Законник

Глава 22

Фобос проснулся от того, что жаркое полуденное солнце слепило ему глаза. Хорнет готовил завтрак на костре, а Одноногий дремал под деревом в обнимку со своей «Бесси». Танго всё так же спал.

– Он просыпался? – спросил у Хорнета Фобос, приподнимаясь на траве и пытаясь унять привычное головокружение при пробуждении.

Хорнет пожал плечами.

– Я спал, – признался он, – на карауле, вроде бы, стоял Одноногий. Но сейчас парень отсыпается, так что не буди его.

Фобос с жадностью набросился на завтрак. Танго, видимо, тоже почувствовал запах жареной на костре яичницы, потому что прохрипел что-то невразумительное и слегка зашевелился, но когда Фобос позвал его по имени, ничего не ответил.

– Дело плохо, – сказал Хорнет, набивая рот едой, – так мы рискуем никогда не добраться до границы.

– Ага, – ответил Фобос, – вам туда и не нужно. Мы практически на месте.

– Хочешь дальше двинуть один?

– Тут недалеко. Танго явно нужна помощь Падсона, – пожал плечами Фобос.

Хорнет несколько секунд оценивал мысль законника, после чего кивнул головой.

– Ты прав, старик. Нечего мотаться туда-сюда с раненым. Мы двинем в Оштераус.

Фобос ничего не ответил.

– Но тебе надо убираться поскорее, – мрачно усмехнувшись, сказал Хорнет.

– Я тоже не хочу слышать нытьё Одноногого, когда он проснётся, – улыбнулся Фобос.

И Фобос, не попрощавшись, сложил свои вещи в сумку, сел на Бонки и поскакал на ней в сторону тропы Дерсвелла.

Теперь он был один и даже не думал о том, увидит ли вновь своих старых друзей. Доберутся ли они до Оштерауса? Сейчас важен не этот вопрос. Сейчас важнее, доберётся ли он сам до столицы Лигии.

Фобос стрелой летел по плато – он мог это позволить, потому что под ним была самая быстрая лошадь в Оштераусе, не чета старым клячам его бывших спутников.

В лицо дул тёплый ветер, ласковое солнце грело сквозь плащ, а отовсюду доносился чудесный аромат луговых трав и цветов. На одно короткое мгновение Фобос ощутил, что жизнь, в общем-то, не так и плоха.

Но его цель была важнее иллюзорных ощущений.

Добраться до Лигинара. Вот, на чём он пытался сосредоточить свои мысли, подгоняя верную Бонки по пыльной дороге.

Но мысли упрямо возвращались к событиям минувшей ночи. Каждый законник – строгий индивидуалист, и взаимовыручка тут не в почёте. И Фобос впервые в жизни нарушил этот принцип.

И он впервые в жизни споткнулся о свои собственные мысли.

От него зависела судьба целого города, следовательно, ему следовало оберегать самого себя в ходе этого странствия и оставить флакон Падсона себе, чтобы в случае угрозы жизни подарить себе ещё одну жизнь. То есть, в конечном итоге, помочь себе, чтобы помочь целому городу.

И вместо этого он отдал флакон своему боевому товарищу. Чем он руководствовался? Он сделал благое дело для другого человека, ни на секунду не подумав о себе. Но не ради ли того, чтобы самому почувствовать себя существом, способным на сострадание? Чтобы почувствовать себя человеком, как и все прочие, а не машиной для убийства с окаменевшим сердцем?

И мысли разлетались в его голове, сталкиваясь с непониманием Фобосом самого себя. Он всегда думал, что хорошо изучил своё внутреннее устройство, но эта ситуация слегка выбила его из колеи. И тогда он вновь почувствовал приступ меланхолии, который должен был нагрянуть ещё вчера, но почему-то задержался.

– Ох, чёрт, только не сейчас! – закричал он, смертельно напуганный, прочувствовав, как вновь на него накатывают мысли, что чернее самой ночи, – Мортар, избавь меня от этого!

Он летел по плато, но вокруг клубился кровавый туман, застилавший глаза.

Красное солнце висело в потемневшем небе и немилосердно жгло глаза фронтмену, а он не знал, куда от него деться. Голова начинала раскалываться, словно адский кузнец методично вбивал в неё железные колья.

