– Вот тебе и доброе утро! – стоя по колено в воде буркнула Китти.
– Ты же говорила, что медивы будут драпать в Фавию, так какого хрена они вновь за Брелим взялись? Что у вас там в штабе? Только пьют и едят, а за обстановкой не следят, – с некой претензией высказал Чак, умывая похмельное лицо тухлой водой.
– Мне, Чак, разведка не докладывает, я говорю то, что слышала и всего-то. Значит решили побуянить напоследок.
– Я на вашем месте вообще бы ничего не говорил этому проходимцу, капитан Лина, – вмешался в разговор Верн.
– А тебя, сержант, никто и не спрашивает, – гневно рявкнула девушка, – рот закрой и молчи, как обстрел кончится довезёшь нас на место.
Следом за Киттиными словами в дом прилетела бомба, она разорвалась на крыше и стены жутко задрожали и на головы посыпались бетонные крошки. Они сидели в темноте и тишине, каждый думал о своём. В голове Чака витала непонятная, пьяная ночь с таким же непонятным человеком, которому он почему-то решил излить свою душу и за что муки стыда его теперь рвали на части. Более всего его терзал тот странный пьяный поцелуй, не смотря на затуманенный разум, он помнил вкус её губ, их мягкость и нежность. И не смотря на то, что всё это ему казалось неправильным и глупым и в чём-то даже опасным, касание её губ было незабываемым, и слабым огоньком грело его промокшую и сырую, как этот подвал, душу. Чак смотрел на Китти и сердце его билось на один удар чаще и даже если эту выходку она сотворила спьяну или из жалости к такому ничтожеству как он, всё равно ему было приятно. А Китти же думала о другом, о том, кто питал к ней самые нежные и добрые чувства, был её спасителем и заступником и билетом в жизнь. Именно образ Маунда витал в её уме, ей так хотелось сейчас быть с ним рядом и пусть он не любил её или просто не сознавался, всё равно с ним она была всегда спокойна и счастлива. Поцелуй? Скорее всего Китти просто не предала ему значения, она вовсе не забыла про него, да и целовала Чака в пьяном, но здравом рассудке. Проще всего было молодому сержанту, он не забивал себе голову никакими мыслями, кроме одной – выжить и вернуться в штаб. Ему был абсолютно безразличен Чак, к тому же Верн не знал имени этого пехотного офицера, а по коротким беседам так и вовсе испытывал к нему лютую неприязнь. Такую, какую порой испытывают люди к незнакомцам, что ничем не провинились пред ними. А вот за Китти он действительно переживал, ведь знал, что если вдруг она погибнет, то и ему будет проще погибнуть самому, нежели объяснять Мауту как это произошло и от того, Верн проклинал эту поездку, ради какого-то пехотного офицеришки.
Где-то снаружи затрещали пулемёты, раздавались взрывы и оглушительный рокот реактивных двигателей самолётов, началось настоящие сражение, которого не ждали в муринском штабе. Китти долго не могла понять зачем Пфлюк перешёл в наступление имея довольно малые шансы на успех, пока не вспомнила, как Маунд говорил, что со дня на день начнутся две операции по окончательному окружению и уничтожению гетерской армии и фавийских экспедиционных корпусов в так называемом «Гетерском мешке».
– Видимо генерал Пфлюк, хочет принести себя и свою армию в жертву, – подытожила свои размышления Китти, не поднимая взора от своего отражения в воде.
– Но зачем? – тут же переспросил Чак.
– Пока мы будим сдерживать Пфлюка и перебрасывать резервы с севера и юга, фавийцы смогут вывести из мешка основные боеспособные силы. Они приносят себя в жертву, проклятые фанатики. Как же нам теперь выбраться. Сержант, где мы сейчас вообще?
– Мы в километрах двух от хлебзавода.
– Если я не ошибаюсь фронт совсем рядышком, сержант? – заметил Зит.
– Совсем рядом, но расчищенная трасса до центра города есть только здесь, по этому я тут и поехал и вообще мы в эту передрягу попали только из-за вас старший лейтенант, могли бы и пешком дойти.
– Верн, я просила тебя заткнуться, – наконец-то запомнив его имя, выругалась Китти и бросила гневный взор на сержанта, но тот не унимался.
