Кажется, я переборщил. Осмотрев поверженного врага, я понял, что ему уже не подняться. Пульса не было. Очевидно, проломленная височная кость вошла в мозг. Ну, что ж, не все должно идти идеально, правда? У меня был второй брат.
Я вытащил его в холл первого этажа, усадил в кресло и тщательно примотал запястья и лодыжки. Затем вставил кляп, чтобы он своими воплями не помешал мне работать. Была мысль распять его над входом и оставить в живых, чтобы он мог с высоты, так сказать, наблюдать за моими действиями. Но мне лень было возиться. Вместо этого я положил к его ногам тело брата.
Осмотрев получившуюся инсталляцию, я отвесил живому брату хорошую пощечину. Потом еще одну. С нашатырем было бы проще, но нашатыря у меня с собой не было. Вот никак не предполагал, что придется кого-то приводить в чувства, а не наоборот.
В итоге я смог его растормошить. Он посмотрел на меня стеклянным взглядом, но быстро очухался. Глянул по сторонам, оценил свое положение, потом заметил тело брата… И вот тут он начал извиваться по настоящему. Я достал нож и легонько провел по его щеке. Порез был неглубокий – только чтобы пустить кровь, – но требуемый эффект был достигнут. Он перестал трепыхаться и уставился на меня с ужасом.
– Теперь ты оценил драматизм своего положения? – шепотом поинтересовался я. – Хорошо. Сейчас я тебя покину ненадолго. Потом вернусь. Когда я вернусь, от твоей банды останется воспоминание. А после ты сможешь присоединиться к брату.
Он замычал что-то сквозь кляп. Глаза налились кровью.
– Я не стану вынимать кляп, – тихо проговорил я. – Не столько чтобы ты не заорал, сколько чтобы не выслушивать банальности. Предупреждали же вас – не трогать священника.
Как ни странно, тут он замычал более интенсивно.
– Ладно, – сказал я. – Я пошел. Адьес. Скоро увидимся.
Это был самый кровавый день который только могло нарисовать мое воображение. Женщин я по-прежнему не убивал. Если они просыпались, я зажимал им рот, показывал нож и приказывал бежать к выходу. Тихо. Если поднимут крик – я обещал их догнать. Как ни странно, они мне верили. Мне было плевать. Может быть, было бы лучше, если бы хоть одна из них заорала, подняла тревогу. Тогда я вступил бы в открытый бой хоть с кем-то. Может быть, меня бы пристрелили. Погибнуть в битве – не самый плохой вариант. А в битве за что – уже частности. Пусть те, кому это надо придумывают для себя вранье. Но ни одна из немногих разбуженных не издала не звука. Ну, насколько у них получалось. Кто-то пытался судорожно всхлипывать, но, наткнувшись на мой недобрый взгляд, умолкала и бежала прочь.
С мужчинами я поступал однозначно. Сломанная шея, удар ножом туда же…
Не знаю сколько их было – я не считал и дошел до жуткого автоматизма к концу этой кровавой бани. Мне начало казаться, что я просто работаю на каком-нибудь… мясокомбинате. Как это называется? Забойщик?
Устал.
Потом спустился вниз, подошел к осевшему в кресле оставшемуся в живых брату и сорвал с него кляп. Он заорал.
– Что, больно? – равнодушно поинтересовался я. – Ну да ничего, скоро все закончится.
– Паскуда! – заорал он на меня.
– Я знаю, – спокойно ответил я.
– Маньяк!
– Теперь – да.
– Ты…
– Слушай, хватит пищать, – вздохнул я. – Я знаю все, что ты можешь сказать. И я со всем этим согласен. И мне это совершенно не интересно. И ну никак не повлияет на мои дальнейшие действия. Я все равно тебя убью. Есть только один вопрос – если бы я пришил вас с братцем тогда, священник бы остался жив?
– Ты идиот! – дико засмеялся он. – Мы его не убивали!
– Ага. – согласился я. – Это просто некто со стороны насовал в него ножей и вырезал ваш знак на лбу. От любви к искусству, что ли?
