Светлые дни и ночи

* * *

Роман пытается поймать блик своими часами и, разглядев на них стрелки, демонстрирующие половину двенадцатого, собирается восвояси. Вечер выдался неудачным. Ни одной купающейся при свете луны русалки! Соответственно, и никаких приключений души и тела! Чертовщина. Не так уж много дней отпуска осталось, а настоящее приключение ещё не пережито. Были несколько перепихов на песке. Впечатление такое, что эти дамочки специально за этим и приходят купаться обнаженными. Случался и от ворот поворот. Всё это не то. Неплоха, вроде бы, идея, но не просто секса хочется изголодавшейся душе… Да он и сам не знает, чего ему хочется. А если и догадывается, то никогда не признается в этом. Даже самому себе.

Роман сворачивает к ресторану. В конце концов, что ещё делать в такой поздний час? Бармен наливает ему виски с колой. Роман берёт двумя пальцами холодный квадратный стакан и оглядывается. Всё те же курортные лица, с которыми пересекался уже раз сто. А приятель – единственный. И это Юрий, бородатый музыкант местной группы, которая уже закончила выступление. Он о чём-то болтает с той самой черноволосой кареглазкой, которую Роман заприметил на сцене ресторана давно. Но случай переговорить с ней ему не представился ни разу. На этот раз видная девушка плотно упакована в чёрную кожу, что ещё больше разжигает любопытство и усиливает напор. Роман игнорирует деликатную подсказку тактично подождать, которая рождается у него, как у человека воспитанного. Танцовщица – слишком волнительная фигура, чтобы ограничивать себя теперь, когда до звезды можно дотянуться рукой. Роман деловито подходит к парочке и тепло приветствует обоих.

– А, Рома! – весело отзывается Юра. – Я думал, тебя сегодня уже не будет.

– Клёва не было.

– Понимаю!.. Впрочем, знакомься, это Карина, она иногда танцует, но ещё реже поёт в нашем шоу.

– Очень приятно, я – Роман. Я столько раз видел вас на этой сцене и… ни разу вне её. Вероятно, вы – исключительно сценический персонаж и не существуете в реальной жизни?

Карина улыбается эстрадной улыбкой профессиональной шоу-вумен и благосклонно кивает. Цветные всполохи странным образом переливаются на её глянцевом одеянии и обильном лаке на волосах и ногтях.

– Мы тут говорили, – продолжает Юрий, – о роли спиртного в сближении мужчины и женщины. Карина настаивает, что в большинстве случаев без этого невозможно, я же осмеливаюсь предположить, что оно только всё портит. А ты что думаешь по этому поводу?

– Позвольте мне сначала догнать вас по количеству принятых градусов на душу населения.

Карина заливается звонким смехом.

– Вот ответ настоящего джентльмена.

Роман впервые слышит её низковатый голос без микрофона – возможно, излишне прокуренный, но вместе с тем какой-то неожиданно бархатистый, словно персиковая мякоть. Он заинтригован и воодушевлён.

– Думаю, что позиция Карины соответствует взглядам шикарной девушки, уставшей от знаков внимания всех кому не лень. Её цель – скорее споить приставалу, чтобы тот отвалился в прямом смысле этого слова. Ты же, Юра, известное дело – романтик, и тебя интересуют большей частью возвышенные беседы. Так что по-своему правы вы оба. А я спиртное предпочту минералке уже хотя бы потому, что таким я начинаю нравиться красивым женщинам, ибо развязывается мой закостеневший язык.

– Ха! – восклицает Карина. – Рискну предположить, что под этим делом вам просто-напросто все женщины начинают казаться привлекательнее, чем они есть на самом деле. Любая, ответившая взаимностью и проявившая интерес к вашей персоне, рискует нарваться на комплимент.

