Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

18.

Макс с Еленой гуляли по парку, и, казалось бы, должны были болтать о том о сем, но… как-то не клеилось.

Да, как ни странно в Городе были парки. Настоящие. Безбожное разбазаривание полезного пространства. Хуже чем в Нью-Йорке, честное слово. Макс вдруг подумал, что так и не побывал в Нью-Йорке. Не довелось. А когда-то очень хотелось. Нью-Йорк, Сан-Франциско… и, почему-то Барселона. То есть, понятно почему. Интересно, как все они выглядели сейчас. Он, почему-то, полагал, что так же. Хотел надеяться. Правда, после далекого, но все-таки одиннадцатого сентября, всем сделалось понятно, что раздолбать можно что угодно. А уж в нынешних обстоятельствах… Ему было бы безумно печально узнать, что какой-нибудь Верхний разворотил мост Золотые Ворота.

Само собой, после наступления темноты парки во всех городах и во все времена могли становиться небезопасными, но Макса это, естественно, волновало мало. Как и Елену – когда Макс был рядом.

Парки. А почему нет? Ни Верхние, ни Нижние не наведывались в Город. Всяким сталкерам и прочим тоже нечего было тут делать. Собственно, всех этих ребят из за буферной зоны в принципе не пускали в Город – да они и сами не стремились приближаться. Зачем им? Подставиться под ЧВК Корпорации? Под огонь из блокпостов и патрулирующих ботов? Странно, что никто из горожан до конца не понимал – они живут тут в относительном покое и безопасности благодаря покровительству Корпорации, или Верхние с Нижними в принципе не желают приближаться к Городу, и тогда вся эта охрана, все это могучее вооружение по периметру становилось ненужным и неуместным. Разве что как защита от нелегальной миграции и всякой пришлой шпаны. Правда, тогда Алан Рэй превращался из спасителя и гаранта безопасности просто в «того чувака за Стеной». Неудачный расклад.

Мародеры, сталкеры, могли, конечно, нападать на дальние плантации, беспокоить фермеров. Но фермеров тоже охраняли боты. Корпорация следила за всем. Да и сами фермеры были людьми суровыми и решительными – парочка из них работала на Макса в качестве поставщиков продуктов. Крепкие такие современные ковбои. Люди очень адекватные и практические. И очень вооруженные. Они, конечно, до конца не понимали кто такой Макс и зачем ему исключительно натуральные свежие продукты, но он платил исправно и дорого, линии автоматизированной поставки были налажены, а остальное… кому какое дело? Зато Тим вон с ума сходит по натуральной пище.

– Как думаешь, – проговорила Елена, – а где-нибудь еще, где-нибудь там есть еще такие же города как наш?

– Конечно есть, – усмехнулся Макс. – Ты и сама знаешь. Правда, они, наверное, не совсем такие. Мир ведь не развалился – просто изменился. Есть желание – можно посмотреть в Сети как где люди живут. Там, правда, врут с три короба… Везде по разному. В прежние времена тоже были страны лопавшиеся от благополучия, и страны в которых нечего было жрать. И даже в странах благополучных находились те, кому нечего жрать. А в голодных – какой-нибудь диктатор с окружением, которые харчились в три горла… Но наш Вавилон такой один, разумеется. Как вопил Жихарь: «Бойся, Вавилон, город крепкий!»⁶⁴.

Елена посмотрела на него удивленно.

– Это я к тому, что жители Вавилона тоже слишком долго считали свой город нерушимым и абсолютным.

– Потому что у них не было Стены и Алана Рэя?

– Да нет. У них был целый ворох богов… Просто человек, как правило, дальше своего носа не видит. Или не хочет видеть.

Они уже столько раз говорили на эту тему. И он столько раз ей отвечал. По разному отвечал на одни и те же вопросы. Просто чтобы не звучало совсем уж занудно. Разумеется, он знал намного больше, чем говорил ей, но раз не сказал раньше, почему должен говорить сейчас?

