4
«Оскорбил многочисленные чувства различных социальных групп не только в речевой форме,
но и двигательной активностью лица»
Из приговора суда
Не хочу утомляться воспоминаниями и систематизацией того, что я сделал, куда ходил и с кем заводил знакомства. Были тут и проститутки, и наркодилеры, и подпольные игорные дома. В общем, я крепко вошел в тему. С душой. Как говорили в Чикаго во времена «сухого закона»: «Живи весело, умри молодым, стань красивым трупом». Что-то в этом роде, по-моему. Только вот трупу, по-моему, уже плевать – красивый он, или нет. Так что настолько далеко забираться я не планировал.
Точно так же не взялся бы утверждать, что поиск корней… Корней ведь? Моих покойных гангстеров превратился для меня в идею-фикс. Просто я думал, что интересно было бы понять…
Могу только сказать, что, как выяснилось, я обожаю всякие там тайные места и подпольные дела. Все эти люди, которые упорно нарушают общепринятые правила общества под названием «закон», но при этом тут же пытающиеся сотворить свои правила… Так мило. У них свой закон, свои «понятия», какие-то кодексы и прочее. Верность «семье», банде и прочему… Какое-то извращенное «братство». Поначалу я совершенно искренне не мог сообразить на кой ляд эти ребята, вырвавшись из одной клетки условности в которую не вписались по разным причинам, тут же принимаются строить новую точно такую же клетку для себя? Но потом решил, что это просто забавно. Человек – он человек и есть. Ему не чуждо все как животное, так и человеческое. Как говаривал один гений современности
«Судить людей я не мастак,
Поняв давным-давно:
Бог создал человека так,
Что в людях есть говно»17.
Я ведь тоже человек, и не только анатомически. Так что говно есть и во мне. Я это признаю и действую в соответствии… Ибо поделать тут ничего нельзя.
Как известно, человек, зачастую, не в состоянии просто признать, что он чего-то не знает, не понимает и в чем-то не разбирается. Многие люди начинают рассуждать о чем-то и высказывать свое мнение едва только узнав о предмете обсуждения. Точно так же люди, ни разу не бывавшие ни в каком подпольном заведении – будь то бордель, наркопритон, или тайный игорный клуб – точно знают как это самое место выглядит. Откуда? Ну разумеется из кино. Из того самого кино в котором культуристы выступают в роли спецназовцев и бегают по джунглям с миниганом наперевес, а простые полицейские освобождают небоскребы, скача с этажа на этаж с пальцем постоянно лежащим на спусковом крючке (ну, в смысле, чихнул – прострелил себе ногу). Кто они? Идиоты? А вот и ни фига. Супергерои! Хотя, разница всегда была невелика.
Если кто-то полагает, что подпольные игорные клубы представляют собой этакие мрачные полуподвальные помещения набитые подозрительными личностями и другими такими же личностями охраняемые – где-нибудь в подвалах, под мостом… в канаве, – то интересно было бы узнать, откуда у него такое представление? Большинство подобных клубов – это вполне себе цивилизованные чистые заведения, с дорогой, но не слишком выпивкой, приветливым обслуживающим персоналом, девушками разной степени доступности и стоимости.
Мне нравятся такие места – сам не знаю почему. Не скажу, что я завсегдатай игорных заведений, но выбирая между помпезными, сверкающими и шумными легальными казино и подобными тихими местечками, я выбираю тихие местечки. То ли потому, что если уж играть, то играть – и нечего отвлекаться на шоу и боксерские бои. То ли еще по какой причине.
Я посещал игры достаточно регулярно. Играю я хорошо. Вряд ли тут дело только в везении. Скорее уж в моем умении смотреть на людей, свободы от стереотипов и том мощном психологическом посыле, который я получил в детстве. И я выигрывал. Не слишком часто (это вызвало бы подозрения), но вполне достаточно для человека молодого, но для своего возраста респектабельного, дружелюбного, но ни с кем накоротке не сходящегося. Женщины, правда, иногда стремились атаковать меня в самый неподходящий момент, но – вот еще одно преимущество таких мест – во время игры… Тут царила атмосфера старого английского клуба, что ли (ну, как я себе это представляю). Игра – это святое. И самой назойливой даме и самому настырному кавалеру могли указать на дверь. Нет, я не женоненавистник, но женщин предпочитаю выбирать сам. И в другое время.
