Законник

Глава 19

Незавидной судьбы пленник, прежде чем отправиться в царство Мортара, успел поведать кое-что интересное о том, что творится сейчас в Ханготе и окрестных землях, вплоть до южной границы Фронтира. По его сбивчивым всхлипываниям оштераусские законники смогли установить, что ситуация в Ханготе складывалась совсем не радужным образом.

В городе было введено военное положение. Вся провизия иссякла ещё несколько недель назад. Гарнизон казнил своего командира и самораспустился, а солдаты принялись рыскать по окрестностям, в поисках съестного и сбиваться в мелкие шайки.

Кто-то дал дёру в соседнюю Лигию, кто-то устраивал налёты на другие поселения фронтменов, кто-то пытался перебраться через Рубеж и отправиться через земли аборигенов в Бетвуд, и судьба последних была крайне незавидна.

Поэтому Фобосу и сотоварищи предстояло быть начеку.

Шальная пуля могла прилететь из любых кустов. Стены Хангота уже совсем близко, от них ещё сотню миль на восток через кривое и опасное ущелье до тропы Дерсвелла, единственную деревню в окрестностях которой уже наверняка всё разорили ханготские стрелки, а оттуда столько же и чуть больше до Истока – первого лигийского поселения после границы.

– Как думаешь, ханготцы станут з-забираться так далеко от своего города? – спросил Одноногий у Танго.

Фронтмены двигались парами, внимательно всматриваясь в окружающую местность вокруг и прислушиваясь ко всем звукам. Пока что ничего не происходило… Пока что. Предусмотрев возможные варианты развития событий, они переоделись в грязные ханготские плащи, снятые с убитых – издалека их вполне можно было принять за стрелков, правда, ружьё у них было одно на четверых.

– Ты о чём? – недоуменно спросил Орвис.

Одноногий как будто напрягся. Было видно, что некое мрачное предчувствие в данный момент соседствовало в нём с холодной отрешенностью, визитной карточкой хорошего фронтмена.

– Думаю о Фобосе, – шёпотом поделился Одноногий, – от границы до Истока путь неблизок. А мы п-повернём своих коней назад и вернёмся в Оштераус. П-правильно ли это?

– Не забивай голову ерундой, старик, – рассмеялся Танго, – Фобос сумеет за себя постоять.

– Сумею, – отозвался Фобос.

– Драйтер дал нам приказ, – подал голос по обыкновению хмурый Хорнет, – не нам его обсуждать.

– Ты всё говоришь правильно, Хорн, – вздохнул Одноногий, – но от Фобоса многое зависит. Судьба всего города. Не хотелось бы, чтобы у стен Истока его сцапали ханготцы.

Повисло молчание. Наконец, его нарушил Танго:

– Так, может, ты ему прямо здесь и отсосёшь?

Все засмеялись, даже Фобос. Несмотря на то, что за каждым поворотом таилась смерть, на душе у него было легко. Не в том смысле, что он ощущал какую-то радость или тепло, просто очередная колкость Танго пришлась ему по душе.

– Да иди ты к ч-чёрту, Орвис, – отмахнулся, заикаясь, Одноногий, – не-небось, сам по ночам спишь и видишь т-такие картинки?

Танго уже раскрыл рот, чтобы отпустить очередной едкий комментарий, но Хорнет, вновь погрузившийся в мрачное раздумье после мгновения веселья, поднял вверх правую руку.

– Сколько? – шёпотом спросил Фобос, чуть отставший от Хорнета.

– Трое, – сказал, не оборачиваясь фронтмен, – пока не стреляют.

– Чудно, – подал голос Танго, – приняли нас за своих.

– Не факт, далеко не факт, – покачал головой Хорнет, кладя руку на рукоять пистоля и пришпоривая лошадь.

Впереди по дороге действительно двигались трое всадников. Они разговаривали во весь голос, но ещё издали заметили оштераусских стрелков и держали оружие наготове.

– Неплохие шмотки, Танго, – ухмыляясь, крикнул тот, что ехал спереди – юноша с крайне смазливым лицом и лощёной бородкой, – не великоваты для такого дистрофика как ты?

– Велика жопа у твоей мамаши, – звонко ответил ему Танго и даже не повёл бровью, – а плащ мне впору. Думаю, накинуть его на голову твоей сестре и хорошенько её отыметь.

