Законник

– Для начала, мы с моим деловым партнёром хотели б обсудить ваще всё, что произошло тут за последнее время! – важно заявил Крикун, усаживаясь на ближайший колченогий стул.

Райла бросила быстрый взгляд на законника, затем на Крикуна, смотрящего прямо на неё с выжидающим выражением, после чего вздохнула, взяла законника за руку и потащила на верхний этаж.

Фобос с трудом шевелил ватными ногами, поспевая за ней. Райла распахнула дверь в одну из комнат и указала на кровать.

– Спи сколько влезет, красавчик. Я позабочусь о твоей лошади, не переживай, – сказала она, закрывая ставни на окнах и зажигая свечу у кровати, – затем скажешь мне, что приготовить на обед.

– М-г-м, – пробормотал Фобос, сидя на кровати и снимая сапоги.

– Что?

– Не слишком ли ты добра к незнакомцам? – безразличным тоном спросил он, бросая плащ в дальний угол комнаты. Затем стащил и рубаху.

Взгляд Райлы на долю мгновения скользнул по торсу законника, выражая при этом самый очевидный интерес.

Фобос то ли не заметил этого, то ли не захотел обращать внимания, и рухнул на кровать, кое-как укрывшись тканым одеялом, и мгновенно уснул. Райла ещё несколько секунд любовалась суровыми, точно высеченными из камня чертами лица Фобоса, после чего тихо подошла и задула свечу.

Глава 41

Фронтир был окутан страшным синим огнём.

Фобос брёл по родному городу и видел, как пламя пожирает его. В ушах звенели леденящие душу крики трактирщика, запертого в охваченной пламенем каморке. Они раздавались отовсюду. К ним примешивался плач ребёнка, избитого отцом неподалеку от Истока. Фобос брёл, зажимая уши, а языки синего огня поднимались всё выше и выше.

Дойдя до городской площади, он увидел Одноногого и Хорнета, стоявших рядом с эшафотом. На нём с завязанными за спиной руками стоял Драйтер, с невыразимой печалью взиравший на законника. На его шею была накинута петля.

– Драйтер! – вскрикнул Фобос и побежал к эшафоту.

По дороге он споткнулся о какой-то рычаг, невесть откуда появившийся на его пути.

Раздался громкий щелчок, и казнимый рухнул вниз. Верёвка распрямилась, ломая шею командира законников. Драйтер не издал ни звука.

– Фобос, милый! – раздался испуганный голос Венды где-то позади законника. Он обернулся и увидел лишь лабиринт горящих зданий.

– Мне страшно! – кричала девушка.

Фобос бросился на зов, петляя между меняющими форму домами. Огонь был всюду, но не наносил никакого вреда законнику.

Когда фронтмен наугад вломился в какой-то дом, то увидел Венду, охваченную языками пламени. На её лице была печать величайшей скорби. Она потянула свои нежные руки к законнику, он бросился к ней, чтобы вытащить из огня, но едва дотронулся до возлюбленной, как та обратилась в прах.

Фобосу сделалось дурно. В глазах потемнело. Он выбежал прочь из дома и увидел, что Оштерауса больше нет – лишь громадная куча пепла, на вершине которой призывно поблескивал какой-то белый предмет. Фобос поспешил наверх, а когда добрался, увидел лишь человеческий череп.

– Клац, – сказал череп, шевельнув челюстью.

В ту же секунду на законника обрушился ледяной ветер, разметавший кучу праха. Фронтмен увидел, что череп принадлежал законнику, ранее закопанному по самую шею. Когда прах исчез, он протянул правую руку к Фобосу. В ней лежал «Насмешник».

– Стреляй в меня, – сказал череп.

Фобос послушно принял пистоль из рук мертвеца и выстрелил тому прямо в голову. Череп разлетелся на миллиарды осколков, оставив лишь оглушительный звон. Тело взорвалось вспышкой чёрной золы. Но едва она осела на землю, как законник увидел за ней странного человека в чёрных доспехах, смотревшего на землю.

– Мы ждём, – глухо проговорил он и поднял свою голову.

С бездонными провалами вместо глаз.

◆ ◆ ◆

От испуга Фобос вскрикнул и проснулся. Сердце выпрыгивало из груди, а по лбу струился холодный пот.

