Слова прозвучали. С хмурых небес пушистыми хлопьями повалил снег, выстилая лес нетронутым белоснежным покрывалом. Два волка-оборотня уходили все дальше в тайгу, а снег все падал, скрывая их следы. Казалось, это сама природа хотела укрыть своих детей от чужого взгляда, от людской злобы и мести, от черного колдовства. От их следов оставались уже едва различимые вмятины, когда со старой вырубки раздался дикий, полный ярости вой, попавшего в ловушку, обреченного носить волчью шкуру до конца дней зверя. Зверя, в котором уже не оставалось ничего человеческого. Оборотни замерли прислушиваясь. Тишина. И вот новый вой, уже ближе, волкодлак все-таки отыскал их едва различимый след, и шел по нему. Оборотни ждали. Снег все падал. Очередной вой, прозвучал в стороне, и теперь в нем была лишь бессильная ярость. Преследователь потерял их.
Лораг обернулся к подруге, и она отступила под его взглядом, покоряясь, и молча обещая не вмешиваться.
– Вур-р-р-о-о-о-у-у-у, – пронесся над лесом вызов, и волкодлак ответил.
Он вышел из-за раскидистых еловых лап, бешено вращая налитыми кровью человеческими глазами. Лютава с тревогой отметила, что по размерам волкодлак не только не уступает, но и немного превосходит Лорага. Но приказ вожака – не вмешиваться, удержал ее на месте. Если Лораг падет, она будет рвать врага до тех пор, пока есть жизнь в ее теле. Но только если он падет. Она не оскорбит вожака и мужа неверием в то, что он может справиться сам.
Они сошлись как две серые молнии. Рыча, катались в снегу, давясь и хрипя. В этой свалке ничего невозможно было понять. А в следующий миг клубок распался на два тела – матерого, стоящего на четырех лапах волка и чернобородого мужчину с неестественно вытянутым, разорванным горлом. Рядом валялась старая облезлая волчья шкура.
Лораг насмешливо покосился на встревоженную подругу, из разорванного уха вожака капала кровь.
«А ты думала, – казалось, говорил его красноречивый взгляд. – Он ведь только и мог, что поселян пугать, да коров давить».
И так же молча, отвечала ему Лютава:
«Я никогда в тебе не сомневалась!»