– Переживал наверное, его любовь проявляется по другому. Он своеобразный человек. Я во многом его понимаю. Ведь он вырос в окружении страха и постоянной войны. Он не любитель рассказывать о своём прошлом, но мама вспоминала о том, как тяжело им было расти в то время. Катакан терроризировал Ульян постоянно, либо мы с ними открыто воевали, либо они разжигали внутри Ульяна междоусобицу, а порой и просто сеяли террор. Это сейчас на остатках Катакана образованна Вергия, полностью контролируемая отцом.
– Если у меня когда-нибудь будет ребёнок, я не отпустила бы его на войну никогда.
– Если у тебя когда-нибудь будет ребёнок, пусть он будет после войны, когда настанет мир.
– Я надеюсь, что уже совсем скоро мы разобьём оставшихся медивов.
– Я на это тоже надеюсь. Жаль твой друг капитан Зит, отправляется в тыл. Мне такие вояки как он нужны.
– Я помню, как он в Брелиме убил всех заложников, которых допросил, он боялся, что они о нас расскажут. А ещё он абсолютно спокойно застрелил майора, что хотел нас выдать фавийцам. Я боюсь представить сколько крови на его руках. Что он будет делать в тылу? Он наверное там с ума сойдёт. Он ведь делать-то в жизни ничего больше не умеет, как убивать.
– Он выполняет то, что от него требуется. В его мире иначе не выжить. Он с ранних лет в Горохране, я полюбопытствовал и почитал его досье. Так вот. Он был ранее преданным сотрудником своей структуры. Он расстрелял уйму людей. Не ради удовольствия, конечно-же, а исполняя приказ, но количество расстрелянных лично им куда больше десяти. Так, что к суровости этой жизни, твой друг подготовлен куда лучше многих. Да и солдат он хороший. Он спас тебя из глубокого тыла фавийцев, участвовал в десятках сложных операциях. Не будь он идеологически неустойчивым, была бы ему дорога в генералы.
– Надеюсь, он всё же привыкнет к мирной жизни. Хватит ему воевать. Хватит ему убивать.
Спустя некоторое время бутылка опустела, усталость овладела собеседниками и пожелав друг другу спокойной ночи, Маунд удалился к себе, а Китти, устало зевая, придвинула к себе досье на Чака Зита и намеревалась уже его почитать, но сон оказался сильнее любопытства. Спустя минуту, она уже мирно сопела, опустив голову на толстую папку, с именем капитана Зита.
Глава 23
Густой хвойный лес шумел под слабым ветром, высокие, вековые сосны устало покачивались, сбрасывая с себя жёлтую хвою. Пахло бором, грибами, смолой и сыростью из логов, поросших густой, зелёной травой. Начиналась осень.
В густой поросли молодых сосёнок расположился отряд из двух десятков человек. Они были одеты в лесной камуфляж, пили чай, аккуратно курили и разговаривали. Среди них выделялся один молчаливый мужчина, сорока лет, с крепким угловатым лицом, поросшим аккуратной щетиной. Его глаза лениво оглядывали окружающих, а узкая полоска губ не реагировала ни на шутки, ни на брань, всё вокруг него было неинтересным и не привлекало хоть какого-нибудь внимания. В его крепкой ладони, с массивными пальцами, поблескивала маленькая кружка из алюминия, изрядно потёртая и измятая. Он медленными глотками пил чай, а маленькие, тёмные глаза юрко оглядывали окрестности, цепляясь за каждое деревцо, что могло таить опасность. Другие же мужчины были более разговорчивы, в центре них сидел рыжебородый громила. Он усердно смолил сигарету и сжимал в одной руке маленький автомат, смешной от своей нелепости, тем более на фоне такого верзилы. Вокруг него собралось семеро, они услужливо поддакивали ему, смеялись над его шутками и хлопали по плечу, порой молчаливый мужчина с чаем делал ему замечания, на которые тот реагировал быстро и вежливо.
В стороне от всех сидел молодой человек тридцати лет, он читал какой то документ на белом замызганном листе, что-то помечал на бумаге ручкой, задумчиво смотрел в лесную чащу и вновь читал и помечал. Спустя несколько минут, к нему подошёл рыжебородый и присев рядом, сказал хриплым басом.