– Всё в порядке, – нервно забормотал законник, – всё в порядке. Это был всего лишь сон. Через час я и не вспомню о нём.

Но выражение печального безглазого лица до сих пор мерещилось Фобосу в темноте комнаты.

Законник бы сошёл с ума от ужаса, если бы смог вспомнить, что Нечестивый Рейд преследовал его и появлялся несколько раз. Слава богам, что память вернулась не до конца.

Фобос слез с кровати и распахнул ставни, вдохнув свежий воздух. Окна комнаты выходили в безлюдный переулок, а вдали, за городом, виднелось бескрайнее море.

Мужчина быстро надел рубаху, плащ и сапоги, после чего нацепил портупею и спустился вниз.

Крикуна там не было, зато он увидел Райлу, которая несла поднос с дымящейся едой посетителям, имевшим настолько преступную наружность, что Фобос невольно потянулся за пистолем, но вовремя одёрнул руку.

– Проснулся, законник? – весело спросила у него Райла, – садись за стойку, поболтаем. За лошадь не переживай, у меня конюшня буквально через стену отсюда.

Фобос уселся на неудобный стул прямо напротив стойки, за которой громоздились сотни бутылок с алкоголем. Его колени уперлись в деревянную панель.

Вскоре Райла появилась на своем месте, откидывая со лба прядь белоснежных волос.

– Ну? – спросила она, доставая какую-то бутылку.

– Мне того же, что и этим парням, – попросил Фобос, у которого желудок заурчал от одного аромата дымящейся снеди.

– Хорошо, что я приготовила достаточно еды на обед, – усмехнулась Райла и исчезла в задней комнате.

Через минуту перед Фобосом стоял поднос, на котором расположилась тарелка густой каши, несколько помидоров, солонка, рагу из говядины и несколько запечённых картофелин. Фобос с жадностью накинулся на еду и, к удивлению хозяйки трактира, крайне быстро разобрался с обедом.

– Добавки? – спросила девушка.

– Нет, – ответил Фобос и рыгнул, – чёрт, извини, – он прикрыл рот и слегка смутился, – давно не ел такой вкусной стряпни.

– Недаром мать говорила, что у меня золотые руки, – улыбнулась Райла, наливая Фобосу кружку вина.

Затем она налила и себе, после чего они чокнулись.

– Ну, за знакомство, – сказала девушка и залпом осушила полкружки.

Фобос отхлебнул немного и закашлялся.

– Ядрёное, чёрт возьми, – прохрипел он.

Райла засмеялась звонким смехом.

– Никогда не пил знаменитого скварнского вина? – спросила она, доливая себе.

– Там, откуда я прибыл, нет ничего, кроме воды и водки, – ответил законник, – причём, и то и другое служит в первую очередь для промывания ран.

Девушка с интересом посмотрела на Фобоса.

– Так откуда ты?

– А Крикун разве не рассказал?

– «Крикун»? Кто это?

Законник покачал головой.

– Ты про моего брата? – догадалась Райла, – он вечно выдумывает себе дурацкие прозвища и влипает в неприятности. Если бы он не был моим братом, я бы со спокойной совестью назвала его кретином. Но он мой брат.

– Последняя неприятность едва не стоила ему жизни.

– Он рассказал, что ты его спас. Спасибо тебе большое, законник, – серьёзно сказала хозяйка заведения и слегка коснулась рукой руки Фобоса.

Он с сомнением посмотрел Райле в глаза, но девушка, как ни в чем не бывало, спросила:

– И всё же, какими судьбами ты оказался в Лигии, гроза Фронтира?

Решив, что скрывать нечего, Фобос вкратце рассказал о событиях в Оштераусе и на всём Фронтире, после чего поведал и о своём путешествии, и о конечной цели.

Райла слушала его очень внимательно, то и дело гневно хмуря брови или вздрагивая от испуга.

Единственное, про что Фобос почему-то не рассказал, была встреча с Вендой Дист, многое изменившая в его жизни.

– Любопытная история, – вздохнула она, вновь осушая кружку вина, – как тебя зовут?

– Улисс, – сказал Фобос.

– Красивое имя.

– Я знаю.

Дальше разговор не клеился. Райла была хороша собой, но Фобос то и дело вспоминал о Венде, а поэтому отторгал любые мысли о возможной связи с этой девушкой. Тем не менее, он решил выказать дружелюбие, а потому осмотрел таверну, повертев головой, и отметил:

– Заведение высшего сорта.