Да, там были обычные города в которых жили люди, пытавшиеся защищаться, наладить какой-то быт, навести порядок, создать хоть какое-то подобие обороны. Да нет, какое там. Большинство обывателей там просто жили… Ну, по несколько иным законам, чем прежде, но все равно. Ходили на работу, водили детей в школу… Связывались друг с другом по смаркомам Алана Рэя через Сеть, контролируемую Альфой. Налаживали, по очевидным причинам, гражданскую оборону с беготней в бессмысленные убежища и игрой в прятки в случае визита неприятных гостей. Вооружали свое какое-никакое ополчение и армию по технологиям Корпорации (ну, по тем, которые Корпорация пожелала им предоставить). Там все было почти как раньше… Почти. Когда им удавалось отгонять мародеров и наладить торговлю по правилам со сталкерами. Чуть больше бардака, чуть больше нервов, обостренное чувство собственной уязвимости. Макс полагал, что все это неуловимо напоминает Дикий Запад. С той лишь разницей, что в любой момент где угодно могли появиться Верхние или Нижние, и тут никакой Уайет Эрп⁶⁵ не сумел бы помочь.

Но Стена была только здесь. И Корпорация Алана Рэя, оплодотворявшая весь мир своими примочками, была только здесь. Макс знал, что Корпорация очень так плотно помогает людям из большого мира – медикаментами, технологиями, оружием. В обмен на продовольствие и прочее. Только вот… Все равно было в этом что-то… Трудно объяснить. Как будто Корпорация могла помочь, и даже помогала, но не хотела… Напрягаться, что ли? Помогала не потому что Алан Рэй кому-то там сочувствовал, а потому что это было не трудно. Впрочем, сложно сказать что творится в голове Алана Рэя.

– Интересно, а за Стеной есть парки? – сказала Елена.

– Парки? – удивился Макс. – Почему именно парки?

– Ну… не знаю. А почему бы и нет? Мы ведь ничего не знаем о том что там. Мы знаем о том что за Стеной даже меньше чем о внешнем мире. Может, там вообще нет никого, кроме Алана Рэя. Сидит такой одинокий дряхлый волшебник и упивается своим могуществом. И никого, кроме этой Альфы к себе не подпускает.

Макс счел за благо промолчать. И Елена больше ничего не говорила, но он чувствовал – что-то с ней не так.

– Тебя что-то беспокоит? – спросил он, наконец.

– А ты как-то изменился, – невпопад проговорила она.

– Подрос? Повзрослел? Или постарел? Нет, только не это.

Она не поддержала его веселье – просто проигнорировала.

– Слушай, – вздохнул он, – по поводу всех этих женских сложностей… Я тебя уже предупреждал – в этих вопросах я тупой. Как и все мужики. Я не умею угадывать женское настроение, понимать что тебя беспокоит, так что, конечно, ты можешь обидеться, но я от этого все равно не поумнею. Если что-то хочешь сказать – просто скажи.

Елена начала не сразу. Макс не торопил. Он смотрел на нее краем глаза и ждал, попутно в который раз отмечая какая она красивая, и как ему нравится. Хотя, это было, конечно, глупо и нерационально… Но ему так надоело быть рациональным и разумным… На этой стадии отношений уже обращаешь внимание не столько на внешнюю красоту, сколько… На что? На человеческое отношение? На знание человека? На привычку? И тут вдруг подумалось – он ее любит? Для него вопрос был по меньшей мере странным. Он полагал, что давно уже разучился любить. А может, и вовсе никогда не умел этого делать? Откуда ему знать – умеет он, или нет? Вон тот же Тим – как к нему относиться? С одной стороны, мальчишка Максу нравился, а с другой, стоило только начать представлять себе многочисленные проблемы, которые вскоре начнут возникать в связи с его присутствием, напрашивался единственный вывод, что пацана нужно по быстрому отправить обратно в приют. А то и вовсе… Что? Он смог бы навредить Тиму из соображений целесообразности? Ну да – сперва вылечить, спасти от инвалидности, чтобы потом… Что за бред? Более того – Макс пришиб бы любого, кто попытается нанести вред мальчишке. И что это, если не уязвимость?