Дрожащими руками Фобос вытащил «Насмешника» из кобуры и крепко стиснул его, словно надеясь, будто предмет реального мира как рука помощи вытащит его из мира сумасшедших терзаний.

Но этого не произошло.

Чувствуя, как земля горит под ним, он свернул с тропы, спрыгнул с Бонки и побежал, куда глаза глядят.

Сухой буш раздирал его лицо, Фобосу казалось, что куски плоти отваливаются с его тела и, не достигнув земли, превращаются в отвратительных жирных червей, которые облепляют его, карабкаются вверх и лезут в рот. Он начал задыхаться и остановился, чтобы перевести дух.

Жуткий красный туман исчез, да и никаких червей и в помине не было, а с расцарапанного лба капала кровь.

– Что со мной происходит? – тихо спросил Фобос, зная, что никто, в том числе и он сам, не сможет ответить на этот вопрос.

Рокот разорвал небеса надвое, и чёрная туча спустилась на мир, орошая его кровавым дождём.

Фобос бежал сквозь колючие заросли, которые превращались в уродливых змей, шипели, извивались, кусали его за руки и лицо. Кровавый дождь проникал сквозь одежду. Нигде не было от него спасения Фобосу.

Похоже, боги наслали на него страшнейшее из всех испытаний – заточение в собственном безумном разуме.

И тогда законник снял шляпу и в ненависти взглянул на чёрные небеса, собравшись обрушить весь свой гнев на Мортара. Но то, что он увидел, заставило его лишиться дара речи.

Над горизонтом вздымалась гора, и была она выше всех гор, известных человеку. Но подняв свой взгляд ещё выше и до невозможности задрав голову, Фобос увидел, что это не гора, а фигура огромного черного человека, нависшая над небосклоном. Окружающее пространство искривилось настолько, что законник упал на спину и не мог нашарить под собой твёрдой земли – та крутилась во все стороны.

Мортар предстал перед Фобосом. Фигура в небе неподвижно сидела, положив огромный чёрный меч себе на колени. Звёзды путались в длинной чёрной бороде бога Смерти. Вместо обоих глаз были луны, и этими сверкающими очами он грозно смотрел на Фобоса.

Он был везде.

От этого осуждающего взгляда нельзя было скрыться. Законник съёжился и почувствовал себя червём.

Грозное лицо, квинтэссенция всех ночных кошмаров Фобоса, заглядывало в каждый уголок его души, пытаясь найти искомое. Фобос закрыл глаза ладонью и застонал, но и сквозь темноту он узрел лицо, искажённое гримасой злобы и два светящихся диска вместо глаз.

Земля гудела. Фобос перевернулся на живот, но и она перевернулась вместе с ним, и вновь законник оказался перед изучающим взглядом гигантского Мортара.

«Отринь всё» – прозвучал голос в голове законника.

Трудно описать, на что он был похож. На дуновение ветра, смешанного со страхом ночью на кладбище. На последний стон умирающего от страшных мучений солдата. На звук, с которым топор отсекает голову.

На выстрел «Насмешника».

Фобос вспомнил о своём пистоле, схватил его и вставил дуло в рот.

«Быть тебе десницей», – продолжил голос. Фобос яростно замотал головой, затрясся, будто бы в припадке и спустил курок.

Щелчок.

«Насмешника» опять заклинило. Неспроста Фобос дал ему такое название.

Законник распахнул глаза. Мир стал прежним. Он лежал в колючих зарослях, а над ним порхали птицы.

Фобос почувствовал накатывающее безразличие. Он не мог даже обдумать то, что произошло – на это не хватило бы ни сил, ни времени, ни желания. Он понял, что конец его близок.

Его разум сожжёт его тело изнутри.

◆ ◆ ◆

Солнце клонилось к закату, когда Фобос увидел справа от дороги покосившийся деревянный знак, гласивший, что впереди путника ожидает тропа, получившая имя в честь славного первопроходца Бернадира Дерсвелла, а также граница с Лигией.

По традиции каждый фронтмен должен был спешиться и вылить глоток жидкости из фляги рядом с знаком, почтив память Бернадира, во многом благодаря которому и появился Фронтир.

