– Я обещаю, что подумаю над вашим предложением.
– Если перестанешь вытворять, то и я не останусь в стороне. Помогу, чем смогу.
Чак на секунду задумался о своих перспективах, представил себя нарядного, в форме, возвращающегося с войны, овации народа, цветы и фантастический мир, который можно было увидеть лишь в мечтах. Но головная боль и похмелье мешала сконцентрироваться. И он решил подумать о словах политработника тогда, когда его мозг сможет нормально работать. Неожиданно из темноты показались фигуры людей, десятки, а потом сотни солдат, они шли колонной по дороге, Ломер начал лавировать между ними, уверенно крутя руль. Солдаты громко ругались и махали руками. Полковник вырулил на обочину и прибавил газу, объезжая колонну, слева от них, в окне, мелькали сонные лица бойцов, грузовики, тянущие за собой полевые орудия, окутанные маскировочной сеткой, танки и самоходки. Огромная масса еле различимая в сумраке раннего утра.
– Товарищ полковник, куда это они? – посмотрев в окно спросил Чак.
– На фронт, – коротко ответил он, не спуская взора с дороги.
– Наступаем опять?
– Скорее обороняемся, ночью пришла телеграмма, фавийцы, что то задумали, подтянули к передовой много резервов, видимо будут пробовать на прочность нашу оборону. Так что ты нужен своей роте.
Неожиданно перед машиной выскочил какой-то крепкий парень с красной повязкой на рукаве и флажком в руке. Он, активно размахивая им, потребовал немедленно остановиться. Ломер выполнил его приказ.
В окно машины всем корпусом опустился офицер, от него несло кофе и сигаретами. Он поприветствовал сидящих и фонарём осветил машину.
– Кто такие? Куда так торопитесь? Вы в курсе, что нельзя так объезжать колонну? Можно ваши документы?
Ломер молча сунул ему в глаза удостоверение партийного работника, офицер внимательно прочитал каждое слово, светя фонарём. Убедившись, что это действительно партийный офицер, тот извинился и продолжил.
– А кто это с вами?
– Мой помощник, капитан Зит и лейтенант Вротер, они помогали мне сопровождать секретный груз, который я вам не покажу, так как вы сами знаете инструкцию. Я вправе объезжать и колонну и кого угодно, если на то есть основания. А они есть, докладываться о них я вам не обязан. Так, что будьте добры не доставлять мне проблем и сообщить далее по колонне о том, чтоб мою машину пропустили по обочине и не задерживали. Ясно?
– Так точно, товарищ полковник. И ещё раз простите, видите ли, мало ли что, я обязан был убедиться. А то вдруг вы медив и хотите подорвать колонну. И такие случаи бывали.
– Молодец, ты все правильно сделал, а теперь будь добр, занимайся своим делом.
Как только Ломер договорил, воздух разорвал истошный вой сирены, предупреждающий о налёте вражеской авиации, в районе фронта небо озарили яркие лучи прожекторов, что устремились ввысь, ловя десятки летящих самолётов. Они ползли по тёмному небосклону, серебристые в отражении света, ещё мгновение и с передовой донеслись раскаты взрывов. Колонна резко оживилась, и Ломер, не дожидаясь, когда офицер отойдёт от машины, резко вдавил педаль газа и машина подняв облако пыли и гравия понеслась по обочине вперёд. Впереди мелькали люди, что разбегались в стороны, у горизонта сверкали яркие вспышки, Ломер хотел успеть до начала наступления, но неожиданно с окрестных холмов на колонну обрушился огонь из автоматов и гранатомётов. Огненная карусель закружилась вокруг них, по борту щёлкали пули, рядом подорвался на фугасе танк и объятый пламенем встал поперек дороги. Полковник пытался объехать его, но машина слетела в кювет и опрокинулась на бок.
– Бери оружие и занимай оборону! – крикнул Ломер.
