекции, её мать при смерти… Быстроходная «Принцесса» под рукой. Одинцов рассудил, что состоятельный турист, который совершает экскурсию на яхте по экзотическим островам, вызовет у пиратов меньше подозрений, чем люди Дефоржа.

Ночью Одинцов изучал побережье Камбоджи по спутниковым картам. Большие острова отпали сразу: просторные и обжитые угодья под носом у властей не годятся для пиратов. Забраковать пришлось и острова-малыши. Посёлок с многими сотнями вьетнамцев, а главное – обширную плантацию с необходимой инфраструктурой там не утаишь. Одинцов составил перечень островов среднего размера. До ближайшего, с учётом задержки у пограничников, – часа три ходу на мощных двигателях «Принцессы». Расчёт показывал, что за сутки яхта успеет обойти все подозрительные острова вплоть до границы с Вьетнамом и на следующее утро вернётся в Трат.

Одинцов не собирался искать сами плантации: с моря их не видно. Он был уверен, что у пиратов хорошая охрана. В обывательском понимании хорошая – значит многочисленная, вооружённая до зубов и технически оснащённая. В терминах Одинцова – сброд. Бестолковая толпа, не имеющая понятия об армейской дисциплине, караульной службе и маскировке. Пиратскую базу выдадут чересчур мощные моторные лодки у причалов, болтающиеся по берегу молодцы с автоматами и наблюдательные вышки – верные признаки того, что на острове расположен охраняемый объект, а не рыбацкая деревня. Одинцову предстояло засечь точное место, куда Дефорж без лишних разговоров отправит уже не разведку, а полноценный десант.

«Принцесса» ещё затемно взяла курс в сторону Камбоджи. Одинцов занял пассажирское кресло через проход от капитанского мостика: там любила сидеть Ева, пока Леклерк не обиделся на неё из-за Жюля Верна.

Море перед рассветом притихло, яхта легко рассекала мелкую волну, и капитан с удовольствием выжимал из двигателей всё, на что они были способны.

– Не знал, что в Иностранном легионе есть моряки, – между прочим обронил Одинцов. – Давно уволился?

Леклерк явно был удивлён.

– С чего ты взял?

– Тату, – коротко сказал Одинцов. Капитан скосил глаза на правое плечо: пассажир сидел слева и не мог видеть наколку, вдобавок почти слившуюся с другими. Одинцову пришлось пояснить: – Это не я такой догадливый, это Клара такая глазастая.

– А ей откуда знать про Легион?

– Прадед был легионером. Повезло девчонке. А я легионеров никогда не видел… Не хочешь – не отвечай. Но я охотно послушал бы. Интересно, правда!

Чтобы расположить к себе человека, достаточно поощрить его парой добрых слов. Любому нравится говорить о себе, а слушатель на время рассказа становится лучшим другом. Это было важно для Одинцова: он ведь использовал капитана втёмную, не посвящая в свою затею. Им вдвоём, без оружия, на мирном судне предстояло целый день шнырять под носом у камбоджийских пиратов. Это вполне могло создать проблемы. Леклерк – опытный солдат. Он знает здешние края, знает местные нравы и, чего доброго, догадается, что у Одинцова на уме не только экзотика. Тогда и сработает его нутро легионера, которое заранее аккуратно расшевеливал Одинцов…

Леклерк не стал кочевряжиться.

– Ты ведь тоже военный? – прямо спросил он.

– В прошлом, – признался Одинцов, не кривя душой. – Россия – такая страна… Знаешь, наверное: почти каждый хоть сколько-то времени носил погоны.

– Конечно, знаю. Со мной служили ваши. Некоторые нормальные, а некоторые… – Капитан поднял глаза, вспоминая слово, и радостно засмеялся, когда ему это удалось. – Otmorozok! Они называли себя otmorozok! Один в кабаке с кем-то поспорил. Тут же вспорол себе руку ножом до кости и тут же зашил через край обычной ниткой с иголкой… Два моих приятеля блевали, глядя на это, а ему хоть бы что – даже бровью не повёл!

