Он снова кивнул и заявил:
– А знаете, несмотря ни на что, с вами приятно иметь дело. Вы быстро соображаете.
– Может быть, – согласился я. – Когда информации достаточно. Так кто вы?
– Я уже объяснил…
– Нет, не объяснили. Вы сказали что вы сделали. Но почему? И какое вы вообще ко мне имеете отношение?
– Я же предупреждал – есть ответы, которые только порождают новые вопросы.
– По-моему, это очевидно.
– Как и тот факт, что это может продолжаться до бесконечности. Так что не важно на каком этапе заканчивать.
Я хотел было возразить, броситься в бой, потребовать… Но вместо этого только задумался, потом кивнул.
Он снова посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
– И вы этим удовлетворитесь?
– А у меня есть выбор? – усмехнулся я. – Кроме того, я умею ждать. Рано или поздно я и так все узнаю.
– Вы так думаете? – удивился он.
– Уверен.
– Почему же тогда вы не стремились узнать это раньше?
– Потому что не был уверен, что есть что узнавать.
– А теперь вы уверены? Равно как уверены, что рано или поздно получите свое?
Я кивнул, глядя ему в глаза.
– Даже если не доживете? – иронично поинтересовался он.
– Доживу, – пообещал я.
– И опять уверены?
– Конечно.
– А сейчас почему?
Я поднялся и, преодолев немалое внутреннее сопротивление, направился в сторону того, кого он называл Зверем.
– Потому что вам от меня что-то нужно. И рано или поздно вы все равно мне скажете – что именно.
– Да? Знаете, а вы забавный собеседник. Играете в шахматы?
– Нет, – признался я, не оборачиваясь. – Не знаю когда это началось, но в этой игре столько снобизма…
– Вы не правы, – обиделся старик.
– Как и во многом другом, – легко согласился я, продолжая приближаться к Зверю.
Зверь, в свою очередь, смотрел на меня не шевелясь. Я никак не мог понять выражение его глаз. Но это были глаза Виктора. В том числе. Даже в его позе было что-то мистическое, полузнакомое. Он сидел как ангел из «Пророчества63», хотя, неистовостью Уокена64 от него и не пахло. Скорее уж игривой расслабленной безжалостностью Вигго Мортенсена65.
– Виктор, – позвал я. – Ты меня помнишь?
Зверь как и в прошлый раз склонил голову набок, продолжая меня рассматривать. И, как и в прошлый раз, я не мог понять узнает, понимает он меня или нет.
– Почему вы его так называете? – удивленно спросил старик.
– Потому что это его имя, – сказал я.
– У него нет имени, – спокойно возразил старик. – Оно ему не нужно. Он – единственный в своем роде и не нуждается в дополнительных обозначениях.
– Как и в воспоминаниях? – спросил я.
– Что вы имеете в виду?
– Он что-нибудь помнит?
Старик оказался рядом и посмотрел сперва на меня, потом на Зверя.
– А что он должен помнить? – поинтересовался он. – Ты что-нибудь помнишь? – спросил он у Зверя.
И тут произошли две невероятные вещи. Во-первых, Зверь улыбнулся. Вот не позавидую тому, кто наткнется в темноте на эту улыбку. Зубы у него были… Да и не в зубах даже дело. Само его лицо сделалось каким-то жутким и веселым одновременно. Мне почему-то подумалось, что такая улыбка была бы уместна у Дьявола за обеденным столом. Чем бы они там ни обедали. А во-вторых, Зверь заговорил.
– Я до черта чего помню, – сообщил Зверь. – Помню, как полицейские выпустили в меня с десяток пуль. Было больно, между прочим. А потом я пер его через весь город по идиотским местам. Почему было его не прибить?
– Это не тебе решать, ты же знаешь, – проговорил старик.
– Да, знаю, – Зверь снова оскалился. – Но решаю, в итоге, все равно всегда я.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился старик.
– Генералы принимают решения, солдаты убивают других солдат. Кто убийца – тот, кто приказал, или тот, кто нажал на спуск?
Старик тихонечко застонал и замотал головой.
