Хай-тек господень (Не киберпанк, не пост-апокалипсис, не антиутопия… и совсем не про супергероев)

16.

Дальше оказалось для Тима чем-то вроде испытания на прочность, и, в то же время, самым захватывающим приключением в жизни… ну, если не считать бегства из лаборатории, последующего блуждания по буферной зоне, а также близкого знакомства с Палачом и Призраком. Но тут все было настолько по другому…

Началось все с того, что они сидели на берегу моря, смотрели на прибой, и Макс вдруг затеял рассказывать ему как получаются волны. Он вообще затеял рассказывать про воду, про облака, океан, и это какое-то время звучало почти как поэзия… а потом вдруг он сообщил, что это удивительно – просто круговорот воды, воздуха, а получается, в итоге, такая красота. Интересно, такая красота получается только благодаря человеческому восприятию, или существует сама по себе? И бывает ли красота без восхищающегося ей человека? Старый вопрос – если в лесу упало дерево и этого не слышал – упало ли оно бесшумно? Или если играет красивая музыка, но ее никто не слышит – она по прежнему красивая?

Тим тогда не понял к чему он ведет, но так шаг за шагом Макс каким-то мистическим образом привел его к разговору про физику. То есть вот просто про физику.

Честно признаться, Тим никогда не испытывал особой тяги к учебе. Сперва мама пыталась учить его по какой-то школьной программе из Сети, но у нее получалось плохо. Потом он оказался в приюте, где к нему относились как к чужаку, и там, само собой, учиться расхотелось вовсе. Он прогуливал уроки, его наказывали, открыто называли отсталым, тупым…

Но тут было что-то совсем другое. Макс, оказывается, умел так рассказывать, объяснять, он умел так начать разговор на какую-то выбранную тему, что Тим буквально уходил в нее с головой. Все кончилось тем, что он двенадцать часов просидел в Сети, выкапывая информацию.

Мальчишка никак не мог предположить, что его так затянет. Он интересовался, находил что-то непонятное, пытался понять, залезал глубже, постоянно приставал к Чарли с просьбой объяснить. Надо сказать, кое-что у Чарли получалось, кое-что – не очень. В конце концов, он объявил, что никогда никого ничему не учил, а потому, видите ли, не профи. В смысле – знать-то он знает, но как сформулировать для того, кто не знает – это не к нему.

А Макс профи? – заинтересовался Тим. Чарли задумался на какое-то время, а потом в какой-то совершенно не свойственной ему серьезной манере сообщил, что Макс не просто профи, а он, наверное, вообще за каким-то пределом. И что бы там ни было, встреча с Максом для Тима – фантастическое везение.

Тим был слишком увлечен поиском вопросов на ответы, чтобы обратить более пристальное внимание на это заявление.

Учиться было удобно. В его комнате, да и, как понял Тим, по всему дому на любую поверхность стены проецировалось все, что душе угодно. Все такое яркое, трехмерное… Тим слыхал про такую технологию, но никогда не видел сам. Это считалось чем-то очень крутым, дорогим. Может быть, где-нибудь в офисе мэра… Само собой за Стеной… Ну и вот тут в берлоге Макса.

Кончилось все тем, что он заснул как убитый под проекцией рисунков Да Винчи. Они показались ему слишком уж запутанными. А поскольку большая часть изобретений Леонардо, как известно (сам Тим об этом узнал только что), существовала исключительно в проекте, и никогда не то что не работала, а даже не появлялась на свет, иногда понять что имел в виду изобретатель было чертовски сложно. Макс бы, наверное, понял…

Следующий день неожиданно (или ожидаемо) был пропитан математикой. Причем так пропитан, что Тим в ней чуть не утонул. Макс сообщил ему, что он ни черта не понял в физике, потому что не знает математических основ, геометрии и прочего. Тим не особенно любил математику (вообще не любил), но тут повторилась вчерашняя история. Макс усмехнулся и принялся объяснять, снова разгоняя в сознании Тима некий маховик о существовании которого мальчишка раньше и не подозревал.

Геометрия – ключ к пониманию того, что происходит вокруг тебя, утверждал Макс. А ты не знаешь простых вещей. Так что, прости уж великодушно, с исторической точки зрения, ты, может, и прав, но не тебе критиковать Да Винчи. Как может существовать понимание рычага, архимедова винта, блока без геометрии? А геометрия не существует без вычислений. Это как река без воды.