И вот теперь Елена. Макс попытался представить себе – смог бы он прожить без нее? Наверное, смог бы. Но от этой мысли становилось уныло. Всего-навсего девчонка. Но ведь это так и бывает, наверное.

– Два года, – проговорила наконец Елена. – Мы с тобой вместе два года. И я… я ничего про тебя не знаю как и самый первый день.

– Разве? – удивился Макс. – Я думал, ты меня успела изучить…

– Тебе не кажется, что сейчас твои шуточки не в тему? – резко выпалила она.

– Кажется, – вздохнул Макс. – Но ты же понимаешь, что это защитный механизм.

– Ты защищаешься от меня? – возмутилась она. – Я ничего о тебе не знаю. Вообще. Ни сколько тебе лет, ни где ты живешь, ни чем занимаешься… Вообще ничего. Ты либо отшучиваешься, либо просто не отвечаешь.

– Я тебе уже объяснял…

– Да, объяснял. Что это для моего же блага и что это совершенно бесполезная для меня информация.

– Это вредная для тебя информация, – в который уже раз проговорил Макс.

– А может, я сама решу?

– А ты решишь? А что если станет только хуже?

– Хуже? – горько усмехнулась она. – Два года. Куда уж хуже?

Он мог многое ей возразить на это. Это ей, с позиции своих двадцати четырех, казалось, что два года – большой срок. Впрочем, ему тоже так казалось. И это удивляло. Странно что она вообще столько выдержала. Он ждал этого разговора через год после их знакомства. И на следующий год. Она, конечно, пыталась, но как-то быстро смирялась с тем, что он все равно не ответит внятно. Что это было? Смирение? Но почему? Неужели та самая любовь? От этой мысли Максу почему-то делалось неуютно. Тогда почему же он ей не соврал? Почему не придумал красивую сказку?

Собственно, он врал всем и вся, делал это легко и непринужденно и не находил в подобном отношении ничего зазорного. Ему даже нравилось, ибо он справедливо полагал, что ложь – процесс творческий… и веселый. Как говаривал давным-давно один гениальный хромой врач «Все лгут»⁶⁶. До Елены у него было много женщин, и для каждой он придумывал отдельную красивую сказку – такую, чтобы для ее поддержания требовался минимум усилий. Он мало с кем общался в Городе, но у каждого с кем он вступал в контакт было четкое (как им самим казалось) представление с кем они имеют дело. Никаких видеозаписей, никакой биометрии. Чарли в таких моментах был незаменим. Точно так же Макс, благодаря Чарли, мог совершенно спокойно прогуливаться по Городу, и не пытаться увернуться от каждой камеры наблюдения – с ними работал Чарли, сохраняя картинку и бережно удаляя с нее присутствие Макса, заменяя его морду чьей-нибудь посторонней.

Да, Макс никогда не врал Чарли. По понятным причинам. Плюс Чарли, несмотря на вошедшее у него в моду в последнее время шутовство, был чертовски умен и прекрасно понимал что о некоторых вещах спрашивать не стоит, а о некоторых – не имеет смысла.

Так почему этого не понимала Елена? Потому что не хотела понять? И почему он не хотел ей врать? А теперь еще, кажется, и Тиму? Да какого черта? Это настроение, или он размяк на старости лет? Хотя, старость лет – это тоже как-то… по-дурацки звучит. Запоздало.

Но почему именно сейчас? Почему именно Елена и… Тим? Он вдруг представил себе, что женится на Елене, они усыновляют мальчишку, живут долго и счастливо… От видения подобного расклада ему поплохело. И не потому, что он отчетливо представлял себе как все это будет выглядеть – она стареет, Тим взрослеет, а он сам не меняется… Но поплохело ему не от этого видения очевидной перспективы, а потому, что давным-давно, еще до того как стать тем кем он теперь был, он отринул для себя подобную форму существования. Это было совершенно не для него. Ну, как если бы Пикассо вместо кистей и красок всучили скрипку и потребовали, чтобы он сделался Паганини. Эк хватил.