– Понятно. Сегодня у нас слет нетривиально мыслящих убийц. Очень мило.
Но я был в шоке. Мне казалось, что сердце вот сейчас выскочит из груди и шмякнется на пол, и тогда я сдохну (что давно следовало сделать) и история закончится – никто ничего не получит. Ни старик не осуществит своих планов, ни я не получу ответов. Зверь…
Нет, теперь я точно знал, что это был Виктор. Каким-то немыслимым способом это жуткое существо было Виктором. Словно он мутировал и превратился вот в это. Или его заколдовали. И теперь срочно требовалась красавица, чтобы поцеловать его куда-нибудь там, и он бы расколдовался. Потому что не столько голос – голос тоже был жутковатый, хотя и узнаваемый, но манера говорить…
– Что они с тобой сделали? – прошептал я.
– Успокойтесь, – попросил старик. – А то у вас приключится сердечный приступ. В вашем возрасте и при вашем здоровье странное явление. Никто ничего с ним не делал – он таким появился на свет. Как, впрочем, и вы. Но об этом мы поговорим в другой раз. Да, кстати, – он уже направлялся к лестнице, но остановился. – Вашему другу сюда хода нет. Так что не ждите.
– Моим друзьям вечно нигде хода нет, – печально вздохнул я. – То ли потому что они чертовски неприличные люди… Или просто потому что у меня нет никаких друзей. А вы вообще о ком?
– Ну, как вы его называете? – улыбнулся старик. – Призрак, фантом, мираж, видение?
Нет, даже для такого дня и даже для меня это было уже слишком.
– Вам необходимо успокоиться, – проговорил старик. – Но вы меня заинтересовали. Я скажу, чтобы вам принесли ужин и бутылку… Чего вы предпочитаете?
– В смысле? – не понял я, все еще таращась на Виктора-Зверя.
– В смысле алкоголя.
– Пиво. Или бурбон. Или всего и побольше. А какая разница?
– По-моему, вам просто необходимо напиться.
3
«Если необходимо вымыть ноги – целься в голову»
Руководство по пользованию душем для лиц страдающих конверсионным расстройством.
На протяжении последующего времени таинственный старик навещал меня еще три раза. И все разы у меня складывалось стойкое впечатление, что я прохожу некий психологический тест повышенной, запредельной какой-то сложности. И я никогда не мог понять прошел я эти тесты или нет. А понять это было очень важно, потому что – черт его не знает откуда, но откуда-то я знал точно – цена этого теста была не отметка в анкете на тему профориентации, не унылая оценка Ай-Кью, а моя жизнь. Или даже что-то большее.
На мои вопросы старик либо отвечал скупо – так, что ответ ничего не объяснял, – либо порождал еще больше вопросов. Впрочем, в жизни так, как правило и бывает, правда? Просто большинство людей предпочитают этого не замечать, или смириться.
Он был очень умен – жутковато как-то, не по-человечески умен, и я быстро сообразил, что все мои ухищрения и попытки с ним играть выглядит достаточно убого. Так что играть я перестал, перестал строить в своем сознании и мотивах двойное и тройное дно, что значительно упростило наше общение с непонятной целью.
Теперь старик приходил один, без того, кого он звал Зверем. Меня это и радовало и огорчало одновременно. Радовало, потому что Зверь производил, все-таки, жуткое впечатление. Огорчало и потому, что я хотел разобраться что это за тварь, и потому, что выходило, что старик теперь меня совсем не опасается. Нет, и куда подевалась моя репутация кровавого монстра? Старик был абсолютно уверен, что я на него не нападу, не дам по башке и не сбегу из подвала. Впрочем, я и сам это понимал. Даже мой бунтарский дух, который периодически поднимался из спячки и недобро так присматривался то к черепу, то к шее старика, не решался ничего предпринять. И будь я проклят, если старик этого не знал. Да уж, впервые в жизни с момента расставания с Виктором, на моей поляне обнаружился кто-то явно хитрее и опаснее меня.
Но, в конце концов, мне все это надоело. К четвертому визиту старика, я демонстративно уселся на матрас и отказался отвечать на его вопросы. В этой позе, разумеется, было что-то от детских капризов, но ничего другого в сложившихся обстоятельствах я придумать не мог. Как говаривал Виктор – упрямая тупость побеждает самый изощренный разум.
