7
«Попользовался – положи на место».
Инструкция по использованию туалетной бумаги для идиотов.
Просыпались они медленно и тяжко. У обоих, должно быть, в голове стучало похмелье. Я, если честно, уже устал ждать. То есть, опять же можно было разбудить их каким-нибудь там медикаментозным способом – тем же банальным нашатырем, – но как бы это повлияло на раздолбанные мозги… Не хватало мне еще довести подопытных до инсульта.
Однако же… Говорят, если кому-то в жизни не везет по-крупному, ему обязательно должно повезти в мелочах. Ну, хоть иногда. Пока они отсыпались – абсолютно голые, подвешенные на цепи, – я читал и попутно крутил лучший рок-н-ролл. Ну, кому что – кто-то любит классику, кто-то готов слушать часами повторяющееся тактовое однообразие какой-то там «клубной музыки», я – неистовый рок-н-ролльщик. Тоже уже классика, в некотором роде. А уж о том, что некоторые рок-композиции по сложности и виртуозности ну никак не уступают классической музыке – тут спорить станет только идиот. Я сам неплохо играю на гитаре – не Ричи Блэкмор46 (само собой), не Марк Нопфлер47 (тоже само собой), не братья Янг48(еще одно само-собой, даже два), конечно, но все-таки.
Я задумывался о том, чтобы, когда эти два недотепы будут приходить в себя, поставить что-нибудь типа Джиперса Криперса49. Ну, чтобы пострашнее было. Хотя, я и не был уверен, что они оценят. Но так совпало, что к моменту возвращения их мозгов в худо-бедно функциональное состояние, у меня в плеере как раз Элис Купер50 объявлял себя последним человеком на Земле. Вышло очень удачно. Хотя, как мне представлялось, этого мои гости не оценили бы и подавно. Но когда тебя пытают под хорошую музыку… По-моему, становится еще страшнее. А, поскольку пытать я никого не собирался (как я уже упоминал, не люблю грязи), то страшно должно было быть вдвойне. Или Вивальди поставить? Ой, не тот интеллектуальный уровень, совсем не тот.
Итак, я приготовился к шоу, и первым этапом моего приготовления было натянуть на голову черную вязаную шапочку с прорезями для глаз и рта – вроде тех, что носят всякие там спецназовцы, которых вечно показывают по телевидению. Зачем? Во-первых, я совершенно не желал, чтобы братья запомнили мое лицо. А во-вторых… так же еще страшнее, разве нет? Была у меня мысль о белой хоккейной маске – это братья, несомненно, поняли бы и оценили, но по мне это уже был бы моветон51.
– Какого хрена? – невнятно пробормотал один из братьев.
Глянув на второго, я понял, что фразу сняли у него с языка.
– Где это мы? – пробормотал второй.
– В заднице, – равнодушно сообщил я. – Или тебя интересуют координаты задницы? А может, имя собственное ее же?
Наконец они соизволили отметить мое присутствие. Две пары глаз с изрядным усилием сфокусировались где-то в области моего пребывания. Точнее у них пока не получалось.
– Эй, мужик, – позвал один из братьев. – Мы где? И чего я руками не могу пошевелить?
Я поднялся со стула и подошел к нему.
– А это, знаешь ли, зависит от многих обстоятельств. В том числе, от моего настроения. А мое настроение зависит от того как вы будете себя вести. А руки у вас скованы и подвешены на цепь. И только от вас, ребята, зависит, чтобы эта цепь не обзавелась крюком и не воткнулась вам под ребра.
– Чего? – пробасил второй, и обратился к брату: – Слышь, чего этот урод гонит?
Ну вот. Как будто брат знал больше него.
– Вот об этом я и говорил, – вздохнул я. – Ты что, идиот? Ты висишь тут абсолютно голый, неведомо где и зачем, и хамишь единственному свободному человеку в помещении?
По выражению его физиономии было видно, что он честно пытается следовать за моей логикой и постоянно теряет этот след.