– Не без этого, конечно, – легко соглашается с Кариной Роман. – Но! Давно доказано, если я не выпью, красавицы от меня убегают!.. Уходят! Уплывают! Улетают! Короче, испаряются. Так что мне реально приходится париться на эту тему. Официант! Ещё виски! Хотите эксперимент? Если я откажусь от напитка, держу пари, вы, Карина, не задержитесь с нами. Если же выпью…

– Ага, мы будем втроём куковать до рассвета! Какой вы смешной!

– Видите, я уже нарвался на первый комплимент из ваших уст.

Карина и Юрий весело переглядываются.

– Как мало надо мужчине, если «смешной» для него уже комплимент, – говорит Карина.

– Напротив! – вступается за приятеля Юрий. – Самое сложное, с чем приходится сталкиваться мужчине – это развеселить женщину.

– Что ж, вам виднее, парни, – улыбается Карина, – но мне действительно пора. Уже поздно. Кстати, не угостите сигаретой?

– Отчего же… Пожалуйста.

Роман скрежетнул колёсиком зажигалки, и толика огня теперь озаряет густой грим на Каринином лице. «Вот было бы здорово самому смыть это всё и посмотреть на неё настоящую», – мечтает молодой человек.

– Позвольте проводить вас? – порывается Роман, но замечает отрицательный жест Юрия и осекается.

– Я всегда всё делаю сама, – ставит точку Карина и, взявшись за пуговицу тенниски на груди у Романа, нежно проводит язычком по своей верхней губке. – Чао, мальчики!

Не предполагая ответ, Карина подхватывает из тёмного ниоткуда чёрный мотоциклетный шлем и исчезает через кулисы. Роман невольно прослеживает взглядом за её self-made фигурой профессиональной танцовщицы и (неожиданно) мотогонщицы. В том, что она именно гоняет, он почему-то не сомневается.

– Слушай, Юра, а обнажённой она тоже танцует?

– Не видел, но в неглиже случалось. Хотя, допущу, что всё зависит от количества принятого… Как ты там говорил? На душу населения… Рома, думаю, тебе полезно узнать, что Карина – чертовски раскрепощённая женщина. Она может позволить себе какую угодно выходку, но я не встречал ни одного мужчины, который похвастался бы тем, что спал с ней.

– Так уж и ни одного?

– Ни одного!

– Она что, девственница?

– Или лесбиянка. Но я тебе ничего не говорил.

– А почему ты не захотел, чтобы я проводил её? Сначала мне показалось, что ты сам собирался это сделать. Но теперь я совсем ничего не понимаю.

– У тебя нет мотоцикла, – смеётся Юрий.

– Ладно… Хотя… – фантазирует Роман. – Провожать девушку на её же мотоцикле. К тому же, если она ещё и за рулём. Удобный повод обнимать её всю дорогу, сидя за ней вплотную. Как думаешь, если держать её не за живот, а за грудь, ей это будет сильно досаждать? Отвлекать от дороги и всё такое?

Юрий укоризненно качает головой. Друзья берут ещё по стаканчику виски с колой.

– Знаешь, – признаётся Роман, – мне кажется, что если я и смог бы влюбиться, то именно в такую женщину.

– Следовательно, избегай её.

– Ну что ты за человек!

– Имею кое-какой опыт. Ты задумывался когда-нибудь об одной странной вещи?

– Постараюсь угадать… Ты имеешь в виду, что начинающих танцовщиц видели все, а кончающих – лишь единицы? – ржёт в голос Роман.

Но Юрий досадливо отмахивается.

– Представь себе этих девиц, типа Карины – танцовщицы, манекенщицы, фотомодели, то есть те женщины, которыми хвастаются друзьям, тратят на них уйму денег. Ты заметил, что они всегда превращаются в шикарных любовниц, но в счастливых жён – никогда?

– Стоп! Ну ты и хватил…

– Осознал ли ты, что это самые несчастные на свете женщины – им в тысячу раз чаще клялись в любви, но любовь эту предавали, ибо она требует нечеловеческого напряжения.