Чак выскочил из машины, схватил пистолет, краем глаза он увидел, что лейтенант, спящий в кузове уже мёртв, и его бездыханное тело, в крови лежит в неестественной позе. Огонь усиливался и колонна, обернув стволы всех орудий, начала не прицельно палить по холмам, выжигая все, что могло стрелять. Зиту казалось, что голова его вот-вот разорвётся на части, виски сжимала боль, будто кто-то зажал его голову в тиски, тело еле слушалось, кругом сверкали вспышки залпов и взрывов, стоял оглушительный гул, ничего было не разобрать. Он начал массировать пальцами голову, кто-то крикнул "воздух", и в небе раскатистым гулом пронеслись несколько штурмовиков фавийцев, где-то в сотне метров вверх взмыло огненное облако взрыва, лицо обдало жаром. Следующий взрыв раздался совсем рядом и Чак видел, как несколько грузовиков объял огненный шар, детонировали снаряды в ящиках кузова и солдаты побежали в рассыпную от очага. Ловушка явно была спланирована.
– Зит! – крикнул ему Ломер. – Смотри в небо!
На огромной скорости к колонне приближалось звено реактивных бомбардировщиков, глаза застыли в ужасе, его сковал страх, и боль в голове будто бы испарилась.
– Беги в укрытие.
Он быстро оглядел округу, освещённую бликами огня, увидал в метрах сорока небольшой овраг и пулей ринулся туда. За спиной его загрохотало с новой силой, он почувствовал, как по руке скользнула пуля, оставив царапину и в следующую секунду по его голове звонко шлёпнул какой-то осколок и обездвиженное тело капитана словно мешок грохнулось в яму.
Глава 21
Чак чувствовал сквозь пелену сна, как по его лицу ползает муха, его кожа была мокрой от пота. Голова болела ещё сильнее прежнего. Он с трудом открыл веки и увидел ясное небо, настолько голубое и яркое, что глаза резанула резкая боль. Тело было слабым и обмякшим, было сложно понять, что случилось и жив ли он вообще?! Ощупав голову рукой, Чак обнаружил на затылке кровь и сильный ушиб, видимо осколок лишь оглушил его, хотя в тот момент ему показалось, что он прошиб его голову насквозь.
Лишь спустя десяток минут, Зит смог найти в себе силы приподняться с земли, кругом стоял смрад сгоревшей резины, воздух был переполнен едким запахом. Обернувшись в сторону дороги, ему стало не по себе. Большая часть колонны была сожжена. Исполинские, тяжёлые муринские танки, словно угольки в печи, были черны и продолжали тлеть, кругом были разбросаны тела, машины и пушки, все было чёрным от гари, страшная вонь била в нос и вызывала тошноту. Он не мог понять сколько сейчас времени, но судя по солнцу, был уже где-то полдень, его непослушное тело еле волочилось среди останков колонны. Кругом лежали обезображенные огнём солдаты, они смотрели обгорелыми лицами, на которых застыл предсмертный ужас. Раненых не было, лишь трупы. Все показывало на то, что фавийцы уже прошлись по этим местам, добив всех, кого нельзя было пленить, многие были добиты контрольным выстрелом или заколоты штыками, лишь трупы, ни намёка на жизнь. Где-то вдали зарокотали пулемёты и разорвалось несколько бомб. Чак понял, что он в тылу у врага, а фронт откатился на восток. На глаза ему попался санитарный чемоданчик, что лежал рядом с обезглавленным трупом санитара, весь в запёкшейся крови. Он жадно начал копаться в нём, раскидывая ненужные ему медикаменты в сторону, пока не добрался до шприцев с обезболивающим, дрожащей рукой он ввёл в бедро иглу, впрыснул полную дозу лекарства и упал на спину, в ожидании эффекта. Сильный препарат действовал практически мгновенно, по телу разлилось непривычное тепло и дрожь, а уже через пару минут боль начала отступать, следом он закинул в рот пару таблеток "рикетола" и поднялся на ноги. Голова, избавившись от боли, стала соображать, и мысли перестали хаотично биться в мозгах. Он начал обыскивать трупы, бубня себе под нос.