– Сидим тут в луже только из-за вас, а между прочим, товарищ капитан, если с вами, что либо случиться, то Маунд Маут меня в порошок сотрёт, только из-за того, что согласился вас вести. Надеюсь, мы выживем и Маунд размажет вас, старший лейтенант, по стенке.
– Ты переживаешь не из-за меня, сержантишка, ты за шкуру свою никчёмную переживаешь. Как выберемся, так порекомендую Маунду отправить тебя служить в другом месте, раз свой нос суёшь куда не следовало бы.
Пока Китти с Верном перепирались и спорили, Чак незаметно для них вышел из подвала и направился на разведку. Ему меньше всего хотелось оставаться в пропахшей тиной и сырым бетоном, луже и смотреть как спорят штабной офицер со штабным водителем. Пространство объял оглушительный гул, звуки боя сбились в кучу, воздух был прелым и тяжёлым, голова раскалывалась от похмелья, в сапогах хлюпала вода. Добравшись до окна он услышал чёткие разговоры у того места, где осталась их машина. Инстинктивно прижавшись к земле, Чак пополз к окошку и как добрался до него, с испугом взглянул на улицу. Подтвердились его самые плохие ожидания, фронт, как это часто уже бывало в боях за город, резко откатился назад, оставив незадачливых котивов в медивском тылу. У машины стояли около десятка фавийских солдат, они курили и смеялись, нос Чака тут же учуял знакомый медивский табак. Из-за гула недалёкого боя было совсем не разобрать о чём говорят вражеские бойцы, но по лицам и жестам, Чак сразу понял, что они засветились, ведь без особого труда можно было понять, что машина штабная. По белому кресту на капоте. К тому же двигатель ещё не остыл окончательно и это очень тревожило опытного пехотинца.
Спустя пару минут трое фавийцев, высокий и плотный офицер и двое худых рядовых двинулись в сторону дома, где укрывались котивы, остальные пошли дальше, оставив машину позади. Чак резко сорвался с места и пулей побежал к Китти с сержантом. Под ногами менялись ступени и спустя мгновения сапоги вновь погрузились в густую, тухлую воду, а в подвале тем временем продолжался спор и Китти уже не сдерживая своих эмоций, крыла водителя отборным матом. Тот даже не успевал вставить более двух слов и лишь периодически ворчал, зная, что не имеет никакого права с ней припираться.
– Оба закройте свои рты! – перекричал их обоих Чак. – Фавийцы здесь.
Китти встала в ступор и в глазах мелькнул страх, лишь спустя пару мгновений она собралась с силами и тихо, почти шёпотом сказала.
– Что нам теперь делать?
– Дай мне свой пистолет, – тут же потребовал Чак.
– У меня он не с собой.
– Тогда ты, сержант! Дай мне свой пистолет, бегом.
– С чего это я должен тебе его давать? Вообще-то я не имею право его передавать кому либо.
– Я тебя сейчас схвачу за воротник и утоплю в этом болоте, а потом отберу у твоего трупа ствол, тупой ты ублюдок! – в глазах Чака сверкнула ярость и ладони сжались в кулаки
– Верн, дай ему свой пистолет, иначе он тебя точно утопит.
Сержант молча вынул десятизарядный КЛ-90 и протянул его чёрной рукояткой в руку Зита. Тот резко выхватил его и перезарядив, спрятал за пояс, после чего потребовал следовать за ним.
По пыльному коридору, в котором воняло гнилью и сыростью, медленно плелись трое фавийцев, впереди шёл рослый офицер с сильными плечами и суровым, но сонным взглядом. Позади него медленно шагали два солдата, худых и похожих друг на друга словно братья, на головах их зеленели кепки с яркими кокардами в виде солнца, которые так любили муринские снайперы. В руках покачивались потёртые автоматы, старой модели с деревянными прикладами и ложем, которые котивы называли барышней, за их частые осечки. Все трое явно хотели быстро досмотреть крайне не интересное помещение, в котором как они полагали нет ничего кроме плесени и грязи. Утомительный марш-бросок, что совершили они за утро, вымотал их и даже медивские аналоги рикетола никак не могли помочь в борьбе со сном, к тому же фавийские таблетки были куда слабее котивских.