– Я знаю, – улыбнулась Райла.

– Никогда не видел девушек, что держат таверну, – признался Фобос.

Это действительно было для него в новинку – на Фронтире царили суровые патриархальные нравы.

– Во всей Лигии, почитай, кроме меня никто этим и не промышляет, – ответила на это трактирщица, – как ты думаешь, почему моя таверна скрыта так глубоко в переулках?

– Думаю, что содействие контрабандистам не имеет к этому никакого отношения, – пожал плечами Фобос и улыбнулся, – кстати, об этом…

– Да? – как-то рассеянно спросила Райла.

– Я собирался сходить за дорожными припасами на местный рынок, но мне совсем не хочется покидать общество столь обворожительной особы, – выдал он, вальяжно откинувшись на стуле и приподняв край шляпы.

Райла покачала головой.

– Что именно тебе нужно, солнце? – спросила она.

Фобос перечислил.

Требовался порох, пули, которые не производили в Лигии, но раз уж Райла повязана с контрабандистами, а её брат орудует пистолем, то она, скорее всего, знает, где их достать.

Запасной комплект одежды, чтобы не выглядеть оборванцами при дворе лигийского царя. Какой-никакой запас воды и провианта, способный долго храниться.

Огниво, спички, крепкая верёвка, нож, точильный брусок, кусок непромокаемой ткани, чтобы прятаться от дождя, мыло, бинты, обеззараживающее средство, водка, хирургические инструменты и несколько сумок под всё это.

– Да уж, – нахмурилась Райла, – такое по всей Лигии придётся собирать весь год, а ты хочешь, чтобы я управилась за пару часов.

– Я принимаю отказ в любой форме.

– А я и не отказывалась, солнце, – усмехнулась девушка, – Драйн, Голтур, – она обратилась к верзилам, сидевшим за столом, – идите-ка сюда.

Два мордоворота приблизились к стойке, не глядя на законника. Фобос попивал своё вино. Райла что-то быстро написала на клочке бумаги, разорвала его надвое и отдала Драйну и Голтуру. Ни слова не говоря, те исчезли в дверях.

Девушка сосредоточенно почесала лоб.

– Так, предположим, что порох и пули мы нашли, – сказала она.

– Предположим, – ответил Фобос.

– Чистая одежда Дэнза будет тебе впору…

– Прости, кого? – перебил её законник, хотя прекрасно знал, о ком идёт речь.

– Дэ… Крикуна, – осеклась Райла, – ему не нравится его настоящее имя. О чём это я?

– Остаётся еда и мелкий скарб.

– Ты в таверне, солнце, так что вычёркивай еду, – усмехнулась девушка, – а вот с мелочёвкой будет сложнее. За местным коновалом остался один должок, так что можно навестить его.

– Вряд ли у него будет походное снаряжение.

– Это верно. Но этим займётся Дэ… Крикун, – кивнула Райла.

Девушка не рассказала, каким именно способом Крикун должен был достать снаряжение. Фобос не стал спрашивать – не его дело.

– А мне чем прикажешь заняться? – спросил он у неё, когда та отправилась будить своего брата.

Девушка пожала плечами, и законник ощутил себя не у дел. Это чувство ему не нравилось.

– Можешь остаться тут или посмотреть город, – ответила трактирщица.

– Сколько времени займут сборы?

– Понятия не имею. Можешь не переживать, если заблудишься. Уж я-то тебя в два счёта найду, солнце, – Райла улыбнулась самой обворожительной улыбкой и исчезла наверху.

Внутри законника всё бурлило. Какой чёрт дёрнул его заигрывать с ней? А теперь уж все внутренности зудят от одного только её игривого взгляда.

Нет-нет, сейчас нельзя совершить ошибку. Она же не тащит его в постель. Это можно перетерпеть. Он не настолько глуп, чтобы променять Венду Дист на первую попавшуюся лигийку? Вовсе нет.

А если она всё-таки потащит Фобоса в постель?..

– Неужто я восемнадцатилетний похотливый юнец? – зло спросил мужчина у самого себя.

Законник встал со стула и поднялся на верхний этаж.