– Объясняю популярно, – вздохнул я. – Вы в аду, мальчики. Чтобы вам было понятно – вы в такой глубокой заднице, в которой еще не бывали.
– Эй, мужик, ты кто? Чего несешь? – спросил один из них.
– Я? Я – человек, который умеет очень доходчиво объяснять различным людям различные вещи. А несу я спокойствие и гармонию в мир. Еще вопросы?
Они переглянулись.
– Слышь, ты хоть знаешь кто мы такие? – спросил один из братьев.
– Идиоты, которые считают себя очень страшными – не задумываясь ответил я. – По скудоумию, наверное.
– Да мы тебя порвем! – заорал другой. – Ты хоть знаешь, мать твою, кто…
– Кто вы такие? Твой брат уже спрашивал. Кстати, интересно, как вы собираетесь меня рвать? Вы висите, я – нет. Вы что, до сих пор не сориентировались? Кто тут кого может порвать?
– Мужик, не зли нас…
Вот оно – «мы, нас». Коллективное сознание. Очень распространено среди близнецов. Попробуем этим воспользоваться. Говорят, у них и впрямь очень тесная связь.
– Уроем тебя, паскуда!.. – взревел один из братьев. – На ремни резать будем. Запросишься еще сдохнуть…
– Ты закончил? – спокойно поинтересовался я.
– Я еще не начинал, падла, – прорычал он.
– Ну, поскольку ты ничего кроме как висеть и орать не можешь, то решать когда тебе заканчивать, а когда начинать, буду я. Это понятно? – уже другим тоном поинтересовался я.
Они переглянулись.
– Очень хорошо, – обрадовался я. – Итак, позвольте вам объяснить как у нас обстоят дела. В этом городе есть весьма серьезные и могущественные люди, которым не нравятся некоторые… мн-н… аспекты вашей деятельности. Слово «аспекты» требует дополнительного разъяснения? Хорошо, идем дальше. Эти люди не горлопаны, не пижоны и не придурки вроде вас. Поэтому, когда у них возникает необходимость, они вполне способны нанять человека вроде меня. Чтобы я разъяснил вам что к чему. И сейчас я стану разъяснять.
К чему я это приплел? Какие такие «серьезные люди»? Ну, все очень просто. Если бы я напялил хоть три лыжные маски, а потом потребовал бы от них не трогать больше отца Кристиана, это бы не прозвучало. То есть прозвучало бы, но несерьезно. Упоминание неких «могущественных нанимателей» придавало моей акции необходимую солидность, равно как грозило братьям многими неприятностями в случае ослушания.
Конечно, в обычной ситуации я бы их просто пришиб и дело с концом. Но, черт побери, слово данное отцу Кристиану все осложняло. Убить человека намного проще, чем его контролировать или заставить делать нечто определенное. И как только все эти политики справляются?
– Так вот, – продолжил я. – Несколько дней назад вы сильно обидели некоего священника. Вам, видите ли, зачем-то понадобился его приход.
– Это из-за Криса-святоши, что ли? – удивился один из братьев. – И кого беспокоит что с этим прыщом?
Я вздохнул, подошел к столу и откинул голубую одноразовую хирургическую салфетку под которой на хромированном лотке лежал мой горячо любимый набор инструментов. С момента последнего использования я успел прикупить кое-что новое и довести этот набор до визуального совершенства. Выглядел он жутко до оторопи. Особого шарма теперь ему добавляли хромированные щипцы, используемые ортопедами для разрезания гипса. Вид у них был не просто ужасный, а космически-ужасный. Такому инструменты нашлось бы место в личном наборе главного палача Люцифера… ну, или как там у них все устроено.
Братья хором шумно сглотнули. До этого я и не подозревал, что такое возможно. Близнецы.