И вот в один из таких вот вечеров за игровым столом, я посмотрел по сторонам и увидел… Даже не знаю как это описать. Наверняка у психологов есть для подобных вещей специальный термин. Ну, называют же они ложную память дежа-вю. А тут… Он был в черном с белой отторочкой кожаном пиджаке, серых брюках из непонятной ткани с каким-то мелким рябым диковатым узором, белой рубашке при шнурке вместо галстука, белоснежных лакированных туфлях. И золото. Золото на шее (ну кто надевает золотую цепь при шнурке на шее?), золото на пальце, золото в ухе… Даже не знаю как сказать. Он совершенно отчетливо, с первого взгляда являл для меня… да, наверное этакого брата по духу того бандюка, который вломился ко мне в квартиру несколько месяцев назад и которого я, вместе с подручным головорезом и джипом, отправил отмокать на дно озера.
Нет, так не бывает. Я изо всех сил старался не особенно таращиться на этого представителя племени попугаев, но ничего не мог с собой поделать. Исподтишка поглядывая в его сторону, я сделал вывод, что он все-таки не вооружен. Но такое сходство… Ауры, что ли? Психической частоты? Так отчетливо выражающееся в манере одеваться.
Мой сосед по столу, черт побери, заметил куда я смотрю, проследил направление моего взгляда и понимающе хмыкнул.
– Да, пугало настоящее.
Я посмотрел на него, потом снова на пугало и спросил, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал совершенно равнодушно:
– А кто это?
Сосед пожал плечами.
– Да так. Мутная личность.
– И что в нем мутного? – поинтересовался я, забирая карты и делая ставку. – Ну, кроме наряда.
Сосед хохотнул.
– Просто не поймешь кто он такой на самом деле. Ни кто, ни откуда. Я вот даже не могу понять – голубой он или нет.
Я снова посмотрел в сторону объекта моего внезапного интереса. В отличие от соседа, я точно мог сказать, что он голубой. Что-то в его манере держаться, в телодвижениях, даже не знаю… Плюс моя интуиция – все говорило за это. Интересно, а мой тогдашний визитер был голубым? На самом деле, у меня не было шанса это определить. Люди, настроенные на агрессию, да еще вооруженные, с трудом идентифицируются на секс-пригодность. Может, и был. Мой сосед сказал, что его раздражает неспособность понять суть этого типа. Мол кто, откуда и вообще – паспорт покажи. Забавно, что во мне это его не раздражало. Вот вам еще кусок науки Виктора. Не хочешь выглядеть подозрительным и привлекать внимание – не раздражай людей.
– Раньше с ним всегда другой такой же приходил, – доверительно сообщил сосед. – Что-то я его давно не видел.
– Другой такой же – это как? – сделал вид, что удивился я. То есть, я на самом деле удивился, но не тому.
– Ну, тоже расфуфыренный, одетый как попугай, – принялся объяснять сосед. – Но явно покруче. Какой-то… Пожестче, что ли. Может, и впрямь голубые? Может, поссорились? – Он снова хохотнул. – Скандал в честном семействе.
Я хохотнул за компанию и спасовал. Они не были любовниками, ну, или как там называется. Наверное, обычному человеку нужно было бы поставить их рядом, чтобы заметить определенное сходство. Да, мой покойный бандит выглядел покрепче и посуровее, но строение черепа, линия роста волос, брови, разрез глаз, подбородок… Братья? Скорее всего. Ну в самом деле – не отец и сын это точно.
Больше мы к этой теме не возвращались. Я проиграл немного денег – ну, чтобы мой уход из за стола не выглядел внезапным и подозрительным, – и встал.
Нет, я не искал взглядом расфуфыренного типа – я совершенно не собирался до поры до времени даже смотреть в его сторону. Но я определил его местоположение, после чего решил, что теперь самое время выпить. И я пошел к бару, и пристроился таким образом, чтобы видеть объект моего интереса, но ни в коем случае не оказаться слишком близко.