– К-кто это? – тихо спросил Одноногий, пребывая в явном замешательстве.

Две группы всадников остановились на небольшом расстоянии. Все пристально смотрели друг на друга, поигрывая своим оружием. Наконец, юноша с лощёной бородкой громко сказал:

– Хе!

Это звучало довольно странно даже для его людей, поэтому он поспешил добавить:

– Всё в порядке, парни, это же Танго и его кореша.

Атмосфера разрядилась, но не настолько, чтобы все тут же кинулись стискивать друг друга в объятьях. Фобос не убирал руку с «Насмешника», хотя и напустил на себя расслабленный вид.

– Куда двигаетесь? – спросил странный знакомый Орвиса.

– А вы? – парировал тот.

– Я первым задал тебе вопрос.

– А я вторым, – пожал плечами Танго.

Ехидно улыбаясь, бородатый покачал головой.

– Ты совсем не изменился, Орвис. Когда-нибудь это тебя погубит.

– Может быть, сегодня? – с вызовом сказал Танго, ожидая реакции. Его собеседник лишь тихо посмеялся.

– Мы хорошо поживились в Бунтвайне, – наконец, ответил бородатый, – а потом чёрт дёрнул нас вернуться на Фронтир.

И он вкратце поведал о печальной судьбе городов и деревень земли закона.

По его словам, все поселения, что они встретили на своём пути с севера Фронтира на юг, были либо наглухо огорожены и закрыты, либо разорены.

– Змеиный перевал сожжён дотла, и оттуда мы видели дым над Раксвальдом. Толпы беженцев из Бирдена ринулись в Рейсвид, чтобы оттуда по мосту над ущельем попасть в Шад, к хафенбаумцам, но мост рухнул. Столько трупов сразу я в жизни не видел!

По его словам, из всех городов Фронтира выстояли лишь Оштераус да форпост Рогена, что на границе с Дикими Землями.

– А знаете, что самое ироничное, законники? – подмигнув, спросил бородатый, – что Фронтир был придуман для того, чтобы сдерживать орды аборигенов с северо-запада. А в итоге он съел сам себя! Круг замкнулся! Законники обратились против закона!

Весело смеясь, он приказал своим людям следовать за ним и объехал фронтменов.

– Удачи в Лигии! – сказал странный незнакомец и весело помахал рукой.

– Стой, Ларк! – спохватился Танго, – куда вы теперь отправитесь? Фронтира ведь больше нет, а Дикие земли наверняка усилили патруль границы.

– Обо мне не беспокойся! – смеясь, крикнул Ларк, – Шоффергоффер уже заждался нас в Бетвуде!

С этими словами он повернул лошадь и галопом помчался на запад. Его спутники последовали за ним, не произнеся ни слова. Танго сидел на лошади с открытым ртом. Его тут же окружили Хорнет, Фобос и Одноногий.

– Ларк? – широко открыв глаза спросил Одноногий.

– Шоффергоффер? Бетвуд? – недоверчиво произнёс Хорнет.

– Кто-то из вас явно умом тронулся, – сказал Фобос.

Придя в себя, Танго принялся объяснять:

– Иногда полезно водить дружбу с главарями разбойников.

– Д-дружбу? – Одноногий был явно ошеломлён, – да он чуть ли из штанов не выпрыгнул, увидев тебя.

– А тебе завидно? – огрызнулся Орвис.

– Но какой, к чёрту, Бетвуд? – недоумевал Хорнет, хмуря тяжёлый лоб. Всадники повернули лошадей и вновь двигались по направлению к Ханготу, который уже мрачной твердыней нависал в стороне от тропы.

– Я от него и наслышался всех этих историй про баронство Сынов Запада, – попытался оправдаться Танго, – парень совсем с катушек съехал. Говорит, что бывал там, и не раз.

Хорнет лишь покачал головой.

– Надеюсь, слабоумие не передаётся по воздуху, – сказал он, – а то мы им наверняка заразились.

Глава 20

Хангот выглядел как мрачный памятник прошлому. На десятиметровых городских стенах, сложенных из чёрного, как в Рубеже, камня, не было дозорных. Зловещим провалом зияли ворота, снятые с петель. Лагерь из десятка шатров, притулившихся поблизости, был уже несколько дней как брошен.