Фобос лишь хмыкнул, покачал головой и без остановки двинулся дальше на восток.

Дорога вновь сузилась. Законнику очень не хотелось нарваться на тех, кто вчера напал на Танго, поэтому двигался он очень медленно и прислушивался к каждому шороху.

За очередным поворотом должна была быть небольшая деревушка, где фронтмены, двигавшиеся в Лигию, пополняли припасы.

Но ее не было. Фобос увидел лишь ряд сожжённых дотла домиков, да кучу трупов со следами страшного насилия чуть в стороне. Мужчины, женщины. Дети.

Фобос инстинктивно отвернулся, и его замутило. Он видел всякое, но вид мёртвых детей был невыносим даже для него.

Закрыв глаза, он пустил Бонки в галоп, надеясь как можно скорее миновать то, что осталось от поселения.

Лишь оставив деревню позади, Фобос открыл глаза.

Впереди маячило ущелье, вдоль которого петляла тропа Дерсвелла. И законник тронулся в путь, стараясь думать о чём угодно, кроме печальных безжизненных глаз мёртвого ребёнка.

Но его затрясло. Если бы он мог плакать, то зарыдал бы навзрыд. Он понимал, что не ребёнка ему было жалко в данный момент.

Роковые мысли наполняли голову, и самой главной из них была следующая – это сделали люди.

Люди, для которых он всегда пытался делать что-то хорошее. Люди, одним из которых он всегда хотел стать. И это были не те, кто с младых ногтей был злодеем и промышлял разбоем всю жизнь.

Это сделали те, за кого ещё вчера Фобос был готов отдать жизнь. В поисках корки хлеба они сожгли деревню. Вывели всех жителей в одно место. И забили их насмерть тупыми предметами. У кого поднялась бы рука не просто ударить ребёнка, а убить его?

Фобос знал ответ. У его собрата-человека.

Который радовался восходящему солнцу. Который целовал любимую жену и чувствовал, как благодатное тепло разливается по сердцу. Кто ласково трепал сына по голове, закидывал удочку, глядя в темнеющее небо, и получал небывалое удовольствие от жизни. Этот же человек захотел есть. И ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он сломал шею беззащитному ребёнку.

Собрат-человек. Высший результат долгих лет божественной работы. Воплощение всего коллективного опыта всех мудрецов, когда-либо существовавших. И он сделал это.

Фобос чувствовал, как мост между тем, кем он является сейчас, и тем, кем всегда хотел быть, рушится в бездонную пропасть. Трещат натянутые канаты, и осыпаются доски. Рассудок переворачивается с ног на голову.

– То, что я испытываю сейчас мне противно куда больше чем то, что я хочу испытывать, – сказал Фобос сам себе, надеясь хоть как-то успокоиться после увиденного.

И эта мысль позволила слегка заглушить тревожные думы.

Законник обнаружил себя на середине тропы Дерсвелла. Половина ущелья была пройдена, а он даже не заметил. Он слегка удивился тому, какое значение в жизни человека имеют навязчивые мысли вкупе с доведёнными до автоматизма движениями и сноровкой, полученной за годы жизни на Фронтире.

Самый опасный участок был позади, и Фобос позволил себе немного расслабиться и подумать о том, как выглядит столица Лигии, куда он и направлялся.

Фобос отвлёкся лишь на долю мгновения. Но это была последняя ошибка, которую он совершил в своей полной безумства и отчаянья жизни.

Потому что в ту же долю мгновения грянул выстрел.

И Фобос, почувствовав жгучую боль в груди, не удержался в седле, выпал из него, даже не успев зацепиться за стремя, и увидел стремительно летящее навстречу дно ущелья.

Глава 23

– Но ты не умер, – раздался тихий печальный голос.

Фобос открыл глаза.

Он лежал на дне ущелья, в котором клубился странный зелёный туман. Бровь была рассечена, а руки и ноги болели от ушибов. На груди набухало кровавое пятно. Но он не умер.

– Я не умер, – растерянно прошептал Фобос, – кто здесь?

Из тумана вышел странный человек в полном боевом облачении чёрного цвета. Он снял лёгкий шлем и поднял голову. Законника передёрнуло. Вместо глаз у незнакомца зияли два чёрных провала.