– Чего сидишь скучаешь. Пошли к нам?
– Не хочу, – не отрываясь от документа, буркнул тот в ответ.
– Я понимаю, что ты шишка серьёзная, но твою ж, мать, прояви ты к нам уважение и не сиди в стороне от всех, будто призираешь нас. Мы между прочим твою задницу защищаем, своими телами путь наверх тебе прочищаем, а ты сидишь тут в стороне, будто мы для тебя мусор. Или ты как твой папочка? Тоже считаешь нас неполноценными? Ждёшь когда мы тебе дорогу очистим и вновь всех в лагеря загонишь?
– Я, не отец, и вас я не призираю, мне просто с вами скучно. Мне не интересно болтать про водку и женскую грудь, – не обращая внимания на рыжеборода, продолжал он заниматься своими делами.
– О! Да ты натура творческая, лирическая, куда нам тупым подпольщикам до элиты котивского общества, я извини, с золотых тарелок не кушал и жопу сам себе подтирал.
– Вот по этому мне с вами и не интересно, вы примитивный мужлан, не имеющий при себе ничего кроме силы и автомата. О чем мне с вами говорить? О том какие сиськи приятней на ощупь? Нет, спасибо. Это не мой уровень. Идите и травите свои прошлогодние байки тем, кому они интересны.
– Я посмотрю на тебя Мау, когда тебе понадобиться наша сила и автоматы. Ты можешь сколько угодно кичиться передо мной своей важностью, но дорогу на верх таким зазнайкам, как ты, выстилают именно такие мужланы, как мы. Дам тебе совет, научись нас уважать, и может завтра, я помогу тебе осуществить ваш план.
– Обойдусь без ваших советов, вы всё равно сделаете то, что вам приказали. Оставьте свои умозаключения при себе, я выполняю свою функцию, а вы свою. Не прыгайте выше головы. И попрошу вас, не тыкать мне. Я вам не друг, обращайтесь ко мне на вы.
– Как прикажете, ваше благородие, простите, что смутил вас своим мужиковым видом.
Рыжебородый гневно поднялся на ноги, швырнул бычок в сторону и смачно харкнул на него. Всем своим видом демонстрируя свою злость и негодование. Но Мау даже не обратил на него внимания, будто и не сидел с ним никто рядом. Молчаливый мужчина позвал обозлённого громилу к себе и спокойно начал его отчитывать.
– Маол, ты чего себе позволяешь?
– А почему этот котивский ублюдок себя так ведёт? Мы шкурами своими рискуем, всю "Свободу и волю" под удар ставим, а он чуть ли не плюёт нам в рожи. Мы ради этого упыря, что ли всех мобилизовали? Тысячи бойцов, всю нашу сеть собрали со всей Муринии, а он? Не боитесь ли вы, что Маут младшенький после захвата власти нас всех под нож пустит?
– Нет, не боюсь. Я здесь не для того, что бы бояться.
– Вы там в Фавии думали, когда ставки на этого сопляка ставили? Вас, что, братишка его совсем поджал?
– Я ничего не думаю. Я здесь для того, что бы координировать действия боевого крыла "Свободы и воли". У меня есть приказ, у тебя есть приказ, так, что нам его выполнять. Я всю жизнь выполняю приказы и не думаю над ними. Привыкай.
– Вы чего такой спокойный, полковник?
– Спокойствие и здравый рассудок мои главные помощники.
– Ох, мне бы ваше спокойствие, чую до беды нас доведёт ваш план. Нужно было просто Маута старшего в засаду загнать и пристрелить, а там бы, как пошло, а вы вечно нам палки в колеса вставляете со своей стратегией и политикой. У вас там один здравомыслящий остался, это Гваздаль. Остальные одни паникёры и трусы, – гневно брызжа слюной, говорил Маол, но фавийский офицер никак не реагировал на него и отвечал спокойно.