Ни привычного городского шума, ни случайных людей, ни патрулировавших окрестности стрелков – ничего. Город, скорее всего, совершенно обезлюдел. И лишь внутри, за чёрными стенами, вероятно, теплится жизнь. Но соваться туда фронтменам совершенно ни к чему – должно быть, смерть уже наложила свою печать на Хангот.

Ханготский батальон был полностью уничтожен во время осады Рубежа. А пополнение не смогло прорвать осаду аборигенов и полегло с другой стороны. В те дни они показали себя истинными героями. После этого город так и не смог оправиться. Если раньше служить в Ханготе было честью, и брали туда лучших из лучших, то со временем стали набирать всякое отребье. Неудивительно, что город поглотила скверна восстания.

Законникам стало совершенно не по себе, но мрачный и заброшенный в одночасье город притягивал к себе взгляды как магнит. К тому же, от него исходила неуловимая опасность. Ведь в любой момент отряд стрелков мог высыпать на стены и открыть огонь. Всё это могло быть ловушкой.

Но этого не происходило. Когда мёртвый город остался в сотне ярдов позади, Одноногий первым решился заговорить:

– Мортар милостивый, это с-страшно.

Фобос лишь хмыкнул.

– Что значит «страшно»? – вдруг спросил Хорнет, повернув голову и хмуро окинув взглядом Одноногого.

– Не знаю, чёрт возьми, – сказал тот, – не по себе как-то. Совсем недавно был г-город, а осталось лишь надгробие.

– Целые империи прошлого в одночасье обращались в пыль, – ответил Хорнет, – город лишь песчинка в масштабах великой Пустоты.

– Чёрт тебя дери, опять завёл свою шарманку! – простонал Танго, – заткнись, Хорн, прошу тебя. Не начинай!

– Посмотри на это с другой стороны, Одноногий, – как ни в чём ни бывало продолжал Хорнет, – Хангот стоял, в нём кипела жизнь. Люди занимались своими делами, копошились как муравьи. А сейчас его нет. Но разве что-то изменилось?

– Его нет, – сказал Одноногий после недолгого раздумья, – вот, что изменилось. Это разные вещи.

– Для муравья ощутимо, если его муравейник растопчут, согласен, – кивнул Хорнет.

– Это т-ты меня оскорбить пытаешься? – спросил Одноногий.

– Нет, я пытаюсь донести до тебя мысль, что на некоторые вещи стоит смотреть шире. По существу, никому сейчас нет дела до того, что когда-то на этих землях раскинулась Этельвельдская империя. Где она сейчас?

– Там же, где мы все будем, – подал голос Фобос.

– Вот именно! – закивал головой Хорнет, – в Пустоте. В великом Ничто. И что-то изменилось в природе от того, что целая империя пропала? Нет, ничего. Не все даже заметили это. И уж тем более никто не заметит того, что какой-то городишко перестал существовать. Никто, кроме муравьёв, потерявших свой муравейник.

Хорнет вновь погрузился в глубокое раздумье. Несмотря на то, что Хангот оставался позади, опасность нарваться на разбойную банду бывших стрелков всё равно была велика. А потому законники глядели в оба.

Через несколько часов, когда солнце клониться к закату, они решили остановиться на привал и вздремнуть несколько часов. Желудки урчали от голода.

Фобос отвёл лошадей к ближайшему ручью, сам наполнил опустевшую флягу и присел на траву, коей здесь было больше, чем на всём остальном Фронтире. Он скрутил папиросу, затянулся и посмотрел на бескрайнее синее небо.

– Подходящий момент для того, чтобы сделать решающий выстрел из «Насмешника», – вслух проговорил он и искренне улыбнулся глупой идее, пришедшей ему в голову. Докурив, он отвёл лошадей к месту привала. Танго уже вовсю о чём-то спорил с Одноногим.

Прав был Ларк, Орвис никогда не менялся. Но, быть может, в том и была сила духа некоторых людей – всегда оставаться верным прежде всего самому себе? Тем не менее, в последние дни Танго был более вспыльчив, чем обычно.

– А я тебе говорю, что если подбросить в огонь пару веток рульты, то весь Фронтир провоняет дымом! – Танго яростно жестикулировал и ходил кругами возле Одноногого, который смотрел на него с деланным равнодушием.