– Вы не находите ваше поведение глупым и неуместным? – осведомился старик.
– Глупым – нахожу. Неуместным – нет. Что может быть уместнее? Я заперт в подвале непонятно где, и будет со мной непонятно что. Так зачем мне отвечать на ваши вопросы?
– Я думаю, вы это и так знаете, – сказал старик.
– А может, я дурак. Вы мне, дураку, уж озвучьте, – попросил я.
Старик посмотрел на меня, как мне показалось, несколько разочарованно.
– Вам не кажется, что общение на таком уровне не принесет никому пользы? – спросил он.
– А разве тут что-то приносит мне пользу? – усмехнулся я. – Вот матрас, – я демонстративно попрыгал на заднице. – Он приносит мне пользу. Я на нем валяюсь. Без него было бы жестко. Вон ведро, – я ткнул в сторону установленного за ширмой биотуалета. – Без него бы воняло. А от нашей болтовни мне лично пользы никакой. Либо мы с вами налаживаем взаимовыгодный обмен информацией, либо я предпочту остаться с моими верными друзьями – сортиром и койкой.
Старик задумался. Потом присел на краешек моего матраса.
– Вы же понимаете, что от того, что мы сумеем выяснить, понять во время наших бесед, зависит жить вам или умереть?
На этот раз я согласился с ним не сразу. То есть, не согласился вовсе. Я сказал:
– Нет, не понимаю. Как вы думаете, мой безымянный собеседник, кто из нас двоих больше разбирается в факторах и тонкостях смерти?
– Смотря что считать такими факторами и тонкостями, – улыбнулся старик.
– Практику умерщвления ближнего и сопряженных с этим обстоятельств и переживаний.
Он усмехнулся.
– Я так полагаю, что в этих вопросах Зверь осведомленнее нас обоих вместе взятых.
– Зверь, – задумчиво повторил я. – Да, Зверь. Вы по прежнему не хотите о нем говорить?
– А не о чем говорить, – вздохнул старик. – Зверь для вас непонятен, но признаюсь вам честно – он так же непонятен для меня. Кроме того, в мире столько непонятного. Вы хотите знать что он из себя представляет? Но вы не поймете. Да и зачем вам?
– Потому что… Когда-то он был для меня очень важен. То есть, не он, а то чем он был. Кем он был.
– И опять вы ошибаетесь, – вздохнул старик. – Я знаю о ком вы говорите – о том своем Учителе, да? Но поверьте, Зверь не имеет к нему никакого отношения… Почти никакого… Да нет, просто не имеет, наверное.
– Вы пытаетесь мне врать? – с некоторым даже восхищением спросил я.
– Нет, не пытаюсь, – усмехнулся старик. – Я вам вру. Как взрослые врут иногда маленьким детям…
– Ну да, чтобы их защитить, верно? Поверьте, не стоит так уж беречь мою хрупкую натуру.
– Защитить? – удивился старик. – Разве взрослые врут детям поэтому?
– А почему?
– Нет, вы правы. Взрослые думают, что врут именно чтобы защитить. Но на самом-то деле вы же понимаете, что это чушь. Взрослые врут детям, потому что врут сами себе. Потому что хотят избежать неудобных тем. Или просто потому что не могут или ленятся что-то объяснять. Или стесняются. Или и сами не знают, а признаться честно не могут. Ну, или просто чтобы дети отстали и не мешали взрослым оставаться… взрослыми?
Я задумался над его словами. Вернее, не столько над словами, сколько над тем что он сейчас пытался проделать. А потом сказал:
– Мы ушли от темы.
Старик улыбнулся. Странно, я давно уже подметил – улыбка всегда меняет лицо человека. Иногда человек выглядит умнее, чаще – глупее. Иногда просто добрее и приветливее. Старик улыбаясь выглядел не просто умнее – мудрее.
– Вас не так легко сбить, правда? – поинтересовался он.
– Если я заинтересован, – кивнул я.