– Какого такого нечеловеческого напряжения?

– Ну как же! Мужчине с такой женщиной приходится быть предельно собранным, мобилизовавшим все закоулки своего ума. Он воплощает тип преуспевающего и упакованного владельца тугого кошелька. Он боится совершить мельчайший просчёт, так как прекрасно понимает, что он может быть не прощён. Слишком легко покинуть его и назавтра оказывать знаки внимания другому поклоннику. Ноль риска!

– А на самом деле эти женщины так же ищут простоты и душевности?

– Даже наверняка, но ведь зачастую они вероломны, а разве найдётся мужчина, который мечтает быть брошенным?

– Выходит, по-твоему, незачем и напрягаться с такими ведьмами? Разумнее и вовсе не иметь с ними дела?

– Послушай! Ведь мужики в основе своей – мудрый народец. Они прекрасно понимают, что есть женщины – просто красивые игрушки, какими бы личными сверхкачествами они ни обладали, а есть иная категория: жёны.

– Ну и кто же это?

– Посмотри вокруг. Видишь вон ту женщину за стойкой, рядом с Капитаном?

– Ну?

– Это Лера. Климкина супруга. Или Анна, Валькина жена, сегодня её не было. Идеальные подруги на всю жизнь. И напротив, посмотри вон туда: видишь чёрненькую девушку в красном платье? Не знаю, кто она, но убеждён – штучка та ещё, прирождённая хищница!

– Ну и что за женщины эти генетические жёны? Как я смогу понять, кто передо мной?

– Это невысокие симпатяшки со смешными чёлками и угловатой походкой. Они недолюбливают каблуки. Чулки и стринги для них – реквизит из французского кино. Они сто раз проиграют «любовницам» в умении преподнести себя. Приключения с ними всегда предсказуемы и пристойны. Они менее искусны в сексе, так как им недостаёт опыта. Зато они готовят наваристый борщ и селёдку под шубой, пекут пирожки с сотней заумных начинок и виртуозно управляются с пылесосом. В их доме пахнет клубничным мылом и рисовой кашей на молоке. Одним словом, они – жёны и притом, заметь, любимые и единственные.

– Юра, ты это серьёзно?

– Серьёзней не бывает, – подмигивает бородач. – Мы мечемся, ищем, сами не зная чего. А ведь всё давно изобретено и перепробовано. Стоит только определиться с тем, чего мы на самом деле хотим, как к нашим услугам предоставлены сотни проверенных способов обретения наших желаний.

– Но свою-то жену ты ведь не любишь!

– Глупости.

– У вас какие-то странные взаимоотношения. Вы и не ругаетесь вовсе, а просто как-то…

– Неправда… – вспыхивает Юрий. – Ты просто ничего не знаешь. Но я расскажу тебе. Вот моя история. Родом я из Одессы. Уличный музыкант с Дерибасовской. Когда пришла пора выметаться из родного города… не поладил с одним недоноском, у которого уйма денег… друзья вывезли меня сюда и женили на знакомой армянке, овдовевшей три года назад. Не до высоких чувств мне было. А теперь есть жена, есть падчерица, есть, кстати, и крыша над головой… Да и у Розы в доме мужик появился. Вот, кровлю отремонтировал. Баню собираюсь ставить. За садом слежу. Деньги в семье завелись. Да и сам с собой поладил, недаром имя моё по-гречески – земледелец. Тут, брат, ещё неизвестно, где больше счастья приобретёшь, по большой любви или вот как у меня.

– Понятно. Ты извини, что я коснулся этой темы.

– Да что ты, Ромка, в самом деле? Не стоит извинений.

Вновь повторили по вискарю. Несколько минут молча наблюдают за неистовым танцем черноволосой незнакомки в красном платье, что Юрием однозначно была отнесена к категории любовниц. Романа охватывает возбуждение. До него не сразу доходит, что Юра что-то ему говорит.