– Откуда я знаю?! – Он попытался пожать перетянутыми плечами. – Сперва мы узнали, что святошу кто-то завалил. Испугались. Потом… Пришел какой-то тип – жуткий урод. – Его передернуло. – Вот вообще урод. Даже голос… Как у дракона, что ли. Хотя, говорил он мало. Отсыпал монет. Сказал, что нам надо быть готовыми. Сказал, что ты придешь. Сказал, что это ни на что не повлияет, но он нас предупредил… ради забавы. Чтобы было интереснее.
– Как он выглядел? – рявкнул я, рывком притягивая его голову к себе.
– Как урод, – засмеялся бывший главарь падшей банды. – Вон на того похож. Только страшнее в сто раз. Здоровенный такой, лысый. Зверюга.
– На кого похож? – растерялся я и обернулся.
За моей спиной стоял призрак.
– Ну точно похож. Прям как брат.
Тут он снова посмотрел на тело своего брата и заорал, завыл. Близнецы.
– Что тут происходит? – я выпрямился и пошел на призрака.
– Тут происходит странное, – тихо проговорил призрак.
– Кто это мог быть? – ледяным голосом спросил я, попутно прикидывая что произойдет, если я всажу нож ему в шею.
– Пусть твои идиотские мысли останутся идиотскими мыслями, – сказал призрак.
– А если все-таки попробовать? – поинтересовался я и сделал рывок вперед.
У меня появилась новая ассоциация для телесных ощущений. Когда тебя бьют током и погружают в ледяную воду одновременно. Нет, не так. Словно тебя бьет током, но ток страшно холодный. Может быть, как жидкий азот. А может – как космическое пространство. Абсолютный ноль.
Я обрушился на колени, будучи не в силах даже заорать. Боль была какой-то… опустошающей, что ли. Как от удара ледяной кувалдой по яйцам.
– Ну, что, паскуда?! – завизжал живой брат со своего места. – Кайфово тебе?! Он и тебя грохнет! Он всех грохнет!
Я потряс головой и посмотрел по сторонам. Призрак исчез. И я не был уверен, что он появится снова. Впрочем, кто их, призраков, разберет.
– Сдохни! – орал главарь. – Сдохни, ублюдок.
Я с трудом поднялся на ноги и направился к нему.
– Ублюдок, – медленно и отстраненно повторил я. – Да, можно и так. Только я намного хуже.
И я свернул ему шею. А потом обессиленно опустился на пол и принялся ждать. Я снова потерялся во Вселенной. В который уже раз?
Часть четвертая
Пасынок вселенной
1
«Всегда ли знакомый черт лучше незнакомого?»
Исаак Ньютон. Нематематические основы белой горячки.
Камера была совсем не похожа ни на то, что я видел в кино, ни на то, что могло нарисовать мое воображение. Поскольку я сразу попал в разряд привилегированных гостей, мне предоставили маленькое чистенькое помещение со всеми удобствами. Ни облупленных стен с безграмотными надписями, коими предыдущие обитатели стремились хоть как-то обозначить свое присутствие в этом мире, ни сырости, ни темноты. Ничего похожего. Даже нар не было – их заменяла вполне цивилизованная, хотя и прикрученная к полу кровать. Был маленький стол, умывальник, сортир. Наконец-то я смог увидеть унитаз, установленный на самом видном месте. Очевидно, по представлениям всех тюремщиков, заключенные злоумышляют именно сидя на толчке. И чтобы пресечь, стало быть…
В первый день, когда меня доставили, не происходило ничего. То есть, совершенно. Я отсидел сутки в ожидании допроса, предъявления обвинений, требований кому-то что-то объяснить. Ничего.
На второй день с утра про меня, наконец-то, соизволили вспомнить. К решетке подошли двое здоровенных – раза в два больше моего – охранников. Один из них потребовал, чтобы я протянул руки в горизонтальную брешь в решетке.