Разумеется, он раньше чем Елена заметил этих ребят. То есть, выглядел он погруженным в свои мысли, и она вполне могла решить, что он не видит ничего вокруг себя… Увы, так он не умел. Он очень давно сперва научился в любом состоянии сканировать окружающее пространство, а потом привык, а потом это стало частью его естества. Никакой магии – любая кошка так умеет. Так что когда Елена напряглась и вцепилась в его локоть, он прекрасно понял почему.

Их было четверо. Четверо неприятных личностей болтающихся в вечернем парке. Что может быть банальнее?

– Эй, люди, – позвал один из четверых, – вы чего тут забыли?

А вот это уже было странно. Нелепый вопрос – что романтическая парочка забыла в вечернем парке? Романтику. Да и сам вид этих четверых… Это была не обычная шпана, не какие-то шаблонные хрестоматийные подзаборные молодцы. По виду, это были ребята из бригады Большого Фила. Ну и чего они позабыли в вечернем парке и для чего пристают к мирным прохожим?

Макс попытался было их проигнорировать, но четверо сорвались с места и затеяли догонять. Ну что за вечер разочарований!!!

– Стоять, – пропыхтел один из четверых, догнав и обогнав, наконец, Макса с Еленой.

Елена сжалась, напряглась. Было очевидно, что ей страшно. А Макс… В сознании вдруг промелькнул вопрос – а когда вообще в последний раз ему было страшно? Может, если достаточно долго не испытывать страх, это тоже деформирует психику? Но он знал, что его психику деформировать практически нереально. Если уж белизна не смогла… А может, именно она ее и сохраняла? Сама сломала, сама вылечила…

Догнавший встал у них на пути, и утвердился словно полицейский постовой. Сейчас еще документы потребует, подумалось Максу. А вообще, чего им понадобилось? Ребята Большого Фила, вроде бы, мелкими грабежами не промышляют. Не их уровень.

– Ну, чего? – проворчал Макс, глядя на наглеца.

Наглец, надо сказать, был изрядно повыше него ростом, и пошире во всех мыслимых частях тела, а потому, очевидно, чувствовал себя очень уверенно.

– Когда я говорю стоять – вы стоите! – объявил наглец.

– Чего? – Макс обалдел от наглости наглеца. – Ты, уважаемый чего, частицу бога словил? Звезда в башку прилетела? Бегает тут, орет на прохожих. Тебе чего надо?

Разумеется, Макс мог бы вести беседу по-другому. Разумеется, он мог бы за полчаса уболтать этого молокососа и его товарищей (а все-таки, что они забыли тут в парке и зачем пристали?). Он мог сделать так, что они расстались бы лучшими друзьями. Но предыдущий разговор с Еленой, а паче всего собственные фантазии, испортили ему настроение. Заниматься психологическим манипулированием не хотелось.

Подоспели коллеги наглеца, и обступили их со всех сторон. Ну, нужно быть клиническими идиотами, чтобы вчетвером не суметь окружить прогуливающуюся по парку парочку.

– Я сказал – стоять! – с упорством идиота настаивал первый наглец.

– А я сказал – плевать, – заявил Макс. – Чего дальше? Чего вам от нас надо вообще?

– Ты, мужик, того, – объявился еще один оратор из компании, – ты не шуми. Не нарывайся.

– Ну, пусть он не пристает, и я тут же перестану нарываться, – заявил Макс.

– Ты крутой, что ли? – стандартным во все времена гнусавым тоном гопника проговорил первый прибежавший.

– Не шуми, – велел ему второй. Он повернулся к Максу, и спросил: – Вы тут ничего странного не видели?

– Странного? – удивился Макс. – В парке? Мужики, кроме вас – ничего.

– Нет, он меня достал, – разъярился первый наглец. – Я его ей богу сейчас отоварю.

– Уймись, я сказал, – потребовал второй, который, судя по всему, был в компании главным.

– Уняться? – взбеленился первый. – Торчим тут как идиоты, занимаемся какой-то херней, так еще всякий хлыщ будет мне хамить, а я должен уняться?

– Тихо, – жестко потребовал главный.

Но буйный нахал явно не хотел «тихо».

– Играем тут в народную дружину, призраков ловим… Босс совсем заболел, что ли?