– А я тебе говорю, что дыма от р-рульты не будет, – отвечал законник, постукивая по протезу, – поспорим?

– На что ты собрался спорить, полоумный? На наши жизни? – бросил ему Танго и отвернулся.

– А если и да, то что? – с вызовом спросил Одноногий.

– Что, храбрость в жопе взыграла, как со шлюхой переспал? – выпалил Танго и тут же густо покраснел.

Одноногий посмотрел на него с лёгкой грустью в глазах, но ничего не сказал.

Орвис несколько секунд постоял молча, уперев руки в бока, после чего плюнул на землю и, не оборачиваясь пошёл в сторону невысокого дерева.

– Делай, что хочешь, – бросил он на ходу и уселся под деревом, но с противоположной стороны.

– Что это с ним? – спросил Фобос, с лёгким удивлением наблюдавший эту сцену.

Хорнет хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и уселся возле костра.

– Наконец-то можно п-поесть горячего мяса, – потёр руки Одноногий и вытащил из сумки бутылку.

Хорнет, завидев это, схватил законника за руку.

– Ты чего это, Хорн? – удивился Одноногий, – тоже солнце г-голову напекло?

– А раны ты чем промывать будешь, если что произойдёт? – спросил Хорнет.

– Но я хочу выпить! Какого ч-чёрта?

Фобос решил вмешаться:

– Он прав, Одноногий. Лучше попридержи бутылку. Хочешь выпить – попей воды, ручей совсем недалеко.

– Или свари своё шоколадное варево, – хмуро усмехнулся Хорнет.

Одноногий смотрел то на Фобоса, то на Хорнета, но законники были непреклонны. Он нехотя убрал бутылку в сумку, вздохнул и полез за непременной плиткой шоколада.

Фронтмены подкрепились запечённым мясом и картошкой, запив всё это горьковатым и густым варевом.

– Делаешь успехи, – отметил Хорнет, – тебе бы в трактире напитки подавать.

Танго пришёл к самому концу трапезы и, злобно глядя на всех, молча взял холодное мясо и кусок хлеба и вновь удалился к дереву, но на сей раз сел лицом к фронтменам и принялся яростно буравить их взглядом.

Глядя прямо ему в глаза, Хорнет произнёс:

– Ну, кто не успел, тот и опоздал. Ему и караулить.

И тут же лёг на мягкую траву, подложил сумку под голову и заснул.

Оставшиеся законники последовали его примеру. Засыпая, Фобос устало перебирал в уме старые легенды и сказания Фронтира. Это часто помогало ему вызвать спокойные и безмятежные сны.

◆ ◆ ◆

Самая известная легенда Фронтира гласила об одном из первопроходцев местных земель, законнике по имени Улисс, который жил здесь много лет назад. Улисс был метким стрелком и карточным пройдохой, а также небывалым повесой и задирой. Он постоянно пил, играл в карты, шулерствовал, приставал к девицам, влезал в долги, а оттого его часто выгоняли то из одного города, то из дгугого, но он всегда находил, к кому прибиться, и постоянно собирал вокруг себя людей, заряжая их своим весельем и оптимизмом. Командиры ненавидели Улисса за то, что тот, по их мнению, разлагал солдат, зато солдаты любили.

Но однажды и у него нашёлся недоброжелатель – один из фронтменов, которому Улисс был должен до неприличия много денег. Он поспорил с Улиссом, что тому не удастся добраться до кряжистого дерева на поляне одного из лесов и обернуться назад быстрее, чем догорит спичка.

Любивший выпить и поспорить, Улисс, конечно же, согласился на этот, казалось бы, лёгкий спор, суливший однозначную победу и деньгу. Однако его недоброжелатель натянул тончайшую металлическую проволоку в аккурат на въезде в лес.

Что произошло дальше не стоит объяснений. Улисс в буквальном смысле потерял голову.

Но это предыстория, а легенда говорит о том, что и по сей день в горах Бирдена бродит человек в старомодном одеянии фронтмена, он появляется перед одинокими путниками и просит сыграть с ним партию в растлер.

Поговаривают, что у того, кто проиграет, он отрывает голову и водружает себе на плечи, но когда понимает, что она не подходит, с грустью выбрасывает её и исчезает. Эта легенда была особенно популярна пару десятков лет назад, когда в горах в течение месяца нашли с десяток обезглавленных фронтменов. Но и до сих пор ей пугали непослушных детей.