И понеслось по новой. Тим заикнулся было, что вчера устал, на что Макс сообщил, что усталость от жизни – удел стариков. Так что либо давай погружайся в знания, либо срочно ложись и начинай жаловаться на судьбу, требовать уважения к себе непонятно за что, и обвинять всех молодых в том, что они уроды и ничего не понимают, и что вот в твое время…

Тиму такое сравнение показалось забавным. Макс удовлетворенно кивнул, добавив, что ленность разума – репетиция смерти. А смерть – такая штука… Чего ее репетировать?

Была геометрия, была химия, биология, дарвиновское происхождение видов, все. Даже психология. Оказывается, Макс чертовски хорошо знал людей и понимал как они мыслят. И Тим, в итоге, начал подозревать, что им управляют. Заставляют учиться. Хотя, он, вроде как, и сам оказался не против. Было правда не совсем понятно зачем Максу это вообще нужно. Мальчик подозревал, что Макс хочет что-то выяснить, что он его тестирует, проверяет.

А в конце недели произошло знаковое событие.

Макс вошел в комнату Тима. Нет, не просто вошел – постучал. Он недавно взял эту манеру – вести себя как приличный человек. И надо сказать, Тиму это нравилось. Это было как… проявление уважения, что ли? Хотя, за что Максу его уважать? Но все равно. Разве не сам Макс говорил, что незаслуженное уважение – все равно приятная штука. Как он выразился, заслуженное уважение щекочет наше самолюбие, незаслуженное – поглаживает нашу ментальную задницу. Приятно когда тебя поглаживают по заднице? Пусть даже по ментальной? Тим, честно сказать, понятия не имел. Обошелся без подобного опыта.

Итак, Макс постучался. Тим искал в Сети биографию Оккама. Поэтому ответил не сразу. Как раз в этот момент выяснилось, что этот монах, помимо своей Бритвы, придумал еще массу интересного. А Макс, как ни странно, ждал. И это было круто.

– Да, – крикнул Тим.

Макс вошел, глянул на экран на котором светился портрет знаменитого англичанина, и сказал:

– А все-таки сколько же их было?

– Кого? – не понял Тим.

– Англичан, изменивших мир. Хотя, и не англичан тоже. Впрочем, не так уж и много. Но хватило.

– А-а, – проговорил Тим. Он очень хотел продолжить читать – появилась у него в последнее время такая страсть, но это было бы невежливо. А быть невежливым с Максом… Нет, мальчишке такое даже в голову не происходило. Во-первых, в последнее время этот человек заполнил весь мир вокруг него… Нет, не так. Он создал вокруг Тима целый мир… Снова не так. Он показал этот мир, научил куда смотреть. Макс был просто супер, несмотря на свою странность, загадочность и некоторый юморной цинизм. Это во-первых. А во-вторых, проявить неуважение к Максу вполне могло привести к ответной реакции с его стороны, и если Тим что-то и усвоил за последнее время (то есть, он много чего усвоил), так это то, что высмеивать и стебаться Макс умеет почище Чарли. Поэтому мальчишка демонстративно отвернулся от древней гравюры, и с готовностью уставился на Макса.

Макс молчал, задумчиво разглядывая парня. Долго разглядывал. И ничего не говорил. Нет, при всяком уважении, при самом почтительном отношении, какой двенадцатилетний пацан такое выдержит? Раньше Тим бы смутился, и угрюмо проворчал «Чего?». Но не сейчас. Он просто улыбнулся Максу на что тот, как ни странно, кивнул – будто услышал ответ на какой-то незаданный вопрос, а потом усмехнулся и проговорил:

– Мерзавец.

– Почему это? – теперь все-таки обиделся Тим.

– Впрочем, нет, – возразил сам себе Макс. – Я так не думаю. Тебе негде было этому научиться.

Тим растерялся, и, разумеется, вынужден был спросить:

– Ты о чем?

– О том, что ты красавчик. Впрочем, я уже говорил, и ты, я так думаю, понял, что меня этим не прошибешь.

– Тебя ничем не прошибешь, – проворчал Чарли из под потолка. – Не мешай юноше набираться знаний.

– Да я только и делаю, что помогаю, – отмахнулся от него Макс. – Вот как сейчас. Ты красавчик. А когда улыбаешься, некоторым слабонервным обеих полов и вовсе может снести чердак. И можно крутить ими как тебе заблагорассудится.