– Знаете, несмотря ни на что, вы мне нравитесь.
– Несмотря на что – ни на что? – осведомился я, прекрасно понимая, что он снова пытается сдвинуть меня с темы Зверя.
– На то, кем вы являетесь.
– Убийца, психопат и все такое? – предположил я.
– Что? Нет, это все ерунда. Убийство двигало человеческую цивилизацию по тому странному пути развития… Ну да вы и сами все это прекрасно понимаете. Вы не больший убийца, чем ветеран какой-нибудь войны. И вы уж точно не психопат. Стыдно говорить такое – вы же прекрасно знаете определение психопатии.
– Так о чем же вы тогда?
– О том что вы есть, – спокойно объяснил старик. – О том, благодаря чему никто не может понять что с вами делать. Некоторые считают, что Зверь должен был убить вас в самом начале. Есть те, кто полагает, что вас следовало умертвить еще во младенчестве.
Честно сказать, я обалдел от этого его заявления. То есть, не столько от всех этих откровений про умерщвление, сколько от того, что есть еще кто-то, кто чего-то там хочет в мой адрес. И почему-то чаще – умертвить. Вот ведь термин. Красиво звучит. Не пустить кровь, не выпустить кишки, не свернуть шею – умертвить. Красиво, мать их. Как все-таки устроен человеческий язык – так красиво формулировать, совершенно не меняя сути. Как говорил гений «Почему «Я тебя не забуду» звучит любовно, а «Я тя запомню…»66
– И кто это? – поинтересовался я. – Ну, те, кто хочет чтоб я сдох… Пардон – был умерщвлен.
– Думаю, рано или поздно вам придется с ними познакомиться, – пообещал старик. – Если только…
– Если меня не умертвят.
– Ловите на лету, – похвалил он.
– Но все-таки я бы хотел насчет Зверя…
– О боги, – вздохнул старик. – Ваша жизнь висит на волоске, вы не понимаете что происходит и где вы находитесь. Но упорно продолжаете интересоваться ну не самым интересным аспектом происходящего.
– Личная заинтересованность, – пожал плечами я.
Старик посмотрел на меня хитро.
– Личная, говорите? А если я найду ей замену, вы перестанете приставать ко мне по поводу Зверя?
– Вы хотите, чтобы я дал слово? – удивился я.
– А ваше слово чего-то стоит? – осведомился он.
– Только если мне это выгодно.
– Блестящий ответ, – похвалил старик. – Вы сочетаете в себе многие удивительные таланты и многие страшные изъяны. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Итак, выбирайте. Что бы вы хотели узнать – суть Зверя, или историю вашего происхождения?
Нет, ну нормальный выбор. А если и того и другого? И можно, в принципе, без хлеба, как учил апологет здорового питания.
Однако, я бы был не я, если бы не смог, попытавшись оценить происходящее, не выдумать что-нибудь… Попытался расставить старику ловушку. Впрочем, в общении с сим загадочным старцем, я все больше и больше склонялся к версии, что он смотрит на меня примерно так же как я в жизни смотрел на большую часть встречавшихся мне людей. Могли бы они расставить для меня ловушки? Да они слова такого не знают. А если и знают, то уж точно уверены, что в их мире и для них никаких ловушек нет и быть не может. Потому они в эти ловушки с таким наслаждением и попадаются. Правда, была моя печально известная красавица и ее брат… Хотя, в ее ловушку я попался по понятным причинам, а потом, в итоге, заманил ее в свою… Но тут было другое. От моих потуг обмануть старика исходила стойкая ассоциация шимпанзе, пытающейся обмануть опытного интригана. Ну, или что-то в этом роде. Старик был умнее меня и мне доставало здравого смысла, чтобы это признать. В своей недолгой жизни – и благодаря Виктору, и собственному опыту, – я успел понять, что размер гордыни обратно пропорционален уровню интеллекта. И у придурков, как правило, эта самая гордыня – от национальной гордости до непонятно на чем строящемся самоуважении – размеров чудовищных. В этой связи, кстати, я никогда не считал ни Блэйза67, ни Форреста Гампа68 дураками. Напротив – вот с ними бы я с удовольствием пообщался. Такие люди мне всегда нравились.