Он был один. По моим наблюдениям, ни разу даже не приблизился к игорным столам. Только перекинулся парой слов с какими-то знакомыми и продолжал пить. Даже по сторонам особенно не смотрел.
А вот это мне совсем не подходило. Ну, давай, оглядись. Ты же человек, мы же все от животных и даже наша ленивая жизнь не могла вытравить из нас необходимость время от времени осматриваться – не угрожает ли опасность, не появилось ли чего пожрать поблизости… не подкрадывается ли хищник. Нет, хищник пока не подкрадывался – он изучал.
И вот наконец он поднял глаза, посмотрел по сторонам… в том числе и в мою.
Наши взгляды встретились. Я включил взгляд… нет, ни в коем случае не томный и не зовущий – это было бы глупо. Но взгляд неуверенный, полный готовности к презрению, но и робкой надежды. Взгляд ребенка, который привык вечно получать под зад, но все же еще сохранил надежду, что кто-нибудь погладит по головке и утрет сопли.
Черт, я никогда не умел подманивать гомосексуалистов, но у меня получилось! Его глаза расширились – то ли оценив мою внешность, то ли взгляд у меня вышел очень уж удачный. Он поднялся с места и направился в мою сторону с таким восторгом и неукротимостью в каждом движении и выражении лица… Вы когда-нибудь видели снедаемый страстью ледокол, да еще нетрадиционной ориентации? Вот у меня сложилось ощущение, что на меня надвигалась именно такая хреновина. На всех парах.
Пришлось срочно подниматься с места и двигаться к выходу. Он явно был обескуражен – мне даже оборачиваться не надо было, чтобы это понять. Но не на людях же мне с ним… затевать! Мне совершенно не было нужно, чтобы кто-нибудь заметил, что мы с ним вообще вступили в контакт. И простых-то подозрений не миновать, а тут еще заподозрят, что я этот… противоестественный. На кой оно мне надо?
Как и ожидалось, он выскочил за мной на улицу. Детство и юность мои закончились, но я по прежнему оставался красавчиком. Не отнимешь. Не выбежать за мной было, наверное, невозможно.
Я ждал его в тени – не слишком светясь, но, в то же время, так, чтобы даже он заметил. Попутно я зыркал по сторонам. Так и есть – призрак появился в зоне видимости.
– Не сейчас, – сказал я ему.
Призрак коротко кивнул и скрылся во тьме.
И вот этот кретин – то есть не призрак кретин, а мой голубой воздыхатель – вывалился из двери, но заметил меня не сразу. Вот идиот. Мне пришлось кашлянуть. Черт, что, все люди такие, или только голубые?
Он развернулся на звук и устремился. Бедный лопух.
Остановившись от меня в полуметре, кажется, невзирая на темноту попытался посмотреть мне в глаза. Неуверенность?
У меня не было большого опыта с подобной категорией людей, но мне кажется, гомосексуалисты как будто даже обижаются, если кто-то не придерживается их ориентации. Хотя, наверное, не только они.
Что ж, я решил до определенного момента не разочаровывать клиента. Он смотрел на меня, я – на него. Тем самым взглядом, который требовал от меня, если честно, изрядного напряжения душевных сил, актерского мастерства и мышц морды. Но даже в этом молчании я видел как тает и вскипает его мозг. Как нормальный мужчина теряет способность внятно соображать в присутствии красивой женщины, так и этот… Я даже не знал – гордится собой, или, придя домой, тщательно отмыться. Но сейчас надо было играть роль. А главное в хорошей роли и хорошей игре – немногословность. А то еще ляпнешь что-нибудь.
– Пошли, – коротко сказал я ему и направился в сторону Ягуара.
Машину я, как всегда, оставил на самом краю стоянки. Мне не трудно пройтись лишние пятьдесят-сто метров.
Нет, мы не брались за руки и не бросились тут же друг к другу в объятия. И уж точно не целовались. Боюсь, при таком развитии событий меня, невзирая ни на какой самоконтроль, могло бы вырвать прямо ему в рот. Да и не умею я целоваться с мужиками, не понимаю даже как это делается. Видимо, так же, как с женщинами. Ну да, а дерьмо, технически, жрется так же как манная каша. Технически.