"Вот те на, всех перебили, интересно, кто-нибудь успел ноги унести? Или так и оставили всех подыхать. Жаль парней, бедные вы бедные. А я вот взял и выжил, что ж ты так любишь меня, судьба злодейка? Не убиваешь, но постоянно мучаешь, ну прилетел бы осколок чуть побольше, ну и пробил бы голову, и всё. Ни мучений, ни боли, просто бац и всё. Но нет, опять придётся лазить по тылам, искать спасения, но на какой фиг? Ты, что ждёшь, пока я сам себе пулю в лоб пущу? Не дождёшься, сука, назло жить буду! Ещё и Китти найду и женюсь на ней! Всем смертям назло, нет, не сдамся, не сломаюсь. О, автомат, блин, опять искорёженный. Фавийцы, лихо вы подчистили за собой, ничего мне не оставили. Всё равно при встрече вам не поздоровиться, загрызу, как псина. А где же Ломер? Где ты? Политикан фронтовой, вот если выживу, то так и быть вступлю в твою поганую партию, буду за лидера нашего агитировать, мозги всем прочищать, тфу, ну нафиг, кого я обманываю, презираю я твою партию и всех вас, хотя ты мужик нормальный, понормальнее многих. О дрянь! Вот и ты! Ломер."
Перед Чаком лежал истерзанный труп Ломера, рядом ещё трое, все были с высокими званиями, все зверски убиты. На полуголом теле Ломера не было живого места, весь изрублен штыками, горло перерезано, а на груди ножом вырезали бранные слова. Это было жуткое зрелище, Чаку даже поплохело от увиденного. Было видно, что издевались над ними усердно и долго, возможно кто-то из них подвергся издевательствам уже будучи мёртвым, кому-то выкололи глаза, отрезали половые органы, уши, губы. Зит отвернулся в сторону и глубоко вдохнул, чтобы его не стошнило. Немного отойдя, он присел к телу Ломера и взяв его за руку, сказал.
– Спасибо вам, товарищ полковник, за то, что до последнего пытались сделать из меня человека, не знаю насколько я оправдал ваши ожидания, хотя наверняка больше разочаровывал, но всё же спасибо. Вы самый нормальный мужик, которого я знал в партии, спасибо вам за всё, прощайте.
Зит долго бродил в растерянности по выжженной дороге, оружия не было, медивы при наступлении собрали все, что могло стрелять, вся техника была преднамеренно сожжена, чтобы снова не встать в строй. Он был растерян, не знал куда ему податься и где искать своих, как бы сильно он не презирал окружающий его мир, правила игры все равно оставались прежними, в плен не было желания попасть. К тому же к последнему времени фавийцы сильно ожесточились и не факт, что его оставили бы в живых после допроса с пристрастием. Солдаты по обе стороны ненавидели друг друга, как этого и хотели их правители. До вечера он шатался по округе в поисках еды и оружия, солнце безжалостно пекло, голод мучил его изнутри, но мародёрство не давало результатов, голова вновь начала гудеть.
К вечеру небо затянули тучи, низкие с серо-синими переливами, раздался далёкий раскат грома, сверкала молния. Надвигалась буря, воздух наполнился влагой и ветер принёс свежий воздух, не отравленный войной. Капитан сидел в зарослях кустарника и жевал листья какого-то растения, которое, как ему показалось, было похоже на остролистник, съедобный и питательный, растущий в этих краях. Он не совсем помнил оно ли это, но вкус был вполне нормальным. В этот момент Зит ассоциировал себя с коровой на лугу, но голод был сильнее предрассудков, найди он сейчас жирную гусеницу, то тут же слопал её, как местный деликатес. Вскоре синева окутала весь небосвод и стало темно, будто ночью, яркие вспышки молний освещали округу мрачным светом, вдали была тишина, фронт молчал уже пару часов. Появилась надежда, что котивы придут в себя и начнут теснить обнаглевшего врага вновь на запад. Но у Чака не было еды для такого долгого ожидания, на траве же долго не протянешь.
Ночью он лежал на куче веток, укрывшись куском палатки, что нашёл у убитых, дождь усердно бил по земле, ветер в яростных порывах гнул ветки, обрывая с них листья. Зит смотрел в окутанное пеленой туч небо. Оно было: и страшным, и красивым. Чёрные завихрения на синем фоне, паутины вспыхивающих молний, и содрогание земли, очаровывали своей мощью. Ни одно оружие человека не обладало такой грозной силой, какой обладает природа, думал он.