На секунду я задумался как поступить. Несмотря на их габариты, явную физическую силу и опыт в подобных делах, я, наверное, смог бы их положить. Но зачем? Во-первых, они наверняка не вошли бы в камеру, пока я без наручников. Играть в доктора Лектера? Глупо. Всадят дротик с транквилизатором, а наручники не снимут уже никогда. Ну, в обозримом будущем. Да и не для того я водрузил себя в такую стесненную ситуацию, чтобы ерепениться. Я мог уйти из кондоминиума, набитого мною же произведенными трупами. Мог скрыться. Но тем не менее я дождался полиции и позволил надеть на себя браслеты. Зачем? У меня был план. Мне нужны были ответы.
Поэтому я просто подошел к решетке и вытянул руки. Наручники с известным стрекотом обвили мои запястья. Туго, слишком туго. Я посмотрел на охранников и понял, что они меня боятся. Хорошо. Я улыбнулся одному из них. Его передернуло.
Меня отвели в комнату для допросов и принялись задавать те самые вопросы. Но, если играть в доктора Лектера было небезопасно и глупо, никто не мешал мне поиграть в мистера Фроста61. И я играл. В конце концов, я вверг себя в узилище не для того, чтобы отвечать на вопросы и просвещать этого водянистого прыща-следователя. И я молчал.
Промучившись со мной с час, расписав перспективы, попытавшись запугать и запутать (но ведь невозможно запутать человека, который тебя игнорирует), следователь велел отправить меня в камеру. Пообещав напоследок на завтра психиатрическое освидетельствование. В ответ я не стал даже пожимать плечами. Хотя, это было бы интересно – каким образом можно психиатрически освидетельствовать человека, который не говорит ни слова. То есть, я предполагаю и способ и последующий диагноз, но вот что дальше… Весь мой опыт в этом вопросе ограничивался фильмами и прочитанными книгами по психологии, которые непонятно про кого писаны.
Оказавшись в камере, я завалился на кровать и попытался уснуть. Я предполагал, что ночью мне предстоит непростой разговор – хотел выспаться.
И разумеется, ночью, когда в коридоре осталось только дежурное освещение (одинокая лампочка вдали), он появился. Как ни странно, он не возник в темноте из ниоткуда – он просто прошел по коридору и остановился перед моей камерой. Правда, все равно продолжал держаться в тени. И никто из постояльцев других камер (а там кто-то был, я знаю точно) его не увидел. То ли спали, то ли и впрямь он умел оставаться видимым только для тех, для кого хотел.
Какое-то время он стоял там молча. Я смотрел на него, он на меня.
– Ну, и что ты творишь? – спросил он.
– Сижу, – ответил я. – Тоже, знаешь ли, занятие.
– Тебя осудят, приговорят и казнят, – пообещал он. – Ты станешь мертвым и некрасивым.
– Зато не буду чувствовать себя идиотом и шизофреником.
– Достаточно нелепый аргумент, ты не находишь?
– Может быть. В Библии сказано, что и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Может быть, это и правильно. До определенного момента. Пока мысль о том, чтобы быть псом не становится невыносимой.
– Если мысль невыносима, может, просто ее не думать? Выбросить из головы?
– Может. А может, просто попытаться стать живым львом?
– Даже если это тебя убьет?
– Иногда – даже так. Не все способны смириться с тем, что они псы. А некоторые даже способны перестать быть псами. Наверное, лучше их сразу перебить, чтобы не высовывались. Но тогда остановится развитие человечества.
– И какое тебе дело до развития человечества? – удивился он.
– А такое, что, согласно законам очень развитого, хотя и недоразвитого человечества, меня не осудят и не казнят. Скорее признают невменяемым и отправят в дурдом.
– И тебя это порадует?
Я пожал плечами.
– Меня в последнее время вообще мало что радует. В основном огорчает.
– И это повод, чтобы провалиться в яму?
– А у тебя есть альтернатива? – я сделал вид, что удивился.
– Не придуривайся, – потребовал он. – Зачем ты вообще это сделал?
– Что именно?
– Позволил себя схватить.
– А зачем ты убил отца Кристиана?
Он молчал долго, очень долго, а потом проговорил:
– По-моему, нелепое предположение. С чего ты это взял?
– Ты забыл? Об этом мне поведал близнец перед смертью.
– Нет, это ты забыл, – напомнил он. – Он сказал – кто-то похожий.
– Ну и что? – напрягся я.
