Мельком Нагдин заметил, как на палубу восходят лучники. Оттолкнув третьего саарара, он бросился вперед и два лучника, спасаясь от него, выбросились за борт. Еще один распрощался с головой. Его тело безвольно повалилось вниз, подминая под себя следом идущих лучников. Рыбак закрыл люк и затащил на него трупы двух саараров. Послышался всплеск – это саарар с отбитой рукой выбросился за борт.
– А-а-а! – захрипел, захлебываясь кровью один из стражников, попытавшийся взобраться на корабль. Нагдин перерубил его надвое, когда тело стража перемахивало через борт корабля.
Оставшиеся четверо воинов, посылая ему проклятья, предпочли отступить.
– Бж-ж-нт! – хищно впилась в борт стрела, выпущенная с другого берега реки.
Один из стражей бросился к лесу, но у самой его кромки столкнулся с двумя выбежавшими реотвами. Произошла короткая схватка и саарар забился в предсмертных судорогах, вспоротый со спины острым рыбачьим ножом.
Солдаты на другой стороне реки бросились в воду, чтобы помочь саарарам. Стражи у корабля бросились наутек.
Рыбак снова закинул тесак себе за плечи, взял у убитого саарарского лучника колчан со стрелами и боевой лук, подбежал к корме корабля и стал осыпать стрелами плывущих к кораблю солдат. Одна из его стрел разорвала левую щеку бесноватому оридонцу, но это, казалось, только придало ему сил. Он еще громче закричал и с бешенством поплыл к кораблю.
На противоположном берегу, меж тем, скопилось около двух десятков солдат. Дремсы, коих в отряде было пятеро, сняли с плеч луки и принялись осыпать стрелами корабль.
– Чего вы на борту? – напустился на реотвов Нагдин. – Вниз. Стаскивайте гуркен в воду.
– Мало нас. Не сможем, – закричал ему один из реотвов.
– За мной! – Рыбак спрыгнул у носа корабля и налег на него своим плечом. Остальные последовали его примеру. Судно не сдвинулось с места.
– Весла опущены… весла опущены-ы-ы!
Нагдин удивленно помотал головой. Ему слышался знакомый голос.
– Рыбак, весла.
Реотв обернулся. К нему бежал Лоден. Его лицо было залито кровью, но он мчался так, словно за ним гнались все демоны Владии.
– Нужно освободить гребцов. – Подбежал пасмас. – Это невольники… весла опущены… не саарары… наши они окажутся. Подсоби…
При помощи реотвов пасмас взобрался на палубу, отвалил трупы саараров от люка в палубе, резко распахнул его и впрыгнул в него, как бросаются со скалы в воду.
– За ним! – закричал Нагдин и последовал за Лоденом.
Он грузно упал на труп саарарского надсмотрщика, срыгнувшего ему в лицо кровь и блевотину. Недалеко от него лежал саарар, которого прижимал к себе один из гребцов. Он душил надсмотрщика цепью от кандалов. Еще несколько подобных сцен было видно по всей длине корпуса судна.
Лоден дрался сразу с двумя воинами. Благо узость прохода между скамьями гребцов не позволяла врагам наседать всем сразу.
– Протухшие вши! – орал один из саараров, изрубая беззащитных гребцов. – Как посмели… – Он не договорил. Нож, брошенные рукой одного из спустившихся реотвов, проткнул ему бок.
Рыбак сорвал с плеча тесак и, дико заорав, бросился на саараров. Держа его наперевес, он прыгнул и повалил сразу четверых или пятерых. Вслед за ним на павших врагов набросились последовавшие за Нагдином реотвы. С глухим рыком они резали саараров. Кровь потоками текла по палубе.
Через мгновенье все было кончено. Еще некоторое время потребовалось, чтобы освободить гребцов.
– Наверх, в воду, снимайте гуркен с берега! – приказал им Рыбак.
Корабль нехотя, с тихим недовольным ворчанием покинул твердь, чтобы снова оказаться на зыбкой поверхности воды.
Несколько реотвов бросились к лодке, но вынуждены были возвращаться с пол пути, потому что на берег начали выбегать саарары из отряда-погони.