– Может, сам у него спросишь? – поинтересовался главный.

Наглец как-то сразу потупился, но Максу было плевать на то сколь отчаянно он боится своего босса. Его заинтересовало сказанное ранее.

– Призраков ловите? – переспросил он. – Вы серьезно?

Главный застонал, закатил глаза, а потом резко повернулся к Максу и потребовал:

– Идите-ка отсюда.

Елена мертвой хваткой вцепилась в локоть Макса и потребовала:

– Пойдем.

– Да, согласился он. Точно. Надо подальше от таких орлов, которые в парках ловят призраков.

– Чего?! – взревел тот самый первый наглец.

– Не бушуй, – бросил ему Макс. – Мы уже уходим. А то мало ли – вдруг и впрямь… словите чего.

Ему очень хотелось добавить «Покедова, охотники за привидениями», но он сдержался. Потому что на самом деле, если они ловили тех самых призраков… вернее Того Самого… И впрямь идиоты? Или это чей-то план? Сами бы они до такого не додумались.

Они отошли на несколько шагов, и Макс отчетливо слышал перепалку оставшихся позади охотников за привидениями. Кажется, первый наглец стремился догнать и накидать по чайнику, а главный ему это запрещал. Но наглец, видимо, словил геном быка на корриде, поскольку Макс вдруг услышал сзади стремительно приближающееся топанье. Он резко сместился в сторону вместе с приклеившейся к локтю Еленой, и нападавший, очевидно, не ожидавший ничего подобного, пролетел пару метров вперед. Сумел таки затормозить, стремительно (как ему самому показалось) развернулся, и ревом «Ах ты паскуда», бросился на Макса.

Максу не то чтобы было неудобно из-за вцепившейся в руку Елены, просто появилась еще одна забота – следить за тем, чтобы ее не задело. Поэтому, не устраивая сложных плясок в стиле кунг-фу, он просто уклонился (вместе с повисшей Еленой) от приближающегося агрессивного тела, и отвесил ему – телу – подзатыльник.

Звук был как будто доской ударили по доске, нападавший заорал, схватился за голову и рухнул на колени. Макс даже немного его пожалел – он отчетливо ощутил под ладонью треск костей.

Итак, нападавший в позе эмбриона скорчился на земле и выл. Его товарищи бросились на выручку, а Макс, вместо того, чтобы убежать (что вполне себе мог позволить даже с Еленой под мышкой) стоял и размышлял о том, что вечер все-таки выдался крайне неудачный.

19.

Жизнь так устроена, что в ней всегда находится то, чего тебе делать не хочется, но, черт побери, надо. Кем бы ты ни был, чего бы ни добился в этой жизни – так было, есть и будет всегда. Это не важно. Главное, чтобы в ней было что-то, что делать хочется. Тогда все остальное можно перетерпеть. Потому что если у тебя есть ради чего вставать по утрам, переться в сортир, приводить себя в порядок, то все неплохо. Если есть что-то что тебе неприятно, то можно воспринимать это как плату за дальнейшую возможность заняться тем, с чем готова танцевать твоя душа. Но вот если этого «чего-то» в твоей жизни нет… Если душа не танцует?.. Не с чем ей?.. Тогда ты неудачник, и смысл твоего присутствия на этом свете остается под большим вопросом. Хотя, даже у самого последнего неудачника могут рождаться талантливые дети, например, которые потом чего-то добьются, и вот ради них… Но тогда выращивание, воспитание этих детей для него и становится таким вот «чем-то», таким смыслом. А раз так, то какой он неудачник? А раз так… А раз так… То хрен его не знает вообще что и как.

Алану Рэю когда-то давно выдал это хитрое и одновременно примитивное философское нечто один очень (как ему казалось тогда, как он считал и теперь) умный человек. И каждый раз после какого-нибудь очередного заседания какого-нибудь попечительского совета, совещания в мэрии или сборища совета директоров, существования которого (как и всех предыдущих) Алан Рэй не понимал, он вспоминал эту философию.