– На кого я похож? – жестко спросил он.
Я дернулся как от удара. Что вообще происходит в этом мире? И как реагировать?
– Бред какой-то, – только и смог пробормотать я.
– В каком-то смысле так и есть, – согласился он.
Я поднялся, подошел к решетке, попытался получше его рассмотреть. Не смог – он по прежнему воспринимался словно через мутное стекло. Тогда я поманил его пальцем. Он отрицательно покачал головой.
– Ну, я же не могу подойти ближе, – пожаловался я.
– Меня вполне устраивает подобная дистанция. В последний раз ты смог подойти.
– Ага. И ты долбанул меня током.
– Я тебя не долбал.
– Что же это было?
Он опять долго не отвечал, а потом сказал:
– Если глупый ребенок сует пальцы в розетку, разве розетка виновата? Разве виной тому, что его ударило, существование электричества? Или просто детская глупость?
Я посмотрел на него и спросил:
– Что же ты за херня?
– Звучит оскорбительно, – пожаловался он.
– А тебе не кажется, что мы миновали этап вежливости в наших отношениях?
– Тебе напомнить высказывание сэра Уинстона?
Я вздохнул и вернулся на кровать.
– Это ты взял из моей головы?
– В некотором роде, – кивнул он.
– Ты что-то знаешь обо мне? – спросил я. – В смысле – о моем происхождении, о том, почему я… такой.
– Я знаю о тебе все.
– Так расскажи.
– Не могу.
– Почему?
– Я не уверен, что смогу… сформулировать, найти слова.
– Ничего, я постараюсь понять.
– Нет, ты постараешься все заменить своими терминами и переврать. Люди всегда так делают, разве нет?
– Только не я.
– О! Какие мы гордые и мудрые. Кроме того, я опасаюсь, что скоро может появится кто-нибудь, кто попытается тебе все объяснить. В своих терминах.
– И кто же это будет? – встрепенулся я.
Он не ответил.
– Что молчишь? – усмехнулся я.
Нет ответа. Я посмотрел в ту сторону. Нет, он был на месте, не исчез, не растворился.
– Теперь ты изображаешь декорацию? – осведомился я.
– Тебе нужно отсюда выбираться, – сказал он.
– Зачем? – удивился я. – Мне тут нравится. Впервые в жизни не прикидываюсь, не маскируюсь, не строю многоходовых каверзных комбинаций. Наконец-то я тот, кто я есть.
– Ты что, идиот?
– А если и так, тебе какое дело? Как ты сказал – меня осудят и казнят? Ну, если тебя это так тревожит, ответь а мои вопросы.
– Сейчас не время, – возразил он.
– Да ладно, – усмехнулся я. – А у меня, знаешь ли, бездна времени. Пока суд да дело. Психиатрическое освидетельствование вот.
– Не будет никакого суда и освидетельствования, – проговорил он. – Тебе надо выбираться. Я могу помочь.
– Эк тебя проняло, – удивился я. – А если я не хочу выбираться?
– Ничто больше не зависит от твоих желаний. Есть вещи, которым ты просто не сможешь противостоять.
– Слушай, – вздохнул я, – либо ты перестанешь говорить загадками, либо давай продолжим наше общение в другой раз, когда ты созреешь для ответов.
– Не будет никакого другого раза, – напряженно и как-то гулко проговорил он. – Я тебя предупреждал. Поздно. Он уже здесь. Запомни, ни на что не реагируй эмоционально. Все будет сплошным обманом, и ты сам постараешься обмануть себя сто раз. Не верь. Никому не верь. Даже самому себе.
– Ты о чем? – не понял я.
Но он отступил в темноту и растворился там. Как мне показалось, несколько поспешно.
Нет, ну ничего себе. Такое впечатление, что моего призрака кто-то испугал. И кто же? Какой-то призрак побольше? Как-то стремительно и жутко непонятно развиваются события.
И тут в дальнем конце коридора страшно загрохотало. Так страшно, что я даже и не посмел бы предположить что там произошло. Снаряд пробил стену? Мои сообщники раздобыли где-то артиллерию и идут на штурм? Какие еще сообщники?
