Za darmo

Пасынок Вселенной. История гаденыша

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

20

«Никакого тебе шика, никакого комфорта… Почему мы должны жить в такой дыре?»

Полли, шурин Рокки Бальбоа

Многоквартирные дома бывают разные. Бывают высоченные, с пентхаузами наверху, многослойной охраной, стерильными парковками и прочим. Бывают просто цивильные и приличные – без претензий, – но с чистыми подъездами и консьержами внизу. Бывают трущобы – грязные, облезлые, с обязательным наркоманским притоном, пьяными скандалами, отчетливо слышными за тонкими дверями. Мне нужно было что-то среднее между трущобами и простым приличным домом.

Разумеется, можно было бы выбраться за город и отыскать там пустующий в межсезонье коттедж, обосноваться на какое-то время. Но это была бы глупость. Когда не знаешь местности, никогда не угадаешь кто из соседей заподозрит неладное в том, что в доме их знакомых горит свет и все такое, хотя сами знакомые вроде как уехали и скоро возвращаться не собирались. А у меня не было ни сил, ни возможности тратить время на разведывание местности.

Я нашел дом. Я вычислил квартиру. Два дня наблюдал по вечерам за окнами – свет не зажегся ни разу. Мне это подходило.

Квартира была последняя, под самой крышей. И это было правильно. Потому что в квартиру на первом этаже влезть, может, и легче, но и много проще быть замеченным. Да и выбитое стекло легко вызовет подозрения у обычных прохожих.

Виктор не учил меня непосредственно воровать. Кража – это тоже разновидность искусства. Хотя, те, кто оказался обворованным и те, кто стоит на страже чужого добра так не считают. Но тут опять же все зависит от точки зрения. Ну и от того у кого власть.

Я умел вскрывать замки – не все, только достаточно простые. Умел входить в незнакомое помещение – этому он меня учил обстоятельно. Осматриваться, замечать ловушки, которые на самом деле являются ловушками, и ловушки, которые являются просто вещами, но могут в ловушку превратиться в определенных обстоятельствах – что-то, что может загрохотать, зашуметь, попасться под ноги.

В избранном мной для совершенствования навыков и умений подъезде консьержа, хвала небесам, не было. Но я все равно вошел не сразу – сперва долго всматривался с безопасного расстояния, сканировал местность – чтобы дворники не увидели, бдительная от безделья и злобы старуха в окно не заметила и тому подобное. Правда, вскоре мне стало казаться, что я просто тяну время. И тогда я рванул.

То есть, это я морально рванул. На самом деле, приняв вид беззаботный и расслабленный направился к подъезду с таким видом, будто не собираюсь делать ничего неприличного. Спокойно вошел. Навстречу мне никто не попался. Вошел в лифт. Один. Поднялся на последний этаж. Остановился перед дверью выбранной квартиры.

Лифт уехал, а я стоял и прислушивался – кто есть за дверями соседних квартир, не собирается ли кто выходить, не сопит ли, подсматривая в глазок. Все было тихо. Тогда я приблизился к двери моей квартиры и принялся ее осматривать. Стальная. Но замок простой. Никаких признаков сигнализации. То есть, может она и была, но… Обычно (насколько я могу судить) люди выставляют такие вещи напоказ. Вполне разумно. Лучше отпугнуть вора, чтобы он пошел попытать счастья у двери попроще, чем позволить сигнализации завопить, полиции того вора сцапать (что тоже еще гадательно), но дверь все-таки останется раскуроченной. Вполне себе разумная помесь «Не введи ближнего в искушение» со здоровым житейским эгоизмом.

В общем, я собрался с духом и принялся за замок. На него у меня ушло, черт побери, двадцать минут. Но я справился. Дверь открылась и я прошмыгнул внутрь. Захлопнул дверь за собой и замер, осматривая предстоящее к разграблению помещение. Осматривал все, старался заметить хоть какой-то подвох. Не увидел и не заметил.

Тогда я осторожно начал двигаться по комнатам.