– Иногда Мортар разрешает воспользоваться одной из лун, чтобы я увидел то, что делается в мире, – тихо произнёс незнакомец, – не знаю, что жжёт больнее всего – раскалённый шар, покоящийся в глазной дыре, или то, во что превратились люди.

И Фобос достал «Насмешника» из портупеи, намереваясь покончить с окружающим безумством.

Этого не могло быть.

Этого не должно существовать. Должно быть, он сильно ушибся головой и бредит.

Но вскоре смерть возьмёт своё, и законник навеки успокоится.

Фобос посмотрел наверх, но скалы тянулись до самых небес, скрываясь в темноте. Неужели ущелье настолько глубокое?

Тогда как он вообще выжил?

Или это и есть смерть?

Тем временем, незнакомец медленно подходил всё ближе, но он явно не собирался причинять зла Фобосу. Законник знал это, потому что когда-то верил в Мортара.

А незнакомец был никем иным, как Рейдом Нечестивым – ближайшим помощником бога Смерти. Они уже встречались. Но каждый раз встреча с Рейдом наполняла тело Фобоса едким страхом. В этот раз страха не было.

– Тебя не существует, – прошептал Фобос и спустил курок, наведя «Насмешника» на печального человека в чёрных доспехах прошлого тысячелетия.

Щелчок.

Фобос яростно нажимал на курок, но «Насмешник» заклинивал всякий раз.

– Никого не существует, – ответил Рейд и присел напротив Фобоса, словно изучая фронтмена чёрными провалами глаз, – в том числе, тебя. Особенно, в данный момент.

– Я умер?

– Пока нет.

– Тогда что это за место?

– Ущелье, в которое ты упал, когда тебя подстрелили из-за того, что ты поддался чувствам.

– Но я должен был умереть! – крикнул Фобос.

Рейд лишь рассмеялся:

– Это не тебе решать, смертный.

Слишком неясно. Слишком многие события, мысли и воспоминания слепились в единый ком, разодрать на части который Фобос не мог, как бы сильно ни пытался.

Он был уверен в том, что то, что он видит сейчас – нереально. Неестественно. Этого не может быть в той реальности, в которой он живёт.

Боги не разговаривают со смертными.

– Разговаривают, – улыбнулся Рейд. Фобоса как огнём обожгло.

Сукин сын что, ещё и мысли читать умеет?

– Да что вообще тут творится?! – вскричал Фобос, поднимаясь на ноги. Конечности болели очень сильно, однако кровавое пятно на груди перестало набухать.

– Это жизнь, Фобос. Жизнь во всём её многообразии, одной стороной которой является смерть, – Рейд перестал говорить и отошёл чуть в сторону.

Но голос его сам по себе зазвучал в голове Фобоса, заглушая все прочие мысли. И оставшись наедине с этим голосом, законник впервые почувствовал покой и умиротворение.

Ты не жив и не умер, Фобос Тервин. Это не Поток, который часто рисовали в твоём воображении религиозные, где Тысячеглазый Уладар сопровождает мёртвые души в их последнее царствие в Небытие или Пустоту, как, например, называл это место твой приятель Хорнет.

Хорнет… Один из немногих, кто приблизился к пониманию сути всего происходящего. Но его скудный ум и эмоциональные порывы не позволили перейти ту грань недозволенного, где смертные либо сходят с ума, либо превращаются в богов.

И поэтому ты здесь, Фобос. Такова воля Мортара.

– Мортар… говорил со мной, – сглотнув, произнёс Фобос.

Мы знаем. Он нечасто является людям. Чаще всего, если кто-то его прогневил.

– …или впечатлил, – в ужасе пробормотал законник. Всё начало складываться в его голове в ужасную картину, при мыслях от которой он был готов бежать хоть на край света, но знал, что и там они настигнут его.

– Верно, – на сей раз заговорил Рейд и подошёл к законнику, – но ты задумывался, почему?

– Нет.

– Потому что ты оказался так близко к пониманию сути, что самому Мортару понадобилось её защитить.