Заверещала сигнализация, вдалеке затрещали выстрелы, потом послышались вопли. Затем выстрелы и вопли стихли. Очень быстро.
А еще через минуту я увидел его.
Я видел, но не понимал, что… вернее – кого я вижу. Несмотря на то, что, в отличие от призрака, он воспринимался вполне четко. И еще я теперь понимал что имел в виду близнец, о чем он говорил перед смертью.
Это был Виктор… И это точно был не он. Это был некто. Или даже нечто. Ростом он был с Виктора, но выглядел как-то… крупнее, что ли. Абсолютно лишенная растительности массивная голова, увеличившиеся лицевые кости, надбровные дуги, более массивная челюсть. И руки… Это я даже не знал с чем сравнить. Руки какие-то… как лапы дракона. И в то же время, человеческие, ну, почти человеческие. И взгляд. Горящий взгляд хищника, зверя. Вот во взгляде не было ничего от настоящего Виктора. Это был взгляд тигра, взгляд кошки – холодный, пристальный, вообще без эмоций.
Мне редко бывает страшно, но тут я испугался. Весь облик этого существа был словно призван внушать ужас. Я попятился от решетки вглубь камеры. Рефлекторно.
И все же я не мог не спросить:
– Виктор?
Существо по ту сторону решетки остановилось, замерло. Потом склонило голову на бок – то ли рассматривая меня, то ли пытаясь что-то припомнить. Совсем как животное впервые услышавшее звук человеческого голоса. Или одичавшее и много лет не слыхавшее голос хозяина?
– Виктор, это ты? – снова позвал я.
И тут он ухватился своими руками-лапами за решетку и… Вот если бы сам не увидел – никогда бы не поверил. Он просто вырвал решетку, металл даже застонать не успел – он только как-то коротко и неуверенно крякнул. Разорвались петли, вылетел из двери и упал с жалобным звяканьем замок. А этот монстр стоял и держал вырванное в руках с такой непринужденностью, словно это была не стальная решетка, а картонка. Нет, если бы это происходило в каком-нибудь дорогущем блокбастере со спецэффектами, а передо мной стоял бы Халк цвета радиоактивной блевотины, или, там, Роберт Дауни в забавном костюме раскрашенном под Феррари – я бы понял. Но в реальности… Потом он отбросил вырванную дверь в сторону – она со страшным грохотом врезалась в стену, пробив немалую борозду в бетоне – и двинулся в мою сторону.
И вот еще один сюрприз – двигался он с безумной скоростью. Я еле успевал следить за его действиями. Только что он был у двери, и вот уже рядом.
Я попытался рвануться, ускользнуть, убежать. И потерял сознание.
2
«Что у нас хорошо – никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже».
Русская народная пословица. (Хотя, может и не только русская).
На этот раз все было по настоящему. В смысле камеры. Что-то я зачастил по узилищам. Это явно был настоящий подвал непонятно где и чей. Большой, гулкий, темный. Со своеобычными каменными стенами сложенными из солидных валунов. Правда, ни крыс, ни стыдливо попрятанных по углам скелетов я не заметил. Было вполне чисто, нигде не капала вода, никто не завывал за стеной – ни Сервантес, ни призраки безвестных ранее уморенных. Равно как одна стена была нахально, в нарушение всякого застеночного фен-шуя, отделана темным полированным деревом, что грубо нарушало ожидаемую атмосферность этого места. И на полу, вместо более подходящего сырого соломенного тюфяка, лежал омерзительно цивилизованный утепленный надувной матрас. В общем, если бы принц Корвин отбывал пожизненное не в подземельях Амбера, а тут – большой вопрос, захотелось бы ему бежать, или не очень. Хотя, у него были амбиции. Да и не очень приятно, все-таки сидеть взаперти и в неизвестности. У меня амбиций ни на какой трон не было, не точила меня зоологическая ненависть к старшему брату. Но сидеть взаперти я тоже не люблю. Оставалось только понять, где я вообще нахожусь, а засим ждать безумного волшебника Дворкина, чтобы он нарисовал на стене выход из темницы.
В общем, оставалось тупо ждать.