Я подхватил с лотка кошмарного вида и совершенно непонятного назначения нож и подошел к тому брату, который говорил про Кристиана. Постоял какое-то время, разглядывая сверкающее полированное лезвие, а потом не спеша уселся на корточки, ухватил подвешенного за палец на ноге и сделал надрез. Неглубокий, между пальцами. Но это же чертовски больно, а еще больше – страшно. Подопытный заорал. Его брат – тоже. Кажется, до них начала доходить суть ситуации. Это же очень жутко, тревожно и неприятно – вот так висеть голышом в комнате с психом, который балуется острыми предметами.
Они орали, я терпеливо ждал. Наконец, один из них закашлялся, второй тут же подхватил. На полу было всего несколько капель крови, но я готов был биться об заклад, что они, будучи не в силах рассмотреть происходящее, воображают себе лужи крови и кучи отрубленных частей тела… Ну, по крайней мере, в перспективе.
– Итак, а теперь слушай меня, – обратился я к порезанному. – Отныне ты станешь открывать рот только тогда, когда я тебе разрешу. Иначе я отрежу яйца твоему брату. А если он откроет рот – отрежу их тебе. Расклад понятен?
Он часто закивал, не сводя глаз со сверкающего лезвия, моментально превратившись из разъяренного главаря разбойничьей шайки в обычного испуганного придурка.
– Вот и славно, – порадовался я. – Итак. Кто заинтересовался судьбой бедного священника – не ваша забота. Более того, скажу вам, что это и не моя забота тоже. Мне плевать кто мне платит. Но у меня есть репутация… определенного рода. И я должен сделать так, чтобы до вас наверняка дошла позиция моих нанимателей.
– Да мужик, говно вопрос. Мы все поняли.
– Ой, вот я и рад бы вам поверить, но, как показывает мой опыт, понимание в определенной ситуации часто бывает мало живучим и имеет свойство исчезать впоследствии. Я же – специалист по созданию стойкого, нерушимого понимания. Как мама когда-то научила вас не ссать в штаны, так я сейчас буду вас учить не обижать священников. И я вам обещаю – после нашего общения, вы будете обходить вообще всех служителей церкви мили за три.
На следующую ночь – такую же пустую, тихую и темную, я совершил больший подвиг, чем когда воровал главарей. Я привез их обратно. Оба были под воздействием транквилизаторов и у обоих в крови циркулировал некий коктейль, который (по слухам) должен был предотвратить тяжелые последствия переохлаждения. Правда это или нет – понятия не имею. Зачем от переохлаждения? Ну… Ради визуального эффекта. Ибо я решил – даже если мне нельзя убить этих полудурков (в чем -теперь уж признаемся честно – не было бы смысла, ибо их место тут же занял бы кто-нибудь другой такой же), то я могу хотя бы их красиво и масштабно унизить. Чтобы заодно не только их, но и всю банду до печенок пробрало.
Братья были абсолютно целы и невредимы. Ну, если не считать пару мелких порезов и того факта, что за прошедшее время они, наверное, постигли всю глубину переживаний первого клиента Токвемады52. Так что шрамы на психике остались более глубокие. При этом оба были абсолютно голые. И мало того, что голые – каждый был прикручен туго намотанной колючей пеньковой веревкой (мне это почему-то показалось принципиальным) к большому деревянному кресту. Но и на этом мой воспаленный мозг не пожелал остановиться. Я расписал все тела главарей – особенно лоб и грудь – всеми религиозными символами, какие смог припомнить. Был тут и обычный крест, и чаша Грааля, и Тау – ключ от Нила, и рыба (как первый символ христианства), и полумесяц, и даже Иню с Янем нашлось место. Короче, из меня поперла толерантность. А в довершение каждому из братьев я нарисовал по смайлику на голых ягодицах. Одному на правой, другому – на левой. И в таком виде я доставил привинченные к крестам тела обратно в зону обитания.
Скажу я вам… Иисус был сознательный гражданин (хотя, его и заставили) – свой крест он пер сам. Кто-нибудь пробовал тащить на себе распятие с уже распятым на нем здоровенным мужиком? Вот и не говорите. Кресты были сделаны таким образом, чтобы можно было воткнуть их во дворе кондоминиума вверх тормашками – то есть буквально по-сатанински. Не знаю уж хорошо это или плохо, но я решил, что мизансцена так получится интереснее. Однако ж вверх ногами или нет – легче от этого не было. Мне понадобился почти час, хотя я настолько обнаглел, что подогнал минивэн почти вплотную к территории.