Увидав мой Ягуар, клиент словно споткнулся. Недоверчиво посмотрел на машину, потом на меня…
– Что не так? – ласково спросил я.
Наверное, так же ласково выглядит кошка, играющая с мышью. Ласка хищника в отношении предстоящего обеда. Но он этого не заметил.
– Эта тачка, – пробормотал он.
– Что с ней? – поинтересовался я.
– Не знаю. Наверное, ничего. Мой брат собирался купить такую же.
– Не думаю, что у него вышло бы, – уже почти не скрываясь отозвался я. – Не уверен, что есть другая такая же.
– Да. Он очень ее хотел. Слушай, но ведь в городе не может быть двух таких тачек!..
– Не знаю. В этой жизни может быть все что угодно. А что с твоим братом?
Вот важный момент. Что ему известно.
– Не знаю, – вслед за мной повторил он. – Пропал. Я думаю… Не знаю. Говорил, что заберет тачку, и… – Тут он посмотрел на меня новым взглядом. – Но ведь это не может быть совпадением.
– В этой жизни может быть все что угодно, – повторил я.
– Нет. Нет. Ты…
Знаете что главное когда вырубаешь человека? Кто умеет – тот поймет. Главное – не убить. Если он нужен тебе живым, но не трепыхающимся. В принципе, проблему можно решить одним ударом, но этот удар, это движение может оказаться смертельным. А тебе этого совсем не надо. Проломил височную кость, перебил щитовидный хрящ, ударил под сокращение сердца, переломил шейные позвонки, разорвал спинной мозг… Поэтому я предпочитаю два удара. Ну, или два действия. Опять же, нельзя бить человека по морде, если не хочешь, чтобы тебя забрызгало его кровью изо рта и забросала осколками его зубов. Да и синяк останется. Или еще смешнее – сломаешь ему челюсть – и какой смысл потом вопросы задавать? Нет, то есть задать ты их можешь, а он, с перепугу, даже может попытаться на них ответить… Толку? Организм ему не даст. Организму будет больно, он будет дергаться, и плевать ему на твою потребность в получении информации.
А тут клиент был вполне себе готов к беседе. Ну, по истечении некоторого времени – как очухается. Кости целы, зубы на месте, внутренние органы тоже не перепутаны. Разве что очнется с небольшой головной болью, но это ничего. Потерпит.
В чем проблема с Ягуаром – маленький багажник. То есть машина статусная, спортивная, багажник ей, вроде как, не нужен. Поэтому маленький. Тело в него не влезает. То есть, целиком. По частям не пробовал. Интересно, зачем, в таком случае, тому бандюку вообще понадобился Ягуар? Совершенно не профпригодное транспортное средство. Скажу даже более того – на заднем сидении настолько мало места, что и туда тело не запихнешь. То есть, запихнешь, но оно не скроется во тьме салона, не ляжет аккуратно на пол, а станет торчать и выглядеть именно как засунутое в узкое место тело. Ну что за неприспособленная тачка?
Я размышлял недолго. То есть, помимо всего прочего, я всегда старался ставить машину в такое место где нет видеокамер и прочих проявлений Большого брата и его меньшими коллегами, но все равно – искушать судьбу не стоит. Или, как говорят, удача любит тех, кто может сам о себе позаботиться и не ждет удачи. Ну, или абсолютных идиотов. Ибо кто из нас на самом деле настоящий идиот неведомо никому. Даже Ему. Почерпнуто из фильма «Форрест Гамп».
Засим я нашел решение. Вспомнилось классическое: лучший способ что-то спрятать – положить на самое видное место. И я посадил бессознательное тело на пассажирское сидение, пристегнул ремнем безопасности, после чего нырнул за руль и тронул машину с места.
Отъехав пару кварталов, я остановил машину – мой пленник кирнул всем телом вперед, но ремень его удержал. Я открыл бардачок и извлек оттуда плоскую бутылку бурбона, валяющуюся там с незапамятных времен. Раззявив бессознательному клиенту рот, я попытался влить в него содержимое бутылки, но клиент пить явно не хотел. Я бы тоже не захотел. Пришлось откидывать сидение назад, зажимать нос, вливать в рот, мучительно пытаться имитировать глотание вручную ворочая щитовидный хрящ вниз-вверх. Выходило плохо. В итоге я плюнул, плеснул немного виски клиенту на волосы, побрызгал как духами в разных приспособленных для этого частях тела. Потом снова поднял спинку сидения. Кто-нибудь пробовал поднять спинку сидения старого автомобиля с водруженным бездыханным телом? Я в итоге весь вспотел.