Райла громко стучала в дверь. Наконец, та отворилась, и из неё высунулась сонная физиономия Крикуна.

– Собирайся, Крикун, – скомандовала Райла.

– Кто? – с крайне глупым выражением на лице спросил её брат.

Девушка закатила глаза и скрестила руки на груди.

– Какое бы дурацкое прозвище ты себе не придумал, одевайся. Улиссу нужна твоя помощь.

– Кому? – зевнул Крикун.

Райла со всего размаху толкнула дверь ногой, та ударила Крикуна по голове, и он упал.

– Ты злобная гарпия, – сухо сказал он, лёжа на полу.

Только сейчас Фобос увидел, что Крикун был без одежды. Райла застонала и пошла на первый этаж.

– Сам разберись с ним, законник, – сказала она, спускаясь по лестнице.

Фронтмен осторожно вошёл в комнату. Здесь повсюду были личные вещи Крикуна – видимо, парень часто заглядывал в Скварну.

– Оденься, – скривился Фобос, переступая через лежащего на полу.

– Не хотел оскорбить твоё чувство прекрасного, – съехидничал тот, но всё же встал с пола.

Он лениво проковылял до большой груды одежды и вскоре скрыл свои срамные места под какими-то нелепыми нарядами.

– Это, чёрт возьми, что? – выдохнул законник, глядя на спутника, нарядившегося в красные штаны, синюю рубаху и жёлтый сюртук.

– Это, чёрт возьми, статный юноша, одетый как король, – обиженно пробурчал Крикун, застегивая сюртук и запихивая во внутренний карман пистоль. Тот не желал туда умещаться. Раздался треск разорвавшейся ткань.

– Жаль, – грустно сказал лигиец, глядя, как пистоль неуклюже падает на пол.

Фобос с трудом сдержал смех при виде его, разряженного как ярмарочный шут.

– Катись в бездну, – бросил ему парень и пошёл в сторону лестницы.

Фобос последовал за ним. Когда они спустились, Райла несколько секунд таращилась на застывшего в горделивой позе брата, после чего залилась неудержимым смехом и сползла вниз. Законник тоже хохотал во весь голос.

– И ты катись в бездну, – пробормотал Крикун и прошествовал к стойке, где стояло недопитое вино.

Он одним глотком прикончил бутылку, затем сходил в заднюю комнату и принёс оттуда большой кусок мяса, который с жадностью проглотил.

– Прекрасно, просто прекрасно, – мечтательно вздохнул он.

Переодевшись, он не только перестал выглядеть как оборванец с городских окраин, но и разговаривать стал… по-другому.

Законник обратил внимание, что и его сестра изъяснялась не так, как встречавшиеся ему до сих пор лигийцы. В их речи было полным-полно этельвельдских слов и оборотов, так что он понимал их без труда. Нужно будет разузнать подробнее.

Фобос присел рядом. Райла вытерла слёзы смеха и сказала:

– Нужно тайком влезть в казарменный склад. Ты справишься?

Законник поперхнулся.

Крикун развёл руки в стороны, оглядел своё нелепое одеяние, а затем совершенно серьезно ответил:

– Конечно.

– Погоди-ка, ты уверена, что это хорошая идея? – влез в разговор Фобос, с сомнением глядя на предполагаемого вора.

– А ты смеешь сомневаться, жалкое создание? – напыщенно изрёк Крикун, вставая со стула, – когда люди обращаются ко мне за помощью, они не говорят: «Крикун, ты одет как разукрашенный имбецил». Они говорят: «Крикун, нам нужно то-то и то-то». Смекаешь, законник?

Фобос перечислил, что ему нужно для похода. Дэнз, казалось, его не слушал.

– Повторить? – с сомнением спросил законник, когда Крикун молча поплёлся в сторону двери в переулок.

– Брезент, спички, огниво, сумки, верёвка, нож, точильный брус, карта местности и фляги, – точно в таком же порядке перечислил он, – я вернусь через пару часов.

– Очень уж на это надеюсь, – пробормотал Фобос, но Крикун уже хлопнул входной дверью.

Дни осады Рубежа

Голод и болезни косили наши ряды не хуже, чем атаки аборигенов. А может и сильнее. Потому что голожопые, невесть по какой причине, лишились былого задора и нападали на нас куда реже и сопротивлялись куда более вяло. Почему – мы так и не поняли. Ходили слухи, о каких-то внутренних распрях в их стане. Но нам было плевать. Скорее, наоборот, мы хотели как можно скорее подохнуть в этом проклятом городе, чтобы избавиться, наконец, от мучений.