– Я… Я не понимаю, – Фобос был совершенно сбит с толку, – эти приступы чёрной тоски, всё моё безумие… Все мои мрачные мысли… Что это?

– Лишь попытки Мортара подсказать тебе истинный путь.

– Эти мучения… истинный путь? Что? – Фобосу стало дурно. Вновь он оказался лишь игрушкой богов, – ради чего я должен был терпеть всё это?

– А какова ценность твоих мыслей, если бы ты не сам пришёл к соответствующим умозаключениям, а услышал их в шёпоте вечернего ветра? – возмутился Рейд, – Законник, люди всегда страдают. Они были созданы для страдания. Но ещё никто не попытался в своём страдании объять весь мир. В этом ты превзошёл даже великих мудрецов прошлого. Все их мысли сводились лишь к насущным проблемам. Ты же смог перейти ту грань, за которой начинается совершенно иной мир.

– Я догадывался об этом, когда сходил с ума, – устало пробормотал Фобос, – но неужели Мортар настолько жесток и упивается страданием?

Рейд улыбнулся и пальцем указал на чёрные провалы, где раньше у него были глаза.

Рейда называли «Нечестивым», потому что много сотен лет назад он решился на предательство Мортара. Но Мортар оказался настолько великодушным к ренегату-Рейду, что не только позволил ему возвыситься до своего ближайшего союзника, но и заставил вырвать глаза у самого себя от осознания истинных масштабов содеянного Рейдом.

С тех пор полубог верой и правдой служил Мортару и исполнял его волю – часто жестокую, но всегда безразличную и справедливую, как и сама Смерть.

– И что от меня нужно всем вам?

– Чтобы ты стал одним из нас, Фобос. Чтобы ты стал десницей Мортара.

Вновь заговорил голос в голове законника.

Мир гниёт и разваливается. Люди предали всё то хорошее, что когда-либо в них было. Этот мир подпитывает внутреннюю силу Мортара. Мир заражается скверной – дряхлеет и бог Смерти. Поэтому он не может просто взять и уничтожить его ко всем чертям. Поэтому ему и нужен ты. Ловкий и сильный человек небывалой моральной стойкости.

Ты столько лет претворял в жизнь выдуманные законы людей, так что Мортар желает возвысить тебя, чтобы ты наконец-то нёс его слово и его волю и жестоко карал всех, кто с этим не согласен.

– Я знаю много солдат получше меня, – с сомнением покачал головой законник, – и я не понимаю, о какой моральной стойкости может идти речь, если я практически спятил?

Ты совмещаешь в себе все качества, которыми восхищается Мортар. Он наделит тебя небывалой силой. Чёрная буря пронесётся над изувеченным миром и обратит в прах всё, что отравляло его долгие тысячелетия. Ложь, предательство, алчность – всё обратится в нелепые, режущие слух слова и растворится в Небытии. Миллионы голосов объединятся в возмущённый вопль, который ветер разнесёт над остатками прежнего мира. Они будут надеяться, что всё, наконец-то, закончилось. Но самое страшное только начнётся.

И этой чёрной бурей будешь ты, Фобос.

Не об этом ли ты мечтал, когда видел смеющихся преступников, не чувствующих раскаяния за ужасные злодеяния?

Когда тебя калечили хафенбаумские сержанты?

Когда ты узнал, что твои родители лишились крова?

Когда ты увидел, как рассыпается на осколки Фронтир?

Когда ты видел мёртвых детей?..

Все эти картины представали перед глазами Фобоса, он почувствовал небывалую боль в висках и рухнул на колени, обхватив голову.

– Хватит! – закричал он, – я не вынесу этого!

У тебя есть выбор, Фобос. Это Фронтир, и никто не отберёт у тебя свободу выбирать.

Зловещая ирония судьбы! Фобос посмотрел на Рейда снизу вверх. Бог печально взирал на него и протягивал правую руку.

Стать десницей бога Смерти. Нести его волю. Карать всех, из-за кого он страдал. И наконец-то насладиться страхом в их глазах, а не тупым безразличием!

Ты слишком долго страдал, законник. И Мортар дарует тебе избавление от этого.

Твоё время пришло.

Голос становился всё громче и громче, настолько, что разрывал изнутри барабанные перепонки Фобоса. В глазах потемнело. Он почувствовал, как наливается свинцом его тело.