В эту ночь голова Чака была, как котёл, в котором варился суп из разных мыслей и мечтаний.
"И что мне делать дальше? Не лежать же вечно в этой сырости, любуясь небом? А что если и прав товарищ покойный Ломер, ведь он не дурак и прожил жизнь не простую, может и вправду стоит думать более ограничено, не забивать свой ум глобальными вопросами, ведь я, и правда, всего лишь винтик в огромном механизме. Может и нужно уже, наконец, играть по правилам, хотя я всю жизнь и играл по ним. Ведь горохрана, армия, все это инструмент Маута и его дружков, я всю жизнь и так подчинялся и выполнял приказы, говорили стрелять, стрелял, бежать – бежал. Всё как они и просили, так в чем же проблема моя, в мыслях? В понимании? Так ни хрена я, как оказывается, не понимаю, я ни лидер, ни мятежник, а лишь простой солдат, офицеришка, коих миллионы, да и менять устройства мира не в моих силах и возможностях, чего я понимаю, как устроен автомат? Как бежать в атаку? Да и всего лишь, они ведь не дураки там, сволочи, но не дураки. Ведь везде в мире так, есть власть, а есть народ, только власть может править, но никак ни народ, что бы они нам не вбивали в наши тупые головы. Да и кому, что-либо менять? Мы сами любим подчиняться, кто бы не был там на верху, нам все равно придётся пресмыкаться. А вступи я в партию? Может и майором стану, потесню засранца Марта, если его, конечно, ещё не прибили. Стану уважаем, Китти на меня по другому смотреть начнёт, ведь я пока для неё так – ничтожество, из жалости меня не посылает, а там может и измениться, что. Но все равно, я не понимаю, как можно жить и служить, зная, что ты всего лишь марионетка, болтаюсь на верёвочках, а партия машет мной, руками моими стреляет и убивает. А выбора то нет, никакого, либо живи по правилам, либо подохни, но мать твою, я уже не хочу, что-то помирать, мне нужна новая встреча, я выберусь из этой задницы: найду её и поцелую вновь! Всё, Чак, решено, мы выберемся отсюда, не ради Маута, партии и прочей чепухи, ради неё, она мой бог, мой лидер, моя партия. И пусть я идеализирую её, но мне так легче, ведь ради кого мне быть ещё на этом свете? Орена нет, даже Ломер погиб, хотя какой он мне друг, ну всё же, он переживал за меня по своему, как отец, наверное, хотя откуда мне знать как отцы переживают за детей?"
Оставшееся время, пока сон не поглотил его, Чак решил вспоминать приятные моменты своей жизни, которых было немного, в основном они были связаны либо с Ореном, либо с Китти. Время, проведённое с другом, вспоминалось с теплом, у них было много забавных моментов, таких как приключения в кабаках, поездки в деревню к его родителям, долгие споры о пустяковых вещах, машинах, оружии, службы или пирогах в столовой. Они были близки по духу, но не по характеру, Чак был вспыльчивым и грубым, Орен же спокойным и рассудительным, но никогда они не делили ничего, ни деньги, ни женщин. Даже когда Зит поменялся с ним местами после ШРОНа, у них не было разногласий. Ему его очень не хватало. Теперь от Орена остались лишь воспоминания, а лицо его в них становилось все тусклее и тусклее, будто выцветала из памяти, как старое фотография. С Китти же было по-другому, воспоминания о ней, были окутаны таинственным влечением и нежностью, её лицо всегда в его мечтах было ярким и чётким, таким нереально красивым и милым, каким наверное не было по правде. Все их встречи вспоминались ему во всех красках, ярких, словно сон сумасшедшего, а призрачные надежды, которые на прощания подкидывала она, будоражили его голову и давали сил жить дальше ради мимолётной встречи и неловкого поцелуя. Чак не совсем понимал свою тягу к ней, но она не пугала его, а питала силами, словно заряжая энергией. Сон потихоньку овладевал им, воспоминания сбились в кучу, краски помутнели, словно на старой картине, вскоре он окончательно погрузился в сон.