За тремя сонными фавийцами наблюдал Чак, он выжидал удачного случая, сидя в тёмном углу какой-то комнатушки, в руках он сжимал рукоять пистолета, от волнения ладони были влажны от пота, по спине пробегал холодок. Напротив него, за дверью, прятался водитель и Китти, от них требовалось не столь ответственное дело, всего лишь собрать у пленных оружие. Только вот у котивов был всего один пистолет, а фавицы несли каждый по автомату. К тому же их никак нельзя было убивать, нужна была информация от врага о том, что твориться в городе и куда они могут бежать, чтоб прорваться к своим.
Чак попытался жестами объяснить своим товарищам, что будет действовать, когда враг пройдёт по узкому коридору мимо них. Он попытается ранить офицера и обезвредить рядовых, но сержант явно демонстрировал, что вовсе не понимает, что тот от него хочет. А Китти лишь хлопала глазами и как не кстати заметил Чак, довольно красивыми глазами. И вот фавийцы приблизились к Чаку и тот замер, положив фалангу пальца на курок. Было слышно, как колотилось его сердце. В дверном проёме мелькнул ствол автомата, широкоплечий офицер заглянул в тёмную комнату и, прищурив глаза, попытался разглядеть, что внутри, но сам того не ожидая, из мрака мелькнула рука и схватив за дуло автомата резко дёрнула на себя. От неожиданности медив полетел за автоматом и тут же его нагнал точный удар рукояткой в затылок и без чувств тот упал на пыльный пол. Солдаты, словно сонные мухи, были не в состоянии среагировать на столь стремительный поворот событий и стали лёгкой добычей. Зит, не мешкая ни секунды, выстрелил из темноты одному лопоухому солдату в ногу и ввёл второго в такой ужас, что тот тут же поднял руки вверх и прокричал, что сдаётся. Всё это произошло за считанные секунды, медивы были разоружены, а Китти с сержантом так и продолжали хлопать глазами, не понимая, что требовалось от них.
Спустя пару минут все трое медивов стояли на коленях с завязанными за спиной руками, пред ними стоял Чак, холодно смотря на их лица. Офицер злобно пускал взоры на Зита, рядовые же дрожали, а раненый солдат, что-то несвязно бубнил. Китти перевязала ему рану и теперь стояла в стороне, наблюдая за происходящим.
– Ну, что ублюдки, церемониться я с вами не собираюсь, у нас с вами крайне мало времени, я задаю вопросы, вы на них отвечаете. Ясно? – окинув взором пленных спросил Чак.
– Котивский выродок, ты пугать меня вздумал? Да я таких как ты руками голыми передушил с десяток, затаился словно крыса в углу, ты трус, мелкий трус, развяжи мне руки и я переломаю тебя как хворост и выброшу в окно, – брызжа слюной, говорил офицер не сводя едкого взора с Чака. – Что ты, девочка котивская? Трусишь сразиться со мной, как мужик с мужиком, стоишь тут как тёлка, иди к своей хромой подружке, а меня можешь пристрелить. Сосунок.
– Был бы я туп, как ты, то непременно бы сразился с тобой в словолюбии. Но я не дурак. Мне нужно знать какое вы подразделение и как нам выбраться к позициям муринцев? Отвечай.
– Девочка котивская, могу лишь предложить тебе расстегнуть мои штаны. Достать мой член и отсосать его, подружки твои могут присоединиться.
– Тянешь время, значит скоро ваши отморозки подтянуться. Хорошо. Спрошу твоих солдат, может они чего знают. А? Ну-ка ушастые, подскажите мне, какое вы подразделение?
– Кто скажет этой шлюхе хоть слово, я тому лично вырву яйца и заставлю…
Чак не дал договорить медиву, прострелив ему голову. Кровь фонтаном брызнула в разные стороны и тучное тело офицера звонко грохнулось лицом вперёд, капли крови и куски плоти попали на щёку испуганного солдата, с перебинтованной ногой и тот в испуге начал заикаясь говорить.