– Мы в Фавии ценим ваш труд, но вольную вам никто не даст, иначе вас перебили бы уже пару лет назад, мы в своём ведомстве глубоко изучаем ситуацию, анализируем данные всех наших агентов, и лишь потом принимаем решения. Мы, Маол, не авантюристы, а стратеги, если бы нам не подвернулся этот шанс, вы бы до сих пор прятались по норам, в ожидании подходящего момента. А сейчас у вас есть шанс проявить себя, послужить великому делу победы и освобождению нашего народа из рабства. Прошу тебя по хорошему, выполняй приказ как положено, относись к Мау Мауту, как положено относиться к будущему лидеру дружественной Муринии. В его голове очень много нужной нам информации. Только благодаря ему мы можем осуществить наш план.
– А если я буду вести себя с ним как, с сынулькой врага рода человеческого?
– Тогда я буду вынужден принять по отношению тебя меры и либо отстранить, либо устранить.
– Нет уж, господин полковник, я тут лидер, я тут власть, а вы лишь инструктор, эти люди идут за мной и слушают меня, – резко бросил в сторону фавийца Маол, положив ладонь на цевье автомата.
У полковника не дрогнул ни один мускул, он спокойно допил последний глоток остывшего чая, спрятал кружку в рюкзак и в секунду оценив обстановку, выбил ударом ладони автомат из рук Маола. Громила не успел опомниться, как у его рыжей бороды мелькнуло лезвие ножа, он даже ощутил его прохладу и замерев, огляделся по сторонам. Его соратники, что пару минут назад заливались смехом от его шуток, молчали, ожидая исхода.
– Уважаемые бойцы сопротивления, ваш лидер решил нарушить законы установленные лидером медивских вождей, угрожал и отказывался повиноваться. Предлагаю зарезать его и выбрать нового лидера, есть достойные кандидаты? – спокойно проговорил фавиец, окидывая подпольщиков уверенным взором.
Народ сначала молчал, Мау нехотя глянул в сторону конфликта, но быстро потерял к нему интерес и отвернулся вновь. Маол же испуганно смотрел на соратников и практически не дышал. Тишину нарушил тощий парень со снайперской винтовкой в руках.
– Господин куратор, передайте Маолу, что если он извиниться перед вами, то мы готовы вновь следовать за ним. Если же нет, режьте его, а среди медивов надуться достойные ребята на его место.
Полковник резко убрал нож от его горла, Маол с трудом сглотнул, в его глазах застыла смесь ужаса и злости. Но фавийский куратор был вновь спокоен и не возмутим, он притянул за воротник мятежного подпольщика и чуть тише сказал ему.
– Поветь, Маол, лучше бы они попросили тебя зарезать. Так бы ты был прав, а сейчас при первой же возможности любой, кто считает себя достойным твоего места, всадит тебе нож в спину при первом же удобном случае. Я унизил тебя, как лидера на глазах у подчинённых, это тебе урок. Теперь ты вынужден считаться со мной, так как на данный момент лидер здесь я. Думаю на сегодня уроков хватит. Как ты будешь относиться к нашему котивскому другу?
– Как приказано вами, – обиженно пробубнил Маол.
– И запомни, если командир велит тебе любить котива, люби, уважать – уважай. Ясно?
– Да, господин полковник.
Бойцы не знали, ни имени, ни фамилии фавийского полковника. Им было достаточно знать, что он посланный самим Гваздалем, куратором очень важной и секретной миссии. Большинству даже не сообщалось о полном плане, а все детали знал лишь сам куратор. Но все без исключения подпольщики знали особую важность и сложность миссии, многие даже понимали, что цель в этот раз ни лагерь, ни войсковая часть или тому подобное, а наиважнейший объект, что отвечал за атомное вооружение Муринии. Многие медивы знали, что предстоит сложное дело, в котором далеко не всем будет суждено выжить. Но они готовы были идти на смерть, кто ради идеалов, кто ради своих родственников, томящихся в тюрьмах и лагерях, а кто-то от отчаянья был готов рвать и убивать, не жалея себя, мстя за жён, детей и братьев. Мотивации у них было больше нужного.
Ночь была по-осеннему прохладной, порывы ветра срывали с редких лиственных деревьев листву и пускали её в хаотичный пляс. Воздух был пропитан ожиданием чего-то страшного и неопределённого, многие не могли уснуть и со страхом смотрели сквозь кроны деревьев в звёздную пустоту ночного неба. И мысли их были насыщенны воспоминаниями о родных и близких, живых и мёртвых.