Зит лежал один среди деревьев и кустов, завёрнутый в кусок брезента, голодный и промокший. Кругом шумела непогода, громыхал гром и сверкала молния, где-то в окопах злобные и промокшие солдаты ждали утра.
Наутро он очнулся, голод был его верным спутником. Чак долго бродил по окрестностям, медленно продвигаясь на северо-восток, в надежде выйти к своим, по пути не встречалось ни кого. В одной сгоревшей деревушке ему удалось отыскать ведро заплесневелой картошки, которую он с жадностью съел, почувствовав небольшую сытость его путь продолжился. Где-то ближе к вечеру он набрел на разбитые позиции, брошенные котивами, там было много тел, по нашивкам на рукавах стало ясно, что это бойцы его дивизии, но знакомых лиц среди них он не нашёл. Шаря по вещам убитых, ему удалось найти пару упаковок отсыревших галет, несколько консервов и банку питательного напитка. Даже на голодный желудок ему он показался сущей дрянью, но приторная, тягучая жижа, хорошо питала организм и придала ему немного бодрости, ведь в нем было намешана уйма витаминов и добавок. Оружие также педантичные фавийцы прибрали, оставив лишь искорёженные, гнутые и обгорелые. Чак уже было собрался идти дальше, как услышал чей-то голос и смех. Он тут же укрылся под гусеницей танка и ползком выдвинулся на голос, который стал более отчётливым и с ярко выраженным фавийским диалектом. Чутье не обмануло его, это и вправду были медивы. Экипаж фавийского танка звонко болтал, стоя у борта огромной бронированной машины, танкисты смотрели какие-то бумажки, курили и пили чай из железных кружек. Они были одни. Из разговоров, Чак понял, что их танк сломался и отстал от колоны, которая умчала уже на десять километров вперёд. Видимо, машину они уже починили, но трогаться не спешили, а мило беседовали о жизни, пытаясь по максимуму отдалить момент прибытия на фронт, где бушевали бои.
У Чака созрела сумасшедшая идея, но для неё не хватало оружия. Капитан принялся полсти назад к полю искорёженного железа. Пахло гарью и горючим, кругом лежали мертвецы, изрядно изуродованные бомбёжкой, он старался не смотреть в их лица. Но оружия не было. Его взгляд привлёк перевёрнутый танк, который почти не был повреждён, видимо он запрокинулся на бок от ошибки экипажа. Но внимание его привлёк не сам танк, а пулемёт на его башне, он был цел, оставалось его снять и проверить боеприпасы. Для опытного солдата это не составило ни малейшего труда. Вывернув три рычага и аккуратно сняв тяжеленую железяку с башни, Чак тут же вскрыл короб, как он и надеялся, тот был под завязку полон, свежих, серебристых патронов, от которых ещё пахло смазкой.
Пулемёт был невероятно тяжёлым, но стремление Чака было в разы сильнее, он полз по сырой земле, не обращая никакого внимания, на боль и усталость. А возле медивского танка, все ещё шла мирная беседа экипажа, трое курили опиравшись спинами, на зеленоватую броню машины. Зит установил пулемёт и направил его в сторону врага. Точность ему была не важна, хватило бы пару очередей, медивы были крайне расслаблены и не могли даже подумать о каком либо противнике в этой выжженной земле.
– Ну прощайте, бедняги, ничего личного – война, а мне нужен ваш танк, – пробубнил под нос Чак. В следующее мгновение он аккуратно, дабы не спугнуть, щёлкнул затвором и плавно спустил курок.
Из ствола вырвалось пламя, пулемёт затрещал, как грозный молот, гильзы звонко падали на землю, одна отлетела за шиворот и больно обожгла. Танкисты не успели опомниться, как их срезало свинцовой волной, мощные пули танкового пулемёта безжалостно разорвали плоть троих танкистов. Их обезображенные тела сползли по броне на землю, оставив на борту бардовые кляксы. Один из фавийцев успел упасть на землю, до того, как пули настигли его и в диком ужасе кричал нечеловеческим голосом.
– Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте! Я сдаюсь! Не стреляйте, умоляю вас.