Квартирка оказалась достаточно средняя (насколько я, как воспитанник приюта и беглец из исправительного заведения мог судить). Обычная мебель, давний ремонт. Две комнаты, чистенькая кухня, ванная, сортир. Для меня – просто райское гнездышко. Хотя бы на день.

Я обошел квартиру несколько раз, прежде чем позволил себе немного расслабиться. Судя по слою пыли и затхлому воздуху, хозяев не было давно. Правда, если следовать жесткой логике, они и вернуться могли в любой момент, но тут уж…

Воды ни в ванной ни в сортире не было, но я достаточно легко решил этот вопрос, открыв вентили общего водоснабжения. И сразу же полез под душ. Благо в ванной обнаружились и мыло, и шампунь, и зубная паста, и щетка. Собственно, почему бы и нет?

Боги, как же мне было хорошо! Я отмылся, потом прямо как был в чем мать родила пошел по комнатам искать во что бы одеться чистое. Не знаю уж – то ли я подрос за это время, то ли хозяин был мелковат, но одежда для меня нашлась. То есть не прямо точно по размеру, но джинсы на мне не трещали по швам и не норовили свалиться при каждом шаге. Как и все остальное. Нашедшиеся в шкафу кроссовки оказались великоваты, но не может же везти во всем.

Итак, отмывшись и переодевшись, я принялся обыскивать квартиру. Должен признаться, обыскивать чужое жилье – чертовски занимательное занятие. Спустя несколько часов я знал как выглядят хозяева, сколько их вообще, мог предположить куда они уехали и все такое прочее. Но я обыскал квартиру дважды, В первый раз – поверхностно, обычно. А во второй… Во второй – как учил Виктор. То есть не то чтобы он учил меня обыскивать квартиры – он учил как смотреть, как искать, учил ставить себя на место хозяев. Зачем? А мало ли где что может быть припрятано. Хотя, в эпоху банков и прочих деньгохранилищ рассчитывать найти в пустующей квартире приличную сумму денег – по меньшей мере наивно. Но люди часто забывают мелкую наличность в карманах пиджака, куртки и прочего висящего в шкафу. Не все люди, но многие.

Так и случилось. Я смог откопать скромную сумму, которой мне вполне хватило бы на поход в магазин. На заказ пиццы по телефону – вряд ли. Расточительно и опасно. Но на сносный, по моим меркам, обед – более чем.

В общем, я оделся во все хозяйское и пошел за продуктами, прихватив запасной набор ключей, найденный на крючке в прихожей.. Соблюдая все ту же осторожность, сканируя окружающее пространство. Сегодня мне везло. Вскоре я вернулся с тощим пакетом при колбасе, багете, бутылке кетчупа, большого ведерка с мороженым и неизменной двухлитровой бутыли Кока-Колы. Черт, иногда начинает казаться, что цивилизация держится на этих самых двухлитровых бутылях колы.

Сказать честно, это было на грани идиотизма. А мое намерение остаться в квартире на ночь и вовсе граничило с безумием. Но я так устал, вымотался, промерз и прочее, что мне было уже плевать.

Конечно, риск был. Но риск есть всегда. Стоит начать раздумывать, и всегда найдется разумная причина ни черта не делать. Как говорил Виктор, основное правило дзен-геометрии: «Кратчайшее расстояние между точками – вообще никуда не ходить. Авось вторая точка сама к тебе приползет». Как в той же дзен пословице для лентяев про реку и проплывающий труп врага. Может, и приползет, и проплывет. Через миллион лет.

И я остался. Я нажрался так, что живот свесился набок. Я нашел в хозяйском баре бутылку виски, открыл ее, плеснул себе в стакан, пригубил, поморщился… Потом долил в стакан колы. В общем, открывал мир заново и открывал в этом мире все то, что другим людям давно уже известно.

Через час я был уже совершенно пьян, сыт и забылся блаженным сном на диване, даже не подумав пойти в спальню. Плевать.