– Ха-ха-ха! – хохотали на борту корабля. Со слезами на глазах все смотрели на берег. Некоторые из бывших невольников еще не могли опомниться от счастья и с недоверием смотрели на свободные руки и ноги.
– Вы все меня услышали? – меж тем подскочил к Лодену Нагдин.
– Да.
– Где Маэрх и Гедагт?
– Я не знаю. Меня снесло и бросило в водопад.
– Боги рады тебе раз остался жив.
– Я благодарен им до сих пор. Сам не верю спасению. Владыка направлял меня, когда я бросился в водопад.
– Не забудь помолиться ему, как спасемся все! – вмешался в их разговор совершенно посторонний пасмас.
– Ты из пиратов? – переключился на него Лоден.
– Да, много зим назад я попал в неволю.
– Знал ли Битата ты?
– Нет, а что?
– Ничего…
– Глядите… там на дереве в реке.
Все взоры устремились на ворох из скрюченных ветвей, возвышавшихся над гладью реки. Ветви резко били по воде, вздымая сомн брызг.
– Это тот оридонец. Но кто с ним?
Лоден внимательно всматривался в переплетение сухих веток.
– Маэрх! – воскликнул он. – Это Маэрх. Посмотри, Рыбак.
Реотв бросился к борту и перегнулся через него.
– Это он, – закричал он. – Но мы не можем вернуться. Нам нельзя останавливаться.
На останках дерева, безвольно носимых водами реки, происходила, меж тем, непримиримая схватка. Людомар и бесноватый оридонец повисли по разным сторонам ствола и старались достать друг друга ударами кинжалов. Оридонцу очень помогало наличие четырех рук, но охотник не утратил своей изворотливости, поэтому ловко уходил от колющих выпадов противника. Он внимательно вслушивался в дыхание и рыки оридонца за стволом дерева, поэтому когда расслышал как булькнула вода, сам тут же погрузился под воду.
Кольчуга, поножи, да и остальная одежда тянули его ко дну. Короткая подводная борьба доказала людомару, что драка с оридонцем завершится очевидным поражением. Его тело выдержало два удара ножом, и если бы не железная защита, всплыть бы ему мертвым наверх и сопровождать труп дерева своим трупом.
Не находя выхода, людомар оставил попытки всплыть и стал погружаться глубже и глубже. Оридонец следовал за ним, стараясь ударить в шею.
Началась схватка легких.
Уже почти потеряв сознание, людомар заметил, как оридонец прекратил преследование и стал всплывать. Сын Прыгуна последовал за ним, но мир вдруг померк перед ним. Тело его отяжелело и пошло ко дну.
***
Бесформенное нагромождение бревен, в котором с трудом угадывались прежние очертания пристани. Небольшой челн покачивался у самого берега. Весла на нем были подняты вверх.
– Самое страшное произошло. Чудовище возродилось. Мы не смогли остановить его, – проговорил ледяным голосом Фод. Он смотрел на водный горизонт, и его лицо не выражало абсолютно ничего. – Ты отдал его реке. Он не лежит у моих ног. Ничего не говори, я не верю тебе.
– Самое страшное произошло. Чудовище возродилось. Я не смог остановить его, – слово в слово повторил за ним Ты. Он стоял подле Фода, неистово раскачиваясь, словно бы отбивая бесчисленные поклоны. – Не остановил его… не смог… я… я… – По ожесточенному лицу его текли обильные слезы.
– Я направляюсь в Оридан, чтобы объявить Высочайшему конклаву о великом зле, порожденном рекой, – продолжал Фод, словно бы ни к кому не обращался.
– Нет, привеликий, не зови меня с собой. Я исправлю это. Я уничтожу зло. Дай мне еще один шанс, – застонал Ты. – Я остановлю воды реки и положу пред тобой тело презренного.
– Не зову тебя. Оставайся здесь навсегда. Останови воды. Изыщи его, если сможешь. Сможешь ли? Нет. Ты не сможешь. Река поглотила его, чтобы исторгнуть из своего чрева наистрашнейшим чудовищем. Я приказал тебе не отдавать его реке. Но ты отдал. Смотри же на дело рук своих. – С этими словами Фод взошел на борт и сел на скамью челна. – Кин, повесь того, кто стоит во главе этого флота. Такова воля Конклава.
Кин согласно склонил голову.
