Клара заканчивает убираться в своей комнате и переходит в гостиную. Мать после уборки в их с Отцом спальне идёт с веником и совком на кухню. Там она застаёт Клауса, который до сих пор стоит в углу.

Мать. Господи, Клаус! Ну, что за ребячество?! Ты простоял здесь всю ночь! Я смотрю на тебя – у меня сердце кровью обливается.

Клаус. Он поставил меня вчера в угол, а сегодня даже не зашёл на кухню проверить как я тут. Значит, буду стоять до тех пор, пока ноги не подкосятся и не упаду.

Мать. Боже мой, сынок, кому ты пытаешься что доказать? Он уже давно забыл о тебе!

Клаус. Вот, именно, мама! Он забыл! Вчера отчитал меня при жене, как пацана, унизил моё мужское достоинство, а сегодня, как ни в чём не бывало, пошёл к мужикам на лунки! Всё! Буду стоять здесь, пока он не придёт и не отпустит меня!

Мать. Боже, дай ему благоразумия! Такой здоровый вымахал, а ума, как у ребёнка.

Мать уходит из кухни.

В гостиной Клара сметает пыль. Ида всё в той же позе сидит перед телевизором. Клара то и дело поглядывает в телевизор. В какой-то момент увиденное на экране забирает всё её внимание. В глазах её наливается ужас.

В панике она бежит в спальню Клауса и Иды, но застаёт там Мать за уборкой. Клара бежит по коридору на кухню.

Клара (кричит). Клаус! Клаус!

Клара забегает на кухню.

Клара. Господи! Ты до сих пор стоишь здесь?!

Клаус. Да! (Замечает ужас в глазах сестры.) Что случилось?

Клара. Я сейчас смотрела телевизор.

Клаус. Ты смотришь этот зомбоящик?!

Клара (кричит). Не перебивай! (Успокаивается.) По новостям передают: наш вождь рассматривает закон о запрете охоты на китов и нарвалов.

Клаус долго стоит в изумлении.

Клаус. Ублюдки.

Клаус выходит в коридор. За ним выбегает Клара.

Клаус (кричит). Ублюдки! Свиньи! Сволочи! Да что они себе возомнили?!

Клара. Куда ты?

Клаус. На охоту! Я уйду и вернусь сюда только с двумя тушами взрослых нарвалов! И мне плевать, что скажут другие! Поеду один!

Клаус входит в свою с Идой спальню и застаёт там за уборкой Мать.

Клаус. Мама? Что ты тут делаешь?

Мать. Убираюсь. Клаус, у вас тут такой бардак!

Клаус. Мама, сколько раз говорить: не надо хозяйничать в нашей с Идой спальне! Ида сама уберётся в комнате.

Мать. Знаю я, как она уберётся! Ты вообще видел, какой слой пыли у вас под кроватью!

Клаус. Это неважно, мама! Мы – взрослые люди, и мы в состоянии сами о себе позаботиться.

Мать. То я смотрю, как вы в состоянии о себе позаботиться! Хоть бы раз твоя жена соизволила зайти на кухню и что-нибудь приготовить!

Клаус. Она пыталась готовить, когда только въехала сюда. Но ты же сама не давала ей к плите подойти.

Мать. Правильно! Потому, что стряпня ни одной прошмандовки не способна заменить блюдо из любящих материнских рук.

Клаус. Вот, поэтому, я и женился так поздно! Ты постоянно требовала, чтобы я привёл женщину в дом, и сама же не принимала не одну из них.

Мать. Потому, что я видела, что все эти молодые дурочки не способны заменить тебе меня.

Клаус. Ужас! Сколько прекрасных, добрых, красивых, умных, удивительных женщин я потерял из-за тебя! И каждую я любил больше жизни.

Мать. Давай, обвиняй мать за то, что она всего лишь заботится о своём ребёнке!

Клаус. Каждую я любил больше тебя!

Мать даёт Клаусу пощёчину.

Клаус. Убирайся! Убирайся из моей комнаты!

Клаус хватает Мать за руку и выводит из комнаты.

Мать. Да ты совсем страх потерял, мальчишка! Твоя комната находится в моём доме!

Клаус выводит Мать в коридор и захлопывает дверь.

Наконец, Клаус собирается на охоту: надевает верхнюю одежду и берёт с собой гарпун.

Клаус выходит в коридор и идёт к заднику сцены. Из-за задника неожиданно выходит Отец.

Отец. О! А, вот, ты-то мне и нужен! И уже одетый! Поехали!

Клаус. Куда?

Отец. Там приехала гуманитарная помощь от нашего великого вождя. Всем бесплатно раздают гречку и туалетную бумагу.

Клаус. Зачем нам гречка? У нас скудные запасы газа. Мы не можем каждый раз варить и подогревать гречку. Нам нужны продукты, которые могут долго храниться на холоде, и которые можно потреблять в холодном виде. Нам нужно мясо нарвалов! Его твой великий вождь не соблаговолил раздать простому народу. Я уже молчу, как ты собрался подтираться туалетной бумагой в минус пятьдесят! Она же затвердеет!

Отец (не теряя доброго положения духа). Мальчишка! Ничего ещё не понимаешь в этой жизни! Дают – бери.

Клаус. Я не поеду.

Отец. Чего это?