Утром я проснулся с некоторой мутью в голове, но в остальном вполне довольный жизнью. Оставалось решить как быть дальше. Понятно, что оставаться тут я не мог. Идти было особенно некуда. Я не могу снять комнату в отеле, не могу арендовать жилье. Малолетка. Даже если бы у меня были деньги и документы. Продолжать так же искать и вскрывать квартиры? Ну, надо быть честным с самим собой – на этот раз мне просто повезло. Рассчитывать на везение можно только от отчаяния либо будучи полным кретином. Бдительная старуха, нежданно вернувшиеся хозяева… И что? Меня поймают, скрутят (если у них получится) и сдадут в полицию. Куда я и сам еще вчера ночью собирался, но призрак меня отговорил.

Нет, возвращаться в Шестерку мне не хотелось. Теперь почему-то не хотелось. Значит, придется что-то придумывать.

Я снова пошел в душ (черт, какое это, все-таки, счастье), почистил зубы, привел себя в порядок, оделся. Но, перед тем как уходить, решил еще раз обыскать квартиру. Во-первых, хотел уничтожить все следы своего пребывания. Сам не знаю зачем. А во-вторых, хотел поискать что-нибудь интересное и могущее пригодиться для жизни на улице… ну, или где там я окажусь.

Когда-то давно, когда мы с Виктором только познакомились и он выкладывал передо мной образцы холодного и огнестрельного оружия, а я с совершенно щенячьим восторгом все это трогал, брал в руки, осматривал, он сказал мне: «Каждый мужик в душе хотя бы немного остается мальчишкой. У самого мирного обывателя нет-нет, да и найдется в ящике письменного стола охотничий нож, пистолет, или еще что. Просто такими нас создала природа и по-моему, глупо это отрицать и еще глупее пытаться нас переделать».

Нож нашелся. Не то чтобы охотничий или боевой, скорее туристический, но достаточно острый и хорошо лежащий в ладони. Кухонные ножи, конечно, тут тоже были, но кухонный нож не всегда удобен, да и таскать его с собой… У меня был свой небольшой складной перочинный ножик, и, в случае чего, я мог бы и при его помощи наделать дел (Виктор учил меня использовать в драке многие странные предметы), но этот нож мне понравился больше. И я его забрал.

Больше ничего тут не нашлось, или я не смог найти. Так что оставалось только поблагодарить неизвестных (слава шайтану) хозяев за гостеприимство и этим самым гостеприимством не злоупотреблять.

21

«Рыба ищет где глубже, а человек ищет где рыба. Главное – чтобы это не оказалась акула»

Жак Ив Кусто

 

Думаю, для каждого умеющего более-менее логически соображать человека понятно почему для бомжей так привлекательны вокзалы, рынки и прочие суетливые места. Строго говоря, таких мест много больше, и привлекательность их варьируется по многим факторам. Где-то можно клянчить мелочь. Где-то можно что-то стянуть. Где-то – просто переночевать и согреться.

Существуют столовки для бездомных, ночлежки, какие-то там реабилитационные центры и прочие места. Туда мне соваться не стоило. Вернее, я пока не хотел. Как ни странно, я перестал стремиться в тепло и уют, под защиту. То есть, тепло и уют мне бы не помешали, но защита… Слишком ярко подтвердилось на практике утверждение Виктора о том, что абсолютной защищенности не бывает – бывает иллюзия защищенности. Если слепому от рождения человеку неким способом вернуть зрение, а потом снова лишить – он все равно уже будет знать, что есть цветной мир, яркий свет и много такого о чем он не подозревал бы, не подари вы на время ему зрение. С иллюзией защищенности точно так же. Это нечто вроде психической слепоты. Но я, наверное, от природы был рожден с очень зрячей психикой. Один их пунктов моих проблем и непохожести. И если обычный подросток в моем положении стремился бы в тепло, в уют, к защищенности, то я стремился как можно лучше научиться выживать и защищать себя насколько это было возможно.