Так мы и отправились – клиент без сознания усиленно изображал из себя мертвецки пьяное тело, я весь в мыле. Воняло в салоне как в блевотном переулке за портовым борделем. Но, в случае, если бы нас остановила полиция, все выглядело вполне себе обыденно – один нажрался, другой везет его домой, зажимая нос.
Полиция нас, слава богу, не остановила. Я понимал, что даже если бы полицейский ничего не заподозрил, мне пришлось бы возвращаться и разбираться с ним. Приметная машина, приметные обстоятельства, а уж наряд моего клиента врезался бы в память как лазерная гравировка.
5
«Палач не знает роздыху,
Но что ни говори –
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми».
Владимир Вишневский
– А? Что? Какого черта?
Он висел на крюке подвешенный за связанные в запястьях руки. Ноги болтались над цементным полом. Совершенно голый. Зачем? Человек чувствует себя чертовски неуютно, оказавшись обнаженным в неподходящем для этого месте. Тем более в незнакомом месте. Усиливает ощущение беззащитности.
Я пил кофе, играл в геймбой и ждал, когда он очухается.
– Привет, – сказал я, глотнул кофе и поднялся на ноги.
– Ты… Что?.. Где?..
– Не торопись, – посоветовал я ему. – Соберись с мыслями. Я подожду. Вообще-то я собирался сам задавать тебе вопросы, но так и быть. Ты первый.
– Черт, руки болят! – простонал он.
– Это вопрос? – удивился я.
Он посмотрел на меня сквозь сведенные плечи.
– Где я? – спросил он.
– Это заброшенная фабрика в промзоне. Не знаю уж кому она сейчас принадлежит, но тут, как правило, никого не бывает.
– Кто ты?
– Серийный убийца, – просто ответил я. Пусть это и было не совсем правдой, но обстоятельства не располагали к долгим объяснениям.
Он гулко глотнул и попытался осмотреться по сторонам. Я этого ожидал, и именно с этой целью разложил на найденном в глубине заброшенного цеха столе самого жуткого вида инструменты. Даже прожектор на батарейках поставил так, чтобы свет от них отражался особенно зловеще. Даже пыль со стола смахнул.
Клиент увидел инструменты и страшно гулко глотнул. Я улыбнулся. И чего только не было на этом столе. Все сверкающее, хромированное, самого жуткого вида и загадочного назначения. Даже для меня загадочного.
Было замечено, что в страшильный набор всех киношных палачей обязательно входит ручная хирургическая пила. Не знаю зачем. Насколько мне известно, хирурги не пользуются этим допотопным инструментом уже лет пятьдесят, а пытать человека вполне можно и обычной столярной ножовкой. Вообще, причинить боль человеку можно намного более простыми способами. А нагнать на него страху… Тут главное, чтобы все было хромированное, сверкающее, выглядело достаточно зловеще и назначение половины предметов оставалось загадкой как для пациента, так и для самого автора.
– Чего ты хочешь? – сдавленным то ли шепотом, то ли писком спросил клиент.
На редкость дурацкий вопрос. Хотя…
– Я хочу, чтобы ты мне рассказал про своего брата.
– Брата?
– Твой брат, помнишь? Который охотился за Ягуаром. Попугай номер один.
– Я не понимаю…
– Тогда давай начинай понимать побыстрее, – сказал я и ногой пододвинул прямо под точку его подвешения старый ржавый таз. – Это для крови, – доверительно сообщил ему я. – А то разведем тут пачкотню.
Клиент заверещал и принялся извиваться.
– Ну-ну, – проговорил я. – Ты так себе что-нибудь вывихнешь. Успокойся.
Успокаиваться он не желал – продолжал истерить на крюке. Тогда я открыл маленький чехольчик, лежавший рядом с набором инструментов, извлек из него одноразовый шприц, ампулу, наполнил шприц кошмарного цвета жидкостью и двинулся к клиенту.
