Судьба и другие аттракционы (сборник)

12. Встреча

Небольшой звездолет неизвестной им модели опустился почти бесшумно.

Они стояли и ждали, когда откроются люки. Всех проняло. Сами не ожидали. Сейчас увидят людей. Не голос по радио, не фигурки на экране, а настоящие земные… Этот ком в горле. Какой мелкой, недостойной показалась им вся их недавняя подозрительность. Как надо держаться с людьми? О чем говорить? Как это принято теперь у них, там, на Земле?

– Странно, – сказал Энди. – Всё пытался представить, как на Земле будут встречать нас, а вот получается, мы встречаем землян. – Эти «земляне» были у него специально, чтобы вызвать раздражение, сбить пафос.

Наконец, люк открылся. Первым вышел лысоватый, пухленький человечек в сутане. За ним могучего сложения с волевым открытым лицом, длинные седые волосы зачесаны назад, подал руку худощавой остроплечей женщине с коротко постриженными волосами.

Объятия, рукопожатия, объятия. И Снайпс, и Энди, и Ульрика задыхались от радости, от какого-то странного чувства, точней, целой гаммы чувств – они не одни, не одиноки, не брошены в Космосе, они человечество, может быть, даже братство. (Чувствовать то, что все эти годы было твердым, бесспорным, но в самом деле формальным знанием!) Они помнят земные запахи, не забыли названия даже самых незначительных земных вещей! Не забыли, что такое пожать руку, ощутить своими губами кожу человека с Земли, будь это жесткая, с щетиной, что не видна глазу, но колется при прикосновении щека Джона Керенджи или же нежная, с едва различимым ароматом духов щека Авроры Браун.

Всё было откровением. Потрясло. Никто не стыдился слез. Они че-ло-ве-че-ство. Вселенная обогрета, хоть сколько-то, человеческим усилием в глубину Вселенной, человеческим поиском истины, человеческим братством.

Глеб, в отличие от остальных, недавно с Земли, но и его захлестнуло этой волной. По целому ряду незначительных примет ему показалось, что гости не совсем с Земли. Ну да, много путешествовали по закоулкам галактики, прежде чем прилететь сюда. Частный звездолет не для челночных рейсов, пусть даже таких уникальных как «Земля – Земля второй попытки».

Аврора Браун при всех своих слезах радости быстрым, цепким, натренированным взглядом оценивала корпуса лабораторий, будто запоминала расположение. Или это Глебу лишь показалось? Да, конечно же, показалось.

– Не обращайте внимания, Глеб, – рассмеялась Аврора Браун. – Это у меня профессиональное, точнее, профессиональная аберрация, ха-ха.

Глеба кольнуло, как это она перехватила его, в общем-то, случайное недоумение? И зачем этот ее комментарий? Кстати, почему у генетика именно такие аберрации? Но всё это было так, всё неважно, когда столько счастья и радости.

В доме профессора Снайпса самый разгар банкета. Они, увлекаясь, сбиваясь, мешая друг другу, пытаются пересказать гостям свои годы, свою жизнь здесь, сам этот открытый ими, ими созданный мир. И вот, в счастии, в радости этой минуты то, что не удалось им, то, что мучило, давило, лишало воздуха, вдруг показалось не столь уж и страшным, не столь уж значимым. Профессор сам поразился, усмехнулся, но…

Гости говорят о Земле, о мирах, где побывали. Отец Габриэль – чудесный рассказчик. Наконец-то они на станции узнают о Земле не из дайджестов НАСА.

Рассказы отца Габриэля… Глеб вдруг понял, что в них было не так – стиль. Они какие-то литературные, что ли. Литературизированные. Ну и что? Что? Это вопрос лишь стиля. Человека и стиля. Какая разница сейчас, если в них речь идет о Земле.