– Чего? – растерялся Тим.

– Ты чему учишь ребенка?! – возмутился Чарли.

– Я не ребенок! – разумеется возмутился Тим.

– Ты чему учишь офицера?! – не снижая темпа поправился Чарли.

– П-почему офицера? – растерялся Тим.

– Не обращай внимания, – вздохнул Макс. – Чарли полагает, что кто-то кроме нас с ним еще помнит великую классику⁵⁹.

Тим, естественно, ни черта не понял, а Макс продолжил как ни в чем не бывало:

– С такой улыбкой ты можешь добиваться любви противоположного пола… ну, надеюсь, что противоположного все-таки… (В этот момент Тим, разумеется, густо покраснел), или просто очаровывать кого угодно. Есть только одна проблема.

– Какая? – спросил Тим. А что ему еще оставалось? Впрочем, за этим разговором Уильям Оккам как-то отошел на второй план. С Максом всегда так.

– Приятной внешностью можно добиться любви только глупой женщины, – вздохнул Макс. – Нет, если тебя это устраивает, это твой выбор. Но если женщина еще и умна… Тут, дружок, понадобится нечто большее.

– Я… я не понимаю, – пробормотал Тим, и тут же спешно добавил: – И я не гей.

Макс равнодушно пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему это не интересно.

– Слушай, – взмолился Чарли, – ну упрости ты формулу для парня!

– Ты знаешь что такое бокс? – спросил Макс у Тима.

– Да. Но мне он как-то…

– Не важно, – отмахнулся Макс. – Так вот, давным-давно, бокс считался великим искусством, занятием для настоящих мужчин и джентльменов. Это было и сражение, и шоу, и развлечения для толпы…

– По-моему, это всегда так, – проговорил Тим. – Как гладиаторские бои.

Макс пристально посмотрел на него, и сказал:

– А ты у нас начинаешь многое понимать.

– Ты о чем?

– О том, что сражение для одних – очень часто шоу и развлечение для других. Но сейчас не об этом. Так вот, был в те времена один великий чемпион, грандиозный боксер. Он был… Ну, короче, что он творил в ринге, это отдельная история. Многие считали его лучшим боксером всех времен и народов. Он был потрясающе талантлив. И вот как-то он сказал, что даже если у тебя суперталант, тренироваться надо так, будто никакого таланта у тебя и нет⁶⁰.

Тим крепко задумался над сказанным. Макс его не торопил.

– Значит… – начал мальчик. – Значит, даже если ты считаешь меня красивым, чтобы выпросить у тебя что-нибудь этого маловато?

– Ну вот, – вздохнул Чарли. – Доигрался, великий педагог? Извращенная логика влечет за собой другую такую же.

Но Макс, против ожидания и Тима, и даже, кажется, Чарли, заржал.

– Нет, дружище, – сказал он мальчишке. – Выпросить что-то у меня попросту невозможно, не напрягайся. Это означает, что если ты хочешь отыметь этот мир, тебе понадобится что-то много больше просто приятной физиономии и обычного таланта.

– Я не собираюсь иметь этот мир, – удивился Тим.

– Но он может отыметь тебя, – равнодушно пожал плечами Макс.

– Почему?

– Так он устроен. Нападение на лабораторию где вы жили с матерью, потом приют, где тебя все ненавидели, потом Палач… Тебе не кажется, что…

– Да понял я, понял, – Тима почему-то страшно задели слова Макса. То есть вот до печенок. Он даже обиделся поначалу, но потом… То ли свежесть воспоминаний об Оккаме, то ли все предыдущие усвоенные им знания, как-то хором подсказали: а на что, собственно, он собрался обижаться? В чем Макс не прав?

– Либо мир имеет тебя, либо ты его. Как вот Алан Рэй. Либо…

– Как ты? – предположил Тим.

– Как я, – легко согласился Макс. – Правда, есть у меня предположение, что как бы ты ни крутился, мир, в итоге, все равно побеждает. Но это уже другая история. И потом, ты не понял. Тебе не обязательно хотеть иметь этот мир – ты должен просто не позволить отыметь себя.

– Как ты? – повторил Тим

Макс задумался, а потом просто махнул рукой. Мол – ну да, сойдет и такое понимание.

Как всегда он перегрузил мозг Тима. И как всегда невозможно было понять сказанное до конца. И всегда от его слов и утверждений оставалось двойственное чувство. Как будто… как будто тебе раскрыли великую тайну Вселенной в виде матерного стишка. Или подарили золотую монету испачканную в дерьме.