Пришла зима, и нам пришлось разбирать здания на доски, чтобы хоть как-то обогреться. Покрытые слоем грязи, бородатые, осунувшиеся, со вшами, копошившимися в волосах, мы не походили на героических защитников Рубежа. Больше на преступников. Впрочем, в сущности, ими мы и являлись.

Мародёрство само по себе возникло в наших рядах. Местные торговцы взвинтили цены на остатки продовольствия, медикаментов и патронов, а платить нам было нечем. Ополченцам, помимо службы, приходилось за еду охранять и местных дельцов. От нас.

Кто возьмётся посчитать, сколько фронтменов погибли в Рубеже не от рук аборигенов, не от болезни и голода, а убитые ополченцами, когда пытались ограбить чью-нибудь лавчонку?

Возвращаясь к мародёрству – да, мы обдирали трупы как липку. Зачем мертвецу патроны или талоны на хлеб, введённые не так давно Гуном Хагелем? Живым полезнее. Вот мы и брали, что плохо лежит.

Я сидел на остатках разобранной баррикады и потирал руки. Было холодно и сыро. Я продрог до костей. Но никаких особенных дел на сегодня у меня не имелось, поэтому я мог просто сидеть и ожидать, когда сомкну глаза навеки и увижу великое Ничто.

Кто-то подошёл.

– Как ты, старик? – это был Юргенс.

– Покурим? – а этот голос принадлежал Криду.

Фронтмены присели на край баррикады. Я поднял голову и окинул их взглядом. Лица осунулись. Щёки покрыла густая щетина вперемешку с коркой грязи.

– Паршиво, – честно сказал я, – у меня нет табака.

– У нас есть, – усмехнулся Крид.

Он достал из-за пазухи кисет и скрутил три папиросы из остатков табака, смешав его с какой-то трухой.

– Ну, это не «Гайзер и сыновья», но всё же, – добавил Юргенс, раздав папиросы.

Я затянулся. Я не курил целую вечность, а может и дольше. Товарищи по оружию принялись травить какие-то байки.

– Кто-то стащил хлеб из столовой, – сказал Крид.

– И кому понадобились эти заплесневелые корки?

– Понятия не имею. Быть может, кто-то намеревается изготовить из них пули.

И всё в таком духе. Парни перешучивались и то и дело спрашивали у меня, не слышно ли, когда мы уберёмся из Рубежа.

– Уберёмся? – хмыкнул я, – мы никогда отсюда не уберёмся.

Я ожидал, что Юргенс и Крид помрачнеют и заткнутся. Вместо этого, их глаза сузились, а на лицо наползла ироничная усмешка.

– Не раскисай, старик, – хлопнул меня по плечу Крид.

– Да. Даже если нас вынесут в врата вперёд ногами, то мы всё равно покинем этот чёртов город, – добавил Юргенс.

Фронтмены рассмеялись. Но не нервным, злым смехом, который я часто слышал… нет, это был отзвук давно забытой радости.

Они поднялись и ушли, переговариваясь о чём-то своём. Я сидел, вертел в руках папиросу, скуренную до самого конца, которая была скручена из последних запасов табака в Рубеже. И думал о том, как Юргенсу и Криду удаётся сохранять хорошее расположение духа даже находясь в таких условиях. Думая об этом, я глядел на хлопья снега, что сыпался со стремительно темнеющего неба.

Меж тем, с приходом зимы стало проще. Мы топили снег в вёдрах, и воды у нас было больше, чем раньше, так что Хагель отменил талоны на воду. Более того, на зимовье в Рубеж пришли дикие звери. Их было мало, но мы всё же знатно поживились. Один раз даже устроили небольшой пир.

Было мясо. Хорошее, жареное мясо. Торговцы даже пожертвовали какими-то приправами и хлебами из своих запасов. Кто-то принёс добротное, давно спрятанное вино. Мы пили и ели как в старые добрые времена. Вот только сейчас времена были новые и злые. Никто не шутил.

Все понимали, что это воистину пир во время чумы. Клайвз Реддвиг играл на своей пятиструнке окоченевшими пальцами.