– Давай же! – закричал Рейд, протягивая ему руку, – я не могу так долго сдерживать Смерть! Либо ты с нами, либо ты сам по себе, и чёрт знает, где ты очнёшься – на дне ущелья или на пути в Небытие!

Фобос тупо уставился в протянутую ладонь. Затем прохрипел:

– В том и проблема, что боги никогда не были людьми. А я хочу стать человеком.

И плюнул в протянутую руку.

А затем на него обрушилась непроглядная темнота.

Глава 24

Фобос с трудом разлепил свои глаза, но всё, что он увидел – лишь темноту.

Всё тело болело так, будто по нему пробежал табун лошадей. Но, глядя наверх, он увидел не бескрайние утёсы до самых небес, а неясный слабый серый отблеск вечернего неба. Фобос улыбнулся и вновь потерял сознание.

Он очнулся вновь и почувствовал, что лежит не на голой земле, а на сухой траве. Не было сил, чтобы посмотреть по сторонам, но он понял, что его везут на какой-то телеге.

Он попытался приподняться, но не смог. Накатила тошнота и слабость. Фобос понял, что лучше перестать бороться со своим изувеченным телом и просто отдаться на волю случая.

«Я не знаю, что произошло и что произойдёт позднее. Я не смогу этого выяснить сейчас. Я не смогу защитить себя в случае опасности. И в эту минуту мне важнее не умереть от полученных ран, а не знать, куда меня везут» – так он подумал, вновь смыкая свои глаза.

Он не помнил ничего, что предшествовало его нынешнему положению.

◆ ◆ ◆

Фобос вновь очнулся, но на сей раз в какой-то хижине.

За долгое время сна сил немного прибавилось, так что теперь он смог хоть немного повернуть голову и осмотреть убогое убранство своего пристанища.

Деревянные стены из потемневшей от времени сосны. Топчан, укрытый соломой. Грубо сколоченный стол. Единственное окно, занавешенное грязной тряпицей, сквозь которую пробивается неровный серый свет. Стулья. Мешки и бочки в углу. Больше никого нет.

Но Фобоса не убили, и это было уже хорошо в его положении. Он ожидал, что это могло произойти с большой долей вероятности, хотя и не мог с уверенностью сказать, кто именно хотел бы его смерти.

Превозмогая адскую боль, законник аккуратно положил правую руку себе на грудь и осторожно ощупал следы ранения.

Всё было туго перебинтовано. Рука тоже была забинтована до самой кисти.

Неожиданно дверь со скрипом растворилась, и на пороге появился хмурый сухопарый старик, на вид лет на десять старше, чем самый старый человек, которого знал Фобос – Драйтер.

«Драйтер» – Фобос обдумал это слово, но не смог точно вспомнить, кто за ним скрывался. Кто-то, кого законник знавал целую вечность тому назад. Смутный силуэт возникал в повреждённой памяти Фобоса, но больше законник не мог вспомнить ничего.

Незнакомец держался уверенно и выглядел крепким, хоть и потрёпанным жизнью. Заметив, что Фобос смотрит на него, он окинул раненого фронтмена критическим взглядом и спросил мягким голосом, на редкость не соответствующим его внешности:

– Очнулся, бенгель? Как себя чувствуешь?

Фобосу хватило сил лишь на то, чтобы слегка кивнуть.

Лицо старика казалось размытым пятном. Фобос прищурился. Седые волосы были зачёсаны назад, обнажая высокий лоб. Небольшие глаза смотрели внимательно, изучающе. Рот под широким носом выглядел так, будто старик никогда не улыбался.

– Правильно, не рыпайся. Не трать свои силы. Ты в безопасности.

Он твёрдым шагом пересёк комнату, взял стул и уселся рядом с Фобосом.

– Ты не из здешних краёв, бенгель, – сказал он.

Слово «бенгель» на Фронтире использовалось очень редко – либо среди разбойников, либо среди самых старых поселенцев, – откуда ты? Из Раксвальда?

Фобос слегка мотнул головой. Это слово тоже было ему знакомо, но сейчас он не мог с уверенностью сказать, деревня ли это, город или целая страна.