– Друзья, – поднялся профессор Снайпс. – У меня появился тост…

Гости наотрез отказались от коттеджа. Они будут жить в своем звездолете. Они так привыкли, правда. И не хотят стеснять гостеприимных своих хозяев. Мэгги настаивала, ведь ее домик свободен ввиду переезда к Глебу. Ей казалось, что гости устали от своего корабля, даже если не хотят признаться или же в самом деле не замечают этой усталости.

– Ну что за церемонность такая! – поддерживал ее, возмущался профессор. – Нет, в тысячный раз нет, вы не стесните нас.

Но гости мягко, деликатно, со всеми расшаркиваниями настояли на своем. И надо признать, в этом была своя логика. В самом деле, куда их? Гостевой коттедж занят. Запихнуть всех троих в домик Мэгги? Ничего нет проще – разместить в домах тех, кто сейчас в космосе, но неловко, там же вещи, быт… Получается, гости правы? А до них не сразу дошло из-за всеобщей радости, эйфории встречи.

– Почему они прилетели как только все наши вышли в космос? – сама не зная зачем, спросила Ульрика.

– Мы погостим у вас три дня, если вы не против. – Пояснял отец Габриэль.

– Против. Конечно же, против, – возмущался профессор Снайпс. – Покрыть такие расстояния, рисковать…

– Дети мои, ну какой же тут риск! – умилился отец Габриэль.

– И всё ради каких-то несчастных трех дней! – продолжал своё Снайпс. – Это немилосердно. Не по-христиански, в конце-то концов!

Переглянувшись со своими, отец Габриэль сказал:

– Мы останемся на неделю.

– Ура! – обрадовались все.

Правда, в криках Энди была и какая-то ироническая нота, но это, скорее, самоирония, у него же это на автомате.

Вот уже и Джон Керенджи поднимается в звездолет. Глеб смотрит на его могучую спину. При росте за метр девяносто в нем килограммов сто двадцать как минимум. Он одевается так, чтобы мускулатура не слишком бросалась в глаза. Он явно ее затушевывает, но Глеб видит, что, несмотря на возраст (ему чуть-чуть за пятьдесят), это упругие, быстрые, взрывные мышцы.

Керенджи уже из проема люка повернулся к нему, сказал с простодушной улыбкой:

– Я был командиром отряда по экстраординарным ситуациям (космический спецназ), вышел на пенсию, у нас ранние пенсии, ты же знаешь, и вот, путешествую.

Уже вечером, когда они останутся одни, Глеб скажет Мэгги:

– Я точно знаю, у него на затылке не было глаз.

– А почему они не пригласили нас в свой звездолет? – вдруг поразилась Ульрика.

– Мы же не знаем, может быть, так на Земле теперь не принято? – пожал плечами профессор Снайпс.

Вечером Ульрика получила с Земли ответ на свой запрос насчет гостей.

– Надо же, как они быстро отреагировали! Исходя из того, что было утром, я думала, что НАСА соизволит ответить не иначе, как через месяц.

Биография каждого, с массой мелких, излишних подробностей. Всё правильно, всё сходится. Да, действительно, отец Габриэль, доктор Аврора Браун, отставной командир отряда «Космические волки» Джон Керенджи, тоже доктор.

13. Гости знакомятся с планетой

Утро следующего дня они начали с экскурсии для гостей. Что творилось с профессором Снайпсом! Он как будто помолодел на двадцать лет. То есть стал таким, как вначале, когда только прилетел на планету, начал создавать свою станцию? На неделю забыть о неудачах и разочарованиях, надеть маску чудаковатого, не от мира сего ученого-энтузиаста, каким он всегда и хотел быть, но вот не сложилось… Эта его игра в себя самого, в лучшего самого себя, если точнее… Его недельная передышка перед этим их «последним шагом»? Глебу вдруг показалось, что профессор хочет не просто перевести дыхание, но отвлечься от сомнений насчет этого самого «шага». (Чем меньше остается времени, тем больше становится сомнений и у профессора и у Ульрики. Глеб пытался поговорить с Ульрикой, но она не сознавалась.)