Он встал во весь рост и устремил дрожащие руки к небу, его лицо было перекошено, а из глаз лились слезы. Фавиец не знал куда ему смотреть, кругом была трава и кусты, чуть в стороне обгоревшая техника, но ни одного врага. Он вновь жалобно завопил и, упав на колени, громко разрыдался. В этот момент из травы показался Чак с пулемётом в руках, тяжеленая железяка оттягивала его руки, но дабы держать танкиста в страхе, он пытался держать его как можно уверенней и направлять дуло на зарёванное лицо.
– Ты один остался? В танке есть ещё кто-нибудь? – вертя стволом, прокричал Чак.
– С-со мной бы-были только трое, в-в-вы всех убили.
– Вот и славно, я смотрю у тебя на поясе пистолет висит, вон в кобуре, давай его сюда. Нет блин, не доставай его с кобуры, а то пристрелю, прям в кобуре кидай сюда, а то отправишься к тем троим.
Испуганный фавиец беспрекословно выполнял все его требования, расстегнув ремень он снял кобуру и швырнул её Чаку под ноги и тот, наконец, смог бросит пулемёт в сторону, снабдив себя куда более лёгким оружием. Фавиские пистолеты были ему уже знакомы и он хорошо умел владеть ими, чем-то они были даже лучше муринских.
– Хочешь жить боец? – спросил его Чак, подойдя ближе, и нацелив на него пистолет.
– Очень хочу, – раздался дрожащий голос в ответ.
– Тогда делай, что я тебе скажу, иначе пристрелю, как бездомную собаку, уяснил медив? – тот кивнул Чаку головой и Зит продолжил. – Собери все оружие у убитых и брось в мою сторону, если хоть одно твоё движение меня насторожит, размажу по броне, как твоих друзей.
Парень всё сделал, как приказал Зит, он был молод и совсем не хотел умирать. После выполненного приказа, Чак приказал ему встать на колени, а сам подошёл к трём коротким автоматам, два из которых были сильно повреждены пулями, но один все же мог стрелять. Зит закинул его за плечо и принялся собирать патроны с других.
– Курить есть? Медив, – спокойно спросил он, не сводя с дрожащего парня взгляд.
– Д-д-да, – еле выдавил тот из себя.
– Ну так закуривай парочку, перекурим, – легко сказал он. – Люблю медивский табачок.
Медив дрожащими руками достал из нагрудного кармана смятую пачку, вынул две сигареты, при этом три уронив и подкурив обе, одну протянул Чаку.
– Спасибо тебе, морда вражья, давно курить хотел, аж уши все опухли от охоты. Ты давай дрожать переставай, а то вон, сигаретой в рот не попадаешь. Затягивайся, не отберу. Ты наверное танкист? Твой агрегат стоит?
– Ага, – выдыхая дым, буркнул тот.
– Что с танком? Ехать может?
– Может.
– Не врёшь скотина?
– Н-нет, я механик этого танка, а командира с наводчиком и заряжающим вы убили. Я починил его, п-пустяк был, прокладка прохудилась, масло бежало, с-сейчас все в порядке. Ехать может, – заикаясь, бубнил танкист, жадно затягиваясь и кашляя. – Вы меня сейчас убьёте?
– Тебя как звать-то солдат?
– Веёрт, рядовой Эрол Веёрт.
– Нет Эрол, не убью, твоя смерть мне ни к чему, если сделаешь всё, как я прошу, то отпущу. Мне нужен лишь твой танк и оружие, твоя жизнь мне никак не мешает. Ты вот мне подскажи, что твориться нынче на фронте, а то я на пару дней выпал из событий, вот и не отупляю, какая нынче обстановка. – Чак не испытывал никакой злобы к испуганному до смерти парню, его испуганное, круглое лицо в масляных разводах и слезах вызывала лишь жалость.
– Я не многое знаю, господин котив, только лишь то, что армия Фавии перешла в наступление и продвинулась вперёд на пару десятков километров, где-то больше, где-то меньше. Моя рота выдвигалась из резерва, в город Прерий, там сейчас идёт бой за город, больше я вам ничего не подскажу, даже если захотел бы, не смог. Я всего лишь танкист, рядовой.