Не спал Мау и фавиец, они сидели рядом и распивали тёплый чай, что грелся в чайничке на углях. Им было не о чем говорить, абсолютно разные люди, с разными судьбами, разными идеями и мечтами. Их не роднило общим счётом ничего. Полковник был на очередном задании по спасению своей страны, Мау же было безразлично благополучие фавийцев, его странный ум пропитала жажда власти и реванша, он мечтал доказать себе и миру, что отец был дураком, что зря Мурзан недооценивал его, принижал и убирал на второй план. Мау ненавидел отца и старшего брата, в чьей тени рос и жил. Вскоре разговор между ними все же завязался, но деловой.
– Господин Мау, вы не передумали ещё? Будим действовать, как и планировали раньше?
– С чего вы взяли, что, что-то изменилось? Куратор, – уже начиная зевать, ответил он.
– Вы же отдаёте себе отчёт, что завтра будет бой, погибнет множество людей и со стороны котивов и со стороны медивов.
– Медивы это ваша забота, а котивов мне не жаль, они прислуживают моему отцу. А значит вполне заслуживают смерти.
– Вы подвергаете себя необоснованной опасности. Ваша жизнь важна для Фавии и Залеса, вы будущий союзник нашего государства и возможный лидер Муринии. Нам важнее, чтобы вы остались в живых. Вам всего-то следует вручить мне коды отмены автоматического пуска. Как только вы передадите мне нужную информацию, вас тут же отправят в безопасное место, а мы с подпольщиками штурмуем центр, выведем из строя систему автоматического пуска и взорвём штаб до прибытия подкрепления муринцев. Может получиться так, что мы не успеем до прибытия тревожной группы и погибнем все. Вы же нужны нам живыми.
– Полковник, не морочьте мне голову, пока в моей голове нужная вам информация, я вам нужен. Как только я передам её вам, вы потеряете ко мне интерес и разбомбите Муринию своими бомбами. Мне не нужно пепелище вместо моей страны. Мне хочется править страной, а не ядерным полигоном.
– Вы мне не доверяете?
– Конечно-же нет!
– Вы же понимаете, что среди котивского населения Муринии нет какой бы то ни было оппозиции Мурзану, вы можете рассчитывать только на помощь "Свободы и воли" в своих стремлениях к власти. Легенда, придуманная вами сработает лишь в случае ликвидации вашего отца и уничтожения атомного центра. Всё может пойти не так как вы планируете, как правило, редко задания выполняются в полной соответствии с планом. Так, что целесообразней было бы доверить работу профессионалам, а вам оставаться в безопасности. Если, что-то пойдёт не так, то вы можете погибнуть или попасть в руки вашего отца. Он вас не простит.
– Слушайте, полковник. Я осознаю риск, но не собираюсь вестись на ваши уловки, я решил так. Значит будет так. Вы вроде бы обязаны исполнять приказы своего командования. А что сказал вам министр Гваздаль?
– Это моё дело, что он мне сказал. Ваше право. Оставайтесь с нами, но будьте осторожней. Меня волнует только выполнение приказа. И не факт, что в его трактовке обязательно ваше выживание. Будьте осторожны и стреляйте со своего автомата метко.
Полковник достал из рюкзака карту и начал внимательно её изучать под лупой. Он редко спал, тем более перед ответственной работой. Мау же завалился на мягкую траву и начал дремать. Он не осознавал риск, был плохо подготовлен и физически и морально. В силу своих убеждений практически ни разу не держал в руках автомат и не стрелял, ничего не понимал, ни в военном деле, ни в политике. Им двигало лишь слепое желание мести отцу, системе и жажда власти, которую хотелось взять чужой кровью. Ему даже не нужно было убивать отца, все за него должны были сделать медивы, которые только казались ему управляемыми. На деле же Пихте Залес не испытывал любви и уважения к этому маленькому Мауту, считая его недоноском, жалкой тенью своего отца. Император собирался дорого взять за свои услуги, но от критического положения был вынужден начать сотрудничество с Мау. Но тот от своего юношеского максимализма не желал делиться ни с кем украденной информацией, надеясь убрать и отца и брата одним взмахом руки. Только он искренне верил в гениальность своего плана, только ему он казался гладким.