– Так значит… – Тиму пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы начать говорить. – Значит, что бы тебе ни дала природа, какой бы талант у тебя ни был, ты не должен зарываться?

– И это тоже, – усмехнулся Макс. – Но на самом деле… Ты уж извини, что я так тебя запутал – мне только что пришло в голову объяснение намного проще. Есть то, что тебе дали, и то, чего ты добился сам. Два вопроса – что ценнее, и в чем ты больше уверен. Только и всего.

– А-а, – сделал вид, что понял Тим.

– Да, и вот еще что, – продолжил Макс. – Тебе не надоела эта штука?

– Какая штука?

Само собой, Макс имел в виду это сорокапятисложное устройство, которое держало ногу Тима.

– Честно сказать, страшно надоело, – улыбнулся Тим.

– Вот такая улыбка получше будет, – улыбнулся в ответ Макс. – Тогда, думаю, пришла пора ее снять.

– А… Можно? – встревожился Тим.

– Думаю, да, – сказал Макс, и вышел из комнаты.

Тим ошарашенно смотрел ему вслед, совершенно не понимая что сейчас произошло, а потом спросил:

– Чарли?

– Ага, – отозвался Чарли.

– Что он имел в виду?

– Как я понял то, что ты можешь снять фиксатор.

– Сам? – обалдел Тим.

– Видимо, на то был расчет.

– Он что, с ума сошел?

– Давным-давно, – заверил Чарли мальчишку.

– Как я это сниму? Это же как бот Корпорации… как космический корабль.

– Думаю, Макс на это скажет, что у страха глаза велики.

– Но…

– Забавная это штука – психологический блок. Я не хочу, я не буду, я не смогу. Башка отключается напрочь, и человек становится не способен разобраться даже в том в чем мог бы. Люди прячут за ним свою трусость, лень, безответственность – что угодно. А что прячешь ты?

Тим замер с открытым ртом, а потом пробормотал:

– Чарли?

– Чего?

– Ты сейчас говорил прямо как Макс.

– Да? Ну… бывает. Видимо, это тоже заразное. Вирус тут у нас колобродит.

* * *

– Ну и что ты творишь? – спросил Чарли, едва за Максом закрылась дверь комнаты.

– Ну… ты же проследишь, чтобы он не засунул фиксатор себе в ноздрю ненароком, – улыбнулся Макс.

– Я-то прослежу. Но вот что творишь ты?

– В смысле?

– Ты понимаешь, – странно, но Чарли, кажется, напрочь утратил свою обычную веселость. – Чего ты добиваешься?

– Ну… Тут много ответов.

– Давай все, – потребовал Чарли.

– Может быть, я пытаюсь выяснить пределы его возможностей, – предположил Макс.

– Зачем?

– А зачем вообще все? – усмехнулся Макс. – Человеку должно быть интересно. Иначе он овощ.

– Ты до сих пор относишь себя к людям? – удивился Чарли.

– Ты должен был сказать «к человекам», – возразил Макс. – И обязательно голосом Бендера⁶¹.

– А вот не смешно.

– А вот именно, – кивнул Макс. – Но зря. Я пытаюсь выяснить пределы его способностей просто потому что мне это интересно. Или я пытаюсь расширить пределы его возможностей. Или я пробую создать у него определенную модель мышления. Или привить ему некие нравственные ценности, причем таким способом, чтобы ему казалось, будто он сам до этого дошел. Или все это вместе и много еще чего. А может, я просто развлекаюсь за его счет и дурью маюсь.

– Проще говоря – тебе нравится этот мальчишка, и ты решил взять его под крыло? – подытожил Чарли.

– И это тоже, – кивнул Макс. – Хотя, про «взять под крыло» – это как-то… Но даже то, что кто-то мне нравится или не нравится…

– Никак не меняет того кто ты есть и как ты будешь действовать? – предположил Чарли.

– Точно, – кивнул Макс. – Равно как не объясняет твоей встрепенутости. Тебе ведь тоже нравится мальчишка.

Чарли на это решил не отвечать. То ли пытался разобраться в себе, то ли полагал, что ответ не нужен.

– Вот видишь, – усмехнулся Макс. – Нас с тобой не стоит называть людьми, но кое-что человеческое нам, кажется, не чуждо.