– Из Бирдена? Хангота?

«Нет».

Что-то шевельнулось в голове законника. «Хангот»…

События, отпечатавшиеся в разуме фронтмена, понемногу склеивались в единое целое. Но всё равно не хватало многих фрагментов.

– Оштераус?

Фобос слабо кивнул.

Он сразу же вспомнил это название. Да, это его родной город.

– Далеко же тебя занесло, бенгель. Во внутренние земли Фронтира.

Фобос вспомнил и об этих местах. Слабозаселённый клочок земли, протянувшийся от тропы Дерсвелла до Рейсвида, на самом востоке Фронтира.

Внутренние земли не подчинялись общим законам Фронтира, старались ни с кем не контактировать, не лезть в политику и не вести дела с остальными жителями Этельвельдских гор. В основном здесь жили старики и старухи. Они сами выращивали себе пропитание, а потому жизнь Фронтира их совершенно не интересовала. Больше Фобос не смог вспомнить ничего касательно того места, куда его занесла судьба.

– Весёлые дела у вас творятся, я слышал, – криво усмехнулся старик, – всё, что вы строили, рассыпалось под собственным весом. Незавидная судьба для целого государства. Но сейчас тебе не о чем думать. Куда ты двигался, когда тебя сбросили в ущелье? Сбегал от судьбы?

Фобос отрицательно мотнул головой.

– Неужели в Лигию? – слегка удивился спаситель законника, – небось, командир послал просить помощи у тамошнего царя?

Фобос не мог вспомнить. Он едва-едва пожал плечами.

Старик лишь покачал головой.

– Ладно, бенгель. Не буду больше тебя мучить. Отдыхай. Потом решим, что с тобой делать.

Затем он встал и вышел из хижины.

А Фобос вновь остался наедине со своими мыслями, смутно ожидая чего-то нехорошего.

Но ничего не произошло. Столько времени он сбегал от своих сокровенных мыслей, но сейчас он был совершенно пуст. Он не чувствовал ничего, кроме физической боли, и эта боль заглушала всё прочее.

Он попытался восстановить цепочку событий, приведшую к его нынешнему положению, но вспомнил лишь случайный выстрел, опрокинувший его в пропасть, да своё бессознательное состояние, в котором ему привиделось, будто он с кем-то разговаривает, вот только с кем, Фобос не мог вспомнить, как бы не силился.

Должно быть, сильно ударился головой при падении. Он часто слышал о таком явлении. Кажется, оно называлось «амнезия».

Имея в своём распоряжении большой запас времени, фронтмен принялся размышлять о том, что привело к тому, что он оказался здесь. Понятное дело, в него выстрелили. И кто стрелял? А затем старик спас его жизнь.

Он сказал, что всё, что они строили, рассыпалось под собственным весом. Что он имел в виду?

Фобос действительно не смог вспомнить, что в точности происходило на Фронтире. Этот участок памяти просто отключился. Какие-то смутные люди, смутные события… Всё в его мозгу выглядело крайне смутно.

Неожиданно туман на долю мгновения развеялся. Ему приказали отправляться в Лигинар, и он отправился. Вроде бы, Фобос даже ехал не один, а с какими-то фронтменами. Но с кем именно, вспомнить не получалось. Почувствовав усталость от размышлений, он задремал.

И даже не осознал того факта, что все его чёрные думы тоже стёрлись из памяти.

◆ ◆ ◆

Фобос отключался, видел странные разноцветные сны, и просыпался вновь. В голове было совершенно пусто. Сколько времени уже прошло? Какой вообще сейчас день?

А разве это имеет значение?

Старик разбудил законника, когда тот вновь уснул.

– Надо поесть, – сказал он, выливая из котелка в жестяную миску какую-то густую похлёбку.

Пока она остывала, принёс деревянное ведро с водой.

Фобосу было больно даже моргать. Болел каждый дюйм его тела. Старик кое-как принялся кормить его с ложки. Но многое стекало по щекам и подбородку раненого фронтмена.

– Я вытру, вытру, – пробурчал старик.

Фобос поперхнулся и зашёлся надсадным кашлем, от которого его едва не вывернуло наизнанку. Боль отдавалась в спине.

