– Какой наш маршрут… – наконец ответил он Козлевичу. – Вопрос, пожалуй, очень интересный. Я думаю, что сначала мы побываем в Старгороде и по старой памяти в Арбатове. Затем почтим память Михаила Самуэльевича Паниковского, побывав на месте его гибели. И только потом направимся в Черноморск, чтобы сесть там на борт круизного лайнера «Михаил Светлов».

– И куда же мы отправимся на этом лайнере, – поинтересовался Балаганов подмигивая Маше.

– Туда, куда хотел попасть раньше один я, – ответил ему Остап. – Туда, где все до сих пор ходят в белых штанах. Где растут пальмы с кокосами, кричат попугаи какаду и все танцуют самбу с утра до ночи. И это Рио-де-Жанейро!

– Ура! – закричала Маша. – А где это?

– Это на другой половинке Земли, – пояснил Остап. – Мы пройдем через проливы Босфор и Дарданеллы, чтобы на прекрасном, маленьком острове Санторини полюбоваться закатами. Затем увидим древний Крит, прекрасную Сицилию, суровую Мальту. И через пролив Гибралтар выйдем в Атлантический океан. Мы будем стоять на капитанском мостике, и огромные волны начнут перекатываться через палубу нашего корабля.

– Ой, а у меня морская болезнь, – сказала Маша. – Можно я тогда не поеду.

– Я, Остап Ибрагимович, тоже не поеду. Раз уж Маша не хочет, – сказал Балаганов, и Маша ему улыбнулась.

– И вообще, это же ваша мечта, – произнес тогда Козлевич, притормаживая на обочине. – Моя мечта – теплый гараж. И она на какое-то время даже сбылась.

Остап с грустью посмотрел на своих друзей.

– Ну что ж. Возможно, вы и правы. Каждому свое. Но и в Москву вам какое-то время лучше не возвращаться. Гражданин Корейко скоро поймет, если уже не понял, что ему подсунули вовсе не ту рукопись.

– А какую же тогда? – заинтересовался Балаганов.

– Мою, – ответил Остап. – Которую я писал три дня и три ночи. А настоящая рукопись теперь надежно хранится в Ленинской библиотеке города-героя Москва. Ее туда передал один весьма состоятельный человек, не будем здесь называть его фамилию. В ответ он получит бронзовую доску на стене той самой библиотеки.

– А что же тогда получим мы, – заинтересовался Балаганов.

– Уже получили, Шура. Уже получили. У меня в ногах стоит баул, а в нем находится ровно один миллион долларов.

– Ой, – испуганно ойкнула Маша.

– А миллион долларов – это сколько? – спросил Балаганов.

– Не так много, как хотелось бы, – ответил Остап. – Но вам на старость хватит. К тому же Козлевичу достанется автомобиль. Предлагаю, кстати, назвать его «Антилопа-Гну 2». А Шуре может достаться Маша. Если, конечно, она согласится.

– Я согласна! – тут же сказала Маша.

– То есть блюдечко с голубой каемочкой все-таки существует, – обрадовался Балаганов. – Тогда деньги буду делить я.

– Деньги уже давно поделены, – остановил его Остап. – За вычетом командировочных, расходов на бензин и средств на памятник Паниковскому, каждому достанется примерно по триста тридцать тысяч зеленых американских рублей.

– Автомастерскую себе куплю, – сказал, глупо улыбаясь, Козлевич. – И заправку.

– А мы с Сашей – домик на море. И у нас будет несколько милых детишек, – сказала Маша. – А вы, шеф, останетесь жить в этом самом Рио?

– Вряд ли, – ответил Остап. – Я решил много путешествовать и на старости лет стать писателем. Сочинить нетленку про наши приключения и получить Нобелевскую премию по литературе. Адам, заводите свой автомобиль, у нас впереди еще несколько тысяч километров. Вперед, друзья мои, в наше светлое будущее. Командовать парадом буду по-прежнему я!

Отрывки из рукописи, переданные Бендером Александру Ивановичу Корейко

Предсказание

Иван Бездомный снисходительно посмотрел на профессора:

– Ну хорошо. Я еще готов поверить в сварщика, который взорвет целый город, про то, что весь мир сойдет с ума. Но про москвичей, которых заставят носить маски с перчатками даже в метро и в ресторанах, это вы все врете.

Профессор ничего не ответил Ивану. Но тут в их разговор вмешался Берлиоз:

– Простите, а мне точно отрежет голову комсомолка?