Не знаю уж насколько я сам умен, но есть вещи, которые я всегда считал себя обязанным честно признавать. И если кто-то умнее тебя, нечего выпендриваться – может дорого обойтись. Однако ж, в отличие от большинства народонаселения, я не считал себя вправе прекратить соображать по той только причине, что кто-то оказался умнее меня, так пусть он и думает.
– Расскажите о Звере, – сделал выбор я.
Старик сперва даже удивился, а потом… улыбнулся.
– Мне нравится ход ваших мыслей, – кивнул он. – Знаете, несмотря ни на что я все-таки постарался бы сохранить вам жизнь.
– Я тоже, – совершенно искренне согласился с ним я.
Он серьезно кивнул.
– Вы пришли к выводу, что если вы не умрете, вам все равно расскажут о том кто вы и что с вами произошло. А если умрете – это уже не ваша проблема.
– Примерно так, – согласился я.
Врать было бессмысленно. Да и зачем? Течение моей жизни явно переходило в эндшпиль. Теперь решалось будет ли эта партия продолжаться вообще и в принципе.
И тут произошло странное. Старик вдруг как-то ушел в себя, словно задумался, или прислушивался к чему-то. А потом вдруг поднялся на ноги и сказал мне:
– Ну, вот все и разрешилось. Идемте.
– Куда? – растерялся я.
– Туда, где вы получите ответы хотя бы на некоторые вопросы.
– Или меня убьют? – осведомился я, давным-давно приняв твердое решение без боя не сдаваться. Хотя, я и так бы не сдался (не в моем характере) с одной стороны. Но с другой, вспоминая жутковатые способности этого Зверя… какой там бой.
– Ну, что вы, – улыбнулся старик. – Мы не настолько склонны к пафосу и дешевым эффектам. Зачем вас куда-то вести, чтобы убить? Умереть вы вполне могли бы и здесь.
И мы пошли куда-то из подвала. Шли, чтобы решить мою судьбу и вообще вопрос о существовании, а меня мучил вопрос – старик принял некую таинственную биотическую телепатему, или у него просто в башке вмонтировано некое подобие сотового телефона? Как ни странно, мысли о том, чтобы дать ему по черепу и убежать у меня по прежнему не было. Любопытство – тем более в таких вопросах – тоже очень хороший поводок. Я это осознавал, хотя и моим очередным пленителям тоже не следовало забывать, что всякий поводок, теоретически, можно перегрызть.
4
«Застимулируйте нас финансово – и мы для вас обоснуем любой бред».
Мантра ранних христиан, позднее – политтехнологов.
Разумеется, они сидели за круглым столом. И разумеется их было девять. То есть, нет, я понятия не имел почему их должно быть именно девять, но, как мне представлялось, это обязательно – или семь, или девять. Ну, или двенадцать, но тогда надо запасать больше продуктов и выпивки. Дальше уже шел формат генассамблеи ООН, заседания масонской ложи, парламентов и прочая и прочая… с многочасовой бессмысленной болтовней ни про что и принятием мутных резолюций, которые никто не собирался бы исполнять.
Их было девять. Совершенно разного возраста, расы и прочего. Разные люди. Но что-то в них все-таки было общим. То есть, разумеется, все они собрались в одном месте и за одним столом. И собрались явно по мою душу. Самым старшим, очевидно, был мой старик (то есть, не мой, конечно, но все равно). Были женщины. Разумеется, я должен был обратить на них внимание в первую очередь, но не в сложившихся обстоятельствах, Как учил своего непутевого ученика Мастер Синанджу, при встрече с новым человеком, мы подсознательно сперва оцениваем его потенциальную опасность и угрозу. И только затем – с сексуальной точки зрения. Мать природа создала нас такими, и это правильно.