Челн отчалил от берега.
Кин проводил его глазами и развернулся, чтобы идти к своему отряду.
– Ты не можешь уйти. Мы должны догнать его. Мы должны остановить реку и изловить чудовище. Не упусти его, – преградил ему дорогу бесноватый.
– Иди прочь! – грубо оттолкнул его Эк, и Кин молча прошел мимо.
– Я догоню его. Великое зло! Великое зло не хочешь пресечь ты! Боги покарают тебя, – завизжал оридонец. – Я видел, как река проглатывает его. Я задыхался… я не мог. – Он замер, захлебнувшись чувствами, и рухнул на колени. – Остаюсь и вижу дело рук своих… остаюсь и вижу дело рук своих!..
Неожиданно он достал два ножа-когтя и вонзил их в себя.
– Ярчайший, гляди на меня. Я остаюсь здесь… исполню последнее веление твое… ибо слово твое – это кровь моя. Когда бросаешь меня, кровь истекает из меня. – Руки оридонца продолжили терзать тело, разрывая его ножами.
Никто не обернулся, когда тело его рухнуло и заскользило к воде в потоке своей собственной крови.
– Проклятый Фод. Я говорил ему не трогать того отшельника… как его?
– Лиар
– Да. Он бы многое рассказал. Я видел, что он способен. Чтоб мне скособочиться, если то, что здесь произошло, не имеет какое-то грозное значение для Владии и для нас всех.
– Кин, мы всего лишь упустили пиратов. Вместе с ними пара отъявленных головорезов. Тот, за кем мы гнались, захлебнулся в реке. Это, может, много, но что они сделают нам, если только и делали, что бегали от нас?
Оридонец остановился и упер свой хмурый взгляд в брезда.
– Конклав не интересуется делами пиратов и головорезов. Тот, который утонул… ты говоришь, что утонул – ты это наверняка знаешь? Видел его труп? Нет? Цуру приказали выслать за этим людомаром целую энторию. Мою энторию. Ты думаешь, что меня взрастили для погонь за парочкой разбойников?! Или, думаешь, Цур сделал это от нечего делать? – Кин фыркнул. – Этому людомару, – продолжал он, – удалось без особых трудностей пройти из одного конца Владии в другой. Так словно это не есть оридонская земля. Чернолесье благоволит ему. Старые боги Владии благоволят ему. Об этом зле говорил Фод. Старые боги Владии вернулись во Владию. Это и есть то, чем взволнован Конклав. – Кин перевел дух. Его лицо приняло прежнее выражение.
– Что мы будем делать, привысокий? – спросил Эк.
– Я не знаю. Идти обратно мы не станем. Возвращаться в Эсдоларг я не хочу…
– Хы… мне там понравилось.
– Мы вернемся к Немой лощине. Мне нужно видеть Цура и говорить с ним. Грядут большие перемены.
***
В круглой зале по периметру которой стояли двадцать четыре странного вида статуи, изо ртов которых вырывалось пламя огня, сидели в круг на массивных тронах семь фигур. Никто бы не смог разглядеть их лиц, даже если бы и приблизил свое лицо к их лицам.
Холодный ветер крутил хоровод позади их тронов, играя с языками огня во ртах страшного вида статуй.
Немного позади семи тронов, там, где владычествовала ветряная круговерть, стояли фигурки существ, походившив на пирамиды. Руки существо были раскинуты в стороны против движения ветра, и на вершинах фигурок горели рочиропсы кипельно-белого цвета.
Неясный гул носил ветер вокруг тронов. Он завывал, просачиваясь между рук пирамидальных фигурок.
Внутри круга из тронов лежал труп девушки, заколотой небольшим кинжалом. Орудие смерти висело над ее телом.
– Это последняя из них, уту-нанш, – раздался голос с одного из тронов. – Мы нашли ее там, где указал провидец.
– Сколько еще они оставили после себя?
– Остались лишь два, уту-нанш. Но мы знаем, где они.
– Их будут хранить сильнее, чем прежних. Старцы соберут все силы.
– Да будет так! Мы явим им нашу силу, и они убоятся.
– Конклав донес мне, нанши, что Владия разродилась злом.
– Ты знаешь, кто из них?
– Да, тот, который опаснее другого.