Лес окутал прохладный осенний туман, мягкий словно облако и густой, как дым. Стояло раннее осеннее утро, прохладное и свежее, земля, прогретая летним зноем ещё не остыла, но и солнце уже не особо охотно грело. Часовые лениво прогуливались по периметру, безуспешно вглядываясь в пелену сонными, уставшими с дежурства глазами. Где-то в чаще кряхтели птицы, запевая нескладные песни, утро как утро.
Всё изменилось, когда из глубины тумана донеслись приглушённые хлопки выстрелов, один, второй, третий, кто-то из пелены громко охнул и часовые тут же моментально взбодрились. Центр не был крепостью, двухэтажное бетонное здание с плоскими крышами и множеством пристроек, основные помещения находились в хитроумных лабиринтах под землёй. Ухоженные скверы и тропинки, периметр бетонного забора и колючей проволоки с несколькими КПП, никто не предполагал атаки на этом направлении, к тому же от такой атаки не было смысла, если только среди атакующих не было того, кто знал хитрости штаба и владел нужной информацией.
Мгновенно из серости выскочили вооружённые бойцы "СиВ" они со звериным ожесточением ворвались на КПП и в жёсткой схватке перебили всех постовых, затрещали словно молоты в утренней тиши гулы автоматных выстрелов, сверкнули в пелене несколько оглушительных хлопков гранат, крики раздавались со всех сторон. Всё происходило стремительно, подпольщиков было в разы больше, у защитников штаба не было ни малейшего шанса. Но сигнал тревоги уже прозвучал в ближайшей части муринской армии и теперь у полковника и Мау оставались считанные минуты.
Полковник был спокоен и хладнокровен, он чётко знал своё дело. Когда ситуация требовала проявить смекалку, он её проявлял, когда не было смысла жертвовать собой, он жертвовал подчинёнными. Его цель была чёткой и ясной, Мау ему был большой, но необходимой обузой.
Крайней противоположностью ему был Маут младший, он без всякого смысла стрелял по сторонам, в один момент, чуть не пристрелил прикрывающих его подпольщиков, ранив одного легко в руку. Порой полковник с силой хватал юнца за шиворот и словно котёнка перетаскивал с места на место, если бы фавиец мог выражать эмоции, то он бы давно обматерил этого недоноска самыми бранными словами и дал бы пинка под зад. Но и присматривать за ним, было целью полковника и тот вынужден был нянькатся с ним, словно с ребёнком.
Спустя всего десяток минут были перебиты почти все защитники штаба, взломав вход мощной взрывчаткой, полковник с бойцами ворвался внутрь и тут же скомандовал занять оборону. Все прекрасно знали, что у них не более двух десятков минут, котивские солдаты в этот момент уже грузились в грузовики и проверяли боекомплект.
К полковнику подбежал один из подпольщиков, коренастый детина, он сжимал в руках винтовку и запыхаясь проговорил.
– На этажах имеются гражданский персонал, что прикажите делать?
– На военных объектах не бывает гражданских. Всех в расход.
– Полковник, там бабы есть.
– Хоть дети грудные. Очистить объект от противника. Нам некогда брать пленных. Бегом.
Слова полковника никак не возмутили детину и он с задором побежал наверх, гулом отозвались по коридорам выстрелы и женские голоса. Мау было не по себе, от творившийся вокруг бойни, но его цели оправдывали любые средства. Мгновение спустя в центре управления ракетным вооружением, среди трупов сотрудников уже копошились мозговитые фавийцы, прибывшие с целью взломать умные программы защиты. Мау провёл их коридорами и лестницами к святая святых атомного штаба, эти пути он знал благодаря отцу, который раньше все таки надеялся воспитать в нём настоящего Маута. Также он добродушно поделился всеми документами и данными, что удалось ему выкрасть до побега из Муринии, эти шифры и коды здорово помогли фавийским программистам и в момент, когда за периметром появились первые отряды котивов процесс был уже запущен.