Там сидела немолодая дама – красивая, но с такой гордой, аристократичной и непреступной физиономией, что мне остро захотелось сделать что-нибудь непристойное – хрюкнуть, рыгнуть, плюнуть на пол, демонстративно проверить ширинку на предмет застегнутости… Просто чтобы разбавить, что ли. Как что-то слишком кислое разбавляют сладким – так вот разбавить ее надменность своим дурным хамством. Была пожилая полноватая добродушная старушенция… То есть, ее можно было бы назвать добродушной, каковой она, очевидно, и являлась большую часть времени. Если бы не пронзительный взгляд васильковых глаз, обрамленных морщинами – то ли от улыбок, то ли от хитрого прищура. Были и другие не менее впечатляющие персонажи. На мой взгляд их всех объединяло только одно – ощущение, которое от них исходило. Ощущение какой-то силы и… не знаю как объяснить. Что-то вроде чувства, что их биополе функционировало на много более высокой частоте и интенсивности, чем у всех прочих людей с которыми я когда-либо встречался. Ну, разве что кроме Виктора. Он за этим столом смотрелся бы, наверное… Впрочем, нет. Он бы тут наверняка взгромоздился на стол и принялся издеваться над присутствующими.
На мой первичный взгляд, никто из собравшихся в полутемной комнате, доминантой в которой явно был этот выхваченный из темноты стол, опасности не представлял. Но, в сложившихся обстоятельствах, скорее всего, дела обстояли наоборот. Опасны были все. А с учетом того, что я понятия не имел кто они такие и что тут вообще происходит, опасной могла оказаться даже мебель.
И кстати, насчет Виктора…
Я осмотрелся по сторонам. Черт, точно. Он сидел там, в углу, в неразличимом во тьме кресле. Зверь. Если бы я не искал специально – никогда бы не заметил и не почуял его присутствия. Это загадочной существо явно превосходило мои сенсорные способности. Ни звука, ни тени – он даже сел таким образом, чтобы слабый свет, просачивающийся из неведомого источника за окном, образуя тени на полу, не выдал его присутствия. Демон хренов. Причем, я каким-то неведомым мне способом знал (или чувствовал?), что для Зверя такой подход является чем-то совершенно естественным и что он даже не задумывается над такими вещами – просто так вот выходит. Может, потому, что это было свойственно Виктору?
– Ну, вот и он, – проговорила немолодая, но потрясающе красивая дама тоном директора школы к которому на суд привели нашкодившего первоклассника.
– Что ж, – согласился с ее оценкой происходящего некий полноватый и до того представительный господин, что ну просто не мог быть никем другим как политиком, либо президентом какого-нибудь банка, – теперь уж давайте решим проблему до конца.
– Вы полагаете, это возможно? – удивилась полная женщина, милая и по виду очень добрая – ну ни дать ни взять ласковая бабушка, – и вперила в меня совсем не бабушкин взгляд пронзительных васильковых глаз.
– Я полагаю, у нас нет другого выхода, – решительно как перед казнью проговорил хрупкий старичок в потертом твидовом пиджаке, которого я для себя тут же определил как ювелира или часовщика. Не знаю почему.
– Выход есть всегда, – проговорила пожилая красавица и покосилась на Зверя. Зверь на нее не отреагировал.
И тут я взбеленился. То есть, мне надоел этот цирк с их позицией таинственных суперкрутышей. Я засунул руки в карманы и проговорил надсадным громким шепотом, который, наверное, было слышно даже на улице:
– Здрассте.
Они напряглись. Некоторые даже вздрогнули. Это хорошо, значит, рефлексы у них есть. Все без исключения уставились на меня как на заговорившего хомяка. Чудесно.
– Ну, – начал объясняться я, – это в том смысле, что если вы собираетесь обсуждать меня как вещь, или так, будто меня тут нет, может, предложите выпить? Я мирно посижу в уголке, поболтаю вон с ним, – я кивнул в сторону Зверя. Зверь жутко осклабился. Не знаю уж чем и с какой стороны, но ему явно нравилась такая перспектива.
– Каков наглец! – провозгласила полная женщина ласковым голосом. Непонятно было – то ли ей импонирует моя наглость, то ли это восхищение прыткостью таракана, которого все равно раздавят, но чуть позже.
– А что такого? – удивился я. – Я к вам сюда не просился. А! – мой указательный палец устремился в невидимый во тьме потолок. – Я понял. Вы хотите, чтобы я трепетал. Ща сделаем.