– Пророчество сбылось на треть, уту-нанш. Не пора ли нам явить их?
– Да. Иди и собери их. Пусть плодятся во множестве.
Ледяная битва
Кучевые снежные облака беспорядочным потоком вливались в долину подле Меч-горы со стороны Великих вод. Они прижимались одно к другому своими мягкими боками, толкались и вызревали до туч – до тех пор, пока не наступало время им обрушиться густым снегопадом на подлежащие земли.
Облака были добродушными пушистыми и приветливыми. От них пахло свежестью и чем-то сладким. Они вели под руку своего лучшего дружка – ветер. Вместе они резвились на просторах Великих вод, вместе пугали богобоязненных мореходов, напрыгивая на их корабли и закидывая их охапками воды и тумана. Но здесь, в долине при Меч-горе ветер менялся вместе с облаками. Он превращался в свирепый холведей – буран, вихрями увивавшийся за любым путником, которому непосчастливилось оказаться в этот час на северной части Холведской гряды. Даже туман, извечный житель гор, и тот, разорванный в клочки свирепостью велиководских дружков, укрывался от их азарта по ущельям и трещинам в горах.
Ледяной замок возвышался поверх тяжелых снежно-сизых туч, заполонивших долины гряды. Стены из толстого льда возвышались над настом вечных снегов на высоту в тридцать локтей и были достаточно толсты, чтобы по ним прошли парадным строем с десяток пехотинцев.
Творец этого чуда, Кин, был быстро возведен жителями и гарнизоном Эсдоларга на пьедестал ненависти. На работах погибло около сотни строителей: замерзли насмерть, сорвались со склона и упали в пропасти, были съедены негтами, сошли с ума, повстречав топпи.
Кин нарушил свое же слово и вернулся в Эсдоларг. Неведомо, что притягивало его в эту крепость. Неведомо, что держало его здесь. Много раз порывался он объявить об отъезде, но всякий раз какое-то смутное чувство, похожее одновременно и на злость, и на надежду останавливало его. Оридонец понимал, что все, включая Пероша – бывшего головой крепости – ненавидели его. Ненавидели люто. Ненавидели так, как умеют ненавидеть те, кто смог свыкнуться с жизнью в тяжелых условиях. Их нелюбовь была бесхитростной, но зато сильной и однонаправленной. В глазах каждого из них оридонец видел мечту избавиться от него. Она горела в их зрачках, как нетленная надежда. Кин с улыбкой представлял иногда думы этих простых солдат. Его забавляло думать, что ненависть к нему согревает их души черным огнем.
Своим воинам он приказал быть настороже. Перед началом зимы до него дошло послание от Цура. Впервые за многие зимы оно было написано тайнописью. Лишь месяц спустя, прибыл гонец с шифром. Он передал его под видом дарственной шкатулки.
Кин Хмурый заперся у себя в покоях и потратил ночь, чтобы расшифровать послание. Он так и не уснул в тот день, просидев его остаток на скамье перед столом с разбросанными табличками. Его тяжелый непонимающий взгляд буравил стену перед собой; невидяще скользил оридонец глазами по искусной вышивке гобелена, свисавшего с потолка до самого пола.
«Ты, кто читает это сейчас, знай, что Мы порешили так, а не иначе. То есть воля богов наших. Владия стала источником опасности. В ней зародилось и разрастается зло. Мы приказываем тебе убить всех. Земли, что под твоей пятой должны стать пустыней. Земли, которые станут пустыней, должен ты покинуть. Уведя тело, да оставь глаза свои в них, ибо зло может быть не повержено. Выполняй»
Кин смотрел на гобелен, не замечая его сочных красок. Пред ним висел кусок материи, искусно превращенный руками мастера в осанну жизни, хвалу ее величию и торжественности. Оридонец лучше всех понимал, какая задача поставлена перед ним. Приказ был невыполним.
Его больше всего волновало не странное повеление, но что за ним сокрыто. Навряд ли проклятый старый Цур, невзлюбивший его, Кина, за ум и расторопность, отпустил бы к нему такое послание без злого умысла. Этот приказ предназначен вовсе не ему. Это приказ для Цура.