– М-мы из ш-ш-шестой дивизии, г-г-ген-н-ерала Ту-ту-тар…
Чак, что есть сил ударил кулаком заикавшегося, бедолаге прилетело так сильно, что кровь вперемешку с зубами вылетели из его рта. С животной яростью Зит добавил солдату несколько ударов ногой и приставив пистолет ко лбу второго рядового громко сказал.
– Быстро говори, ваша дивизия, командование и куда нам уходить, чтоб добраться до своих, я уверяю тебя кусок медивского говна, я прострелю твою сраную голову если ты сию минуту мне всё не скажешь!
– Мы из шестой дивизии генерала Тутарга, добровольцы фавийского экспедиционного корпуса. Мы продвинулись к вокзалу и зачищаем очаги сопротивления в северных районах, вам не пробраться к своим, вы в глубоком тылу, до фронта более десяти километров, а может уже и больше, прошу вас не стреляйте, я сказал всё, что знаю, честно.
– И что нам теперь делать? – сорвались слова с девичьих, напуганных губ. – Куда нам идти теперь Чак?
Чак молчал, на полу кряхтел от боли солдат, растекалась лужа крови из пробитой головы фавийского офицера, за окном грохотали взрывы и стрельба. Секунда сменяла секунду и вот-вот в дом могли ворваться другие фавицы, что ждали своих у входа.
– Мы будим прорываться к вокзалу, там наши части, соберите оружие, боеприпасы и гранаты, мы уходим немедленно, – ответил он.
– А что делать с ними? – спросил сержант, кивнув в сторону пленных.
– Нам они больше не нужны.
Чак снял пистолет с предохранителя и раздался хлопок, солдат, что минуту назад выдал всё, что знал, словно мешок шлёпнулся на землю, следом прозвучал ещё один выстрел и Зит добил, кряхтящего солдата с раненой ногой. Не один мускул не дрогнул на его лице, движения были чётки и отточены за годы службы в горохране, где ему уже не раз приходилось выносить приговор. Для него это были военные будни, необходимость и обязательная безопасность, но не для Китти, её взгляд застыл, остекленевшие глаза, не моргая, смотрели на утопающих в крови трёх мертвецов.
– Ты, что натворил, Чак Зит! Что ты сделал, они ведь не представляли нам угрозы, ты их убил! – срываясь в истерику, заорала девушка.
Чак резко подскочил к ней, схватил за руки и уже был готов заткнуть ей рот ладонью, но тут же подлетел сержант и оттолкнув лейтенанта, схватил в руки автомат, ещё мгновение и ствол обернулся на него и Зит в удивлении замер.
– Да что вы понимаете? Что вы понимаете? Я спас ваши жизни и стараюсь доставить вас к своим, вы же без меня погибните под первой же пулей. Китти, не будь ты дурой наивной, пора бы уже проснуться ото сна в котором ты до сих пор витаешь. Это война мать его! Тут люди умирают, и если бы мы этих медивов оставили бы в живых, то они всё доложили своим, и тогда бы нас тут же поймали! А вы! Вы, мать вашу, даже шевроны до сих пор с формы не содрали, да вас за километр видать, штабные вы идиоты, вас в плен возьмут и тебе же, сержантишка ты недоделанный, к яйцам провода подцепят и выпытают из тебя все, что можно и нельзя. Кончайте строить из себя правильных и умных, нет здесь таковых, здесь все сволочи вроде меня, неужели ты Китти не поняла этого ещё в Ирке? Нам выжить нужно, а без меня вам дорога лишь на тот свет, я не обещаю, но я постараюсь вас вывести к своим, кончайте дурью страдать, убери свой автомат идиот. Иначе я тебя пристрелю и спасать буду лишь её, без тебя мне будет даже легче.
Чак был в ярости и уже был готов перейти от слов к делу, в голове его мелькнул план, как обезоружить или пристрелить сержанта и с Китти пробираться дворами к фронту, но Верн опустил ствол и отошёл в сторону, девушка плакала, а Зит думал, как же тяжело ей будет впредь. Он не нашёл ничего лучше как подойти к ней, обнять и прижав к себе тихонько сказать:
– Так было нужно, тебе сейчас нужно успокоиться и следовать со мной, я знаю немного этот город, я доставлю тебя живой в штаб. Ведь ты встряла в это дерьмо из-за меня.