Я изо всех сил напрягся – так, чтобы они заметили. Потом разочарованно вздохнул и пожаловался:
– Не-а. Не выходит.
Кто-то за столом, явно сдерживаясь, хохотнул. На него устремились негодующие взгляды. А я решил сбавить обороты. Совсем чуть-чуть.
– Если вы хотите, чтобы я относился к вам с почтением, сперва объясните, кого и за что я должен почитать. Если вам нужно, чтобы я боялся – расскажите что такого страшного. Или кто-то из присутствующих, кроме него, – я снова показал на Зверя, – считает себя настолько ужасным или грозным, что я должен перед ним бухнуться ниц только за то, что он тут присутствует?
– Нет, ну каков наглец, – повторила полная женщина. – Неужели кто-то из присутствующих всерьез собирался уничтожить такой прекрасный экземпляр?
– Мне что, пора забираться на лиану и оттуда гадить на головы присутствующим? – разозлился я.
– Что вас так злит? – удивился мой старик.
– Я вам не экземпляр, – грозно сообщил я.
– Вы в этом уверены? – ласково спросил один из мужчин – худощавый, мрачный, лысый как колено, с яростно горящими на изборожденном морщинами аскетичном лице серыми – почти белыми – глазами. Глаза эти яростно буровили меня, пытаясь изобразить лазер. Отчасти у них это получалось. Но только отчасти.
– В чем? – усмехнулся я.
– В том, что вы не экземпляр, – уточнил лысый аскет, выразительно глянув в сторону Зверя.
– А-а, ну понятно, – усмехнулся я. – Если кто не входит в вашу великую загадочную тусовку, он обязательно и сразу становится… экземпляром? Только я к вам не напрашивался.
– Может быть, мы прекратим этот детский сад? – осведомилась пожилая красавица с каким-то странным выражением глянув на меня.
– Может быть, – легко согласился я. – Желания дамы для меня…
– Хватит паясничать! – рявкнула она.
– Ну ладно, ладно, – я надул губы как маленький ребенок. – Что вы, в самом деле?
Я их бесил. Бесил намеренно. Они это понимали. Вопрос что они собирались с этим делать. Я не знал как что и почему, но чувствовал, что само мое присутствие на этом свете и в этой комнате кого-то забавляет, кого-то раздражает, но абсолютно всех ставит в тупик. Они не знали как со мной поступить – я понял это понятия не имея кто они такие и чего вообще хотят. Только мой старик сидел тихонечко на своем месте во главе стола и – я был почти уверен – боролся со смехом.
– Ладно, готов смиренно ожидать вашего вердикта, что бы это ни значило, – объявил я и гордо уселся прямо на пол.
В комнате повисла давящая тишина. Явно никто не ожидал от меня такого. И как со мной с таким быть, они сообразить никак не могли. Только – вот ведь фокус – откуда-то я понимал, отчетливо осознавал, что если бы я в данной ситуации стал вести себя как обычный человек, оказавшийся в такой вот ситуации, меня бы молниеносно приписали к таким вот человекам и разговор… разговор окончился бы не начавшись. Я стал бы неинтересен. А так… Нахала всегда хочется рассмотреть поближе, разве нет?
И тут в этой какой-то твердой и прямо звенящей тишине зазвучали жуткие звуки – словно лопались трубы парового отопления. Все посмотрели в ту сторону откуда они доносились – даже я. Кажется, увиденное шокировало не только меня. Смеялся Зверь. Громким, резким, но вполне человеческим смехом.
– Мн-да, – проговорил мой старик растерянным голосом. – Еще сюрпризы сегодня будут?
Никто не ответил. Кажется, сюрпризы допускались. Во всяком случае, для меня.
– Думаю, он станет менее резвым, если узнает правду, – проговорила пожилая красавица, явно избегая смотреть в мою сторону, но было совершенно понятно кого она имеет в виду.
– Правду, – вздохнул мой старик, усаживаясь, но не за стол, а в стоявшее в полумраке кресло. Черт, для меня это было неудобно – я его почти не видел и не мог следить за выражением лица. – И кто готов произнести правду вслух?