Да, я попрошайничал. Да, я воровал. Да, ходил немытым и вонял. Да, мерз по ночам. Но – то ли благодаря Виктору, то ли его призраку, а может, просто от природы – понимал, что никто и ничто мне не поможет. И если я сейчас пребываю в таком положении, значит, это все, чего я пока достоин. Все, что я могу себе обеспечить. Не нравится? Старайся лучше. Придумай что-то, найди выход. А не можешь – значит, дальше свинарника путь тебе заказан.

Разумеется, даже в четырнадцать лет я понимал, что все не так просто и однозначно. Вокруг меня было цивилизованное общество, социум, который выработал целую многоступенчатую систему защиты, помощи и прочего. Люди поддерживали друг друга – и это правда, помогали друг другу – и это тоже правда. Я, собственно, никогда и не считал обычных людей сволочами или уродами. Они жили в своей стае по своим правилам и тем самым поддерживали друг друга. Только вот мне в эту стаю вход был заказан. Я мог бы туда затесаться, мог втереться в доверие, мог прикинуться одним из них. Но для этого мне не хватало опыта и возможностей. Оставалось лишь учиться и ждать момента.

Пару месяцев я прожил в одной христианской общине. Было познавательно и даже забавно. Меня кормили, мне предоставили койку и крышу над головой и – вот смех – не задавали вопросов. То есть, не то чтобы не задавали – я научился уклоняться. Стоило кому-то попытаться вызвать меня на откровенность и попытаться расспросить о прошлом, я моментально включал насупленного страдающего от не пойми чего подростка. Кажется, получалось достаточно натурально. Меня неизменно оставляли в покое. Может, они принимали меня за жертву сексуального насилия (что отчасти было верно). Может, за жертву бытового насилия. Может, за жертву бытового сексуального насилия – то ли меня папа насиловал, то ли бабушка заставляла раздеваться и ложиться к ней в постель. Мерзкие мыслишки? Но простите, мало кто представляет сколько мерзости обитает в нашем мире за закрытыми дверями благополучных семейств, и в наших головах. Просто об этом не принято ни говорить, ни писать, ни задумываться.

Единственное что от меня требовалось – верить в Бога. Ну, или делать вид, что веришь. Забавно – многие люди искренне верят. Многие – нет. Но никому не приходит в голову прикинуться в ту или иную сторону. Почему? Почему люди так стремятся выставить свои убеждения напоказ и так жаждут, чтобы все вокруг с ними соглашались? Я просто прикидывался.

Вопрос верю или не верю я в Бога мне всегда казался нелепым. Как можно верить в то, чего не понимаешь. Верю ли я в то, что я чего-то не понимаю? Конечно, я же не полный идиот. Но при таком раскладе название уже не имеет значение, и все превращается не более чем в общее место. И потом, верить в Бога и хорошо к Нему относиться – по-моему, совсем не одно и то же. Дьявол вон тоже верит в Бога, только в этой вере нет ни капли уважения или, тем более, любви. Я, конечно, не Дьявол, во мне нет ни силы мятежного ангела, ни желания попонтоваться и встать в горделивую позу на фоне Вселенной. Это не мое. Я ни за, ни против Бога. Чтобы быть против чего-то настолько абстрактного, непонятного и запредельного, нужно быть совсем без мозгов. Равно как и чтобы быть за. В моем отношении к Богу никогда не было живого интереса. Это как отношение к отцу, который много лет назад трахнул твою мать, а потом про все это и забыл. Кто-то станет его разыскивать. Зачем? Чтобы поворочать тонны три неловкости и попыток наладить общение с совершенно посторонним и ненужным человеком? Я никогда не испытывал тяги к подобным тошнотворным душевным порывам. Ему нет дела до меня, мне – до него. Мы не нужны друг другу. В конце концов, я пасынок Вселенной. И не очень любимый. Ей плевать на меня, а я прекрасно могу прожить самостоятельно. Так зачем делать вид и городить дополнительную кучу вранья? Без нас его мало что ли?