Затем я увидел Сегетту. Она меня не заметила. Я тупо таращился на то, как она прошептала что-то Клайвзу на ухо, взяла его за руку, и они ушли заниматься понятно какими делами.

Кто-то толкнул меня в плечо. Я допил своё вино и ощутил такую боль, какую никогда не ощущал раньше. Будто кто-то взял и вырвал моё сердце. Вся злость, всё отчаяние, что копились во мне долгие месяцы осады Рубежа, грозились вырваться наружу. Почувствовав, что глаза мои повлажнели, я встал и ушёл.

Я долго бродил по заметённым улицам, вдоль которых высились серые громады заброшенных домов. Окоченевшие трупы грудами лежали то тут, то там. Холод пронизывал до костей, и ветер завывал в остовах зданий. Зима в Рубеже длится недолго, но раз уж боги решили над нами пошутить, то у нас непременно закончится топливо до окончания холодов. Впрочем, это уже не имеет значения. До этих времён мы и так не доживём.

Весь мир вдруг сделался мне противен. Я возвёл очи горе. По моим щекам текли горькие слёзы.

– Меня не должно здесь быть, – тихо пробормотал я.

Серое небо стремительно приобретало красный оттенок. Я почувствовал, как в ушах у меня зашумело, и это был не ветер. Неожиданная слабость подкосила меня, и я рухнул прямо на снег, провалившись по пояс. Холода я не чувствовал. Голова болела так, что хотелось самому себе раздробить череп.

Я стонал и рычал, держась за голову, а в голове моей роились сотни, тысячи, миллионы безумных мыслей. Я вспоминал прошлое, и оно тяжким грузом давило на мою душу. Желудок скрутило, и меня вырвало. Перед глазами вновь возник образ Сегетты и то, как она берёт Клайвза за руку и уводит его, чтобы заняться любовью. Меня передёрнуло. Голова загудела, будто кто-то ударил меня обухом по затылку. Я медленно поднялся и двинул в сторону расположения.

◆ ◆ ◆

По дороге я встретил Клиффа. Он шёл, покачиваясь. Я давно не видел парня и изумился, заметив перемены в его облике. Он был похож на живого мертвеца.

– Я хочу есть, – глухим голосом сказал он, глядя сквозь меня, – я хочу есть.

Я стоял и таращился на Клиффа. Его щёки впали. Под глазами были чёрные синяки. Кожа побледнела и покрылась какой-то мерзкой оспяной сыпью. Он дрожал. Плащ Клиффа был распахнут, а под ним виднелся посиневший от холода тощий торс с торчавшими рёбрами.

– Еда, – пробормотал Клифф, – дай мне еды, Эйдель, старина. Накорми меня. Пусть кто-нибудь даст мне еды.

Я не знал, что ответить ему.

Клиффа застукали на воровстве припасов. В первый раз его жестоко избили – гематомы на лице до сих пор не хотели заживать. Но всё же простили. Но идиот умудрился вляпаться в эту оказию второй раз. Именно он украл зачерствевшие корки хлеба, о которых говорили Юргенс и Крид.

– Я умираю с голоду, дружище, – Клифф протянул ко мне свои костлявые руки. В его глазах стояли слёзы, – я больше не буду воровать, клянусь! Я всё понял, Эйдель, я всё-всё понял! Накорми меня, я больше не буду воровать. Я уже неделю ничего не ел…

Клифф зарыдал, заламывая руки, и рухнул на колени. Я не знал, как поступить. У меня не было еды с собой.

Я сообщил, где находится костёр.

– Тебя накормят, дружище, – пообещал я.

Я правда так думал. Во мне не было злости по отношению к Клиффу. Он сходил с ума от голода. Он действительно всё понял.

А я в тот момент – нет. Когда я уходил, Клифф тихо плакал за моей спиной.

Внутри расположения никого не оказалось. Все – и отцы-командиры, и те, кто был в наряде, сидели во дворе, пили вино и разговаривали. У всех было хорошее настроение в кои-то веки. У всех кроме меня.

Через несколько часов я должен был заступать в пикет. Мне этого совсем не хотелось. После осады города, распорядок в расположении слегка поменялся… и теперь никто не контролировал ни наряды, ни пикеты. Поэтому о том, куда мне предстоит направиться, знал лишь я сам. Периодически, конечно, командир открывал толстую тетрадь и вписывал туда имя солдата – и тому приходилось подчиняться.