Гораздо интереснее судьба тех, кто обыгрывает Улисса. Кто-то рассказывал, будто мёртвый фронтмен увязывается за спутником и пытается свести его с ума бесполезными разговорами, требуя отправиться и найти его голову.

Другие же говорили, что он исчезает, и после этого становится неким ангелом-хранителем победителя, появляясь в самый непредсказуемый момент и спасая своего протеже от гибели. Впрочем, слыша эту историю, Фобос всегда удивлялся, как Улисс может вообще предложить сыграть в карты, если у него нет головы, а, следовательно, и рта? И что, в конце концов, произойдёт, если просто отказаться от партии в растлер с мертвецом?

Дни осады Рубежа

И поначалу-то всё шло совсем неплохо. Не было и мыслей о том, что мы попали в переплёт. Поездка в Рубеж казалась нам отпуском. Платили втрое больше, чем обычно, дикоземельские девки приветливо виляли своими задницами, а вкусное пиво лилось рекой.

С другой стороны, рекой лился и пот с наших парней, особенно после многочасовых манёвров. Толковых инженеров и сапёров в Рубеже не было, а потому Криспу пришлось спешно обучать целые роты возведению оборонительных сооружений, ремонту в полевых условиях и устройству ловушек.

Мы же занимались тем, что получалось у нас лучше всего – пили напропалую. Я и Эрвинд редко появлялись в расположении, предпочитая коротать время либо в «Пьяном стрелке», либо, если оставались деньги, в той самой таверне в арке, названия которой я так и не запомнил. Разница была лишь в том, что в «Пьяном стрелке» наливали в долг. Видать, Гун Хагель был оптимистом, раз надеялся на то, что мы когда-нибудь расплатимся.

Я познакомился с чудной девчонкой. Не поймите меня неправильно, контакты с противоположным полом у меня случалось не то, чтобы редко, но и не очень часто. А в любовь с первого взгляда я не верил до того самого момента, пока не повстречал в толпе ополченцев её лицо.

– Нихера ж себе, – сказал я, толкнув Юргенса в плечо, – смотри.

– Девка, – кивнул Юргенс.

– А я о чём. Видал такое когда-нибудь?

– Дикари, что с них взять, – вклинился в разговор Эрвинд, – то ли дело на Фронтире. Война – не женское дело.

Как сейчас помню, мы шли с очередных учений.

Солнце клонилось к закату, придавая узким улочкам Рубежа таинственный вид… самый подходящий для того, чтобы влюбиться в какую-нибудь красотку. Сколько же романтической дури было у меня в башке в те времена!

Я откололся от своего отряда и под дружный свист товарищей направился прямиком к особе, что похитила моё сердце.

– Привет, – сказал я и понял, что забыл все слова, которые существуют на свете.

Девица подняла на меня взгляд.

Боги, что это были за глаза! Никогда не видел подобных глаз. Её густые каштановые волосы были спрятаны под шлемом, а мешковатая форма ополченцев скрывала… впрочем, ничего она не скрывала. Девушка, как впоследствии выяснилось, была на редкость худосочной. Но это мне в ней и нравилось. Разговор же, ясное дело, не совсем об этом.

– Привет, – ответила она, опёршись на копьё и сверля меня взглядом. Ух, честно, в тот момент казалось, что у меня кровь в венах закипит, – ты подошёл, чтобы помолчать?

– Меня звать Эйдель, – сказал я и зачем-то протянул вперёд правую руку.

– Ого, – усмехнулась девушка, сняла рукавицу и вложила свою руку в мою, – я Сегетта.

– Сегетта, – тупо повторил я, – красивое имя.

– Но ты, красавчик, можешь называть меня Сег.

Кажется, был подходящий момент для того, чтобы пойти в наступление. Чему-то я, стало быть, выучился, слушая нудные лекции Гервица в Оштераусе.

– Выпьем пива, Сег? – спросил я.

Сегетта несколько секунд изучала меня. Затем улыбнулась неотразимой улыбкой.

– Почему бы и нет? – пожала она плечами, – где?

– Ну-у-у… – сразу замялся я.