Я осторожно сел и пощупал голову в том месте, куда, как я предполагал, пришелся удар. Голова побаливала, но не сильно. Однако ж, вспомнив жуткого монстра, будто бы слепленного по образу и подобию Виктора, я вздрогнул и затравленно осмотрелся по сторонам. По сторонам ничего не изменилось.
Странное дело – мне опять было страшно. Будто вид этого невероятного чудовища, обладающего невозможной силой и скоростью, что-то поломал в моей психике. В голове крутилось малодушное «Отпустите меня, обещаю быть хорошим, только не отдавайте злому буке».
Ниже падать в собственных глазах было некуда. Происходило что-то неимоверное. Будто бы смерть отца Кристиана послужила сигналом к началу некоего слета таинственных сил Вселенной, вдруг заинтересовавшихся моей персоной. То есть, призрака я очевидно сам спровоцировал – на это и был расчет. Не было расчета, что в самый разгар нашей с ним психологической дуэли в блок предварительного заключения ввалится это… И черт побери, почему опять в облике Виктора? Почему не в каком-нибудь другом виде? Что, у Вселенной как у Голливуда идеи кончились? Только и могут что старые образы мусолить?
Заняться мне было нечем. Я не смог даже обнаружить как вообще я сюда попал. Сколько бы я ни рассматривал окрестности, ничего похожего на выход обнаружить не удавалось. Может, сдвигалась какая-нибудь деревянная панель (я осмотрел их все – не думаю, чтобы они двигались), то ли проникновение осуществлялось как-нибудь через потолок. Ну, или посредством телепортации. Как ни странно, меня не приковали ни к какому там кольцу в стене, которое я, от скуки, мог бы попробовать вырвать, подпилить (чем?), перегрызть. В пределах подвала я был совершенно свободен. Но подвал был невелик, рассмотреть его при свете одинокой слабоватой лампочки под потолком было трудно, да и нечего тут было рассматривать. Кроме надувного матраса и меня тут не было никаких достопримечательностей. Даже окна под потолком обычного в таких местах. Из чего я сделал вывод, что подвал глубокий. Ну и что? Если раньше у меня было мало информации и я стремился получить ее от призрака, то теперь ее не было вовсе. Ну, кроме образа жуткого существа, вырывающего решетки камер предварительного заключения и бьющего по башке ничего не подозревающих честных серийных убийц.
Промучившись так несколько часов (точно не знаю сколько – часов у меня не было), я решил завалиться спать. Не имея представления даже день сейчас или ночь, я все же здраво рассудил, что кем бы ни был этот ввергший меня сюда монстр, когда он заявится, оказать ему сопротивление или подстроить ловушку не будет никакой возможности. То есть, само его появление уже дало бы мне хоть какую-то информацию. Например, на кой ляд он меня похитил? Кто он вообще такой? И почему все загадочные существа, встречающиеся на моем пути так похожи на Виктора? Родственники? Нет, вот за неимением вообще никакой информации в голову лезет всякий бред. Называется предположения. Или гадание. Интересно, у всех людей так? Думаю, да.
Однако же, уснуть мне не дали. В потолке что-то заскрежетало, заскрипело и прямо оттуда – с потолка – опустилась вполне добротная нормальная деревянная лестница. По лестнице спускались двое. Первым шел неизвестный мне пожилой мужчина такого породистого и благородного вида, что впору было принять его за какого-нибудь главаря тайного ордена, или еще кого. Масонского вожака, например. Или как там у них в ложах это называется? Магистр? Гроссмейстер? Ну или представителя бизнес-династии прошлого века. Что-нибудь мега-солидное типа благородной шайки Ротшильдов, Рокфеллеров, Фордов, или еще кого. Ну, кого там высмеяли и вытеснили ряженые в пошлые свитера Стивы Джобсы?