Зачем же он переправил его Кину? Этот вопрос больше всего волновал оридонца. Весь день и всю следующую ночь он не сомкнул глаз прежде, чем понял, что это не что иное, как крик о помощи. Цур не мог открыто попросить своего давнего злейшего врага, помоги мне, а потому неуклюже, насколько мог деликатно, делал это. Поняв помыслы Цура, Кин усмехнулся и встал с постели. Он подошел к большому окну и открыл огромные ставни. В комнату ворвался холодный ветер.
Ночь стояла ясная. Внизу замерли снежные тучи. Мириады звезд блистали на небосклоне.
Время пришло. Пора покинуть Эсдоларг.
***
Снежный наст с неохотой отдавал ветру снежинки, который сумели подняться на вершину перевала вместе с резвыми тучами, перемахнувшими через него. Ледяная крепость молчаливым белым титаном возвышалась над горой. Свет луны отражался от ее стен, делая строение горящим серебром. Это явление здесь в горах завораживало, делало крепость таинственной. Грирники первыми опустились перед ней на колени. Они поклонились ей, как своей праматери.
– Красота-а-а! – протянул Унки, слегка приподнимая голову над снежным покровом.
Он стоял у подножия горы, но в просветы между туч стены крепости были хорошо видны. Еще несколько десятков пар глаз вперились в ледяную твердыню.
– Ты заблудился? – рыкнул на приземистого дремса Гедагт.
– Нет, боор. Я сейчас найду. Нужно немного потерпеть. Он здесь, – отвечал тот.
Звякнула сталь. Гедагт обернулся и посмотрел на воинов, замерших на тропе позади него. Их было не больше сотни, но это были лучшие бойцы, которых он смог собрать в единый кулак.
– Божественное творение, – вздохнул Бохт. Он и его брат, а также все, кто был в отряде, были замотаны в шкуры с головы до пят. Шкуры делали их похожими на комки, скрадывая олюдские формы. Из комков во все стороны торчали пики, топоры и двуручные длинные палицы.
– Нашел, боор. – Брезд стал рыться в снегу. – Помогите мне. Двое. Еще двое. Берись за эту выемку. Потянули.
Открылся узкий проход.
– Куда, ты говоришь, он нас выведет? – спросил Кломм.
– Вон туда, – дремс указал пальцем в сторону от замка на перевале. – Чуть ниже, но зато негты не будут донимать. Я нашел ее после прошлой зимы. Здесь случился малый оползень. Все, что под нашими ногами сдвинуто вон оттуда.
– Тихо! В путь, – прервал дремса Гедагт. – Боги Владии да пребудут с нами!
– Боги Владии, будьте с нами, – повторил Кломм и каждый, кто пропадал в черноте тоннеля.
Дремс хмыкнул согласно и первым скрылся в чреве горы. Пройдя десятка два шагов, он полил водой рочиропс. Тот вспыхнул ярким желтым светом. Дремс вытащил из-за пояса кинжал с полой рукояткой, насадил ее на древко своего дорожного посоха и выставил получившуюся пику впереди себя.
Отряд стал медленно пробираться вперед, продвигаясь по узкому проходу. Особенно тяжело пришлось брездам. Их громадные туши в этом тоннеле оказались совершенно неповоротливыми.
Пару раз с границы света от кристалла срывалось нечто живое и с шипением скрывалось в какой-нибудь поперечной трещине. Дремс тут же принимал боевую стойку и тяжело дышал, переводя дух.
– Вперед, вперед иди, – толкал его сзади Кломм.
– А-а-а! – вскричал один из воинов и осел. В его горло вцепился длиннобрюхий паук, вылезший из щели в стене прохода. Ближайший товарищ резким ударом раздавил хищника, но раненный так больше и не поднялся. Его труп волочили за собой до самого выхода.
– Дошли, – облегченно выдохнул дремс и навалился плечом на камень у себя над головой. Он с трудом сдвинул его. В затхлость тоннеля пахнуло морозной свежестью. Прохлада ободрила воинов.
– Быстрее выходите, – торопили задние передних.
Один за другим олюди и брезды стали выбираться вон.
Громада крепости возвышалась слева от них. Ее стены начинались в полутора сотнях шагов выше по склону.
– Давай сигнал, – сказал Гедагт, когда все выбрались наружу.
– Давай! – крикнул в тоннель Унки.