Профессор выстраивал экскурсию так, чтобы не показывать племя альфа. У них-де сезонная миграция и вообще… Но гости вежливо, с улыбками и расшаркиваниями настояли. Это стиль, понял Глеб. И получится так, что все эти дни они вежливо добьются от них всего, что им нужно. А что, собственно, нужно им?! Глеб поразился, как ему этот вопрос не пришел в голову раньше. Как он не пришел в голову им всем? Гости прекрасные, чудные люди, и дело даже не в той эйфории, что вызвана неожиданным появлением на станции людей с Земли. Они действительно были такими: добрый, милый, чуточку старомодный (с точки зрения Глеба, у остальных несколько иное представление о старомодности) отец Габриэль, мужественный, сдержанный Керенджи, умная, умнейшая, мгновенно всё схватывающая Аврора Браун. Чуть суховатая, да. Но в этой ее сухости, замкнутости был свой шарм. (Во всяком случае, Энди решил, что так.) А само отношение их к хозяевам станции – столько добра, дружественности, может, даже и в самом деле, братства. Пусть отец Габриэль слишком, может быть, много говорит на эти темы. Но это опять-таки стиль, и только. Неуклюжий, неловкий стиль доброго человека, говорящего о добре. Они поняли так, и не придирались к стилю. («Это возвышает нас в собственных глазах, не правда ли», – иронизировал Энди.) Всё правильно, и всем хорошо, счастливо, радостно было в эти дни. Но их гости совсем не похожи на праздных туристов, на восторженных дилетантов.

– А почему мы вообще решили, что туристы должны быть праздными? – возмущался профессор. – Это же штамп. Понимаю, штампы бывают верными. Но этот, видимо, устарел, вот и всё.

– Не кажется ли вам, сэр, – говорит Ульрика, – что, судя по всем их вопросам, они как-то уж очень много знают про наши эксперименты, да и вообще про нас. – Ульрика взяла паузу, но сама же не удержала. – Подозрительно много. Неужели НАСА так охотно посвящает людей с улицы в такие детали?

– Ульрика, милая, – говорит Энди, – мы с тобой не были на Земле полвека, пропустили пару технологических революций, сколько-то экономических кризисов и духовных…

– Покороче, если можно, – перебила его Ульрика.

– Я к тому, – Энди как всегда доволен, когда Ульрика злится, – что на Земле вполне могли измениться представления о секретности и открытости, и о том, что есть такое «человек с улицы».

– Не до такой же степени, – сказал Глеб. – Ничего там на эту тему, в общем-то, нового не было.

– Оптимизм нашего милого Энди вызван тем, что на Аврору Браун, кажется, подействовали его флюиды.

– И что, ты ждешь, что я сейчас покраснею как мальчик? Нет, как скажешь, конечно, могу и покраснеть для вящего твоего удовольствия.

– Я бы хотел, чтобы Аврора Браун была в моей команде, – вдруг сказал профессор.

– Дело не только в ее квалификации, она действительно потрясает. – Ульрика демонстрировала широкий взгляд на вещи. – Но никакая квалификация не объясняет, почему она так много знает о том, что делается на станции, почему в курсе даже тех подробностей эксперимента, в которые мы не посвящали Глеба. Вам, профессор, не показалось, что, задавая вопросы, наши гости на самом-то деле знают ответы?

– Что? – недоуменно переспросил Снайпс.

– Но вы же так увлечены этой своей ролью, – не удержалась Ульрика. – Вам не до таких нюансов.

– Кажется, Ульри права, – ухватилась Мэгги.

Ульрика нашла слово для того, что сама Мэгги только лишь смутно чувствовала. Во всяком случае, с некоторыми вопросами космических туристов было именно так.

– То есть, вы считаете, что трое наших гостей и есть настоящая инспекция?! – изумился профессор Снайпс.

Никто об этом и не думал, но когда он сказал!

Мэгги взяла Глеба за руку.

– А я, знаешь ли, спокоен. – говорит ей Глеб. – Пусть заодно и проверят, как я проверял вас. Я даже буду настаивать, чтобы оценили качество моей инспекции.