Одет пожилой был в дорогущий серый костюм, на ногах сверкали столь же дорогие туфли, на руке сверкал «Патек Филип». Вряд ли можно было представить себе более странный прикид для подвала. Вторым двигался уже известный мне монстр. Несмотря на габариты, двигался совершенно бесшумно, будто и не было его вовсе. И если под шагами пожилого ступеньки тихонько поскрипывали, монстр издавал звуков не больше, чем голограмма. Даже не дышал, кажется. И одежда на нем не шуршала. Одежда, кстати, была вполне себе человеческая и в духе все того же Виктора – куртка то ли армейского (то ли черт пойми какого) образца, полувоенные штаны, на ногах – некое подобие высоких трекинговых ботинок.
Спустившись, пожилой осмотрелся, очевидно, пытаясь засечь мое местоположение. У монстра таких проблем не было – он-то обнаружил меня сразу и уставился недобрым цепким взглядом в котором просматривалась и совершенно звериная кровожадность, хладнокровие, и – где-то в самой глубине – цепкий ум и пристальность.
– Здрассте, – сказал я, чтобы облегчить пожилому его задачу.
Впрочем, он меня уже нашел. Осмотрел – без тени улыбки – и сдержанно кивнул.
Затем подошел ближе, встал надо мной, навис как статуя основателя над нерадивым потомком, и принялся меня рассматривать. Я, в свою очередь, рассматривал его. Ничего примечательного – обычный человек. Впрочем, что за чушь? Конечно не обычный человек. В нем чувствовалось… нечто. И какой-то ледяной, нечеловеческий интеллект, светящийся в глазах, и невероятная какая-то аура то ли властности, то ли еще чего. Такое бывает, когда человек реально обладает властью такого масштаба, какая не снилась ни одному диктатору или тирану. Мне вдруг мельком подумалось, что нечто подобное могло бы гореть в глазах Иисуса, если бы он не провалился в сопли человеколюбия. Впрочем, откуда мне знать? Я простой психопат со своевольным ручным призраком в друзьях.
– Никогда бы не подумал, что все это может так далеко зайти, – заявил, наконец, величественный старец.
Черт, у него даже манера говорить была нечеловеческая какая-то. Совершенно непонятно было к кому он обращается – к монстру, ко мне, или просто изрек недоумение в пространство подвала. И голос звучал, словно иерихонская труба. Правда, я не знаю как там они звучат. Мне больше по душе губная гармошка Стива Тайлера62.
А это чудовище у него за спиной так и вовсе вышибало меня из колеи.
– И что нам теперь с вами делать, милостивый государь? – спросил он. И на этот раз было понятно к кому он обращается.
– Понять, простить и наградить? – предположил я.
Он посмотрел на меня с некоторой долей горделивого удивления.
– Вы не можете не паясничать даже в сложившихся обстоятельствах?
– Ну… честно сказать, я понятия не имею какие там обстоятельства и как они лежат, – пожал плечами я. – Я даже не знаю кто этот… это…
Он изумленно задрал бровь, посмотрел на монстра, похожего на Виктора, потом на меня.
– А-а, вы про Зверя, – дошло до него. – Ну, он здесь, чтобы вам не пришла в голову какая-нибудь нелепость.
– Понятно, – кивнул я. – Значит, Зверь? Это имя, фамилия, или род занятий?
– Род занятий, – улыбнулся старик. – Он пугает плохих мальчиков. А если мальчики вырастают и становятся совсем невыносимыми, он из убивает.
– Ясно, – кивнул я. – Что ж, весьма уважаемая должность. Полностью одобряю. Даже при том, что, в сложившемся раскладе подросшим плохим мальчиком оказался я.
– А вы сообразительны, – похвалил старик.
Я пожал плечами и признался:
– Жизнь заставила. К тому же, не такой я и сообразительный. Например, мне совершенно невдомек зачем вы меня притащили в этот подвал, кто вы такой и какое вам до меня вообще дело.
Старик задумался, потом вдруг совершенно неожиданно присел на краешек матраса. Я аж инстинктивно подвинулся. Не потому что испугался там, или испытывал к нему острую неприязнь. Просто он внушал какое-то уважение, даже трепет.