Заодно Леклерк похвастал, что «Принцесса» раньше принадлежала ФСБ России. Почти новую яхту списали, он её удачно купил и до сих пор удивлялся: зачем генералам государственной безопасности такая роскошная лодка? Что думают по этому поводу налогоплательщики? Одинцов ушёл от обсуждения российских обычаев, ловко вернулся к разговору о Легионе и продолжал слушать капитана, глядя, как над морем прямо по курсу светлеет розовая полоска зари.

Глава XII

Утром Ева забрала полуживого и полупьяного Мунина из больницы. Таксист отвёз их в прибрежный ресторан, который Одинцов с Евой облюбовали для работы. На свежем воздухе Мунин проветрился и узнал, почему Клара так срочно улетела в Африку. Рассказ о событиях последнего времени привёл его в ярость, а насчёт Дефоржа, который заварил всю эту кашу, историк был согласен с Евой:

– Да ему ноги мало переломать!

– Ноги переломать успеем, но делу это не поможет, – словами Одинцова ответила Ева. – Сейчас есть занятия поважнее.

В отеле Мунин удивился:

– А где папаша Майкельсон?

– Рыбу ловит с Леклерком, – сердито проворчала Ева и сунула историку в руки макбук. – Читай пока. Тут столько всего… Просто взрыв мозга. Завтра едем с Дефоржем в Сиануквиль на конгресс.

– С Дефоржем?!

– С Дефоржем. У нас договор. И не бросайся на него, держи себя в руках. Думай о Кларе! Остальное потом.

Ева ошиблась: Одинцову с Леклерком было не до рыбы.

На рассвете «Принцесса» пересекла границу между Таиландом и Камбоджей. Морские пограничники обеих стран знали яхту и капитана, который регулярно катал пассажиров туда-обратно. А кроме того, мало кто из азиатов может похвастать бородой, и густые заросли на лице Леклерка вызывали у них уважение с мистическим оттенком. Магия бороды, усиленная наличными, позволила быстро пройти контроль по обе стороны границы. Одинцов даже не поднимался из кресла, где сидел с сигаретой и стаканом сока.

В камбоджийских водах Леклерк пару раз предлагал расчехлить спиннинги, но Одинцов жестом открытой ладони, как вождь на плакате, молча указывал: дальше, дальше! По пути он велел подходить ближе к нужным островам и разглядывал их в мощный капитанский бинокль. На всё про всё у Одинцова был только день до сумерек. Времени для рыбацких подвигов не оставалось…

…но Леклерк мог задуматься о причинах странного интереса к однообразным островным пейзажам. Поэтому Одинцов продолжал расспрашивать об Иностранном легионе, и капитан в самом деле увлёкся воспоминаниями.

– Чем всегда были знамениты легионеры? – рассуждал он, когда яхта огибала очередной остров, указанный Одинцовым. – У нас ценились два искусства: убивать и умирать…

Одинцов насмешливо перебил:

– Искусство – это когда актёр в кино говорит: «Люблю запах напалма по утрам». Умирать никому не нравится, а желание убивать у мужчин в крови. Оружие – как наркотик. Оно лишает страха и делает тебя всемогущим. Всё, что ты видишь, превращается в мишень. Палец дрожит на спусковом крючке. Грохот выстрелов – лучшая музыка. Адреналина столько, что почки болят, горло распухает, и можно задохнуться… Это романтика, это я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! – огрызнулся Леклерк. – Романтика тут ни при чём. Это война. Убей или умри. Хорошие парни против плохих парней. Только у подонков чести нет, а у нас есть. Мы же не наёмники, не каратели, – мы солдаты… Слышал про кодекс чести легионера? Всего семь статей, зато какие!

Статья первая: легионер – это доброволец, который служит Франции с честью и верностью.

Статья вторая: все легионеры любого гражданства, расы и вероисповедания – братья по оружию и члены одной семьи.

Статья третья: легионер привязан к своим командирам и уважает традиции, сила легионера заключена в дисциплине и товариществе, добродетель – в мужестве и лояльности.