Он искренне не понимал – никогда не понимал зачем все это нужно. Для чего? В старом мире до нашествия, в этом новом, странно изменившемся мире. Почему люди никак не могут перестать играть в эти примитивные игры? Наверное, им и впрямь все это нужно. А раз им нужно, и они тебя окружают… Ну, что ж, вынужденный жить в воде, мирится с тем, что мокро. И вопрос тут был не в желаниях.

Ему же хотелось совсем другого. Ему хотелось общаться с молодыми ребятами, работавшими в лабораториях Корпорации, смотреть в их горящие глаза, вникать в их идеи, отбирать лучшие, запуская на всю катушку свое знаменитое чутье (единственный, как ему казалось, его внятный талант), и продвигать. Создавать условия для всех этих мальчишек и девчонок, которые – если уж быть совсем честным – казались намного умнее него. В сущности, что у него было? Как Алан Рэй стал Аланом Рэем? Смарткомы, Сеть, сделавшая то, что когда-то называлось Интернетом абсолютным, бионика, и позитивные батареи. Ну плюс еще четкое понимание устройства мира, умение манипулировать, строить хитрые финансовые планы… и удачное (если так можно выразиться) стечение обстоятельств в виде нашествия. Ах, да, и Стена, разумеется. И организация жизни за Стеной. И добыча ресурсов. И сбор всех этих талантливых, гениальных, создание для них условий… Он знал, что в Городе, как и во всем остальном мире где не было Корпорации и Стены, все были уверены, что за Стену не попасть. Что там – то есть, тут – происходит нечто загадочное. Что тут некая таинственная Шамбала⁶⁷ 2.0, и группа сочащихся песком сионских мудрецов во главе с ним заседают и решают судьбы мира, вступив в сговор с Верхними, Нижними и еще черт знает с кем. Люди такое обожают. Он сам тщательно создавал этот ореол, эту убежденность. Иначе, если хоть кто-то прознает, что можно, оказывается, попасть в этот рай на земле (как им всем казалось), начнется очередная какая-нибудь борьба за какие-нибудь права, которая всегда и во все времена приводит к маразму и деградации. Как говорил все тот же человек, единственная справедливость этого мира – эволюция. Да, понимать человеческие мысли и чаяния, манипулировать ими – это Алан тоже умел. Хотя, тут не было ни его таланта, ни заслуги – его этому научил все тот же человек.

Алан Рэй с детства знал, что люди не равны и не бывают равными. Глупости все это. Дело не в религии, не в национальности, разумеется, не в цвете кожи, не в половых признаках и сексуальной ориентации. Дело в таланте, в способностях, в знаниях и уме. Ну, плюс работоспособность, готовность пахать до седьмого пота и понимание, что ничего бесплатного в этом мире не существует. Только это могло определять. Но так уж сложилось в истории человечества, что за свои права всегда почему-то охотнее всего боролись ленивые идиоты. А доказывать что-то идиотам…

Так и вышло, что большая часть того, что по-прежнему называлось спецдепартаментом (он и сам уже не помнил для чего сохранил название) сводилось к поиску талантливых людей, создания для них условий, и – в случае крайней необходимости – даже переправки их сюда, за Стену. Очень тайно и скрытно.

Но платой за все это становилась необходимость общения со всякими там политиками и прочими причастными неумехами. Они тоже были нужны, хотя порой раздражали страшно. Сегодня как-то особенно.

Алан Рэй вошел в свой кабинет, приглушил зажегшийся было свет, сбросил пиджак (галстук он отродясь не носил) и обессиленно опустился в кресло.

Как-то все навалилось. И когда он начал носить пиджак? В прошлой жизни?

Эта охота за Призраком, и пропажа мальчишки, который только-только обнаружился, и снова куда-то запропастился. В такой обстановке еще и общаться с попечительским советом… Понять бы еще над чем он попечительствует.

– Альфа? – позвал Алан Рэй.

Но Альфа не ответила. Алан Рэй на секунду удивился, прежде чем понять что это значило.

– И вот мы с вами снова вдвоем, Мастер Рэй, – проговорил знакомый голос.