Он перестал дергаться и с ужасом уставился на шприц.
– Что это?
В шприце был подкрашенный физраствор, но сообщать об этом я не собирался. Вместо этого спросил:
– Тебя интересует название? Или принцип действия?
Он молчал с ужасом следя за шприцем.
– Это курраросодержащий транквилизатор, – сказал я. – Укол делается в позвоночный столб. На время тебя частично парализует. Но чувствительность не утратится. Понимаешь? Прекрасное средство. Тут важно правильно сделать укол. Иначе тебя парализует не на время, а навсегда. Так что ты уж будь добр, не дергайся.
Я нес полную ахинею, но он верил каждому моему слову, и прошептал:
– Не надо.
– Надо, – ласково сказал я. – Очень уж ты нервный. А здесь только я вправе наносить тебе телесные повреждения разной степени тяжести. И когда я начну… Ты ведь все равно станешь дергаться – ничего не сможешь с собой поделать.
Я обошел его сзади. Еще один фактор страха – он не видел и понятия не имел что я там творю, чувствовал себя абсолютно незащищенным. Я легонько кольнул его иглой – совсем чуть-чуть. Он заорал словно я сунул ему в задний проход раскаленную кочергу и попытался сжаться наверх на своих путах. Выглядело забавно.
– Я сделаю все, что вы скажете! – заорал он от волнения, видимо, переходя на «вы».
Я подождал какое-то время, потом покинул мертвую зону, снова возникнув в поле его зрения, прошествовал к столу, глотнул кофе… Кофе я привез с собой из Кофе-Хауса. Шприц и физраствор купил в первой попавшейся аптеке. С инструментами было тяжелее всего – мне пришлось часа два болтаться по ночным магазинам, прежде чем в моем распоряжении появился достаточно ужасный на вид набор. Все это время я переживал, что клиент придет в себя до того как я успею вернуться. У него должно было создаться впечатление, что я специалист и давно уже промышляю данным видом деятельности. Хорош специалист непосредственно перед убийством мечущийся по магазинам в поисках орудий пыток. Так что сперва я привез его сюда, сделал укол вполне безобидного снотворного (но лошадиную дозу) и поскакал готовиться. И вот все сложилось.
– Мне повторить вопрос? – сказал я, прихлебывая кофе.
Я не специалист по методике допроса, чему-чему, но вот этому Виктор меня никогда не учил. Мне представляется, тут может быть много вариантов – он гневного рева и психологического давления, до вкрадчиво-сочувственной демонстрации своей искренней приязни к допрашиваемому – ласковое, но все равно психологическое давление до того самого состояния, когда испытуемый придет к неизбежному выводу, что ведущий допрос единственный и самый верный его друг. Причинение боли и демонстрация готовности ее причинить. Что забавно, с точки зрения все того же психологического давления, как мне представляется, все едино. Можно комбинировать. Ну, банальная методика плохой полицейский-хороший полицейский. В одном флаконе за неимением второго. И так далее напрямки огородами к Стокгольмскому синдрому.
Я прихлебывал кофе и размышлял, что я еще смогу предпринять, если клиент окажется упрямым (хотя, что-то не похоже), либо стойким (еще более не похоже), или просто дураком, который сорвется на истерику и станет невнятен, как какой-нибудь усосавшийся благодати религиозный фанатик. Ну не пытать же его на самом деле? Забавно, правда? Я могу прирезать человека не моргнув глазом. Не то чтобы я считаю или не считаю это плохим поступком, грехом – мне просто плевать. Я не смотрю на жизнь с такой точки зрения. Но пытки… Это что-то… грязное, что ли. Мерзость в которой нет ни остроумия, ни элегантности. Наверняка я бы после такого чувствовал себя искупавшимся в дерьме.
Я уже подумывал было подойти к клиенту и для демонстрации серьезности моих несерьезных намерений легонько так полоснуть его ножом.
Но тут он заговорил. И говорил он странные вещи, сам того не подозревая.