– Можно! – донесся до него еще один крик из утробы тоннеля.
– Начина-а-й! – услышал он совсем уж далеко.
Несколько воинов оставшихся у входа, принялись бить длинным древками о снежный наст, призывая к себе всех негтов.
Отряд, меж тем, двинулся к крепостным стенам. Склон, да и сама стена удачно прикрывали подход воинов, наложив на весь путь черную тень.
– Врат на эту сторону нет, – сказал Унки. – Тем лучше… Вытаскивай, Бохт.
Холкун вытащил из заплечного мешка несколько крюков.
– Не забросим отсюда. Высоко, – задрал голову вверх Бохт. – Я по стене пойду. Как зацеплю, дерну веревку.
– Я с тобой, – сказал Унки.
– Нет, я один.
– Пусть один идет, – сказал Гедагт. – Быстрее будет. Начинайте уже! – Было видно, что молодой брезд волновался.
Бохт подышал на пальцы, ухватился ими за деревянные ухватки у крюков и с силой вогнал крюк в ледяную стену.
– Подсоблю давай, – брат подставил ему спину, а потом и плечо.
Холкун стал медленно карабкаться наверх. Ветер на высоте оказался довольно сильным, поэтому его стало сбрасывать со стены. Несмотря на холод холкун пропотел так, словно побывал под палящими лучами солнца.
Через долгое время, измотанный он сделал последний рывок и оказался на вершине стены. Бохт потянулся на руках и, хотел было перевалиться через стену, когда едва не уткнулся носом в шлем настенного стража. Холкун задохнулся от неожиданности и замер. На расстоянии ладони от него находилось лицо такого же холкуна, как и он. Это был молодой воин, заснувший на посту. Он спал стоя.
Осторожно перебирая руками, Бохт переместился в сторону от него и перелез через стену. Он выбросил вниз веревку, но ее никто так и не дернул. Отсюда ее не ждали.
Вернувшись к стражу, Бохт с жалостью посмотрел на него, поднял нож, целясь в горло, замахнулся, но опустил нож и привалился к стене. Он тяжело дышал. Пусть бы лучше напал на меня, думалось ему, тогда бы убил не задумываясь. Но бить его спящего не смогу. Разбудить? А ежели поднимет крик?
Спящий солдат резко вдохнул и быстро захрипел. Нож вошел в его горло очень быстро. Только этим и мог один холкун помочь другому.
Веревка была сброшена вниз и по ней тут же стали взбираться.
– Ты чего так долго? – спросил его Унки.
– Вот, – указал на убитого Бохт.
Унки нагнулся к нему и разочарованно выдохнул:
– И так мало нашего брата. На одного меньше стало.
Со стены были сброшены еще несколько веревок. Вскоре весь отряд оказался на стене.
– Стоило ли возводить такую-то твердыню, чтобы не охранять ее, – покачал головой Лоден. В том комке шкур, который он представлял, пасмаса можно было узнать только по голосу.
Брезды выдвинулись вперед, холкуны прикрывали их по бокам, а пасмасы шли следом, натянув луки и вскинув копья.
Путь им преградила башня, вход в которую был закрыт деревянным щитом, выполнявшим роль двери. За дверью слышались голоса и дружный хохот.
– … холодно. А ему хоть бы что! Стойте здесь, говорят, передать велел. Намертво…
– Коли мы здесь при Холведе останемся, оно и будет намертво.
– Слышал сегодня от Омга, что нам припасы возит, будто оридонец треклятый восвояси улепетывает. Не понравилось ему у нас. Не для оридонского здоровья наше-то житье-бытье. – Раздались смешки.
– Слышал я, будто ему послание доставили, вот он и сорвался с места. Не довольны им, вроде, в их Оридонии или как ее зовут они.
– Оридан…
– Нет, это главная твердыня ихняя, а земли как зовутся?
– Оридония…
– Вот и я говорю, что она…
– Спустимся прямо отсюда, – прошептал Гедагт брездам. – Много их там. Шум поднимут. Нам в самое сердце надо. С ними потом разберемся.
Снова были выброшены веревки, и отряд совершил спуск.
Внутренний двор крепости представлял собой жалкое зрелище. Несколько покосившихся кибиток-домов, грязный хоздвор – вот и все, что обнаружили нападавшие.