– Зачем ты так с ним обращаешься? – спросил Чарли. – Он тянется к тебе, и ты буквально плюешь ему в душу. Он обижается, и ты его снова притягиваешь. Стоит так мучить парня?

– Стоит, – жестко сказал Макс. – Вот этого, дружище, ты не знаешь – вернее, знаешь, но только в теории. Жизнь – жесткая штука. Если я позволю себе обращаться с ним как тебе того хочется… Он же всего-навсего мальчишка. Когда-то у него была мать, которая погибла и никогда не было никакого отца. Это же простейшая психологическая модель. Мне совершенно не хочется, чтобы он помещал мою персону в центр своего мировосприятия. А он именно так и поступит. И когда придет пора расставаться, именно ему будет чертовски больно.

– Тогда зачем…

– Потому что если я просто пошлю его в задницу, он перестанет меня слушать. Совсем. Двенадцатилетний мальчишка. Что бы там ни говорила его ДНК. Они мыслят только крайностями.

Чарли молчал. Но Макс слишком хорошо его знал – в некотором роде, он его и создал много десятилетий назад. Да, Чарли обрел личность, характер, и стал чем-то большим, чем был до этого, чем-то большим, чем можно было ожидать и совершенно непонятным. И он постоянно продолжал развиваться, учиться. Тогда, давным-давно, Макс, признаться честно, не рассчитывал на подобный результат. То есть, он ни на какой внятный результат не рассчитывал, но это… И как Чарли до конца не понимал кто такой Макс, откуда он взялся и чем является, так и сам Макс, признаться честно, не так чтобы четко понимал чем теперь является Чарли. Но он полагал это правильным. Чарли стал самостоятельной личностью, имел право на собственную… жизнь? Черт побери, а почему нет? На собственную жизнь, собственные решения и поступки. И то, что их дружба продолжалась до сих пор… Елки, а с кем еще общаться таким как они?

Макс понимал Чарли как личность. Правда, с одной стороны, такую личность поди пойми, но с другой – Макс ведь всегда был мастером и хитрецом именно в этих вопросах. Вот и теперь Макс знал, что Чарли еще не закончил. Собирается с мыслями. Удивительно, правда, что при его возможностях ему на это требовалось так много времени.

– Все это звучит так разумно, – проговорил, наконец, Чарли. – Если бы не одно «но». Он тебе действительно нравится.

– Ну и что? – вздохнул Макс. – Это вообще ничего не значит. Чарли, мы давно с тобой ни о чем таком не говорили, но сам подумай. Ты говоришь «нравится, не нравится». И что дальше? Предлагаешь оставить его с нами? Воспитать как… как кого? Что ты собрался с ним делать?

– Ничего себе, – растерялся Чарли.

– Что?

– Я впервые в жизни смог отследить твои реакции.

Макс как будто запнулся, а потом осторожно спросил:

– Впервые? Ты серьезно? То есть…

– Ага. Я никогда раньше не… А тут вдруг до меня дошло. Ты через что-то подобное проходил? Ну, давно, совсем давно…

– Боги на пороге, – пробормотал Макс. – Чарли, ты что, начинаешь фантазировать? Нет, даже еще хуже – ты начинаешь компенсировать недостаток информации романтическими предположениями? Ты в романе оказался? Ну и кому тут двенадцать лет?

– А теперь ты пытаешься от меня отшутиться, – категорически не желая терять нить разговора объявил Чарли.

– Уф, – вздохнул Макс. – Ну и что? Что-то там было где-то там и когда-то там. Чарли, ты же должен понимать, что все это было с кем-то другим. И если ты вдруг решил, что, ввиду появления этого пацана, всплыли какие-то там воспоминания, то не пристало тебе такое нести.

Чарли опять долго молчал, а потом резко объявил:

– Ладно, сделаем вид, что я тебе поверил.

– Умничка, – похвалил его Макс.

– Но что делать с Тимом? Он там с таким остервенением терзает фиксатор. А, вот, додумался посмотреть модели крепежей в Сети. Толковый пацан.

– Согласись, если не позволять эмоциям верховодить, это прикольно, – заметил Макс.

– Он глотает информацию как сумасшедший. Я еще не видел, чтобы кто-то так стремился к знаниям.

– Знавал я когда-то давно одного такого, – улыбнулся Макс. – Он жил на громадном корабле и считал себя черт знает чем.