Я открыл ту самую тетрадь. Моего имени там не было.

Я представил, как мне придётся седлать лошадь и ехать в патруль в унылые и отдалённые районы Рубежа, несколько часов торчать там, на холоде, а в случае опасности ещё и не дать себя убить. Раньше я с безразличием думал о смерти. Но место, которое я должен был патрулировать, было опасным – с десяток фронтменов уже там сгинуло. Юргенса и Крида замучили именно на той самой улице. Ходили слухи о привидениях, но я им не особо верил.

Поэтому я взял карандаш и, как можно тщательнее подделывая почерк одного из командиров, аккуратно вывел в тетради «Клайвз Реддвиг – квартал Абесхауз».

И закрыл тетрадь, крайне довольный собой.

Что это было, я до сих пор не понимаю. Месть? Не сказал бы. Не считаю себя мстительным человеком. Скорее, это был какой-то злой порыв. В сущности, мне кажется, что я не вполне отдавал отчёт в том, что я совершаю. Конечно, это самое глупое оправдание, но особо добавить мне нечего. Я мог бы пуститься в пространные рассуждения о том, что демоны затуманили мне разум, что чья-то воля сковала мою руку, но… нет, я сам взял и вписал чужое имя, обрекая Клайвза на то, что произошло позднее.

◆ ◆ ◆

Никто не стал разбираться, откуда в тетради вообще появилось его имя. Даже сам Клайвз. А уж тем более – командиры, у которых были другие занятия и проблемы. Все отнеслись к этому как к должному, и никто ничего не заподозрил.

Скажу больше – даже его непосредственный начальник, Йекс Фельдеганс, не раскусил обмана. Иначе он бы вступился за подчинённого. Призрак защищал своих людей.

Впрочем, Клайвзу нужно было уходить в наряд через несколько дней. А до это времени он всё время торчал рядом с Сегеттой. Я всячески избегал их общества. Оно было мне неприятно. Думаю, не стоит и описывать, что я чувствовал, когда замечал, как они ворковали.

Как это вообще возможно посреди всего, что творилось в Рубеже?

Ещё до того, как Клайвз отбыл в наряд, иссякла еда. Вообще вся. На складах не осталось ни зёрнышка. На огородах выкопали всю замерзшую и сгнившую картошку. Пробовали есть пареное сено, какие-то горькие травы, но от этого лишь выворачивало желудок.

Во время очередной атаки я просто отбросил пистоль и молча смотрел, как аборигены сокращают наши ряды. А затем закричал, схватившись за голову.

Кто-то резко поднял за плечи и отвесил звонкую оплеуху. Это был Призрак. Для него не было своих и чужих. Он следил за каждым бойцом, который сражался на его стороне.

– Подбери пистоль, солдат, – могильным голосом процедил он.

Я подчинился. И мы выстояли. Не благодаря мне. Благодаря Йексу Фельдегансу.

– Не опускай руки, – сказал он мне, когда после боя я сидел и тупым взглядом таращился на фронтменов и ополченцев, обшаривающих трупы, – мы выберемся отсюда. Я вытащу вас всех.

Он поделился со мной табаком. Я и не знал, что Призрак курит.

– Я не курю. У меня просто есть кое-какие запасы. Тебе сейчас это нужнее.

И похлопал меня по плечу.

Невзирая на вялые протесты Хагеля, мы раскопали скотомогильники неподалёку от наших казарм. Оказалось, кто-то уже пытался поживиться трупами лошадей. В первый раз, наткнувшись на иссохшие, покрытые червями и невыносимо дурно вонявшие трупы, мы не смогли перебороть себя и ушли ни с чем.

Однако, ещё спустя несколько дней такой диеты, мы вернулись.

Мясо… было омерзительным. Не знаю, как я ел эту отраву. Проглатывал – и тут же тянуло блевать. И многие не выдерживали, блевали. За что лишались своей порции.

Свиб, Таннегац, Эрвинд были там. Рота «Тишина» до сих пор не собиралась опускаться до нашего уровня.

– Помнишь, ты хотел сделать штандарты? – вдруг спросил Свиб у Гервица, – знаешь, кого стоило намалевать на знамени нашей роты?