– Не здесь сердце их, – пробормотал Гедагт.
– Боор, смотри туда, – Кломм указал топором на приземистую башенку, прилепленную к стене на другой стороне замка. Ее назначение было непонятным, хотя на первый взгляд она закрывала собой врата твердыни.
По тому, сколько грязи было у ее дверей и окон, можно было угадать, что она необычайно обитаема.
– Как войдем, мы с ближайшими схватимся, а вы бросайте свое оружье в дальних, дабы шуму поменьше было и возни, – обратился боор к Унки. Тот кивнул и передал его команду холкунам и пасмасам. – Дави их к стене, ребята, – обратился к своим брездам Гедагт. Лицо его порозовело от боевого ража.
– Стой, боор, – ухватил его за плечо Кломм. – Идут вон. Увидят нас. Прячься!
Отряд отошел в густую тень между строениями.
– Под той стороной стены пройти должны, – указал на тень от противоположной стены Лоден. С ним все согласились.
Они добрались до дверей приземистой башенки и разделились надвое, потому что двери было две.
Брезды вошли вальяжно, не суетясь, словно бы свои. Внутри было душно и пахло терпким потом, мочой, фекалиями и жареной едой. Солдаты сидели вокруг очагов с рочиропсами и грелись. Первые несколько мгновений никто не обратил внимания на вошедших.
Гедагт улыбнулся их беспечности и расплющил голову первому попавшемуся воину. Вбежавшие следом холкуны и пасмасы закидали сидевших дротиками.
На Гедагта набросилось сразу три солдата. Он защитился от их ударов, выставив топор поперек, а после набежал на них и своим телом сбил с ног. Брезд слышал, как хрустнула рука под весом его наваливающего тела. Один из воинов охнул и застонал. Боор вытащил нож из-за голенища и прирезал всех троих. На том дело в этой комнате было сделано.
В соседней зале враги оказались расторопнее. Им удалось даже убить двух пасмасов, но когда им в тыл ударили Гедагт и Кломм, строй воинов быстро рассыпался.
– Пощадите! – выкрикивали некоторые. Но пощады не было.
– Тревога! Тревога-а-а! – заорали с крыши башенки.
Гедагт вздохнул. План был хорош, и почти выполним.
Двери наверх оказались забаррикадированы.
– Оставь здесь пикинеров. Пусть выставят пики к дверям, чтобы не ударили в спину, – сказал боор, проталкиваясь к выходу. Оттуда в помещение уже затаскивали двух раненных стрелами воинов. – Не выходить! Будем драться здесь!
Двор замка быстро заполнялся вражескими воинами. Они бежали со всех сторон и немыслимо было представить, как вся эта орава уместилась в замке.
У дверей приземистой башни закипела схватка.
– Не держи вход. Пусть зайдут. Нам полегче будет, – советовал Кломм своим брездам.
– Окна гляди. Ставни ломают, – кричали с одной стороны.
– За дверями шум. Скоро отопрут. Сюда! – кричали с другой.
Единственным, кто бездеятельно стоял во всей этой суматохе, был Лоден. Он оперся на пику-топор и с интересом наблюдал за происходящим.
В окна стали влетать копья. Они поранили одного воина. Окна стали закрывать щитами. Холкуны-пикинеры отступали под натиском эсдоларгских войск – не новичками были их враги! – а после вперед выходили брезды. Хватало всего двоих, чтобы быстро зачистить пространство перед дверью. Но эсдоларгцы быстро разгадали задумку и едва брезды в третий раз вышли вперед, их забросали копьями. Похожие на ежей трупы брездов снопами повалились к двери. Помещение сотряслось от рева Гедагта и Кломма, а также остальных брездов. Несколько из них, в нарушение приказа, выскочили во двор, но пали, не успев никого убить.
– Двери! Они сзади нас! – разнеслось по комнате.
Двери с верхнего этажа и впрямь открылись и на лестницу перед ними хлынули войска. Холкуны приняли их на пики, но стали отступать.
Лоден только и ждал этого момента. Ухватившись за топорище, он подошел к лестнице и, что было сил, ударил снизу вверх. Один из вражеских воинов завопил и повис на периле. Второй, заметив этот коварный удар, зарычал и спрыгнул вниз, но второй удар Лодена прибил его навеки к земле. В пасмаса полетели топорики и метательные ножи. Он быстро скрылся под лестницей.