– Прости, я не расслышал. Повтори, пожалуйста.

– Это всё здо́рово. Ты же не станешь отрицать, что тебе нравится наблюдать за подобными красавицами, а также длинноножками типа Карины.

– Конечно. Ведь даже когда она не танцует, то ведёт себя, как профессиональная женщина.

– Это ты хорошо сказал. От души. Но – бойся! Не этого ищет твой мятущийся дух!

– Это ты тоже хорошо сказал. Скажи же, о великий пророк, чего всё-таки ищет мой мятущийся дух?

Юрий не обращает внимания на Ромкину иронию.

– То, что ты любуешься гармоничными формами, это нормально, – продолжает он, теребя бороду. – Знак формы! Ты наблюдаешь, как они поводят узкими бедрами в танце, как изломанно движется их острый локоток. Тебе особенно сладко в те редкие моменты, когда из-под короткой, в мелкую оборочку юбки выскальзывает тёмный кружевной ободок чулок. Тебе хочется провести ладонью по этой ножке, погладить колено и исследовать рисунок кружев – это просто здо́рово.

– Красиво излагаешь, чертёнок!

– Спасибо. Так вот, а слыхал ли ты о таком понятии: мой тип женщины?

– Не томи. Говори прямо.

– Куда уж прямее, – с полуоборота заводится Юрий. – То, что ты видишь – это, безусловно, сильнейшее раздражение зрительного нерва. Только вот за эндорфины отвечают и другие органы! И некоторые из них существенно сильнее.

– А в твою теорию не входят практические опыты с раздражением? Я готов пораздражаться.

– Кончай подкалывать. Я серьёзные вещи тебе говорю. Впрочем, опыт я тебе устрою. Но попозже.

– Да что ты, Юра, в самом деле? Это я так, привношу в нашу дружескую беседу юмористический элемент. Продолжай!

– То-то! Любовь глазами и любовь, к примеру, объятиями – две совершенно разные вещи. Так же как любовь ушами или, допустим, носом. Для меня, к слову, именно запах женщины порой играет решающую роль. Причем в почёте естественные, секреторные генетические ароматы, сравнимые с запахом ветра, прибоя, тёплой земли или прибитой дождём пыли. Конечно, теперь редкая женщина не глушит их бытовой химией. Но естественный запах есть у каждой!

– Да, я замечал…

– Тактильная любовь особенно остра. Здесь важно качество кожи. Волосики, жирок, определяющий мягкость, читай, податливость форм, гармония косточек. Ну и, наконец, самое важное – анатомическое соответствие. Именно оно определяет комфорт в интимных отношениях! Для меня, например, важно, чтобы мои объятия были сомкнуты, но обязательно наполнены. Чтобы грудь полностью помещалась в ладонь и была не твердой, но и не мягкой, как кисель. Чтобы острые косточки бёдер вписывались в мягкие ложбинки внутри моих ответных косточек. Это лишь несколько штрихов. Кроме того, очень важна теплопроводность…

– Так вот зачем изучают в школе законы термодинамики!

– Смейся-смейся. Распределение телесного тепла действительно играет огромную роль. У кого-то холодны кисти рук, а у кого-то – кончик носа… У иных – постоянно влажные ладони. Да и вообще, это величайшая наука – управлять контрастом холода и тепла для управления возбуждением! Но даже не это самое главное!

– Опа! Что же может быть главнее самых главных слов? – вновь иронизирует Роман.

– Болевой порог!

– Это ещё к чему? Мы что, приёмчики собираемся отрабатывать?

– Допустим, ты – верзила. Она – нежнейшее существо. Ты будешь постоянно делать ей больно, оставлять синяки, просто коснувшись её. В свою очередь, её нежных касаний ты не почувствуешь вообще. Другая крайность: ты нежен и деликатен. Она же хочет, чтобы её кусали и шлёпали. При этом, естественно, сама будет кусаться и царапаться. Твои нежные поглаживания будут ей невыносимо скучны.