– То есть ты хочешь сказать, что вы собрали силы в кулак и накостыляли нам как следует.
– Вроде бы так, господин.
– Понятно всё с тобой. Ладно, ты мне больше не нужен, – как только Чак это проговорил, парень зажмурился. – Но-но, не распускай сопли, солдат, сказал же не убью, значит, не убью, не ной. Докурил?
– Да.
– Сигареты мне придётся у тебя изъять, конечно же.
– Там в танке пачек двадцать лежит.
– О! Здорово, тогда свои оставь себе. А сейчас ты снимай с себя куртку и футболку, документы только не забудь свои, а то получишь от командира по шапке, – медив беспрекословно слушался. – Молодец, теперь повязывай футболку вокруг глаз, чтоб не видел ничего, как в детской игре, только не жульничай, а то подстрелю. Молодец. Теперь шагай.
– Долго?
– Шагай, пока не насчитаешь сотни три шагов, потом сядь на задницу и считай до тысячи, не ссы, вдогонку пулю не пущу. Обещания я умею держать. И ещё, медив, даю тебе совет, абсолютно бесплатно. Молчи о нашей с тобой милой беседе, а то тебя по головке не погладят. Скажи, что-нибудь своим командирам, мол, танк силой у тебя отобрал, да и лучше, что нас было много, а то не поверят. А теперь иди, иди пока я не передумал.
Медив секунду постоял в растерянности, после чего неуверенно зашагал, завязанные глаза его, не позволяли идти уверенно, но он усердно удалялся прочь, запинаясь, падая и вставая вновь и вновь. Ему видимо очень хотелось жить. А капитан смотрел ему вслед, раздумывая над своим дурным планом, который был сумасшедшим. Ветер обдул прохладой его потное лицо и, не желая больше сомневаться, он начал карабкаться по броне к люку, бормоча себе под нос.
"Ну а какой у тебя есть выбор? А? Ну неужели ты будешь ждать здесь чуда, он все равно обо мне доложит, да и если не доложит, то вскоре спохватятся в колонне и пришлют сюда патруль, ведь танки с экипажами так просто не пропадают. А так есть шанс, маленький, микроскопический ну есть же. У меня есть автомат и патроны к нему, да, что там у меня есть танк, я могу попробовать прорваться к своим, у меня есть шанс и я им воспользуюсь. Вот, люк открыт, и место водителя меня ждёт, да здесь все также как в наших, те же рычаги, те же механизмы. Только комфортней, ещё бы кресло кожаное сюда и проводницу, которая говорила бы, "вы скоро подъедите в пункт назначения, приготовьте снаряды сто семидесяти пятого калибра, бронебойные", да здесь реально просторно, в дороге можно и кофе попить, о! Здесь и термос есть, м-м-м, с кофе. Вот и не верь в то, что мысли могут материализоваться! Так, этот рычаг на себя, ключ вправо, о, загудел, конь железный. Давай вражеская железка, вези меня к надежде, возможно ты станешь мои гробом, но ты комфортный гроб, в тебе и умереть не жалко! Давай железо заводись! Ура, я тронулся, красота как он плавно едет! И седалище мягкое, красота, красота. Как будто в машине, жаль музыки нет, а то ехалось бы веселее. Ну вот и всё, Чак, теперь поздно менять свои планы, остановишься, найдут пристрелят, нет пожалуй, сволочи медивские, так просто не возьмёте меня, попробуйте меня достать в железяке этой. Ну, Китти, жди меня красотка, я еду к тебе в гости, жди меня Прерий, направляй на меня свои орудия, к тебе едет весёлая железяка! Кабы свои меня не подстрелили ведь могут, нужно будет вывесить белую тряпку, да было бы здорово, если бы я доехал до Прерия, вот получилось бы приключение!"
Танк мчал по пыльной дороге, подымая за собой песчаное облако, гусеницы звонко стучали о камни, а в кабине пахло остывшим кофе, Чак жал рычаги и глядел в смотровую щель. Он максимально разогнал танк, который от такой скорости затрещал, как жестяная банка, все дрожало и сердце тоже. Вдали показался блокпост, заграждения из бетонных глыб, ежи и мешки с песком уложенные в человеческий рост. Бортовая рация зашипела и вскоре в динамике раздался голос.