– Чак Зит.
– Что Китти.
– Ты чудовище, ты не меняешься, – сорвалось с дрожащих губ, по щекам текли слёзы.
– Пусть так, но я тебя спасу, обещаю, спасу.
– А Брена?
– Он Верн. Хотя какая разница, он меня бесит и если будет мешать я его пристрелю честное слово. Ведь я чудовище. А теперь, дорогая моя подруга, вытирай слезы, бери себя в руки и пора валить.
За окном нарастал гул реактивного мотора. В следующее мгновение облако огня взмыло в воздух. Котивский самолёт сбросил возле здания несколько напалмовых бомб, колона фавийцев моментально обратилась в прах, горело всё, что гореть даже в принципе не могло, даже серые бетонные стены объяло ярко оранжевым огнём. В небо повалили кучерявые облака едкого, чёрного дыма. Выходя с запасного выхода, Чак проводил взглядом самолёт, что серебристой стрелой взмыл в небо и за несколько секунд сделал резкий манёвр и, оставляя за собой белый след, начал заходить на очередной сброс. Ноги котивов тут же побежали быстрее, дабы не оказаться в облаке очередного взрыва, но ракета с медивского истребителя быстро прочертив в небе белую черту, нагнала муринский самолёт и тот, яркой вспышкой озарил небо. Чак ещё секунд пять наблюдал, как в облачном небе качается белоснежный парашют пилота, успевшего покинуть борт.
Генералу Пфлюку удалось разворошить потерявшего бдительность Тарму, но прорвать фронт или более того сломить крепкую котивскую оборону у него не было шансов, к тому же этого от него не требовал штаб его величества. Основной его целью было лишь сковать брелимскую группировку войск Муринии, дабы дать основным силам выйти из гетерского мешка и спасти ценой невиданных потерь фавийскую армию и часть боеспособных гетерцев.
К вечеру на руины города обрушился сильный ливень, он затушил пожары и заставил смолкнуть гул сражения. Фронт стабилизировался. Солдаты по обе стороны сидели на позициях. Среди бетонных руин, кусков стекла и грязи, утопая по колено в холодной жиже, они мечтали о мире, о доме, своих семьях, во сне они видели лики своих детей и жён, а наяву глядели лишь на хмурые лица товарищей, уставших, голодных и израненных. Их окружала смерть и она тянула к ним свои цепкие костлявые пальцы, и многих ей удалось забрать за этот день, словно грибы росли братские могилы над которыми редко писались имена, лишь таблички из деревянных щитов, которые скудно гласили «здесь похоронено 218 муринских солдат из 23 и 12 дивизии 2 армии Брелимского фронта» и тому подобное.
А пока солдаты воюющих армий латали раны и хоронили погибших, где то среди разрушенного квартала панельных домов, что повалились словно карточные, плелись голодные и промокшие насквозь Китти, Чак и Верн, они старались не привлекать внимания к себе и выбирали путь лишь в самых глухих и разрушенных частях города, где сложно было встретить солдат и мирных жителей.
Шли молча, стараясь не привлекать внимания, силы начинали их покидать, каждый шаг давался с трудом, ноги уже были сбиты в кровь, руки окоченели и зубы отбивали дробь. Чак велел Китти с Верном укрыться под бетонными плитами, что сложились домиком и под ними было сравнительно сухо и тепло. Усталость давала о себе знать и девушка, присев на куски деревянного пола, тут же погрузилась в сон, спустя пару минут уснул и Верн, Чак же пошёл на разведку и облазив округу наткнулся на груду полиэтиленовых мешков, в которых были разные тряпки, детская одежда, наволочки и простыни, одеяла. Он взял мешки с одеялами и ползком вернулся в укрытие, где увидел, спящих по разным углам штабных сотрудников, на Верна ему было глубоко плевать, а вот Китти вызывала у него желание проявлять странное для него чувство – заботу. Чак собрал из досок небольшой настил, постелил на него одеяло, от которого пахло пылью и гарью, расправил его и, полюбовавшись с минуту на самодельную кровать, принялся за спящую девушку. Окоченелыми пальцами он расстегнул пуговицы её кителя, сняв его хорошенько выжал. После ему пришлось раздеть Китти до нижнего белья, вытереть кожу сухими тряпками, коими ему послужила детская одежда, а после, взяв на руки он отнёс её на одеяло. Чак честно старался не смотреть на красивое тело Лины, но всё же не удержался и бросил пару взглядов на обнажённые ноги, плечи и руки, после чего укрыл её ещё одним одеялом. Не понимая зачем, лейтенант склонился над её, загоревшим в Берке, лицом и хотел было поцеловать в щёку, но одернувшись, присел рядом. Попытался закурить, но сигареты так намокли, что наотрез отказались тлеть и Чаку осталось лишь сидеть рядом и сквозь ночную пелену вглядываться, как вздымается одеяло и маленький носик потихоньку сопит в густой и противной тишине.
Китти, сквозь отступающий сон, укутывалась в одеяло. Подминая его под себя, она всегда любила так делать, крепко зажимая его край между колен. Мозг, был жестоко обманут ощущениями комфорта и тепла и девушка нехотя открывая глаза, чувствовала себя дома. Первым её протрезвил аромат постели, чётко выраженный запах слежавшейся пыли, перебиваемый лишь более едким ароматом гари, домашняя постель таких ароматов не излучает. Следом открылись глаза, сонная пелена медленно отступала и она увидала как в стороне лежит, на каком то обломке пола, сержант Верн. Он спал в такой неёстественной позе, что казалось, будто мёртв, но грудь вздымалась а губы переодически приоткрывались, выдыхая воздух. Придя в себя, Китти не могла ничего понять, последнее, что всплывало в её памяти, это то, как она плелась по бесконечной пустыне из руин, а как удалось оказаться под одеялом было для неё секретом. Но не меньше её поразило то, что под одеялом она была практически голой, лишь плавки, лифчик да майка, было немного не по себе, но пригретое тело не желало покидать более желанную среду обитания и тут Китти услыхала знакомый голос, хриплый, низкий и немного скрипучий – это был Чак. Он с кем-то говорил, второй голос был более приятным, но не знакомым, принадлежал скорее всего парню. Китти слышала подобные акценты общего языка, так говорили в юго-восточных провинциях Муринии, откуда была родом её мать.
– А я полз всю ночь на брюхе, думал будут искать, но нет, даже не спохватились, хорошо, что на тебя нарвался, а то бы ещё пострелял с испугу твоих друзей, – говорил приятный, незнакомый голос.
– Это не мои друзья, так обстоятельства сложились, того сержанта так вообще бы пристрелил, бесит меня сволочь бестолковая, – ответил знакомый голос Чака.
– А всё-таки нужно идти к тому магазину, до вокзала нам всё равно не пробраться, нас три мужика и баба, если нарвёмся хоть на один патруль, хана сразу. А там хоть можно дождаться контратаки.
– А ты уверен, что этот твой капитан ещё держится там? Может его уже смяли и дали под зад пинков?
– Откуда мне быть уверенным? Чак? Это последнее, что я слышал пока меня не сбили. Вчера таких анклавов было с десяток, вот мы и пытались помочь ребятам выстоять, ну а потом я благополучно полетел на землю без своего самолёта.
– А ты в курсе, сукин ты сын, что ты чуть заживо не спалил нас своим напалмом?
– Там двигалась немалая такая колонна фавийцев, танки и сотня солдат, так, что если бы я не прожарил бы их как следует, то ты со своей подружкой бы и шагу бы не ступил. В том районе они копошились как тараканы. Вот и протравил их немного.
– Как он с высоты то?
– Кто?
– Брелим.
– Удручающе, я такого в своей жизни ещё не видал, серое пятно руин, огни пожаров и столбы дыма. Мы стёрли этот город с лица земли, нет более Брелима, есть его руины, как есть руины городов древности. Его теперь и за сотню лет не отстроить, огородить и забыть.