Итак, если выжимать информацию из его невнятного бормотания, всхлипываний, перемежающихся жалобами на судьбу и прочее, вдруг сменявшееся приступами судорожного страха от одного случайного взгляда на артистический набор кровожадных инструментов на столе, получалась прелюбопытнейшая картинка.
Некий босс некой преступной организации обнаружил исчезновение двух своих не последних подчиненных буквально на следующий день после того, как я загнал джип с телами этих самых подчиненных на дно озера. Разумеется, их искали. Разумеется, никто не собирался спускать это дело на тормозах. Разумеется были подключены проплаченные полицейские и прочие заинтересованные лица с обеих сторон баррикад борьбы с преступностью.
Что они выяснили? Насколько знал подвешенный мною клиент – немногое. Разыскиваемые члены преступного сообщества канули, словно их и впрямь… нет, не разыскивала полиция, но устранили конкуренты. Но, насколько знал мой подопечный, на том уровне о котором шла речь, никакой конкуренции уже не было. То, что происходит там называется уже не конкуренцией – это политика. И если бы кто-то из глобальных конкурентов упомянутого босса преступной организации затеял вдруг злоумышлять, босс, во-первых, об этом бы знал (боссы всегда знают), а во-вторых, достаточно странно было бы для политической борьбы устранять конкретно вот этих вот двоих. Ибо они, хоть и являлись людьми к боссу приближенными, в некотором роде, политического веса не имели никакого. Равно как политической ценности. Но куда же в таком случае они подевались? Рассматривался вопрос пьяного загула. Но в этом городе подобным людям невозможно уйти в загул незаметно – уж точно не так, чтобы босс об этом не узнал. Была мысль, что они где-то там напортачили – кого-то не того пришили, что-то не то сперли, кому-то не тому на ногу наступили. Но подобные вещи тоже не ускользнули бы от зоркого ока возглавляемой боссом организации. Что же? Вопрос про Ягуар даже не всплывал в этом расследовании. То ли никто не знал о том, что Ягуар уплыл из под носа у бандита, то ли о том, что машина вообще была. А может, просто сочли этот момент незначительным. Для расследования достаточно странно.
И вот тут бы мне ощутить себя в безопасности, похвалить за чистую работу, порадоваться везению, пришить висящего на крюке несчастного, да и жить себе дальше припеваючи. Однако же, подопытного продолжало нести. Так вот, вскоре босс вдруг, неожиданно для всех приказал прекратить всякие поиски. То есть вот так – без объяснения причин. Разумеется, кто-то подумал, что он все выяснил и узнал, но делиться полученной информацией не захотел. Но что это была за информация такая? Бандюков что, марсиане изнасиловали, а сам босс их из жалости потом собственноручно?.. Но раз босс велел – так тому и быть. Многие решили, что босс узнал-таки что произошло и как, но не счел нужным поделиться. Короче – ему все известно, а что ему известно, не наше собачье дело. В общем, государь-император с полномочиями господа-бога все понял, узнал и принял решение. И обсуждать его – не холопское дело.
Выглядело это вполне разумно. Но только не для того, кто загнал джип с телами на дно озера. Я-то знал, что произошло с теми ребятами. И что теперь? Теперь выходит, что босс либо тоже знает, но до сих пор почему-то не предпринял попытки со мной разобраться и повесить мои уши себе на грудь в качестве трофея. Либо… Либо – что?
Я понятия не имел. Странно все это выглядело. И я понял, что мне предстоит долгая ночь. Нам обоим.
– Расскажи мне про босса, – попросил я несчастного на крюке.
– Что рассказать? – испугался он.
Забавно. Даже в таком положении он его боялся. То есть, меня он тоже боялся, но «тоже» меня не устраивало.
Я протянул руку и взял из набора инструментов жуткого вида щипцы, назначения которых не представлял себе совершенно.
– Рассказывай, – велел я. – Подробно, не спеша. Все, что знаешь. Если что-то забудешь, не бойся вспоминать. Если мне не понравится, или покажется, что ты мне мозги засираешь… – Я выразительно щелкнул щипцами. Кажется, внутри у них что-то отвалилось и тихонько звякнуло. Ну что может сломаться и отвалиться внутри щипцов? Однако, на клиента все это произвело должное впечатление. Он стал рассказывать.