– Пустите-ка меня, – в толпу пикинеров вошел Кломм. Он был весел. В руках своих он сжимал отнятые у врагов топоры. Первым же ударом обеих рук он уложил сразу троих солдат.
– Держите своего взад! – прокричал еще один брезд и закинул в свалку на лестнице труп убитого эсдоларгца.
Кломм продолжал пробиваться вперед. За ним, как за тараном двинулись пасмасы и холкуны. На второй лестнице происходило примерно то же самое.
Дойдя до двери на втором этаже, Кломм остановился и спрыгнул вниз, предоставив пикинерам самим входить в комнаты. Те остановились и ждали, пока через их головы в помещение залетали дротики и копья. Только после этого вступили в схватку.
Унки и Бохт сражались у окна. Его расширили почти до величины двери.
– Копье! Руби! Назад! Берегись! – кричали они друг другу и мельтешили перед глазами лезущих в атаку врагов. Их удары, перемежавшиеся с выставлением щитов, не наносили противнику большого урона, но, главное, не давали врагам пробиться внутрь.
Гедагт и другие брезды перебегали от одной свалки к другой, чтобы не дать эсдоларгцам продавить оборону.
Внезапно одна из стен башни покрылась трещинами и просела.
Кломм, сражавшийся рядом с Унки и Бохтом, первым заметил это.
– Держите их. Еще немного держите их, холкуны, – крикнул он братьям, бросаясь в сторону лестниц. Брезд скоро протолкался внутрь помещения на втором этаже.
Выставив два топора пыром, он принялся с неистовой силой и быстрой наносить удары воинам твердыни, заставив их спрятаться за щитами.
– Дави их… – хрипел он. – Дави-и-и…
– Боор, – подскочил к Гедагту Лоден, – они стену рушить будут.
– Ага, – отмахнулся тот.
– Боор, стену башни. Уходить надо из-под сводов.
Только тут Гедагт понял его правильно.
– Разнеси мою команду всем, Лоден. Уходим наверх.
Лоден бросился прочь, передавая команду другим воинам.
Гедагт с брездами отступил на второй этаж. Бохт бросился за ними. И в этот момент над головами сражающихся раздался громкий хруст и стена первого и второго этажа башни ввалилась во внутрь, погребая под своими обломками воинов обеих сторон. Раздался всеобщий крик ужаса и пространство поглотила снежная пыль и грохот.
– Унки-и! – закричал Бохт, бросаясь на лестницу, но тут же наткнулся на угол крупного куска потолка. – Унки-и-и! Бра-а-ат…
Битва перекинулась уже на третий этаж. Получив надежный тыл из свалившейся стены и провалившегося потолка, брезды успешно делали то, что они любили больше всего. Десятки трупов устилали полы ледяных комнат. Они лежали вповалку один на другом. У дверей и иных проемов убитые обеих сторон образовывали целые завалы, через которые было сложно перебираться.
Вдруг над крепостью разнеслось "дву-у-у-н". Труба неистово ревела, разнося свое слово далеко над обеими долинами гряды.
– Скоро помощь к ним придет! – говорил между ударами топора Лоден.
– Не уйдем. Не бросим, – прохрипел Кломм. Было видно, что он сильно устал.
Приземистая башенка была отвоевана у гарнизона, и сражение происходило теперь на лестничных пролетах в стене.
– Врата стерегите! – раздался зычный голос Гедагта.
– Не знает усталости, – восхитился Кломм. Именно этой своей неутомимостью в бою и выделялся Гедагт среди остальных брездов. – Передышка нам нужна, боор! – крикнул он. – Сменять бы друг друга!
Гедагт оглянулся на его крик. Весь он был красным от крови. И на этом фоне глаза его горели недобрым огнем. Даже вид его пугал врагов. Нанеся еще несколько ударов, боор вдруг покинул битву.
– Чего говоришь-то? – подошел он к Кломму.
– Беречь силы надо. На помощь они позвали. Торопимся мы. Сменяться надо.
Несколько мгновений Гедагт что-то прикидывал и согласно кивнул головой: