– Все вы такие тут залетные, говоришь «отдыхай», а вы пути ищите, ответы.
– А что плохого та в этом?
– Да ничего хорошего уж точно. Не могу я тебе все сказать. Но вон на той яблоне, – кивнул змей. – Весят яблочки, в них скрыты ответы на вопросы.
Заманчиво подумал заяц или Саня. Сложно было уже понять, что происходит. Саня будто бы знал, что не стоит его есть, но уж больно сильно приключений хотелось, и он сорвал и съел яблоко.
Впрочем, больше важного не осталось, темнота, пустота и блаженство окутали его. Он продолжал видеть, но глаз, да и тела самого, впрочем, не было, и он понял, что все знает. И ответы он получил. Только неоднозначные какие-то, вроде как даже, ему больше они были не интересны. Стало все отчетливо ясно, что даже слова пропадали в черепе, в них не было надобности. Образы, в которых он был, если можно так сказать, были лишь иллюзиями, просто мыслями, которые сгустились в расщепленном пространстве. Слова все больше путали его, и он перестал их использовать и растворился.
Потом откуда не возьмись, появилось слово «жопа». И так как, кроме любви больше ничего не существовало, то и жопа полюбилась. А потом она так быстро выросла, что Саня за ней уже не поспевал, вдруг он стал вспоминать, что жопой за яблоко заплатил. Вскоре жопа и любовь слились воедино и тогда он почувствовал, что есть теперь уже тело и глаза, и жопа и затем он чувствовал, что-то вроде души мыслей и любви, но где-то на заднем плане. А потом он увидел темноту и понял, что глаза закрыты. Открыв их, он увидел жопу, как ни странно. Чью-то женскую жопу, нагую и в сантиметре перед его носом. Но Саня, который теперь был Егором, не растерялся и усадил ее на свой агрегат. И в какой-то момент почувствовал любовь и блаженство, которое через несколько секунд стало опустошением и отвращением. Через некоторое время он уже стоял у окна и курил бычки из пепельницы, пока его жопа спала в комнате. Почему всегда так, думал Егор. Вроде вот она любовь, так рядом, уже обволакивает его, но спустя время, уже хочется быть подальше, от всей этой любви и приходит понимание в такие моменты, что вовсе это не любовь. Не больше чем инстинкт, который тянет тебя каждый раз в это болото, и ты каждый раз наивно веришь, что там скрыто счастье. И тут приходит в голову вердикт, животное. А потом и думаешь, а с чего это я взял, что я не животное, ведь может это не больше, чем мой эгоизм. А если откинуть эгоизм, то больше ведь ничего не останется, кроме как быть животным, ведь человек на то и человек, что имеет личность. Но как же все это неважно, ведь хочется найти любовь, а не ответ на то, животное ли я или царь зверей. Впрочем, как же блекнут все мысли, после той единственной мысли, что завтра вновь убивать, Сирия, стрельба. И вроде мир так не реален и ты точно знаешь это, а затем страдания и боль показывают всю несущественность таких заключений.
Егор вдруг понял, что в этом мире нет ничего, что заставляло бы жить, жопа в соседней комнате, страдания в ближайшем будущем, и все нажитое добро, которое тянет вновь и вновь считать себя ниже плинтуса.
– А будь, что будет, – прошептал Егор и, перешагнув, подоконник полетел навстречу приключениям.