– В «Пьяного стрелка» я не пойду, – отрезала Сегетта, – там моча, а не пиво.

А девчонка-то не промах. Я это отметил.

– Оставлю право выбора за дамой, – я учтиво поклонился.

Хорошо, что я умел выпутываться из сложных ситуаций таким элегантным манёром.

– Шутишь? – нахмурилась она. Боги, когда она хмурилась, она становилась ещё прекраснее, – так дела не делаются, Эйдель с Фронтира.

Кажется, я поспешил с выводами, когда решил, что умею выпутываться из сложных ситуаций. Я что-то промямлил в ответ.

– Тогда… Та таверна, что под аркой, – сказал я, наконец, – я не помню её названия.

Сег сразу просветлела лицом. Захотелось обнять её прямо здесь.

– Ковыляй в свою роту, малыш, – пробасил какой-то здоровенный урядник ополченцев, встав между нами.

Кажется, я и правда немного задержался. Сег отбилась от своего взвода. Да и фронтменов на улице уже не было. Несколько ополченцев с интересом наблюдали за этой сценой. К счастью, не было похоже, что они собираются устраивать потасовку.

Сегетта сняла шлем и тряхнула своими волосами. У меня сердце в пятки ушло, клянусь.

– Что ж, тогда туда, – сказала она и улыбнулась, – когда в башне пробьют девять. Не опаздывай.

Я незаметно испарился и пошёл в сторону улицы, на которой находилось наше расположение. На углу я обернулся. Урядник собрался начать отчитывать Сегетту, но она одарила его такой улыбкой и состроила такие глазки, что он махнул рукой и, тронув её за плечо, медленно поплёлся за своими солдатами. На прощание Сег послала мне воздушный поцелуй.

◆ ◆ ◆

Красный как рак, я прокручивал всю сцену и ругался про себя, придумывая, какие слова нужно было сказать, чтобы произвести на девчонку впечатление. Кажется, это называлось эффектом лестницы. Впрочем, после драки кулаками не машут, поэтому я успокоился.

До назначенного времени оставалось ещё три часа. Я пробовал поштудировать устав, но все мысли мои болтались вокруг Сегетты.

«Интересно, какова она под своей нелепой формой?» – думал я тогда.

Юргенс и Крид вертелись вокруг меня, искоса поглядывая, перешёптываясь и глупо ухмыляясь. Наконец, я не выдержал и отложил книгу в сторону.

– Катитесь к чёрту, – рявкнул я.

Эти остолопы заржали как кони и начали верещать о том, что я влюбился.

– Отвалите-ка, – буркнул я и пошёл на улицу, чтобы покурить папиросу.

Но там был Эрвинд.

А Юргенс и Крид уже высыпали на улицу, ища кого-нибудь, с кем можно поделиться слухами.

Обращу внимание, что Эрвинду подобные вещи вообще нельзя рассказывать. У него язык без костей.

Так или иначе, пару часов спустя все фронтмены знали, что я влюбился в девчонку из местных.

Тогда-то я впервые в жизни узнал, как быстро разносятся слухи. Пока я шёл к таверне, стараясь избегать больших скоплений людей, я дважды натолкнулся на ханготские взводы. Так вот, даже они, кажется, были в курсе того, что сегодня мне перепадёт. Хотя я не был тогда уверен, что мне перепадёт. Я вообще не был уверен в том, что Сегетта придёт в назначенный час.

Я как-то совсем не мог заставить себя высоко задрать голову и относиться к этому с насмешкой… Возможно, я был глуп и наивен и излишне верил в любовь. В любом случае, тогда я понимал, что мне не хочется просто переспать с Сег, а потом выгнать её из дома. В мыслях я рисовал, как после войны мы купим с ней дом на отшибе, вырастим ораву детишек, а по вечерам она будет класть голову мне на плечо, ну, и всякое такое. Короче, я был совсем глупый.

Я увидел Сег и не узнал её.

Она была в платье.

Сердце у меня забилось сильнее. Не хочу излишне опошлять свой рассказ, но, кажется, штаны стали мне тесноваты.

– Не ожидал? – усмехнулась Сегетта, сделав реверанс.

Где она этому научилась?

В своём простом платье тёмно-синего цвета она выглядела краше всех девушек, что я когда-либо встречал. Волосы она аккуратно уложила, а глаза подвела углем.