– Четырнадцатый, мать вашу, вы там что, пиво пили! За вами уже отправился патруль, вас похоронили уже! Приём. Дуйте скорее к четвёртому сектору, там ваша рота готовиться к наступлению! Что молчите придурки?
– Вас понял! – ответил неизвестному Чак и не сбавляя скорости продолжал двигаться к блокпосту.
– Понял он меня, задница ленивая, проезжай скорее, дезертир проклятый. Конец связи.
Рация вновь утихла, а впереди открылся шлагбаум, который секунду назад капитан собирался снести. Его танк проводили суровые взгляды фавийцев, Чак обдал их облаком пыли и громко рассмеялся, не веря в свою удачу.
Он был не в состоянии понять, где какой сектор и просто мчал навстречу фронту. В этот момент страх отступил и остался холодный расчёт. Чак пытался, как можно аккуратней управлять танком, дабы не выдать себя, но в моменты маневрирования управлял им из рук вон плохо, путал передачи, глох либо поворачивал не в ту сторону. Понимая, что рано или поздно его безумие вскроется, он выглянул на секунду из люка, преднамеренно одев перед этим медивский танковый шлем, и оглядел округу. В небольшом удалении от него, на изрезанной окопами равнине, были позиции фавийцев, в глаза бросились пару пушек, рядом промчались два автомобиля, все кругом грохотало, вдали рвались снаряды, поднимавшие землю и останки котивов в небо. Всюду была суета, кто-то орал во все горло о каких-то семи ящиках патронов, а кто-то просто матерился. Было непривычно видеть фронт с другой стороны. Рядом, что-то прожужжало и разорвалось, обдав его песком и жаром. Нужно было срочно, что-то думать, некий фавийский офицер уже уверенно размахивая ногами двинулся в его сторону. В этот момент ему в глаза бросилась знакомая высота, та самая на которой он с Китти пил и отдыхал пару дней назад.
– Ну была не была, – буркнул Чак и повязал на дуло белую тряпку в масленых пятнах.
Он видел краем глаза, как офицер ускорил шаг и уже буквально побежал к нему на встречу, но капитану было уже не до него. Упав в мягкое кресло, его руки крепко схватились за рычаги, а ноги упёрлись в педали. Надавив с усилием на газ танк, выпустив облако дизельного дыма, резко сорвался с места и устремился вперёд сминая все на своём пути. Было поздно думать, Чак выдал себя, возможно фавийцы и не поняли всего, но уже приготовились остановить танк любой ценой. А это было не так просто. Солдаты врага разбегались в стороны, кто-то кричал, кто-то махал, вскоре кто-то начал стрелять. Пули звонко отскакивали от брони, Чак понял, что вслед за ними полетят и снаряды. Напуганные пехотинцы попадали на дно окопов, одно орудие превратилось в лепёшку под стальными гусеницами, ещё чуть-чуть и начнётся нейтральная полоса, на которой его ожидало новая опасность, мины и снаряды с обеих сторон.
– Ну давай, давай жестянка едь быстрее! – орал во все горло Чак, давя педаль.
Рядом разорвался один снаряд, затем другой, пальба шла с обеих сторон, что-то звонко шлёпнулось о борт, но танк продолжил путь по полю. Позиции своих были уже не далеко и оставалось поднажать, чуть-чуть, Чак уже было поверил, что у него все получится, но с тылу прилетел тяжёлый удар, словно кто-то со всей силы ударил машину по карме огромной кувалдой. Все задрожало и зазвенело, капитан со всей дури ударился головой об какую-то железку и не надень он шлема, размозжил бы сейчас голову. Потух свет, засияли красные аварийные огни и запахло гарью. Он не сдавался и уже с трудом, осознавая своё положение, вновь надавил на газ, танк лениво дёрнулся и громко заскрипел. Следом прилетел ещё один снаряд, прямо в башню, удар был не менее сильным и всё вздрогнуло вновь, но гусеницы продолжили нести подбитого стального зверя вперёд.