– Туше, – сказал своим обычным тоном Чарли. Максу показалось, или в голосе Чарли зазвучало что-то… Эмоции? Благодарность? И то и другое? – И что дальше?

– Дальше пойдем дальше, – улыбнулся Макс. – Разбавим науку искусством и пощупаем новые горизонты.

– Чего?

17.

Когда Макс в следующий раз вошел в комнату Тима, фиксатор, распахнутый и чем-то неуловимо напоминающий побежденный пытливым ребенком до состояния металлолома мамин любимый пылесос, валялся на полу. Сам Тим снова читал что-то в Сети. Он искоса глянул на Макса и коротко кивнул в сторону раскуроченного фиксатора. Небрежно, так по-мальчишески, настолько очевидно гордясь собой и так явно стараясь этого не показать. Макс вдруг поймал себя на том, что до этого момента только один мальчишка на свете его так же интересовал. Ему даже показалось на секунду, что он начал припоминать далекие чувства того человека, который оставил когда-то ноги под развалинами здания, и, собственно, умер в тот момент… Но как выяснилось, не совсем. Впрочем, все это лирика к которой в последние десятилетия он не был особенно склонен. Хотя, ему вдруг стало интересно – а смог бы тот мальчишка из далекого прошлого снять фиксатор? Наверное смог бы и снять, и сломать, и изобрести, и улучшить. Впрочем, там был просто мальчишка. Или, все-таки, не просто? Судя по тому во что все это вылилось. Но то, что собирался Макс сделать сейчас, с тем мальчишкой не сработало бы. Просто потому, что тогда Макс не был еще Максом и у него не было в распоряжении…

– Ну и молодец, – сказал Макс, все еще стоя в дверях.

Тим небрежно так пожал плечами… Нет, ну нормальный пацан.

– Во что погрузился? – спросил Макс, кивнув в сторону экрана, который, на этот раз, для разнообразия, светился на потолке. Еще одно супермальчишеское решение. – Ага. Анатомия человека. Помнится, когда-то давно на одном ресурсе прочитал шедевральное определение. «Ноги – нижний парный свободно закрепленный орган».

Тим удивленно посмотрел на него, и сообщил:

– Но… Они ведь конечности.

– Ты тоже так считаешь? – деланно удивился Макс. – Странно, и я того же мнения.

Тим небрежно улыбнулся, и снова уставился на потолок.

– Лично я всегда полагал, что ноги – величайшее изобретение человечества. Они из задницы растут.

Тим не засмеялся – поперхнулся. То есть, так старался не заржать, что чуть не подавился. И тут же схватился за раненную ногу. И Макс сразу понял, что после снятия фиксатора мальчишка как-то даже и не вспоминал о ней. А теперь вот вспомнил… Вспомнил, и, видимо, задумался. А потом задал вопрос, который его давно беспокоил:

– Я не такой как все, да? Не в смысле потому что меня так называли в приюте, а на самом деле не такой как все.

– Откуда мне знать? – удивился Макс, намертво застрявший в дверях… по определенной причине. – Я бы ответил на твой вопрос, если бы ты объяснил мне что значит «такой как все». Возьми на улице сотню обычных человек, изучи их под микроскопом, возьми анализы, проведи психологические тесты, и выяснится, что они все разные.

– Да, я понимаю. Но есть же что-то общее.

– А у тебя разве нет ничего общего? Я имею в виду с ними.

– Вот видишь, ты тоже считаешь меня другим.

– А ты и есть другой. И я другой, а уж Чарли…

– Чарли – интеллектуально интегрированный куда непопадя помощник по хозяйству со многими другими коварными и радостными функциями, – объявил Чарли из под потолка.

– Вот это уж не поспоришь, – улыбнулся Макс.

– Но ты же понимаешь о чем я! – почти прокричал Тим.

– Ты чего орешь? – удивился Макс. – Ты не такой как все? Допустим. Что бы это ни значило. Но разве ты вообще хочешь быть таким как все? Давай прикинем на секундочку, сильно ли отличался сэр Исаак Ньютон от среднестатистического подданного британской короны. Я так думаю, никакие анализы не выявили бы разницы.

– Я что – Ньютон? – обалдел Тим.