Но если для того, чтобы тебя пустили переночевать, да еще накормили, да еще предоставили чистую постель, да еще выдали кое-что из одежды, надо прикинуться рабом божьим… Знаете, пару дней поголодав, вы готовы прикинуться кем угодно.

И жил я в этой общине, и, можно сказать, горя не знал. Но, во-первых, я понимал, что рано или поздно мне придется таки отвечать на их вопросы о моем происхождении. А во-вторых, ну не оставаться же мне вечно в обществе сих овец господних. Я же по природе, все-таки, хищник.

Большую часть времени в общине я был занят скобрежкой, поломойством, сбором пожертвований… Черт, вот что получалось у меня особенно хорошо – стоило кому-то увидеть мою смазливую жалобную морду, пожертвования возрастали изрядно. Почему я и считал себя вправе запускать периодически туда лапу и кое что перекладывать в свой карман. Немного – чтобы не заметили, но все-таки. В конце-концов, я это своим природным очарованием заработал. Правда, руководители этого странного заведения, почему-то, почитали подобное использование моей внешности неправильным. Странно? Виктора бы, наверное, это позабавило. Жизнь – не игра. Использовать надо то, что есть и на всю катушку, а не то что хочется и не хочется. Избирательность – от сытости. Разновидность избалованности.

Однако же, из общины можно было в любой момент уйти и вернуться. И я уходил и возвращался. Учился. Учился воровать, добывать деньги, учился обманывать людей… Очень скоро пошлые попрошайничьи сказки казались мне дурацким бредом. Я придумывал такие истории… И так их рассказывал… И таким людям…

Может быть, я становился простым мошенником? Какая разница? Название не имеет значения. Для выживания надо использовать то, что есть.

Но в каждом сегменте существования есть свои правила. И вскоре я на такое нарвался.

Волки охраняют свою территорию. Все хищники охраняют свои охотничьи угодья. Закон природы. А человек, что бы там ни говорили – самый опасный хищник. И вполне может вести себя как хищник. Вопрос лишь в том до какой степени скотства его доведут жизненные обстоятельства. Война – организованное скотство. Битвы бомжей – просто скотство. И прочие вариации.

Зачем меня понесло на тот рынок? Просто понадобилась наличность. На рынке воровать и проще и сложнее. С одной стороны – больше возможностей, больше наличных денег мелькает то тут то там. С другой – люди ж не дураки. И те, кто не ротозеи, бдительно следят за своими кошельками.

Я долго блуждал между рядами. Наверное, слишком долго. Во всяком случае, спустя час буквально физически начал чувствовать недобрые взгляды со стороны. Наконец, поняв, что дальше тянуть невозможно – надо либо решаться, либо уходить, – я подкрался к одной толстой тетке, обвешанной кошелками, пакетами, авоськами и прочим, и попытался потянуть у нее из приоткрытой сумки торчащий кошелек. Я выслеживал тетку и кошелек уже с полчаса, но никак не мог предположить двух вещей. Первое – что выслеживаю его не только я. И второе – что тетка окажется замаскированным бультерьером. Она почуяла мой антисоциальный порыв, взвизгнула и схватила меня за руку.

Наверное, со стороны это выглядело достаточно забавно – толстенная матрона, намертво вцепившаяся в мое запястье одной рукой и истошно молотящая по башке другой с зажатыми в ней сумками. Я уворачивался как мог, пытался снять захват, но, как выяснилось, силы у тетки в клешне было немерено. И тут же очень некстати всплыла еще одна забавная особенность моей психики – я не мог драться с женщиной. Даже с такой вот толстой, уродливой, агрессивной, отвратной и опасной. Мог выворачиваться, мог пытаться сбежать, но ткнуть пальцем в глаз, ударить в щитовидный хрящ или под колено – ну никак.