Но в итоге вышло очень наглядно. Два абсолютно голых мужика посреди огромного двора, вверх ногами прикрученные к крестам… Тут пахло не просто предупреждением – самой его недвусмысленной формой. От Ку Клус Клана до… не знаю чего еще. Для пущего эффекта я откупорил бутыль со специально добытой со скотобойни коровьей кровью и тщательно извазюкал ею тела братьев. Вот теперь достаточно страшно.
Внимательно осмотрев получившуюся инсталляцию, я остался вполне доволен (хотя, все тело ломило страшно от перетаскивания непомерных тяжестей) и поглядел на часы. Нет, я не рассчитывал, что друзья-бандиты сами встанут ни свет ни заря и обнаружат своих несчастных главарей в непотребном виде. Такая надежда вполне могла стоить братьям жизни – они бы околели задолго до того момента как проснулся бы первый бандит.
Поэтому я отогнал машину, снова напялил свою толстовку, лыжную шапочку и вошел в кондоминиум. Там я отыскал первую же подвернувшуюся ночевку неандертальцев. То есть, нет, не первую. Мне нужна была женщина. Во-первых, у женщин – даже у таких женщин, которые зависают в бандах – чувство социальной ответственности намного выше. Ну, а во-вторых, вопят они много громче, так что своими визгами вполне способны разбудить всю остальную так необходимую как мне, так и братьям публику.
И я нашел ее – полупьяную и полуголую крашеную блондинку совершенно неопределенного возраста (в силу образа жизни, перенесенных лишений и употребленного внутрь, очевидно). Я поднял ее на руки, одел во что под руку подвернулось, вынес в ближайший сортир и сунул под струю ледяной воды. Блондинка заверещала. Я зажал ей рот ладонью и показал страшный, но совершенно неудобный ни для чего нож с длинным изогнутым полированным лезвием. Она посмотрела на нож, потом перевела взгляд на мою экипировку… Не знаю, видимо, она решила, что я сейчас ее буду насиловать. Почему – это ей видней, судя по тому, что она, немного сориентировавшись, тут же предприняла попытку скоростного раздевания. Я закатил глаза и остановил ее. Она не понимала, но я не намеревался говорить ни слова. Вместо этого я ухватил ее за локоть и вытолкал в коридор. Она послушно вышла, но смотрела непонимающе. В коридоре я махнул рукой, чтобы она шла вниз.
– Что? – спросила она.
Я снова махнул рукой в сторону парадного выхода. Она пожала плечами и пошла к лестнице. Я из темноты следил за тем, чтобы ей не вздумалось болтаться по первому этажу, или попросту снова лечь спать где-нибудь. Но она послушно выползла на улицу.
Засим я пробежал по коридору, выпрыгнул из окна второго этажа, мягко приземлился и побежал к минивэну. А вслед мне уже несся хорошо поставленный женский визг.
Красота.
8
«Для некоторых творческих людей шизофрения может являться источником вдохновения.
Но она все равно болезнь»
Наставления для начинающих психиатров-любителей.
Я забрался в минивэн, и, ну очень довольный собой, покатил домой.
– Ну, и что все это значит? – раздалось с заднего сидения, и я чуть не вдарил по тормозам от неожиданности.
Нет, ребята, с этими шизофреническими проявлениями надо что-то делать. А то скоро он начнет возникать в сортире, выплывая облаком из под ободка унитаза, или еще откуда-нибудь. Надо разработать регламент… приходов. Хе.
– Ты бы предупреждал что ли, – огрызнулся я, косясь в зеркало заднего вида. Разумеется, он выглядел неясным силуэтом во тьме. – А то так недолго и в дерево впечататься.
– Это сейчас не самая большая опасность, – объявил призрак.
– А какая самая большая?