– Волка-трупоеда, – хмуро ответил Гервиц.

Кто-то заболел чумкой, в ком-то завелись трупные черви. И это, на самом деле, было хорошо, потому как нам доставалось больше еды. Скотомогильники были внушительных размеров, однако, даже падали на всех не хватало.

Вскоре и «Тишина» присоединилась к нам, и остатки ханготского батальона, которого едва набралось на два с небольшим отделения. Все ели трупнину. Все хотели жить, хотя и говорили, что смерть лучше, чем это всё.

Лекари пытались хоть как-то обрабатывать трупное мясо, но это не всегда помогало. Многие умерли именно от еды, в то время как другая часть – от её нехватки.

Мы просто упрямо оттягивали время, отмеренное нам Мортаром.

Так тянулись страшные дни. Аборигены перестали нас атаковать, уже с месяц не было новых наступлений. Мы бы всё равно не выстояли. Но убирать лагерь ублюдки не спешили. Тем не менее, мы всё чаще выбирались наружу и нападали на окрестные фермы за стенами Рубежа, занятые аборигенами. Иногда удавалось достать хоть что-то съестное.

Впрочем, голожопые быстро поняли, что к чему, и отступили, а перед тем сожгли всё дотла. Поживиться было нечем.

◆ ◆ ◆

На следующие сутки после того, как Клайвз отбыл в наряд, меня растолкал крайне возбуждённый Тендер Свиб.

– Что такое? – устало спросил я.

– Клайвза взяли в плен.

Я недоумевал, что, собственно, с того, что его захватили. Однако, Свиб, отвесив мне пощёчину, быстро пояснил, что нам нельзя терять столь хороших бойцов, если мы хотим выбраться из этого чёртового города.

Я усмехнулся тому, что Свиб ещё верит в то, что отсюда можно уйти. Что кошмар когда-нибудь закончится.

Но он всё ещё был моим командиром, а посему я, Свиб, Йекс Фельдеганс и Эрвинд Гез отправились в сторону квартала Абесхауз.

Следов на снегу было великое множество. Весть о том, что Клайвза захватили аборигены, принёс его напарник, который пришёл в расположение и скончался тут же, от полученных ран. Единственное разумное направление вело за город, в сторону одной из заброшенных деревень.

Зимой вечерело рано, и когда мы покинули Рубеж, над бескрайней белой равниной уже нависли сумерки. Мы быстро двигались по следам, пытаясь сосчитать, сколько вообще людей было в отряде, который утащил Клайвза.

Поначалу я даже не мог вспомнить, что его взяли в плен исключительно по моей вине. Что, на самом-то деле, на его месте должен был быть я. Но и когда я вспомнил о том, как подделал записи, то не почувствовал ничего. Каждый выживает, как может. С другой стороны, я неисправимый неудачник, если умудрюсь погибнуть в то время, как мы будем освобождать Реддвига.

В деревню мы прибыли спустя час. Уже совсем стемнело. Жуткие крики аборигенов доносились из центра поселения. Над домами были видны всполохи костра. Мне стало не по себе. Я снарядил пистоль последними тремя патронами – больше не было во всем Рубеже.

То, что я увидел там, на небольшой площади… Слава богам, что мне хоть немного отшибло память. И всё равно, очень часто эта картина вновь возникает у меня перед глазами во всей своей омерзительности.

Клайвз был привязан к каменному жертвенному алтарю, вокруг которого курились какие-то благовония и орал не своим голосом, дёргаясь, но не имея возможности вырваться. Левая нога у него была отнята по самую задницу. Из отвратительной раны текла кровь, заливая все вокруг. Аборигены в некоем гипнотическом трансе, полуголые, обмазывались этой кровью, пили её со своих рук, и пытались пальцами ещё сильнее расковырять рану фронтмена. Другие разделывали его ампутированную конечность и пожирали сырое, кровоточащее мясо.

Рядом стоял ещё один голожопый, с головы до пят измазанный кровью и покрытый племенными татуировками. В руках он сжимал ритуальный клинок и собирался отрезать ещё одну конечность Клайвза.

Заметив нас, он закричал что-то на своём языке. Аборигены, видимо, одурманенные кровью и травами, что курились рядом с алтарём, вяло повернулись в нашу сторону.