Ко всеобщему удовлетворению, вскоре подоспел рыночный охранник. Тетка тут же отпустила мою руку, а охранник схватил за шиворот. И я тут же понял, что он куда как менее опасен, чем она. Да и хватка у него была явно послабее. Так что, пройдя несколько метров, я благополучно врезал ему коленом в пах, хлестанул пальцами в глаза и рванул прочь с рынка.

Чувствовал ли я себя идиотом? Несомненно. Меня мало тревожило то, что я глупо выглядел в момент своего краха. Но то, что я не смог разгадать толстую тетку с кошелками, угнетал. Угнетал настолько, что я не заметил преследования. А меня преследовали.

Легче всего загонять жертву, если она не подозревает, что ее загоняют. Если она настолько увлечена переживаниями по поводу собственной персоны, что не замечает ничего вокруг. Ну и, поскольку я сам бежал с места преступления, а потому избегал людных мест, плацдарм для нападения должен был найтись очень легко. И он нашелся.

В общем, когда в некоем безлюдном переулке мне в затылок вдруг прилетело что-то твердое и сшибло с ног, это стало для меня полной неожиданностью.

Я с трудом поднялся, пытаясь понять что произошло и где я вообще нахожусь. Не сумел. Сумел разглядеть только некую тощую фигуру ростом повыше меня. Фигура разбежалась, и с лету, как футболист по мячу, врезала мне ногой в живот. Я рявкнул и снова свалился.

И вот уже прямо оттуда, из положения мордой на асфальте, я смог наконец разглядеть происходящее.

Их было человек десять. Такие же мальчишки как я. Наверное, от двенадцати до пятнадцати лет. Некоторые – откровенные бомжи, некоторые поприличнее, но явно не в своем и ношеном. Некоторые на вид совершенно благополучные подростки. Волчата.

Тот, что до этого пнул меня в брюхо, присел рядом со мной на корточки.

– Ну, братец, и что ты делал на нашем рынке? – спросил он.

На нашем рынке? Мне не показалось? Он сказал: «На нашем рынке»? Впрочем, что в этом удивительного? Тараканы, живущие на этом рынке тоже, наверное, считают его своим. И крысы. И тамошние коты. И собаки. И прочие бомжи. Равно как и торговцы. И начальник рынка. У каждой твари свой уровень собственности на одной и той же территории.

Впрочем, его вопрос явно не нуждался в ответе, ибо, не дожидаясь от меня этого самого ответа, он опустил кулак мне на череп. Даже не знаю, умел он бить или нет. Если бы мы поменялись местами и опустился бы мой кулак, он бы наверняка сразу отключился. И может, больше бы уже не включался. А я даже не потерял сознания. Но было чертовски больно и из перед глазами стало мелькать черте что.

Затем я скорее почувствовал чем увидел, как меня снова пнули в живот. И снова. Я свернулся клубком, силясь прикрыть голову, живот, пах и все сразу. Получалось не очень хорошо. А меня все били и били.

Я был уверен, что меня убьют, но не мог подняться, не мог защищаться. Смог только подумать спокойно и как-то даже отстраненно – ну и где этот призрак, когда он так нужен? И еще один вопрос не в тему: а нужен ли?

Странно, но меня все-таки не убили. Пнув уже мало что ощущающее по отдельности и болевшее сплошняком тело еще пару раз, этот мальчишка, который, видимо, был вожаком стаи, сказал, задыхаясь:

– Еще раз появишься на нашем рынке, мы тебя грохнем. Но сперва поимеем в задницу. Понял перспективы?

Засим он плюнул на меня с высоты своего положения победителя и пошел прочь. За ним и вся кодла.

А я лежал там, в темноте, на асфальте, полумертвый и заплеванный, и в голове у меня крутилась только одна мысль: «Нет, ну далась вам всем моя задница!». Засим я отключился.

Тут уж призрак не заставил себя ждать. Возник, как водится, в углу у стены дома на самой границе света. Почти нереальный, восседающий на корточках, словно пристроившийся погадить ангел.

– Ну, и где ты был? – спросил я его с трудом ворочая языком.

– Наблюдал.