– Ух, – только и сказал я, уставившись на девушку.

Она подала мне руку.

Я, конечно, тоже не промах. Наплевав на устав, который я до тошноты учил весь вечер, я оставил шляпу в расположении и нацепил парадно-выходную рубашку, которая когда-то была белого цвета. На фоне Сег я, конечно, выглядел тем ещё землепашцем, но по сравнению с другими фронтменами я был самый настоящий франт.

– Долго мы будем здесь стоять, Эйдель? – нетерпеливо проговорила она.

– Да. То есть, нет, – поправился я, сглотнул и пошёл в сторону таверны.

Сег вздохнула у меня за спиной.

– Может, возьмёшь меня за руку? – спросила она.

Весь сгорая от стыда, я обернулся и сделал, как она попросила.

Штаны вновь стали мне тесны.

◆ ◆ ◆

Тендер Свиб и Гервиц пришли в таверну через час после того, как мы с Сег заняли там стол. Извинившись, я сразу встал и подошёл к отцам-командирам. Объяснил ситуацию как мог.

– Я уже устал от этого прохиндея, – полушутливо, полустрого сказал Таннегац, – разбирайся сам со своим подчинённым.

И ушёл. Свиб вздохнул и принялся отчитывать меня.

Но всё же позволил мне на одну ночь свалить из расположения.

На радостях я стиснул Свиба в объятиях.

– Полегче, – пробасил он.

Но было видно, что он доволен. Ещё бы, местная красотка проводит время с парнем, который ходит под его началом! Слыхано ли?

К слову, Тендер Свиб тогда был женат, поэтому никаких амурных чувств не испытывал ни к кому, кроме своей жены. Пожалуй, он единственный, кого я бы без иронии назвал примерным семьянином.

Я вернулся к Сег.

– Что ж, – сказала она, – ты позволишь украсть тебя на одну ночь?

В голове у меня зашумело.

– Да, – тихо проблеял я.

Она настоящая колдунья, думал я тогда.

И я оказался недалёк от истины. Что ходить вокруг да около? В ту ночь она затащила меня в постель.

– Ты чёртова ведьма, – простонал я, когда, наконец, её тело слезло с моего. Сегетта лишь лукаво усмехнулась.

Натянув штаны, я скрутил папиросу и распахнул дверь, чтобы вдохнуть свежий ночной воздух. Мы забрались в какой-то заброшенный дом, сохранившийся гораздо лучше других. Кроватью, видимо, часто пользовались – она была единственным предметом мебели, который не покрывал толстый слой пыли. Но тогда мы застолбили за собой эту территорию любви, и никто не смел там показываться.

На чёрный небосклон взошли две луны. Тихо шелестела листва в тополях, что нависали над старой аллеей.

– Созвездие Уладара, – с видом знатока отметил я, указав тлеющим концом папиросы в хитросплетение серебряных звёзд.

Руки Сег обвили мой торс, и я почувствовал жаркое прикосновение её губ к своей шее.

В подобные моменты всегда хочется, чтобы время остановилось. Я зажмурился от удовольствия. Сердце моё громко стучало.

Но громовой раскат труб выдернул меня из безмятежности. Когда я приоткрыл глаза, то увидел, что на дальних стенах города зажигают сигнальные огни.

Сегетта расстроено вздохнула.

– Ночные учения? – спросила она.

– Не похоже на то, – задумчиво ответил я, аккуратно снял её руки, до сих пор оплетавшие меня и быстро зашёл в дом, чтобы одеться.

Сег пошла за мной. Через несколько минут мы были готовы.

– Это не учения, – изумлённо произнёс я, когда мы вновь вышли наружу.

Стены Рубежа полыхали сотней костров. По ним носились крошечные тени людей, насколько я мог видеть. В улице, примыкавшей к аллее, раздался топот полусотни ног и командный окрик командира взвода. Трубы заревели во второй раз, ещё громче. Кровь стыла в жилах.

А затем и в третий. Что могло значить только одно – штурм.

Который мы встретили с Сег вдвоём, держась за руки и глядя на ярко освещенные стены города.