Но какие-то жалкие крохи пищи всё же попали в желудок законника.

– Что ж, для начала достаточно, бенгель, – удовлетворённо хмыкнул старик, – главное для тебя сейчас – не умереть от обезвоживания и голода.

Фобос вопросительно уставился на своего спасителя.

– Пить много не дам, чтобы не изгадил койку, – пояснил старик, – ходить будешь под себя.

Фобосу захотелось расхохотаться. Чёрт побери, он превратился в развалину. Просто мясной огузок, пускающий слюни и ссущийся под себя. «За подобную иронию я и люблю жизнь», – отчего-то подумал законник.

А время неукротимо двигалось вперёд. Всю первую ночь Фобос просыпался в холодном поту. Ему снилось, как он камнем летит в пропасть. Но очнувшись утром, он почувствовал себя выспавшимся.

Старик, который представился Ланц Фельдом, часто отлучался из дома, но всё же старался отвлекать Фобоса разговорами о своей жизни. Законник ничего не мог ответить, и ему приходилось слушать.

На удивление, Ланц Фельд оказался крайне словоохотливым. Иногда, правда, он всё же замолкал, словно чувствуя усталость Фобоса.

– Я тоже был законником, бенгель, – предаваясь воспоминаниям, тихо бормотал он, усевшись на стул в углу хижины, – целую вечность назад. И я был чертовски хорошим законником. Но, к сожалению, таких, как я, было немного.

И старик замолкал, ссутулившись на стуле и положив локти на колени. Он долго-долго глядел в пол, затем качал головой и уходил заниматься своими делами.

Рассказы о собственной жизни Ланц Фельда постоянно обрывались на этом моменте. Зато он успевал пересказать все окрестные слухи. Вот их Фобос слушал куда более жадно.

– Ханготская свора вчерась пыталась к Венде подкатить.

Фобос не знал, кто такая Венда.

– Уж мы с Эйхорном им рога-то пообломали! – довольно продолжал старик, посмеиваясь каркающим смехом, – больше, гниды, не сунутся.

На третий день он долго рассказывал о том, что у доярки Магретты родился щенок.

«Клайвз бы обрадовался. Он любил щенков» – отчего-то вспомнил Фобос старого сослуживца, времён Рубежа, которого старался никогда не вспоминать.

И что-то больно закололо в груди. Законник отстранился от этих воспоминаний, но те отчаянно зазудели как комариный укус, требуя, чтобы он вновь погрузился в них. «Не сейчас… не время».

И вечером третьего дня Фобосу, наконец, надоело лежать как бревно. Он попытался хоть немного пошевелить руками. На удивление, те послушались. Хотя мышцы болели так, что с губ законника сорвался тихий стон.

Но он не парализован! Фобос часто слышал, что можно получить удар по голове и остаться растением. Овощем. Слава богам, что с ним этого, по всей видимости, не произошло.

Когда Ланц Фельд в очередной раз принялся кормить Фобоса похлёбкой, законник приподнялся на подушке. Старик от изумления разинул рот и едва не выронил ложку.

– Ну, чудеса! – только и вымолвил он, – я уж было решил, что ты… того.

Фобос хотел что-то спросить, но сил не было. Кое-как проглотив несколько ложек похлёбки, что было рекордом для него в течение последних дней, он слегка помотал головой, дав понять старику, что сыт.

По большому счёту, Фобосу было хорошо. Хорошо и спокойно. Он целыми днями лежал, его поили, кормили и развлекали.

Единственная проблема – ему не нравилось мочиться в кровать. На следующее утро Фобос проснулся с ощущением переполненного мочевого пузыря. Старика не было дома. Законник понял, что дальше отлёживаться нельзя, иначе мышцы попросту атрофируются.

Превозмогая чудовищную боль, он стиснул зубы и заставил себя принять вертикальное положение. Голова сразу же пошла кругом. К горлу подступила тошнота.

Но Фобос ногой придвинул ближайшее железное ведро к кровати и с наслаждением отлил в него.

Как мало человеку нужно для счастья!

Впрочем, этот ритуал лишил его всех сил. Почувствовав нарастающую усталость, он кое-как завалился набок и потерял сознание.