– А-а. И как? Понравилось?

– Нет.

– Мог бы и помочь, между прочим.

Кажется, он пожал плечами.

– Ты потерял контроль. Ты не смог их заметить, хотя не заметил бы их только идиот. Ты даже не подозревал, что тебя преследуют. Чувствовал, но не хотел осознавать. Ну и чем я мог тебе помочь? Вставить новые мозги?

 

– Да, – согласился я с ним. – Но я, как ни странно, по прежнему жив.

– Ты жив, – согласился призрак. – В этом их ошибка.

– Слушай, ты бы помог мне встать, – попросил я.

Какое-то время он молчал, и мне показалось, что он не знает как поступить. А потом спросил:

– Ты уверен, что хочешь, чтобы я к тебе прикасался?

– Не уверен, – признался я. – Но у меня нет особо выбора. Сам я не поднимусь.

Еще какое-то время он сидел неподвижно, а потом резко встал и направился ко мне. Странно, мне показалось, что вместе с ним приблизилась темнота. Он наклонился надо мной, но лица все равно было не разглядеть – все было расплывчато, нечетко. Ну еще бы – так наполучать по голове. А потом он протянул руку, взял меня за локоть и резко, одним движением, словно тряпичную куклу вздернул на ноги, продемонстрировав чудовищную силу – будто я и не весил ничего. И тут же быстро, словно от огня, отдернул руку. Но этого было достаточно.

Ощущения от его прикосновения были непередаваемые. Словно через меня пропустили электричество. Только электричество это было каким-то… темным, что ли. Не знаю как объяснить. Оставалось только гадать – он так стремительно отдернул руку потому, что боялся мне навредить прикосновением, или сам ощутил нечто подобное?

Черт, что же он все-таки такое? Мое видение? Я уже получил несколько доказательств того, что это не совсем так. Тогда что?

Но тут появились более насущные проблемы – меня вырвало. Чтобы снова не упасть и не уткнуться рожей в собственную блевотину, я ухватился за стену. Стена была влажная и холодная.

Призрак по-прежнему задумчиво за мной наблюдал, а потом спросил:

– Можно сейчас я не буду тебе помогать?

– Да пошел ты, – беззлобно и вяло отозвался я.

Он не ответил, а когда я снова посмотрел в ту сторону, его уже не было.

С трудом передвигая ногами, я выбрался из переулка и пошел, смутно соображая куда именно. Кровь из разбитого черепа заливала мне один глаз, во рту шаталось два зуба. Страшно болели внутренности. Редкие вечерние прохожие шарахались от меня. Кто-то, правда, поинтересовался что произошло и спросил не нужна ли мне помощь. Вполне, надо сказать, приятным женским голосом. Но ответить я не мог. Я терял сознание. Так и рухнул в чьи-то ласково подставленные руки.

И все тот же ласковый и приятный голос надо мной прокричал встревоженно:

– Девочки, он весь в крови! Помогите мне!

– Ого! Кто это тебя так? – спросил другой голос.

И тут же третий:

– Совсем мальчика. Надо вызвать скорую.

– Не надо, – тихо, почти шепотом. Это уже я.

– Тебе нужна помощь, – сказал первый голос, который мне понравился.

– Да. Наверное.

– Ты можешь умереть.

– Значит, умру.

Я буквально видел (хотя, видеть ничего уже не мог, как они переглядываются, а потом тот самый ласковый голос сказал:

– Ладно, девочки, давайте занесем его ко мне.

– Ты уверена? – спросил другой голос. – Может, не связываться? Вызвать полицию, скорую…

Недолгая пауза, а потом:

– Нет. Сперва ко мне, а потом разберемся. Полиция и скорая не всегда лучшие друзья.

– Мне ли не знать.

Засим меня подняли несколько рук и понесли куда-то. А у меня уже не было сил оставаться в сознании, я начал куда-то проваливаться. Может, лучше в тот момент мне было провалиться до конца? Но я не провалился. И познакомился с Дарой.