Жесткий, уверенный, и, в то же время, вкрадчивый. Когда-то чертовски давно, впервые услыхав этот голос, Алан Рэй подумал, что такими интонациями можно убедить кого угодно и в чем угодно. То есть, его они, конечно, не убедили, но все-таки…

Алан Рэй угрюмо посмотрел по сторонам, и вскоре увидел в полумраке неясную фигуру развалившуюся на диване. Вечно он так – сперва подаст голос, а потом полчаса высматриваешь его в темноте. Да, звать Альфу было бессмысленно. Алан Рэй давно уже перестал гадать как такое возможно и что вообще происходит. Альфа куда-то исчезала во время его визитов. Она даже не подозревала о существовании этого… Этого… Кого? И сам Алан Рэй никогда ей об этом не рассказывал. Почему? Просто считал это правильным.

– У вас усталый вид, Мастер Рэй, – проговорил визитер.

Говорил он, как всегда, негромко, вроде бы едва слышно, но почему-то получалось очень отчетливо.

– Вы когда-нибудь перестанете называть меня Мастером?

– Что делать, если я вас таковым считаю? – с легкой усмешкой проговорил визитер. – Впрочем, это вряд ли имеет большое значение.

– А что имеет? – поинтересовался Алан Рэй.

Сколько лет прошло? Сорок? Больше? А он так и не решил как относиться к этому персонажу. Даже не понимал до конца кем он является. С одной стороны, именно ему Алан Рэй должен был быть благодарен за неестественно долгую молодость, за возможность постройки Стены и многое другое. А раз так, то и за Алису, в конце концов. С другой… Не было никаких явных доказательств и прямых утверждений, что всем этим он обязан именно данному персонажу. И напрямую об этом никогда не говорилось. Да и как-то не возникало ни благодарности, ни приятия. Было в нем что-то и от Верхних, и от Нижних, и от чего похуже… Ну, если верить легендам, которые всегда обожали полуграмотные и недалекие люди.

– Что имеет? – переспросил визитер. – Ну, например, то, что вы очень уж увлеклись этим вашим Призраком и совершенно забыли про мальчика.

– С чего вы взяли, что я забыл? – усмехнулся Алан Рэй.

– Да, это приятный намек на то, что мои… просьбы для вас достаточно важны, чтобы о них не забывать, но… Мальчик пропал.

– Найдется… Если жив, – сказал Алан Рэй, и тут же об этом пожалел.

Нет, визитер не сказал ни слова, не издал ни звука, но можно было на каком-то физическом уровне ощутить его… Недовольство? Крайнее неприятие самой мысли о том, что такое вообще возможно – смерть этого пацана.

– Он жив, – заверил Алана Рэя визитер. – И он по прежнему где-то недалеко.

– Почему вы так в этом уверены?

На это визитер не ответил.

– И что свет клином сошелся на этом пацане? – вздохнул Алан Рэй.

Визитер помолчал какое-то время, а потом сказал:

– В одном очень старом, но очень хорошем фильме архангел Гавриил оживил одну девчонку – для совершенно утилитарных нужд. Но девчонка оказалась своенравная, постоянно стремилась снова умереть. И тогда Гавриил посадил ее к себе на колени и сказал…

– «Я первым запел гимн, когда поднялись звезды. Я сообщил девушке Марии кто у нее должен родиться. С другой стороны, я обращал землю в соль и разрушал города. Поэтому, как мне кажется, я не должен перед тобой отчитываться»⁶⁸, – закончил за него Алан Рэй.

– Прекрасная память, – похвалил визитер.

– Кристофер Уокен⁶⁹. «Пророчество». Вторая часть, по-моему. В связи с нашим общением, я пересмотрел этот фильм раз сто.

– Это забавно, – заметил визитер.

– Значит, у нас с вами теперь такие отношения? – удивился Алан Рэй. – Вы мне приказываете и требуете, чтобы я не задавал вопросы?