– Чего? – в свою очередь обалдел Макс. – Ну уж нет, ты не Ньютон. Ньютон уже был. Кстати, если ты не в курсе, и Архимед был, и Сократ, и Декарт, и Ломоносов, и Алферов… Равно как Стив Джобс, Хокинг, Илон Маск… Алан Рэй вот уже черт знает сколько лет нам отсвечивает… Ты не можешь стать никем из них. У тебя только один выход – стать кем-то новым. Ну, или не становится. Решать тебе. А пока… ты такой же как все. Во! Смотри-ка, теперь тебя это обидело. Нет, удивительная штука человеческая психика. Мы так хотим быть как все и при этом особенными – это что-то.

Тим мрачно посмотрел на него и спросил:

– Но почему Палач на меня напал? Почему Призрак спас? Какое им до меня дело, если я обычный?

– Ты слишком много и слишком сложно думаешь о том по поводу чего слишком мало данных, – попытался успокоить его Макс. – Отвечу то же самое, что уже говорил. Не приходило в голову, что ты мог просто подвернуться им под руку? Случайно. И Палачу, и Призраку…

– Ты сам в это веришь? – угрюмо спросил Тим.

– Я ни во что не верю, – успокоил его Макс. – Опция отключена.

– Как это? – растерялся Тим.

– Ну, ты знаешь как в софте – ставишь флажок, убираешь флажок… Вот и у меня в башке отключена опция «верить». Я не верю в то, что усилие зависит от длины плеча рычага – я это вижу. Знаю. Я могу допустить вероятность, могу просчитать возможности… Но верить…

Тим задумался, а потом проговорил:

– Грустно. В смысле когда никому и ни во что не веришь.

– Может быть, – равнодушно сказал Макс. – Только по моему опыту, когда начинаешь верить, в итоге все бывает еще грустнее. Ну, или просто глупее. Кстати, я рад, что ты еще не заучился до квадратного мозга. Не хочешь сменить род занятий?

– На что? – спросил Тим с ожидаемым интересом. Нет, ну нормальный мальчишка во всех своих проявлениях. – Кстати, а ты чего в дверях стоишь?

Макс и правда все это время стоял на пороге, при этом его левая рука существовала где-то за пределами комнаты.

– Да вот решил предложить тебе сменить науку на нечто столь же глубинное и великолепное. Мне, кстати, самому интересно как ты к этому отнесешься.

– К чему?.. – начал было Тим, но тут увидел… и обалдел.

Нет, конечно, это не был рогатый Гибсон – копия того на котором играл великий бешеный Ангус Янг. Это была акустическая гитара. Но, судя по глазам Тима, она казалась ему чем-то совершенно фантастическим и прекрасным. Впрочем, гитара и впрямь была хороша. Гранд аудиториум⁶². Не так чтобы большая, но и не мелкая, сверкающая, темного и какого-то пестрого дерева, с глубоким вырезом на деке, изящным но не броским пикгардом⁶³ и золочеными колками, полированными ладами и матовым грифом с рамкой.

– Это?.. – прошептал Тим.

– Держи, – Макс протянул ему гитару. – Не знаю, захочешь ли ты играть, но пока не попробуешь…

Тим принял гитару, как истово верующий, ухвативший обломок святых мощей. Он даже сделал было движение чтобы подняться, но Макс его вовремя остановил. Наверное, в ноге опять кольнуло, но мальчишка совершенно не придал этому значения. Гитара заполнила весь окружающий мир.

Он взял ее в руки, аккуратно пристроил на правой ноге, явно беспокоясь не столько о своем удобстве, сколько о сохранности волшебного инструмента.

– Хорошо, что эта нога цела, – заметил Макс.

Тим поднял на него глаза, и от этого взгляда Максу поплохело. Он даже подумал на какое-то мгновение, что совершил ошибку. Такой мальчишеский взгляд на взрослого означал, что взрослый теперь царь, бог, и все на свете. Некотором взрослым такое, наверное, даже нравится – особенно, когда на тебя так смотрит твой собственный ребенок. Но Макс был очень уж взрослым. До неприличия взрослым. Со всеми вытекающими. А потому понимал, что такой взгляд, в первую очередь – ответственность. Жуткая ответственность за чужой разум, чужие чувства и кишки. Но отступать было некуда, поэтому он продолжил как ни в чем не бывало:

– Для начала давай я тебя научу ее настраивать. Потом покажу пару движений. Может быть, тебя это развлечет.

По обалделой физиономии Тима было очевидно, что для него это что угодно, но только не развлечение. Что-то вроде религии, наверное.

И Макс начал его учить.