Впрочем, я и сам знал что именно он скажет.
– Ты сам знаешь, – сказал он.
Мне захотелось наподобие книжного богатыря пощупать голову на тему появления там лишней дырки из которой наружу просачиваются мысли53.
Черт, все-таки надо что-то придумать, чтобы как-то разобраться с этим фантомом. С каждым годом, по мере моего продвижения по «Скоростному шоссе в ад54» эта потребность ощущалась все острее.
– Почему ты вдруг решил противиться своей сущности? – спросил призрак.
Я усмехнулся:
– В последний раз мне задавали такой вопрос, когда я сидел в стеклянной клетке в подвале у безумного коллекционера.
– Да, – согласился призрак. – И чем все кончилось?
– Я освободился, – напомнил я.
– И это все? – я даже в темноте то ли увидел, то ли вообразил, как он хитро прищурившись меня рассматривает.
– А что еще? – сделал вид, что не понимаю я.
Он молчал.
– Ну ладно, ладно, – вздохнул я. – А еще я влюбился. Ну, так мне тогда показалось, по крайней мере.
Я вспомнил Марию. Да, теперь я все чаще думал, что мне именно показалось. Или я выдаю желаемое за действительное? Ну вот, стоило прибиться к приличным людям – поперла склонность к самообману. Да, я двуличная сволочь, и совершенно не вижу в этом проблемы.
– Нет, я и правда влюбился, – честно признал я.
– А потом убил ее.
– А потом убил, – согласился я. Мне стало тошно. – Ну и что?
Призрак молчал. Теперь он откинулся на спинку сидения, развалился, и смотрел в окно. В свете появляющихся фонарей его профиль мелькал то проявляясь, то снова исчезая.
– Погоди, – я встрепенулся. – Ты намекаешь, что я?.. Что Мария?.. Да нет, это бред.
– Ты оставил в живых двух омерзительных отморозков, – сказал призрак, не поворачиваясь в мою сторону. – Вот это бред. И почему ты так поступил, скажи на милость? Под влиянием этого священника? Ты – хищник, воин, одиночка – выполняешь просьбу какого-то торговца враньем? Служителя культа?
– А почему бы и нет? – разозлился я. – Я делаю что хочу. И на этот раз мне захотелось сделать ему приятное. Он мне просто нравится.
– Нет, – отрезал призрак. – Ты поступил так, потому что так захотелось не тебе, а ему. Это не твое желание – это его влияние. А это уже намного серьезнее. Ты не можешь позволить себе роскошь поддаваться чьему бы то ни было влиянию. Не можешь позволить себе роскошь быть добрым и славным, хорошим парнем. Тебя же всегда тошнило от всех этих героев комиксов – так чем ты сейчас от них отличаешься? Что ты сделал? Ты восстановил справедливость! Ой-ой, плохие ребята обижают хороших! Кто заступится? Вот он, новый герой – серийный убийца на страже христианских ценностей. Тоже мне, Декстер.
– Я не серийный убийца, – возразил я.
– Нет, конечно, – согласился призрак. – Но что с тобой – с тобой таким какой ты есть и всегда был – будет дальше? Ты что, примешь христианство, женишься на этой женщине, усыновишь пацана, нарожаешь своих?
– Что за бред? – возмутился я.
– Вот именно – бред. Но тогда разберись – что дальше?
Странно. Иногда он был похож на Виктора, иногда не очень. Но сейчас он был просто копией. Ну, копией того, что я помнил из моей сильно нестандартной юности.
– Как ты себе представляешь дальнейшее развитие событий? – не унимался призрак. – Сегодня ты уже пошел на поводу у священника. Что дальше? А ведь оно обязательно будет – это дальше. И дальше – ты сам подумай – там, где для обычного слабого человека с придушенным иллюзиями восприятием реальности, бесхребетного, слабохарактерного – там где для такого человека может найтись пусть иллюзорный, но мир, спокойствие, даже счастье… Что там найдется для такого как ты?
– Заткнись, – сказал я. – Очень тебя прошу.