– Ты меня загрузил. Если я ещё в состоянии что-нибудь понимать, найти свою женщину – чертовски сложная задача!

– Да! Именно чертовски!

– И по-твоему, выходит, что и пытаться не стоит?

– О! Как будто и не было выпито пол-литра виски! В самую точку!

– Не по душе мне твоя философия, – задумчиво произносит Роман. – Наверное, быть умным – это чертовски скучно…

– Опять ты прав. Именно чертовски! – покорно соглашается Юрий.

– Так что ж, ты теперь сидишь и ждёшь, когда станешь импотентом?

– Ну! Зачем так уж сгущать краски! – бородач внезапно оживляется и озорно подмигивает. – Ведь на свете существует ещё и свободная любовь!

– А это что такое? – спрашивает окончательно сбитый с толку Роман.

– Это когда посылаешь к едрене фене всё то, о чём я тебе твержу, и крутишь любовь со всем, что дышит и улыбается.

– Ха! Ну ты и хитёр, старина!

Мужчины разражаются здоровым смехом и, заметно порозовевшие, принимают решение расходиться. Юрий прячет в кейс свою потрёпанную старенькую «Ямаху DX7», Роман любезно сматывает провода. Защёлкнув замки, бородач озаряется заговорщицкой улыбкой и, придвинувшись к приятелю, тихо произносит:

– Если ты действительно готов пораздражаться и рад испытать настоящее приключение, заходи завтра ко мне домой часиков в пять вечера.

– Так уж и настоящее?

– Рядом с ним шашни с Кариной покажутся тебе потерянным временем.

– Заинтриговал! Обязательно приду. А, кстати, куда?

– Ну да, ты ведь ни разу ещё у меня не был!

– Мы с тобой, с тех пор как у Геворка познакомились, только здесь и общаемся.

– Запомни: улица Шаумяна, двенадцать. Это за переговорным пунктом. Если забудешь номер дома, спроси любого, тебе подскажут.

– Да я и так запомню.

– Ну, бывай!

– Пока. До завтра.

2

В шесть минут одиннадцатого к воротам пансионата «Горный приют» подруливает вполне приличный ещё коралловый «гольф» второго, квадратного поколения на питерских номерах. Распахивается водительская дверца, и острый каблучок изысканной ножки касается выгоревшего, растрескавшегося асфальта, местами пробитого насквозь южной флорой. Лера проходит во внутренний дворик пансионата и замечает порхающую навстречу Инку.

– Здравствуйте! Я догадалась, что это вы. Автомобили редко сюда доезжают.

– Да, дорога не из лучших…

– Где же Клим?

– Обещал, что приготовит нам сюрприз. Но скорее всего, просто отсыпается! Он – любитель спать до второго завтрака, – смеётся Лера. – Ведь на второй завтрак подают персики и апельсиновый сок. В то время как на главном завтраке приходится лопать овсяную кашу.

– Не знаю почему, но я рада, что приехали именно вы.

– Спасибо. Возможно, вам здесь не хватает подруги?

– Думаю, что мне вообще её не хватает. По жизни, – не задумываясь ни на секунду, откровенничает Инка.

Лера внимательно разглядывает собеседницу и дотрагивается до кончиков её темно-каштановых волос.

– Ладно. Ещё есть время сплавать до буйков и съесть по порции мороженого. Ты готова?

– Всё, что мне сегодня может понадобиться – в этом пакете, – Инка приподнимает объемный целлофановый кулёк с рекламой Филипс.

– Тогда по ко́ням!

Кулёк пристраивается на заднее сиденье. Инка с интересом осматривается на новом месте, а Лера, коротко скрежетнув стартером, втыкает автомат в положение «драйв». Впереди развёртывается серпантин горной дороги, увитой буйной кавказской растительностью.

– Инка, как тебя угораздило забраться в это странное место?