Статья четвёртая: легионер гордится службой в Легионе и проявляет свою гордость через постоянную безупречность обмундирования и амуниции, опрятность казармы, достойное и скромное поведение.

Статья пятая: легионер постоянно совершенствует боевую и физическую подготовку и содержит оружие в исправности как самую большую ценность.

Статья шестая: боевая задача священна, легионер выполняет её до конца, соблюдая законы, обычаи войны и международные соглашения даже с риском для своей жизни.

Статья седьмая: в бою легионер действует без ненависти, уважает побеждённого противника и никогда не оставляет ни своих убитых, ни своих раненых, ни своего оружия.

Капитан оттарабанил текст с выражением, словно стихи, а запнулся всего в нескольких местах, переводя с родного языка на английский. «Хорошо учили», – оценил Одинцов.

– Понятно? Законы жизни! – Леклерк с многозначительным видом расправил плечи.

– Понятно, – кивнул Одинцов. – Беру назад свои слова насчёт романтики. В Легион ты вступил по делу. А ушёл почему? Вроде не старый, мог бы ещё служить и служить…

Леклерк задержался с ответом и теребил бороду, когда Одинцов сделал останавливающий жест, поднеся к глазам бинокль, и напряжённо застыл в кресле.

– Что там? – спросил капитан. Второго бинокля у него не было.

– То, что надо, – по-русски пробормотал Одинцов, а по-английски рявкнул: – Уходим, быстро! Пошёл, пошёл, пошёл!

Смышлёный Леклерк тут же врубил полный ход. Яхта рванула прочь от острова в открытое море…

…а ей вдогонку из укромной бухты метрах в трёхстах вылетели четыре длинные моторные лодки. Одинцов снова прильнул к биноклю и разглядел в каждой человек по восемь. Преследователи были вооружены, но не стреляли. «Молодцы, – мысленно похвалил их Одинцов. – Берегите патроны, ребята! И держитесь крепче». Невозможно целиться с такого расстояния из лёгкого дюралевого судёнышка, скачущего по волнам в туче брызг. Зато проще простого – вылететь за борт.

Яхта шла на максимальной скорости. Капитан забрал у Одинцова бинокль и убедился, что пиратские лодки с громадными подвесными моторами не отстают от «Принцессы», но и догнать её не могут. Леклерк держал прежний курс. Чем дальше от берега, тем ближе спасение. Территориальные воды – всего двенадцать морских миль, а дальше – пограничная зона. Яхта окажется там спустя считаные минуты, и пиратов ждёт неуютная встреча со сторожевыми катерами: там уже недолго самим попасть в прицелы автоматических пушек и пулемётов.

Леклерк подвигал плечами, сбрасывая напряжение, и откинулся на спинку капитанского кресла.

– Уф-ф… Отбой тревоги!

– Будем надеяться, – философски добавил Одинцов.

Надежды не сбылись. В небе над островом возникла чёрная точка, которая скоро превратилась в военный вертолёт. На небольшой высоте он обогнал сперва пиратские лодки, потом яхту, – и дал из бортового пулемёта длинную очередь поперёк её курса. Высокие фонтаны от пуль крупного калибра обозначили черту, пересекать которую явно не стоило.

– Merde! – выругался Леклерк и застопорил двигатели.

– А вот это уже серьёзно, – сказал Одинцов. – Что дальше?

– Будем ждать пограничников. Я включил аварийный маячок, – угрюмо сообщил капитан.

Подоспевшие лодки со смуглыми пиратами окружили «Принцессу». Теперь на беглецов со всех сторон смотрели два десятка автоматов. Одинцов и Леклерк подняли руки. Вертолёт завис над самым носом яхты; из него на фордек спрыгнули пятеро крепких парней в камуфляжной форме без опознавательных знаков. Грохоча берцами по палубе, они заняли салон и тоже взяли Одинцова с Леклерком на прицел. Последним из вертолёта появился командир – жилистый кхмер в таком же камуфляже и больших чёрных очках.

– Выключи маячок, – велел он Леклерку, пройдя до капитанского мостика. Леклерк замешкался, и командир прикрикнул: – Живо!