Клаус. У меня свои планы на жизнь.

Отец. Вот, и оставь свои планы на жизнь для себя. А сейчас о семье надо подумать. (Обнимает сына за плечо.) Пойдём!

Отец проводит Клауса к заднику сцены и толкает туда. Потом заходит сам.

Явление десятое

На кухне Мать стоит на коленях перед иконой и молится. В комнату входит Клара.

Мать. А! Доченька! (Хлопает по половицам.) Вставай. Помолись с мамой.

Клара (грустно). Мать приглашает дочь встать на колени.

Мать. Не капризничай. Мама предлагает тебе пообщаться с Господом. Иди ко мне.

Клара. Думаю, не стоит идти на разговор с Богом с дурными мыслями.

Мать. А у моей доченьки в голове дурные мысли?

Клара. Мам…

Мать. Что такое, милая?

Клара. А ведь он прав.

Мать. Кто?

Клара. Клаус.

Мать. (Поджимает губы.) И в чём же он прав – твой непутёвый братец?

Клара. Это ведь ты прогоняла всех его невест. Это ведь из-за тебя он мучился и неделями пропадал на охоте, пытаясь заглушить боль. Он любил их всех. Но не мог пойти против тебя.

Мать. И это правда, доченька. Потому, что между матерью и теми блядями он больше любит мать.

Клара. Нет, мам, боюсь, дело в другом. Ему просто некуда идти. Для него мука жить с вами, но выбора у него нет, потому что за дверью дома его ждёт холодная тундра. Это ваша с папой вина. Если бы вы отпустили его, когда он только повзрослел и хотел объездить мир, сейчас бы он закалился и вырос в мужчину. Но вы столько лет держали его в этих тепличных условиях, как в клетке. И сейчас, выйди он в большой мир, его съедят. Мир стал непригоден для него. И я просто хочу знать: ты понимала, что делаешь?

Мать встаёт с колен.

Мать. Клаус был очень игривым ребёнком. Уже в десять лет бегал в дикую тундру совсем один. Ему никогда не сиделось на месте. Я знала, стоит ему вырасти, он тут же уедет куда-то далеко отсюда. И я приняла решение, что не хочу терять сына.

Клара. Вся твоя любовь, ласка, забота – всего лишь холодный расчёт запереть сына в золотой клетке. Он никогда ничего не видел в жизни, кроме этой хибары. А ведь он свободолюбивый, как нарвалы, которых убивает. Он хочет бороздить океан.

Мать. Тебе никогда не казалась нездоровой его любовь к этим рыбам?

Клара. Ничуть! Потому, что он сам нарвал. Большой, свободный, прекрасный. Созданный Господом, нести в мир красоту. А люди каждый день убивают его. Для чего? Чтобы божественное творение стало лишь средством решения бытовых проблем?!

Мать. Как ты красиво говоришь, Клара! Из тебя бы вышла прекрасная поэтесса!

Клара. Боюсь, что не выйдет.

Мать. Почему же, доченька?

Клара. Потому, что вы заперли меня в этой клетке так же, как и Клауса.

Мать. Доченька, ты серьёзно?

Клара. Да, всё, что я говорила, ложится на Клауса, но я говорила и о себе. Вы никуда не выпускали меня из дома. У меня никогда не было друзей-мальчишек. Я помню, как ты избила Томаса, когда он пытался залезть ко мне в окно, чтобы подарить флейту, которую он сделал из бивня нарвала.

Мать. Он хотел воспользоваться тобой, милая.

Клара. Не говори так! Ты не можешь этого знать.

Мать. Я должна была тебя защитить.

Клара. Боже, что ты такое говоришь?! Он был ребёнком!

Мать. Он – мужчина, милая. А у них у всех одно в голове вне зависимости от возраста. (Целует дочь в лоб и обнимает за голову.) Моя дочь – добропорядочная христианка, а не грязная блядь, каких приводил её неотёсанный брат.

Клара (шёпотом). Твоя дочь – христианка, которая хочет трахаться.

Мать. (Отпускает дочь и отстраняется от неё.) Что ты сказала?

Клара. Я хочу трахаться, мама. Я хочу, чтобы меня трахнули! Получается, я тоже блядь?

Мать медленно подходит к дочери. Нежно гладит её щёки, губы, глаза, волосы. Затем заматывает волосы в кулак и резко ставит на колени. Клара кричит от боли.

Мать. Молись, сука! Молись! Грязная блядь! Как ты посмела сказать мне такое? Как посмела ты подумать о таком?

Мать бьёт Клару по хребту. Клара падает ниже и молится сквозь рыдание.

Мать. Я всегда была добропорядочной христианкой! Моя мать воспитывала меня правильно. Трижды я согрешила и легла под твоего отца, чтобы выносить и родить вас – неблагодарных ублюдков! Но этот грех я замолю. Господь мне его отпустит. Господь любит меня. Я всю жизнь жила праведно, а твой папаша трахался на стороне. Сколько раз я батрачила здесь на кухне и наблюдала, как он драл жену твоего брата, пока грязная блядь утыкалась в телевизор. Ты думаешь, в этом доме есть стены? Но в этом доме нет стен. Я всё вижу и всё знаю. (Наклоняется к Кларе.) И я знаю, что умру и попаду в Рай, а вы с папашей просто сдохнете.