– Почему странное?

– Вне города. Море далеко. Захочешь – не доедешь! Да мало ли ещё почему странное? Вокруг – чащи… Лешие, наверное, бродят…

– Всё это так, но я горы люблю. Правда, больше смотреть на них… А вообще, у меня двоюродная тётка работает здесь в библиотеке, и я с детства тут бываю.

– Почему же ты не у неё живешь?

– На квартире? Это исключено. Я не лажу с её вторым мужем. Старику шестьдесят два, язва ещё та. Не пойму, зачем он ей?

– А сколько твоей тёте?

– Пятьдесят шесть.

Лера задумчиво прописывает поворот и медленно произносит:

– Милая девочка! Не дай бог, чтобы тебе в таком возрасте пришлось решать личные проблемы…

Тема иссякает.

Дорога спускается в живописную долину пересохшей по случаю начала августа речушки, и вскоре попадаются первые частные домики. «Гольф» минует автостанцию, пересекает центральную площадь, углубляется в жилые кварталы пятиэтажек, потом долго едет вдоль железной дороги. Автостоянка загородного пляжа, как всегда в этот час, переполнена. Приходится бросать машину на дороге, в обществе авто, чьи хозяева предпочитают по утрам отсыпаться.

Инка забегает в кабинку для переодевания и появляется оттуда в экономном бикини желто-зелёной расцветки. Лера скидывает светло-серый дорожный костюмчик без рукавов, в котором вела машину, и остается в белом, со стальным отливом спортивном монокини «Арена» с ромбиками вдоль изгиба тела.

Море лениво плещется о золотистую гальку. Вода прозрачна и бодряща. Лера по-молодецки, не задерживаясь на мелководье, погружается с головой и выныривает не ранее, чем через полминуты. Инка перехватывает восхищённые взгляды купальщиков и гордо рисуется в ореоле славы своей новой знакомой. Тем не менее сама не решается последовать Лериному примеру, заходит в воду боязливо. Догоняет её только у самого буйка. Здесь вода кристально чиста, и видно дно, колеблющееся под мармеладом солёной воды на неизвестной глубине. Инка медленно дрейфует, держась руками за канат с поплавками. Лера, запрокинув голову навстречу солнечному свету, лениво колышется на воде крестиком, поддерживая себя на плаву без единого движения. Её соломенные волосы веером рассыпаются вокруг головы. Спустя несколько минут она грациозно переворачивается и, гибко уйдя под воду, всплывает точно рядом с Инкой. Теперь они обе держатся за тяжёлый, неповоротливый стальной буй.

– Расскажи мне, Инка, откуда ты, чем занимаешься?

– Я из Москвы. Перешла на второй курс архитектурного. Вот, собственно, и всё. Лучше вы, Лера, расскажите мне что-нибудь про вас с Климом.

– В следующий раз обращайся ко мне на «ты». Обожаю фамильярничать.

– Хорошо.

– Ну что тебе рассказать? На самом деле моя история ненамного длиннее твоей. Сама я ленинградка. Но училась в Москве, в Первом медицинском.

– А разве в Питере нет медвуза?

– Да есть, конечно. Это, знаешь, время такое было, считалось модным куда-то уехать от родителей, самостоятельно строить взрослую жизнь… Бред, конечно. Спасибо папе с мамой, есть у меня всё-таки голова на плечах, не то наломала бы дров. Ты наслышана, должно быть, какова житуха в общежитиях?

– Не без этого… А с Климом ты познакомилась, когда он тебя в павильон пригласил?

– В смысле, в студию?

– Ну да.

– Нет, что ты! Он тогда, конечно, уже фотографировал, но всё больше школы да детские садики. Ну, свадьбы ещё… А познакомились мы с ним на процедурах.

– На каких таких процедурах?

– Мы же с ним ещё и спортсмены!

– Вот как? Ты, наверное, плавала?