Визитер поднялся со своего места и медленно вышел на свет. Надо признаться, он всегда производил очень сложное впечатление. Высокий, какой-то и плавный и одновременно стремительный в движениях. И возникала откуда-то неприятная уверенность в то, что он опаснее всех Нижних и Верхних вместе взятых. Несмотря на хромоту. Откуда она возникала, эта уверенность, тоже было непонятно. За все их долгое знакомство он приносил Алану Рэю только благо. Но… Визитер вышел на освещенное пространство, и Алан Рэй мог в который уже раз полюбоваться на его шикарный костюм, белоснежную сорочку, которая, впрочем, совершенно не мешала ему еще минуту назад скрываться в темноте. Лицо визитера тоже производило двойственное впечатление. Он был аскетически худ, жесткие скулы, почти невидимые губы и крючкообразный тонкий нос так и вопили о каком-нибудь аристократическом происхождении. Равно как и черная (сегодня) трость с серебряной то ли львиной, то ли медвежьей лапой в качестве навершия. И эти глаза. Глубокие, пристально смотрящие, жуткие. Левый – светло-карий, даже скорее насыщенно-желтый, почти светящийся. Правый – светло-голубой, мраморный. Это было совершенно жутко и наводило на нехорошие мысли подходящие скорее к детским страшным сказкам.

– Разве я когда-либо вам приказывал? – удивился визитер. – Да и сами посудите, как я могу вам что-то приказать?

– Приказывать можно по-разному, – усмехнулся Алан Рэй. – Например, «Приказать можно любезно»

– «Хроники Амбера», – улыбнулся визитер. – Но сами подумайте – даже если бы это и было возможно, какой в этом смысл? Можно приказать умереть, можно приказать работать, можно приказать убить… Но невозможно приказать творить. А именно в этом и заключается ваша ценность, Мастер Рэй. И кроме того, вам это может показаться странным, но я, наверное, всегда являлся самым яростным сторонником свободы воли и свободы выбора.

– А почему это может показаться странным? – спросил Алан Рэй.

На это визитер снова не ответил, продолжая сверлить Алана Рэя взглядом своих разнораскрашенных глаз.

– Вы же прекрасно понимаете суть наших отношений, Мастер Рэй, – проговорил визитер.

– И в чем эта суть?

– Я вам давным-давно объяснял – это равноправное партнерство. И если вы припомните, я никогда не то что ничего от вас не требовал. Только просил.

– Как с мальчиком? – предположил Алан Рэй.

– Разве вас это напрягло? – удивился визитер. – Отправить женщину в дальнюю безопасную лабораторию.

– Но лаборатория оказалась не совсем безопасной, – вздохнул Алан Рэй.

– Есть вещи, которые невозможно предвидеть, – как-то не по-доброму усмехнулся визитер. – Вы выполнили мою просьбу. Но разве эта просьба была настолько для вас затруднительна? Потребовала задействования огромных ресурсов и душевных сил?

С этим трудно было согласиться. В течение всех этих лет он появлялся очень редко и просто советовал обратить внимание на тот или иной аспект. И из этого всегда получалось что-то интересное, решалась какая-то важная проблема, появлялась (не обязательно у самого Алана Рэя) новая идея. Алан Рэй сперва очень долго учился доверять словам этого загадочного советчика и его, собственно, советам. В итоге так и не научился. Но советчик был всегда – не «практически всегда», а всегда прав. И давал очень ценные советы. Так что… Пришлось научиться обращать на его слова самое серьезное внимание

Правда, история с мальчишкой выбивалась из общего строя. Но и тут он прав – это и впрямь было мелочью. Мелочью ли?

Все-таки за всем этим сохранялось ощущение какой-то неприятной манипуляции, использования. Что было на уме у этого таинственного незнакомца? Чего он добивался и добивался ли чего-то вообще. Не было даже уверенности в том, что он имеет какое-то отношение к тому, что Нижние и Верхние не нападали на Город и не пытались даже приблизиться к Стене. Но они не пытались и не приближались. А другого объяснения Алан придумать не мог.

– И я, как всегда, просто прошу вас, Мастер Рэй. Уделите больше внимания поискам мальчика. Более того, я готов даже сделать вам в этой связи… Нет, не подарок, а… Даже не знаю как сформулировать… Создать интригу.