Китти поняла, что собеседник Чака, сбитый лётчик, что вчера бомбил напалмовыми бомбами окрестности их укрытия, ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить себя покинуть зону комфорта и тепла. Она нашла свою форму, аккуратно развешанную на куске провода, что был натянут словно бельевая верёвка от плиты к плите и быстро оделась. Чак с собеседником сидели рядом с укрытием, под прикрытием кусков кровли, что неплохо скрывали обоих. В какой-то миг её осенило, что кровать, сухая одежда и одеяло дело рук «чудовища» Чака, который приложил немало усилий, чтобы согреть её, хотя сам был сильно слаб. На душе у Китти стало приятно от такой заботы, но тут же совесть напомнила ей как она бранила парня прошлым днём.
Китти хотела подойти к беседующим, но увидав возле своей кровати две серебристых упаковки шоколада, контейнер с паштетом и галеты, решила первым делом перекусить. Есть хотелось очень сильно, голод просто разъедал желудок изнутри и девушка тут же набросилась на паёк, как хищник на добычу. Еду скорее всего передал лётчик, ведь только им в муринской армии поставляли шоколад в серебристой фольге, с маркировкой ПРМ (продуктовые резервы Муринии). Кроме них шоколад был положен лишь морякам, но у тех были свои склады, которые снабжали только флот. Про Верна, то же не забыли, около него лежали, а точнее небрежно валялись три упаковки галет в красной упаковке со знаменем партии по центру, видимо еду распределял Чак, который испытывал лютую неприязнь к штабному водителю. Пехотинцы вообще редко любили штабных и служащих, ведь именно на пехоте лежат основные тяжести боёв и потери, а штабные парни, чаще всего являлись роднёй или близкими элиты, чьи родители очень переживали за своих отпрысков. Оттого и не желали отправлять их прямиком на фронт. К тому же, Верн был той нередкой породы людей, что не желают мириться с тем, что кто-то из низших слоёв общества, может быть главнее. К тому же он имел не самый приятный характер, избалованного мальчика из состоятельной семьи, но ввиду очень ограниченного ума, ему удалось устроиться в войсках лишь сержантом.
Шоколад был действительно вкусным, с горчинкой и несравнимым ни с чем ароматом, он хрустел во рту и тут же таял. Китти не успела опомниться, как съела две плитки и принялась за паштет с галетами. А Чак продолжал болтать с лётчикам и как только девушка услышала своё имя, она тут же навострила уши и стала вслушиваться в разговор. Любопытство было ей не чуждо, к тому же речь зашла о ней.
– А девка-то откуда тут взялась? Да ещё и штабная, – удивлённо спрашивал лётчик.
– Это капитан Лина, из свиты Маунда Маута, нужно её любой ценой обратно в штаб доставить, а то с меня шкуру заживо сдерут.
– Так на кой хрен она с тобой-то попёрлась на линию фронта, капитан из свиты командующего и ты, ну без обид друг, ты пехотный офицер, чернь, мясо пушечное. Как ты оказался в их машине? Или ты не тот за кого себя выдаёшь?
– Да всё я тот, обычный пехотный офицер, просто я с ней знаком до войны был, вот и встретились, дабы отвлечься от рутины этой военной.
– А вот в чём дело, я понял, – с пошлой иронией, прозвучал голос пилота.
– Да не хрена ты не понял, птица низкого полёта, не было у нас ничего, да и быть не может.
– А почему не может, девка вроде на мордаху симпатичная, даже милая, стерва поди конченая? Или может у тебя какие проблемы?
– Если бы я тебя в тюрьму засадил, сломал бы твою жизнь, и из-за этого ты попал бы на фронт первых дней войны в виде тюремного добровольца, как бы ты ко мне относился? – со стыдом произнёс Чак.
– Э-э-эм-м-м. Ну я бы тебя пристрелил бы, ну перед этим сломал бы тебе всё, что смог.
– Ну вот.
Повисла тишина и лишь редкие гулы взрывов, что доносились со стадиона озаряли утренний, влажный воздух. Китти удивлялась тому, как сильно изменился Чак, ей становилось всё больше его жаль, он был грубым и жестоким, но в его сломленной душе оставалось место добрым чертам. Пусть не так они были развиты, а порой скрывались за жестокостью и обстоятельствами, но именно в этот момент Китти поняла, что он вовсе не чудовище, а человек своего времени и окружения.