– Да погодите вы, Михаил Александрович, со своей головой, – перебил его Бездомный. – Тут профессор такие байки рассказывает – закачаешься. Но нам все-таки нужны хоть какие-то доказательства!

– А не нужно никаких доказательств, – глухо произнес иностранец, с силой опираясь на трость. – Просто в одном большом китайском городе одна маленькая старушка приготовит себе на ужин летучую мышь.

Иван громко и недоверчиво хмыкнул, а Берлиоз достаточно нагло дернул профессора за локоть:

– И все-таки я вынужден повторить свой вопрос. Меня он чрезвычайно беспокоит.

Иностранец с недоумением поглядел на Берлиоза:

– А какая вам, простите, разница, кто вам отрежет голову? Даже если она будет беспартийной и посещающей церковь…

– Вы просто не понимаете остроты вопроса. Я все-таки председатель МАССОЛИТа, и абы кто не может отрезать голову человеку, занимающему столь высокий пост.

Иностранец понимающе улыбнулся:

– Не извольте беспокоиться. Тут с биографией девушки все в порядке. Комсомолка, член общества «Добролет», имеет третий разряд по стрельбе и значок «Ворошиловский стрелок».

Берлиоз глубоко вздохнул и отпустил локоть профессора. А Иван Бездомный, похлопав себя по карманам в поисках папирос, спросил нетерпеливо:

– И все то, что вы рассказываете, произойдет уже в следующем веке?

– Пожалуй, в следующем, – ответил иностранец. – Но люди будут такими же, как сейчас. Склонными верить в любую чушь.

– И в какую же чушь, извольте поинтересоваться, верим мы, – нахмурился Бездомный и подумал, что напрасно они с Берлиозом до сих пор не сообщили в органы о подозрительном иностранце.

– Например, в то, что можно изменить человека, поменяв одни иконы на другие. Или в то, что голова не может жить отдельно от тела.

Берлиоз при этих словах крепко вцепился в скамейку и задумался. А иностранец улыбнулся ему, показав при этом золотой зуб, и лукаво подмигнул.

– У вас есть еще вопросы ко мне, товарищи литераторы?

– Есть, – сказал Берлиоз, нервно подрагивая головой. – А эта, которая ворошиловский стрелок, она красивая?

– Какая вам разница? – удивился профессор. – Неужели не все равно, красивая или нет женщина отрежет вам голову.

– От красивой и умирать приятнее, – пояснил Берлиоз.

При этих словах Иван Бездомный широко улыбнулся и глаза его заблестели.

– Точно. Вот, помню, работала в нашей редакции девушка. Блестящая, как Мона Лиза. Только курила много. Я тогда чуть тоже голову из-за нее не потерял.

– У каждого из нас в жизни были, были красивые женщины, – поддержал ушедший в сторону разговор иностранец. – Из-за которых можно было запросто потерять голову. Ну раз уж мы тут так хорошо сидим, то может быть, вы желаете по кружечке холодного пива?

– К сожалению, в киоске есть только теплая минералка, – пожаловался Берлиоз.

– Ну это дело поправимое, – усмехнулся иностранец. – Вы какое пиво в это время суток предпочитаете?

– А что, можно любое? – недоверчиво спросил Бездомный.

– Сегодня все можно, – ответил ему профессор и щелкнул пальцами три раза. – Сегодня день такой. Особенный.

– Тогда чешского. Только что сваренного.

Тут из-за угла показалась толкающая перед собой тележку продавщица из киоска.

– Вот, пожалуйста. Чешское. Три часа назад сваренное по всем правилам на фабрике «Пльзень», – сказал профессор.

Иван Бездомный с изумлением смотрел на стоящие на тележке кружки и лежащую между ними воблу. Причем вобла приоткрыла один глаз и подмигнула Ивану.

– Этого не может быть!

– Может, может, – усмехнулся иностранец. – Давайте выпьем за то, чтобы никогда не терять головы. Ни при каких условиях. Что бы вам в нее ни засовывали. И чтобы если и терять ее, то только из-за красивых и умных женщин.

Михаил Александрович Берлиоз почему-то сильно покраснел после этих слов…

Еще раз про любовь

В квартире № 50 было тихо и, несмотря на потрескивание дров в камине, пахло сыростью. На продавленном кожаном диване расположился, внимательно рассматривая пятна на потолке, Азазелло. Возле камина, сняв носки, грел ноги Коровьев. Кот Бегемот в который уже раз чинил свой примус, ковыряя в его внутренностях отверткой. Где-то на кухне гремела посудой Гелла.