– В самую точку. Первый разряд. Можно было и лучше, да некогда было тренироваться. Теперь жалею, что не сложилось. Упустила своё время…

– А Клим?

– О! Он – мастер спорта по прыжкам с шестом. Я так и не смогла понять, как он это проделывает… Бежит-бежит и – хоп! Уже на пятиметровой высоте…

– Это искусство! Меня за уши было не оттащить от телевизора, когда показывали рекорды Сергея Бубки.

– Так вот, умудрились мы с ним как-то раз одновременно травмироваться. Прописали нам по десять сеансов электрофореза с новокаином через день. А тут ещё совпадение, что нам обоим удобно оказалось ходить в одно и то же время. То он после меня, то я в очереди за ним. Стали здороваться, а раз, наверное, на пятый не выдержали – познакомились. С тех пор он меня каждый раз без очереди пропускал. Смешно было. Дай, говорит, телефончик. Нет у меня, отвечаю. Ну, тогда адресок. Несколько месяцев встречались, а он всё не верил, что в общаге живу. Думал, подкалываю. А как убедился, так сразу замуж позвал. Негоже, говорит, такой видной девушке в клоповнике прозябать.

Инка с каким-то новым чувством разглядывает эту неординарную женщину, всё больше проникаясь к ней симпатией.

– Жили у Климкиных родителей. А потом в Ленинграде умерла моя бабушка и оставила мне свою старинную квартиру на Съездовской линии. Мы сначала хотели обменять её на Москву, но потом как-то сложилось, что решили насовсем перебраться в Питер. Клим и вырос то профессионально уже после переезда…

– А сейчас ты чем занимаешься?

– Я-то? Да, в общем, ничем. Правда, раньше работала. Анестезиологом на станции Скорой помощи. Сумасшедшее было время. Не высыпалась годами. Клим еле уговорил меня бросить всё это.

Инка округлила глаза. Подумать только, эта необычная женщина ещё и опытный врач!

– А теперь так… Его личный секретарь, визажист, ну, может быть, ещё и менеджер. Переписываюсь по электронной почте с заказчиками. Договариваюсь, улаживаю, торгуюсь. Клим печатается только в Европе. Вот, второй язык пришлось выучить – итальянский.

– Интересно вы с Климом живёте…

– Это правда!

Лера откидывает со лба волосы и разглядывают поникшую Инку.

– Выше нос! Я не давала повода портить себе настроение.

– Да, конечно. А я вот в последнее время как-то неуютно себя чувствую.

– А что такое, Инка?

– Не отпускает ощущение того, что жизнь так складывается, будто я жду чего-то. Словно всё уже расписано, и мне остаётся только притягиваться и отталкиваться. Даже психовать стала частенько…

– По тебе незаметно. Зачем тебе изводить себя?

– Просто ты, Лера, не обижайся, конечно, задавила меня своей личностью… Вот с тобой я и не такая, как на самом деле.

– Чепуха, не напрягайся!

– Попробую. Поплыли к берегу?

Вместо ответа Лера легко отталкивается от буя и, вынырнув метров через десять, лёгким кролем устремляется восвояси. Инка не торопясь отправляется следом.

«Как странно, – задумывается она, – я в два раза младше, а рядом с Лерой выгляжу уставшей и ленивой, пугливой и осторожной – короче, консервативной дамочкой, разве что без претензий. Она такая живая! Как я хотела бы быть похожей на неё!»

Инка тщательно вытирается мягким махровым полотенцем, а Лера, попрыгав на одной ножке для того, чтобы вытекла вода из уха, так и стоит, подставив ладную фигурку палящему солнцу.

«Так кто же из нас больше подросток?» – вновь задаётся вопросом Инка.

Обсохнув на солнце, Лера собирает вещи.

– Пошли?

– Может, позагораем? – пытается протестовать разомлевшая Инка.

– Не люблю загорать. Это так скучно.

– Вот почему ты совсем белая!