Призрак вздохнул и, кажется, посмотрел в мою сторону.
– Ты хочешь, чтобы я заткнулся? – равнодушно удивился он. – Не желаешь выслушивать неприятную истину? Забавно. Как быстро ты докатился до психологического состояния простого обывателя. Осталось только заткнуть уши, зажмурить глаза и жить в дурацкой уверенности, что ты находишься в прекрасном и счастливом мире. Недолго, правда. Только до тех пор пока башку не снесет.
– Слушай…
– Нет, я могу заткнуться, – усмехнулся призрак. – Только что это изменит? Я всего лишь озвучиваю твои же мысли, которые ты упорно не хочешь извлекать на поверхность. Как ты это называешь? То есть, не ты, а эти шумные веселые австралийцы под высоким напряжением55. «Хайвэй в преисподнюю»? А каким образом осуществляется процесс перехода в преисподнюю ты еще помнишь? Скольких людей ты сам отправил по этому хайвэю? А теперь устремляешься сам.
Я ударил по тормозам. Машину понесло, она проехала юзом и ткнулась шинами в край бордюра. Чуть не перевернулась. Призрак на это никак не отреагировал – кажется, он даже не покачнулся там, на сидении.
Я выскочил из машины, с силой захлопнул дверцу. В этот момент я просто не мог находиться в одном объеме с этим… Видением? Проекцией моей скотской ментальности? Галлюцинацией? И как, интересно, я собирался от него избавиться?
Стекло задней двери с тихим жужжанием опустилось. Даже выйти не соизволил, паскуда. Хорошо хоть ничего не говорил – просто сидел там, в темноте, и рассматривал меня.
– Но почему? – первым заговорил я. – Почему у меня не может быть всего этого?
Он молчал.
– Почему у меня не может быть друзей, любимой женщины, даже дома?
Он молчал.
– Чего молчишь? – спросил я.
– Ты же сам хотел, чтобы я заткнулся, – объяснил он. – И потом, я, в сущности, ведь не могу сказать ничего такого, чего ты не знал бы сам. Так мне отвечать, или нет необходимости?
Я посмотрел на него. Черт, если бы я мог, сейчас его бы я убил в первую очередь. Но я не мог. Как не мог не отвечать – это означало бы врать самому себе.
– Потому что я… Потому что я такой, какой я есть. Потому что я не могу принести ничего, кроме смерти. Потому… потому что больше у меня ничего нет.
– Слишком драматично, – усмехнулся призрак. – Общение со священником тебя испортило. Ты разучился внятно излагать.
Я посмотрел на него.
– Что? – ласково спросил он.
– Думаю, с каким наслаждением я бы убил тебя, – так же ласково объяснил я.
Дверца открылась и он, наконец, вышел из машины. Было достаточно темно, чтобы не побеспокоить его светобоязнь. И мне вдруг подумалось – а он мог бы просто пройти сквозь дверь, или вылететь облачком через окно? Или просто раствориться и материализоваться в другом месте?
– Нет, не убил бы, – сказал он.
– Почему? – удивился я. – Потому что ты – это я?
– Нет, в таком случае тебе было бы проще.
И тут он сделал такое, чего не делал никогда. Он приблизился почти вплотную.
– Потому что я – это еще и он.
Я посмотрел на него в упор. Странное дело – даже в таком ракурсе, вблизи, он воспринимался как-то… нечетко, что ли? Даже и не знаю как объяснить.
– Нет, – сказал я. – Ты – не он. Но что же ты такое?
– Галлюцинация? – подсказал он.
– Чушь.
– Бред?
– Херня.
– Болезненное воспоминание?
– Нет. – И тут меня осенило. – Ты – нечто, что приняло вид болезненного воспоминания. Но ты – что-то совсем другое. И я придумаю как выяснить что ты такое.
– Ну, что ж, удачи, – сказал он совершенно серьезно и ушел за минивэн.
И я совершенно точно знал, что если сейчас загляну за машину, там никого не будет.