Как ни странно, он заметил и оценил этот жест, усмехнулся, и я тут же понял, почувствовал, что он раз в сто умнее меня и вообще всех людей с которыми я когда-либо сталкивался в жизни. Умнее даже Виктора, наверное. При мысли о Викторе я невольно покосился на того, кого старик назвал Зверем. Тот с отсутствующим видом уселся на корточках на нижней ступеньке лестницы. Но я был более чем уверен, что попробуй я дернуться в сторону старика, даже просто подумай об этом – Зверь пришибет меня раньше, чем я успею оформить свое намерение. Впрочем, нападать на старика у меня желания не было.
– Как много вопросов, – усмехнулся старик. – И все страшно глобальные. Но вопросы сперва буду задавать я.
– А я не буду на них отвечать! – радостно подхватил я. – Прикольная игра. Можно начинать?
– Вы что, идиот? – поинтересовался старик.
– Ну… У меня такое нехорошее подозрение, что вы лучше меня об этом знаете.
Старик уставился на меня своим цепким мистическим взглядом.
– А вы не так просты, – сообщил он. – Впрочем, я думаю, вы понимаете, что и об этом я осведомлен. Но, в качестве жеста доброй воли, так сказать, я отвечу на ваши вопросы.
Я набрал было в грудь побольше воздуха, но он жестом остановил меня.
– Не утруждайтесь. Вы задали свои вопросы. Давайте начнем с них. Хотя, вопрос зачем вас сюда притащили и какое нам до вас дело, думаю, можно объединить в один.
– Ну… Давайте начнем с этого, – согласился я.
– Начнем? – усмехнулся старик. – Ну вы и наглец.
– Полагаю, скромники у вас в подвале не сидят, – заметил я.
– Тоже верно, – кивнул старик. – Но раз вы такой умный и отважный, вы должны понимать две вещи.
– Я могу попробовать понять даже три.
– Нет, двух пока будет достаточно, – возразил старик. – Итак, первое – если человек оказывается совсем уж нескромным, ему вполне может не повезти познакомиться со Зверем поближе. Это понятно?
Я кивнул. Только теперь я заметил, что стараюсь не смотреть в сторону непонятного существа, которое он называл Зверем. Потому что я то ли чувствовал, то ли надеялся (черт меня разберет), что это существо все-таки имеет какое-то отношение к Виктору. И много большее отношение, чем мой призрак. Потому, наверное, что призрак был всего лишь проекцией моего сознания, в некотором роде, и только повторял то, что там находилось. Зверь же существовал и выглядел так независимо от меня и моих смутных душевных порывов. Это было похоже на надежду сквозь зеленую шкуру Халка докричаться до Брюса Беннера, но… почему нет?
– Хорошо, – похвалил старик. – А второе – ответы могут быть разными. Одни могут ничего не объяснить, только породить больше вопросов. Другие могут просто не понравится.
– Ничего, – вздохнул я. – Мне в последнее время вообще мало что нравится. А насчет остального… Я неплохо умею думать и фантазировать. Главное, чтобы мне не врали.
– Нет, врать я вам не собираюсь, – заверил меня старик. – Итак, вопрос первый. Мы, как вы изволили выразиться, притащили вас в этот подвал, потому что пока не знаем как с вами поступить и что дальше делать. Между прочим, вполне вероятно, что вы останетесь живы только до тех пор, пока это решение не будет принято. Мой ответ вас порадовал?
Я усмехнулся.
– Вы не Санта, чтобы меня радовать.
– Приятно, что вы это понимаете, – сказал старик. – Вообще, если в вашей личности что-то и может привлечь внимание, то это ваша способность принимать все так как есть. Вы вообще умеете жаловаться?
– Хотите, чтобы я похныкал?
– Нет, не хочу.
– Тогда ответьте на другой вопрос. Кто вы?
– Я… Я – тот, кто много лет назад подбросил вас на порог приюта.
Не знаю, можно ли рухнуть с надувного матраса лежащего на полу – наверное можно, – но я удержался. И его слова, и то как он это сказал…
– Вы мой родственник? – просипел я. Почему-то голос сел.
Он снова посмотрел на меня с интересом, и заметил:
– Странно, что вы не сказали «отец».
– А почему я должен был это сказать? – удивился я. – Если бы это было так, вы бы вместо «Я тебя подбросил» так и сказали «Я твой отец». А так как вы отцы фразу не строят.