Мау вертел в своих руках мощный пистолет с массивной рукоятью, он сильно нервничал. Полковник в этот момент говорил по спутниковому телефону со связным из столицы Муринии. Пару минут назад город сотряс мощный взрыв, взорвалась одна из машин маутовского кортежа. Сыну была очень интересна судьба отца, всем сердцем он желал ему смерти, надеясь убрать Мурзана руками подпольщиков и не запятнать своё имя в отцеубийстве. Ни разу ему не пришли в голову сомнения по поводу его действий, он был строго убеждён в праведности своей миссии и цели, к тому же, нелюбовь к родителю затмевала все морально-этические стороны вопроса. Наконец полковник сказал "Конец связи" и убрал громоздкую трубку телефона в металлический, блестящий ящик.
– Ну что? – не выдержав спросил Мау.
– Кортеж взорван, все кто сидели в машине убиты, убиты ещё несколько посторонних и охранников, – спокойно ответил полковник. – Смерть Мурзана Маута не подтверждена, его труп не был замечен, но с большой вероятностью он мёртв.
– Так мёртв или вероятно мёртв? – с презрением переспросил Мау.
– Гарантий нет. Слишком охраняемая и многолюдная часть города, место взрыва сразу оцепили.
– Надеюсь ваши агенты не провалили дело, – вертя в руках пистолет, буркнул он в ответ. – Иначе на кой хрен всё это? Я дал вам всю информацию. У нас с вами чёткий уговор, я вам мир, победу, а вы мне остатки Муринии и гарантии власти. А пока мой отец живой, у меня нет шансов на власть! Если вы провалите это дело, то он меня из под земли достанет!
– Угомонись, – прикрикнул на него полковник. – Вы знали, что операция рисковая, никто не давал вам гарантий, да и вообще я предлагал вам бежать в безопасное место, а не идти в самое пекло, но вы решили по другому и я не возражал. Так, что примите обстоятельства и надейтесь на лучшее. Кстати, могли бы почтить вашего отца, как никак он ваш отец, и скорее всего он мёртв.
– Надеюсь, что мёртв. Как закончите со своими играми в хакеров, не забудете, что обещали сжечь только армию, но не страну. Мне хотелось бы править живыми людьми.
– Я свою часть обещаний выполню, остальное на совести тех, кто вам их давал. Расслабьтесь Мау, вы сделали рисковый, но правильный выбор. Будущее за нашей победой. Деспотичные режимы, вроде того, что установил ваш отец, рано или поздно рушатся. Так пусть этот режим рухнет сегодня.
Мау собственно вовсе не переживал, его не заботили ни судьбы его близких, ни судьбы миллионов солдат и простых людей, чьи жизни он поставил на кон. Его волновала смерть отца и то, что теперь ему пришла пора спасаться. Там у реки его ждал транспорт, к которому вела заранее разведанная тропа. В его распоряжении были полторы десятка солдат СИВ, что хоть и презирали его от головы до пят, но вынуждены были подчиняться. Полковник смотрел, как в синих мониторах мелькали непонятные ему цифры и символы, каждый раз переспрашивая понимающих их, программистов.
– Ну всё, Мау, ты должен спасаться. В твоём присутствии я больше не нуждаюсь, – спокойно заявил полковник.
– Вы разве не пойдёте со мной? – удивился Мау.
– Моя цель убедиться, что все прошло удачно, доложить в штаб и на этом мои дела будут окончены.
– Но вас несомненно убьют!
– Что скорее всего, но меня это как то мало беспокоит. Я обязан выполнить задачу, а не выжить.
Мау хотел сказать ему, что-нибудь приободряющее напоследок, но фавиец в этом не нуждался, он молча развернулся к нему спиной и начал связываться по спутниковому телефону с ответственным за операцию. Уходя по коридору прочь, Мау слышал разговор короткий и лаконичный: "Щит, это меч, объект захвачен, процесс пошёл, выпускайте ястребов".