Одинцов подумал, что бывший легионер может проявить ненужное геройство и сморозить какую-нибудь глупость. Автоматы нападавших выглядели убедительным аргументом в пользу примерного поведения. Имело смысл взять инициативу в свои руки. Одинцов сделал вид, что напуган, и заговорил:

– Я турист… Простой турист… Пожалуйста, не стреляйте! Если я что-то нарушил… э-э… или чем-то вам помешал… Я готов заплатить…

– Сколько? – помолчав, спросил пират.

– Не знаю… У меня нет опыта… Скажите, сколь-ко надо…

– О’кей. – Пират повернулся к Леклерку: – Поехали!

– Куда?

– На экскурсию. Вас интересовал мой остров. Экскурсия платная, цену обсудим позже.

Вероятно, командир шутил, но без тени улыбки. Чёрные очки скрывали взгляд, скуластое лицо оставалось неподвижным.

Под стволами автоматов Леклерк привёл «Принцессу» назад к острову. Там ему было приказано бросить якорь на глубине – посреди укромной живописной бухты, откуда стартовали лодки преследователей. Эти же лодки перевезли Одинцова, Леклерка, пятёрку бойцов и командира с яхты к причалу. Пленников пересадили на внедорожники. С Одинцовым поехали командир и два бойца, Леклерка сопровождали трое остальных.

Попетляв сквозь джунгли по грунтовой дороге, машины остановились перед аккуратным зданием. Белёными стенами и тростниковой крышей дом напомнил Одинцову бунгало в тайском отеле, но заметно большего размера. По соседству на лужайке стоял знакомый вертолёт, который успел вернуться раньше. Дальше тянулись бараки – очевидно, жилища для вьетнамцев.

На острове хватало вооружённой охраны – и в бухте, и вокруг здания, и возле бараков, и наверняка на плантации тоже. Но это был бестолковый сброд, Одинцов не ошибся. Вожаками у таких обычно становятся свои; в лучшем случае им нанимают пару инструкторов. А тут, похоже, плантаторы наняли настоящих коммандос. Когда пираты атаковали яхту, Одинцова заинтересовала униформа на командире и пятерых автоматчиках. Эти парни выделялись не только благодаря контрасту с остальной толпой в пёстрых футболках и тапках. Они вели себя иначе и с оружием обращались грамотно, да и стволы у них были покруче обшарпанных китайских «калашниковых».

Впрочем, удивляться присутствию наёмников не стоило. Пиратская торговля перцем – сверхприбыльный бизнес. Плантаторам вполне по карману отряд профессионалов с военным вертолётом и дорогим оружием. Одинцов порадовался, что узнал об этом до высадки Дефоржа с его людьми. Теперь он мог предупредить француза об опасности: незваных гостей вместо стада охранников ждут опытные бойцы. Но чтобы Дефорж отправил десант, надо было указать ему разведанный остров, а для этого – вернуть себе свободу.

«Разузнаю, сколько здесь наёмников, и выясню, где прячут итальянку», – решил Одинцов. Он продолжал играть роль напуганного туриста, но помнил о времени. Конечно, исполнительная Ева утром забрала Мунина из больницы и рассказала, что к чему. Само собой, историк тут же позвонил Кларе, поклялся отомстить Дефоржу, а теперь штудирует меморандумы коварного француза. Завтра днём троицу ждут на открытии конгресса в Сиануквиле. Значит, не позже завтрашнего утра Одинцову надо объединиться с компаньонами для совместной работы. И тут очень кстати пришлась бы информация от Алессандры Моретти. На худой конец – понимание её роли в биологических экспериментах.

Лезть в драку Одинцов не собирался. Это дело людей Дефоржа: пусть они воюют на острове и спасают Моретти от пиратов. Зачем раньше времени ворошить осиное гнездо? Зачем сражаться с шестью молодыми крепкими наёмниками, если за свободу можно заплатить? К деньгам Одинцов относился безразлично, и деньги у него были. Правда, если отдать их запросто – командир заподозрит неладное. «Поторгуемся для виду», – сказал себе Одинцов…

…но торговли не получилось.