◆ ◆ ◆

Через каких-то полчаса я уже смог разыскать оштераусский батальон и забраться на тот участок стены, который он оборонял. Стоит заметить, что я не слишком припозднился, даже несмотря на то, что мне пришлось по дороге зайти в расположение и переодеться. Свиб и Гервиц были тут как тут, вместе с остальными нашими. Призрак о чём-то поговорил с Гервицем, кивнул и испарился.

Криспа, Хагеля и нескольких их помощников я краем глаза заметил неподалёку. Они отдавали какие-то распоряжения ополченцам и стрелкам, прежде чем отправиться на другой участок стены.

– Готов, Эйдель?

Это спрашивал Юргенс, снаряжавший свой пистоль. Я кивнул ему и свесился через парапет. У меня перехватило дух.

Чёрная степь шевелилась тысячами воинов. Боевые песни аборигенов доносились до стены. Огня они не зажигали, видимо, не желая выдавать своих боевых порядков.

– Боги… – простонал Крид, появившийся рядом и тоже вглядывавшийся в зловещее море человеческих тел, собиравшееяся под стенами Рубежа.

– Берегите патроны, – рявкнул Таннегац, оттащив нас от парапета, – ублюдков слишком много, а наши подводы с боеприпасами задерживаются.

– Задерживаются… – тупо повторил Свиб, широко раскрытыми глазами таращась на жуткую, но манящую степь, освещенную колдовским светом двух лун, «очей Мортара», – да их захватили.

Лейхель зло посмотрел на своего подчинённого.

– Заткнись, Свиб, – металлическим голосом проскрежетал он.

Тендер кивнул, подчинившись. После чего развёл нас по укрытиям на стене.

Я спрятался за наспех сколоченным деревянным щитом с широкой щелью и просунул в него пистоль. Целиться было неудобно, а патронов действительно было мало. При себе у меня имелся короткий, но очень острый нож, выданный тут, в Рубеже. Юргенс и Крид разместились по обе стороны от меня на расстоянии десятка шагов.

– Не вздумайте курить, сукины дети! – кричал, надрывая голос Свиб, прохаживая рядом и распихивая фронтменов по укрытиям, – даже не вздумайте думать о том, чтобы покурить!

Я криво усмехнулся. Старина Свиб знает, как поднять боевой дух.

Я прокручивал в голове события вечера и то, как мы с Сег кувыркались в постели. Надо же, что-то прекрасное всегда заканчивается неожиданно. Спать я не хотел, но желудок недовольно урчал от голода.

– Береги себя, красавчик, – сказала мне Сегетта, поцеловав в губы и отправившись в своё расположение. Эту сцену я запомнил очень хорошо. Всего-то час назад всё было совсем по-другому…

На стене возник Гаунс Крисп.

– Всё готово? – проскрежетал он своим невыносимо визгливым голосом.

– Да, – ответил ему Гервиц, – наш батальон занял участок от башни Рахта до Остенгеззких врат.

– Хорошо, – кивнул Крисп, – да. Хорошо.

Коротышка вытер пот со лба, глядя на наши позиции. В свете сигнальных костров его кривое лицо и рыжие волосы выглядели поистине демонически.

– Хорошо… – вновь повторил он.

– Что-то ещё, Крисп? – хмуро пробасил Свиб, появившийся рядом, – кто атакует первым?

– Мы подпустим аборигенов как можно ближе к стенам, – затараторил комендант, – после чего с башни Рахта ударим по ним баллистой.

– Так.

– Будем следить, куда двинутся основные порядки голожопых, – продолжал он, щёлкая пальцами левой руки, – под стенами у нас достаточно взводов, которые мы можем в мгновение ока затащить наверх, если враг возьмёт стены.

– А лучники?

– Лучники на Остенгеззких вратах, на северном барбакане, также три взвода под стенами. Стрел в избытке, кроме того, если расстояние позволит, мы откроем огонь с башни Гауза.

На башне Гауза располагалась сломанная баллиста, которую не могли починить вот уже несколько недель.

– Но ведь баллиста сломана, – уточнил Гервиц.

Командир лишь усмехнулся и пожал плечами. Настоящим пронырой был этот Гаунс Крисп.

Разведка докладывала, что аборигены стянули все свои войска в районе этого участка стены, который тянулся на половину мили. С других концов Рубежа никаких донесений не поступало – там было чисто.

– Боевое крещение, – задумчиво сказал Свиб, когда Крисп ушёл.