Полковник, дождавшись, когда процесс будет не обратим, велел заминировать всё, до чего могли дотянуться подпольщики и налив из термоса бокал кофе, горячего и ароматного, от которого ещё пахло костром, на котором он был сварен, пошёл по лестничному пролёту к обороняющимся. На втором этаже звучала грубая брань, крики и ругань, дребезжали стёкла, пули со звоном впивались в бетон. Грохот был неимоверный. Члены «Свободы и Воли» принимали свой последний бой, бой в котором поражение превращалось в победу, а смерть в жизнь. Никто из них не планировал выжить, самое ужасное, что теперь с ними могло произойти, это плен. Поэтому каждый приготовил для себя последний подарок, кто пулю, кто гранату. Полковник шёл по кабинету, в котором совсем недавно кипела работа штабных офицеров, что лежали мёртвыми у дверей. В руке его ароматно благоухал кофе, он подбадривал бойцов, обратив внимание, что не менее дюжины уже лежат в углу истекая кровью, их лица были смяты в мерзкой гримасе, кто то ещё кряхтел, а кто-то уже просто тяжело дышал. Один из раненых просил пристрелить его поскорее, он до жути боялся плена и готов был на все, лишь бы не попасть в лапы котивов. Полковник не понимал их, они были ему чужды, он всю свою военную жизнь решал сложные задачи, кого спасал из лап врага, кого то наоборот убивал, но понять людей, что потеряли все, семью, друзей, смысл жизни и надежду, ему было не дано. Полковник шёл на смерть потому, что надо, они шли на смерть, потому, что идти было больше некуда. В пропитанную пороховым дымом комнату, ворвалась стая пуль. Они звонко рикошетили и цепляли живых и мёртвых, что-то лязгнуло о кружку фавийца и в следующее мгновение тонкая струйка черно-золотистого цвета побежала на пол.
– Полковник! – истошно крикнул хилый, с лягушачьей мордой паренёк, что лежал у окна и вёл стрельбу по уже занятому котивами КПП. – Наши бомбы уже сыпаться на врага? Скажите пожалуйста, они уже сыпаться? Сыпаться же?
– Скоро посыпаться, сынок, скоро, – затыкая пальцем пробоину в кружке, отвечал тот.
– Пусть они сгорят в мучениях, проклятые твари, пусть сгорят в огне! А Маут? Вы пристрелили его?
– Надеюсь, что он погиб во взрыве, пока подтверждений нет.
– Да нет, того, мелкого выблядка, сынишку его, что с нами тёрся. Вы ведь убили его? Убили?
Полковник отрешённо кивнул, свихнувшемуся от злости медиву и, допив остатки кофе, пошёл прочь. Котивы уже штурмовали первый этаж.
А успевший унести ноги, Мау, бежал без остановки. Вокруг него мелькал лес, под ногами хрустела хвоя и ветки, за спиной дико грохотали взрывы и выстрелы. Туман понемногу стал растворяться и сползать в лощины. Взяв его в кольцо, устало перебирали ногами четверо медивов, они озирались по сторонам и подгоняли младшего Маута, чтобы успеть спастись с ним в подготовленных к отплытию лодках на берегу реки.
Вскоре воздух стал пахнуть сыростью, еле уловимые нотки сырой земли и тины приободрили отряд и уже казалось, покинувшие их силы, вновь вернулись. Пред глазами открылась, окутанная пеленой тумана, долина спокойной лесной речки с тихим течением и густо заросшими берегами, Мау от удовольствия улыбнулся и полной грудью втянул в лёгкие сырой аромат водоёма, всё шло по плану.
– Где ваш катер? – запыхавшимся голосом спросил он, согнувшись и пытаясь отдышаться.
– В кустах, в тех кустах должен быть замаскирован, – дрожащим пальцем указывал медив на густую поросль вдоль берега.
– Давайте спасаться пока не поздно…
Но было поздно, их уже поджидали. Мау не успел обернуться, как из зарослей выскочили несколько камуфлированных фигур. Они беззвучными выстрелами уложили всех, кто окружал его, и скрутив руки Маута младшего, надели ему на голову мешок, после чего сильным ударом рукояткой пистолета вырубили и его.
***
Он очнулся спустя неопределённое количество времени. В глазах было темно, мешок все ещё скрывал его лицо. Сквозь ткань виднелись непонятные силуэты, кто-то, что-то говорил, речь было сложно разобрать, но пару голосов были однозначно знакомы. Дёрнув руки, он тут же понял, что они туго связанны за спиной. Ноги также были плотно примотаны чем-то липким друг к другу. Мау резко дёрнулся и мешок чуть сполз с лица и сквозь небольшую щёлку, он увидел знакомое место. Атомный штаб, центр управления.