– Ага, только нос красный, как морковка! Ладно, если ты хочешь загорать – оставайся. А я сгоняю за отменным виноградом. Знаю одного местного виноградаря тут неподалеку.

– Нет, так я не согласна. Я с тобой!

Инка забега́ет переодеться в кабинку. Лера же, как есть, в сыром ещё купальнике забирается за руль.

– Я передумала, – внезапно говорит она. – Поедем лучше за мороженым, как собирались поначалу.

– А куда это?

– В супермаркет. Насколько мне известно, он тут единственный. Там торгуют восхитительным «Макао».

– А что это?

– Прислушайся к тому, что ты говоришь, Инка! «А куда это?» «А что это?» Просто доверься мне и кайфуй! Поняла?

– Я постараюсь, Лера.

– Вот так-то лучше!

Припарковавшись перед супермаркетом – там, где иному водиле показалось бы, что места нет, Лера хитроумно изгибается за рулём, и каким-то неуловимым образом на ней оказывается надет её помятый костюмчик.

Парочка врывается в кондиционированное помещение супермаркета. Лера устремляется к конкретному морозильнику и извлекает из его ледяных недр последнюю килограммовую упаковку грушевого «Макао». Направляется к кассе. Инка по дороге подхватывает бутылку фанты. Лера молча кривится, отбирает у Инки фанту и заменяет её местной минералкой.

…Впереди, машин через пять, весьма несуетливые люди в оранжевых касках пытаются завернуть огромный панелевоз в узкие ворота. Они то и дело дают отмашку, что-то кричат. Тягач то дёрнется вперед, тут же скрипнув тормозами, то сдаст назад, выпустив вонючее свинцовое облачко.

Лера выключает зажигание и сетует, что такими темпами они мороженое не довезут.

– А куда теперь мы едем? – Инка уже почти привыкла к тому, что в её жизни есть эта приятная энергичная женщина, которая всё знает и всё умеет, и, что самое главное, хорошо к ней относится.

– Ну как куда! К Юре. В Климкину студию.

Инка краснеет. Но Лера не смотрит на неё, изучает развитие ситуации впереди. До неприличия многоколёсный зад панелевоза исчезает в воротах, усталые рабочие замыкают заржавленные, ни разу не крашеные створки. Передние автомобили трогаются. Лера вжикает стартером, и «гольф» продолжает путь. Затор потихоньку рассасывается.

– А у вас с Климом есть дети? – спрашивает Инка.

– А как же! Две девчонки, погодки. Двенадцать и одиннадцать лет. Они приедут сюда через недельку.

– Как – сами?

– А что тут такого? Самолётом. Бабушка с дедушкой посадят, папа с мамой встретят. Никаких проблем.

– А почему они сразу с вами не приехали? Всей семьёй отдыхать!

– А пойди, уговори! Нет, они с дедом предпочитают Белое море. Сидят в своей Карелии, пока белые мухи не полетят.

– А ты по ним скучаешь?

– Пытаюсь. Но разве Климка даст поскучать?

Инка вновь разглядывает сосредоточенно рулящую Леру, и к её, уже ставшему привычным, восхищению добавляются новые нотки – уважение к матери двоих детей.

– А когда вы собираетесь обратно?

Лера, не поворачиваясь, пожимает плечами.

– Думаю, недели через две. Это зависит от девчушек. Им в любой момент всё может надоесть.

– Даже море?

– Ну, подумаешь, море! Они такие непоседы! Ума не приложу, как дед с ними в Карелии справляется.

– Более непоседливые, чем ты сама? – удивлённо переспрашивает Инка.

– Что? А, да. Конечно, – до Леры не сразу доходит, что её манеры не многим отличаются от подростковых. – А ты когда уезжаешь?

– Через два дня.

– Жаль.

– Думаю, мне тоже жаль.

Инка представляет, какая скука ожидает её по возвращению в Москву, и настроение неизбежно ухудшается.