Как ни странно, никто не был готов. Даже та, кто это предложил.
– Что ж, – сказал старик из полумрака. – Придется мне. А вы бы присели где поудобнее, молодой человек, – посоветовал он мне.
– Ничего, – сказал я, почему-то осипшим голосом. – С пола падать уже некуда.
– Тоже верно, – согласился старик. – Хотя, в вашем случае, всегда есть куда падать. Что вы не устаете блестяще доказывать всей своей жизнью. Разве не так?
Итак, жило да было некое тайное общество… Нет, не так. При словосочетании «Тайное общество» сразу возникают неудобоваримые ассоциации со скучающими аристократами, которые кучкуются по ночам в своих особняках, творят непристойные ритуалы вплоть до оргий с повальным спариванием без разбору, рисуют бредовые символы, вывихивают пальцы в сорокапятисложных приветствиях, и всерьез полагают, что таким образом они тайно управляют миром. На самом деле, ничего, кроме ленного разрушения своих и без того не сильно крепких мозгов и экзальтации придурковатых искателей всемирного заговора они не делают. Не иллюминаты управляли Наполеоном – Наполеон использовал иллюминатов, не мешая, впрочем, им считать, будто они им управляют. Кто в итоге проиграл, а кто победил? Вообще третья сторона – Российская империя. И, как следует из всего русского же исторического опыта, она же и проиграла. Говорят, у русских так принято.
Всемирный заговор. Анненербе. Тайное общество нацистских мистиков. Если тайное – что ж о нем тогда все знают? И как Гитлер ухитрился проиграть войну, имея в своем рукаве такой козырь? Выходит, либо Гитлер был идиот, либо не такой уж это был и козырь, если простые полуграмотные русские солдаты с болтовыми винтовками наперевес разметали все его технологии из Атлантиды, ну, или откуда они там были.
Честно сказать, все эти байки про тайные общества, как представляется, придуманы серьезными людьми, которые прекрасно понимают как управлять толпой и какую именно сказку толпа готова схавать. И вот эти серьезные люди, обладая некими серьезными знаниями, уже представляют из себя реальную силу. У них нет ни названия, ни каких-то идиотских ритуалов с завязыванием собственных пальцев в тайные узлы для распознавания друг друга в толпе (что обожали раньше масоны). Но у них есть кое-что другое.
Это чертовски умные ребята, кои, в отличие от большинства народонаселения, представляют себе как устроено человеческое общество и много больше знают как о человеке, так и об окружающем мире. И способности их – как личные, так и совместные – несколько превосходят как возможности отдельно взятых государств, так и всей этой глобальной клоунады.
Если разобраться, наша цивилизация – ее структура, принципы функционирования и прочее – точнее всего характеризуется термином «нагромождение». Что там работает и как, какая такая дикая логика ее сочинила – разобраться никому не под силу. Хотя, некоторые убеждены, что им это точно известно. И вот такие придурки неоценимы для поддержания именно такого вот статус-кво. Потому что ну всем же понятно, что они придурки. А придурок – он ведь даже если вдруг с перепугу начинает говорить дельные вещи – все равно остается придурком, и воспринимается именно так, и слова его слушаются так же. Как слова придурка. Нет более легкого объекта для управления, чем тот, кто убежден в том, что он абсолютно прав. Просто говори с ним на его языке – и можешь из него веревки вить.
И чем же занимается такое вот настоящее тайное общество? Вы что, тоже придурки? Такие вопросы задавать. Чем-то таким уж точно занимается. А если откровенно – много чем. И много что падает в поле их интереса. Понять такое простому смертному с его кривым неполным начальным образованием, разумеется, не дано. И это хорошо. Подобное положение вещей устраивает как тайное общество, которому только того и надо, так и самого простого смертного, которому все это ни на какой ляд не сдалось – в такое вникать. А любопытствующие придурки – это их проблемы. Впрочем, имена любопытствующих придурков широко известны. Архимед, Сократ, Декарт, тот же Тесла с прилагающимся сдерживающим фактором в виде гражданина Эйнштейна69.