– Он очнулся! Ну и хорошо, что вы его не прибили окончательно, – прозвучал ужасно знакомый голос, которого он уже не слышал несколько лет. – Ты жив? Мау? Узнаёшь меня?
– Узнаю, – обречённо произнёс он, узнав голос своего отца.
– Поднять этот кусок говна на колени. Бегом. Снять с него мешок, хочу видеть его глаза.
Мау грубо схватили за локти и подняли на колени, резко сорвали с головы мешок и в глаза ударил мерзкий, холодный свет ламп. Он был посреди центра управления, который в ходе боя сильно пострадал, кругом были разбросаны бумаги, запачканные грязью и кровью, разбитая техника, мониторы, тела медивов подпольщиков, стоял смрад пороха и потных ног. Напротив него стоял Мурзан, статный и широкий, его лицо было усеяно царапинами и ссадинами, на левой руке был разорван рукав до самого локтя, а запястье было спрятано под белой повязкой, на которой проступали бардовые пятна крови. В глазах его читалась ярость и злость, узкие губы дрожали, кожа лица раскраснелась, лишь только огромный шрам оставался бледным. Позади грозной фигуры отца стоял такой же помятый Хегер, в кожаном плаще. В руках он держал короткоствольный автомат и взором сверлил Мау, который понимал всю паршивость ситуации.
– Твой план провалился, Мау, – коротко подвёл итог Мурзан. – Твои друзья террористы убиты, частично схвачены в плен. Наши специалисты уже разблокировали часть пусковых установок. Вскоре разблокируют и остальные. Ты проиграл. Сосунок.
Мау смотрел в искалеченное лицо отца и молчал, он всё так же ненавидел его, но жить хотелось так же сильно как и раньше. А Мурзан продолжал:
– Каково это? Каково предать свою родину, страну и семью, ради власти? А? Мау? Скажи мне как сын отцу, каково это продаться врагу, тому который напал на нашу страну. Каково это обменять на власть жизни своих сограждан, семьи и родни? Каково желать смерти отцу и брату? А? Ответь мне, пожалуйста? Ты ведь в курсе, что медивы подняли свою авиацию с атомными бомбами на борту, ты ведь знал, что они собирались сжечь миллионы людей? Знал ведь. Знал, сука ты такая, ведь всё знал, всё на кон поставил, да вот не подумал, что я то не дурак, я ведь тебя сосунка знаю, знаю какой ты, знал, что ты в сговоре с Гваздалем. Но никак не думал, что ты готов на такое. Развязать атомную бойню, подвергнуть истреблению лучших солдат Муринии. Но ничего у тебя не получилось. Медивские друзья твои уже в курсе, что ваш план провалился, отозвали свои самолётики восвояси, – презрительно смотря в испуганное лицо Мау, говорил правитель, жестикулируя и тыча пальцем его в грудь. – Посмотри на своих друзей террористов, вон они сидят, трусы медивские. И этот народ ты защищаешь, этих людей ты выбрал к себе в друзья и покровители. Террористов, что взрывают дома, убивают и мучают наших солдат. "Свобода и воля", сказка для идиотов. Нет для медивов в Муринии ни свободы, ни воли, будут твои друзья медивы в лагерях строить лучшее будущее для котивской нации, за все свои злодеяния.
Мау повернул голову и увидел, как в дальнем углу центра сидели связанные подпольщики, около десятка. Среди них был и полковник и рыжебородый, младший ни как не мог понять почему они выжили и как оказались в плену, ведь это худшее, что могло с ними случиться. Полковник лежал на боку в изодранной и опалённой форме, туго связанный клейкой лентой белого цвета, его рот так-же был заклеен. Рыжебород же сидел у стены с разбитым в кровь лицом со связанными руками и ногами, его глаз не было видно, синий лоб раздуло, брови неестественно выступали над заплывшими глазами, губы были рассечены и кровь из беззубого рта медленно текла по сбившейся в комок бороде.