– Все мы не святые, друг, – прозвучал певучий голос лётчика. – Думаешь, я святой? В Престоре мне как-то довелось бомбить склады занятые гетерцами, так вот, сбросил я на их головы хорошую партию напалма и полетел к другому объекту. Смотрю, по дороге ползёт колонна танков, штук десять с пехотой, думаю поджарю-ка я вас за одно, ведь подумал ещё, что бы делали тут наши, фронт в пол сотне километров. Ну короче зашёл на бросок, скинул два заряда, колону окутало пламенем, все врассыпную, а я на новый круг и давай их из пулемёта отстреливать, как будто в тире. Когда я направил свой самолёт на аэродром, я был горд и рад, что положил столько врагов, за моим хвостом остались лишь обугленные танки и разбросанные тела, прошитые крупнокалиберным пулемётом. Я высадил столько патронов в колону, что если бы мне на хвост сели медивы, я бы мог им только фиги крутить. Ну и как ты уже догадался перебил я своих. Один майор заблудился и вышел окольными путями в тыл медивам, блуждал и не мог найти дорогу к городу Флами, где стояли наши танкисты, а тут я. А ведь на скорости невозможно разобрать, чьи там танки, наши, гетерские, фавийские. Всё одно. Так вот друг мой, я сжёг семь танков, полторы сотни солдат, остальных добили медивы. Я нанёс своей армии такие потери, что не каждый медивский лётчик бы смог. Ты подпортил жизнь одной девушке, я лишил жизни полторы сотни. Своих. Так, что ошибки совершают все, последствия только разные.
– И тебя не пустили под трибунал? – удивился Чак, видимо вспомнив случай со своей глупостью под Крупом.
– Пустили, судили долго и пристрастно, пока за меня товарищ Эол не заступился.
– Это, что за хрен такой Эол.
– Ну вообще-то командующий авиацией Муринии, генерал Лемур Эол. Его одно слово смогло меня помиловать. Он сказал, мол не трогайте парня это война и ошибки при боевых вылетах бывают постоянно и виновным в итоге признали того покойного ныне майора, что заблудился со своей колонной. Ведь он не проверил исправность средств связи и не смог связаться со своими. Вот так вот бывает друг мой. А меня после этого случая перевели на брелимский фронт, на северном со мной уж больно многие хотели расправиться за товарищей.
– М-да, херово тебе пришлось. Ладно, кончаем болтать, пора этих штабных будить и тащить свои задницы к тому магазину, надеюсь они ещё держаться.
Чак с пилотом вошли под бетонный навес из плит и пожелав Китти доброго утра, принялись будить Верна, который не мог встать. Приводить в чувства его пришлось шлепками по щекам. Лётчик, который оказался довольно красивым, молодым парнем с правильными чертами лица, будто у модели журнала мод, быстро привёл сонного сержанта в чувства, дав ему нюхнуть какой-то жидкости, что снабжали лётчиков, дабы приводить себя в чувства при утомлении. Верн жадно съел пачку галет, поворчал, что нет чистой воды, чтобы запить, получил пару гневных оскорблений в свой адрес от Чака и тут же умолк.
Путь их был хоть и не таким далёким, всего два квартала, которые можно было пройти в мирном городе за десять минут, был неимоверно сложным, к тому же пришлось ползти в основном на брюхе, укрываясь от редких патрулей и проезжавших машин. Солдат фавии было не много, небольшие анклавы муринскиих бойцов, что укрывались в разных строениях, ни кто не штурмовал и даже не собирался как либо окружать. Сил Пфлюку едва хватало для обороны фронта, к тому же в анклавах укрывались по сотне бойцов, а то и меньше и они не представляли угрозы даже в тылу. Одним из таких был небольшой, двухэтажный магазин хозяйственных и строительных товаров. Невзрачный домик, расположенный у небольшой площади, что была выложена мрачной, серой плиткой изрядно изувеченной боем. Он был непригляден, но очень удобен для обороны, первый этаж был монолитным с одной дверью и одними воротами, там располагался склад. Второй этаж был усеян узкими окошками, похожими на крепостные бойницы. Штурмовать такую крепость в миниатюре было делом затратным и не стоящим потерь, а сидящие в нём полсотни человек не представляли угрозы, даже если ударят в тыл.