– Если это и проверка, то мы, кажется, проходим ее вполне успешно. – Непонятно было, Энди говорит это всерьез или же издевается.

– Ну да, братство проверяющих и проверяемых, – бросила Мэгги. – Любовь персонала станции к высокой комиссии.

– Кстати, о любви, – говорит Ульрика, – может, тебе стоит ускорить развитие отношений с доктором Браун, чтобы мы прошли инспекцию уж наверняка.

– Хватит! – закричал, затопал ногами профессор. – Хватит!

Все замолчали, и в тишине всем вдруг сделалось ясно: радость и счастье закончились. Внезапно. Бездарно.

А деваться некуда. И будешь отбывать свой номер. Только вот зачем? Что им проверка? Чего им бояться? На что надеяться? Но все понимали – наступит завтра, и всё пойдет так, как было задано самой этой встречей, с улыбками, объятиями, рукопожатиями, признаниями в дружбе и любви, с проявлениями любви невысказанной, дружбы, что не нуждается в слове, боится жеста и слова.

Профессор сказал что-то жалкое «о проклятой бюрократии» и сам же осекся.

Это ощущение помойки в душе.

14. Гости в лаборатории

И вот наступило завтра. Продолжилось знакомство с планетой, шло по согласованному с гостями графику. И постепенно, «при свете дня» вчерашние страхи оказались преувеличенными. Словоохотливый, несколько приторный священник. Но его болтовня уравновешивалась сдержанностью доктора Керенджи, который к тому же оказался неплохим специалистом по космической антропологии. Доктор Браун действительно много спрашивала, но спрашивала вроде бы по-настоящему, то есть не зная ответов как это было вчера (как им вчера показалось!), не для отвода глаз. И опять проявления дружбы, душевности, братства, и опять изъяснения в них. Единственное, что смущало: гости не могли не видеть изменения в настроении хозяев, сколько бы они, все пятеро, ни маскировали это своё, сколько бы ни пытались соответствовать. Но гости вели себя так, будто всё стало еще радостней, еще счастливее. Впрочем, наверно, из такта. Такт переходит в фальшь? Но гости не чувствовали за собой вины. Но должна же быть хотя бы неловкость за такую вот лицемерную проверку! Черт возьми, проверяйте, но зачем же при этом лезть к ним в душу с любовью и братством? А если они всё это специально?! Тогда должно было быть удовольствие от манипуляции, от игры в кошки-мышки с проверяемыми. Но удовольствия вроде бы тоже не было. То есть они искренние?!

Мэгги пыталась понять, в какой области специализируется отец Габриэль. Но всё было настолько расплывчато. Получается, что он просто священник? Но Земля не могла позволить себе такую роскошь, перелет к ним до сих пор для НАСА операция уникальная и дорогостоящая, и в составе комиссии прислать человека просто так?! С Керенджи и Браун всё понятно, проверяют каждый по своей специализации, а отец Габриэль?.. Для полноты проверки на его месте должен быть, ну, астробиолог, биохимик хотя бы, а вдруг это не проверка вовсе? Тогда что? Что?! И тут Мэгги начал разбирать смех. Тогда это космические туристы! Она предвкушала уже, как вечером Энди будет издеваться над этим их приступом коллективной паранойи вперемежку со шпиономанией. Но эти вопросы Авроры? Она спрашивает так, будто слышала вчера их подозрения, что ей известны ответы, и теперь ненавязчиво так показывает, что нет. Всё! Кажется, Мэгги Ларсон уже сама нуждается в психотерапевтической помощи. Или уже в психиатрической? Хватит. Возвращаемся к реальности. Для начала надо сосчитать до ста. Это всегда помогает. Мэгги добросовестно сосчитала, а потом подумала: «что если гости установили подслушивающую аппаратуру?» То есть надо проверять комнаты, лаборатории, ангары? Но у них на станции нет такой техники, и не могло быть. Они же летели в палеолит, кто мог их прослушивать в палеолите? Только ни одна комиссия, никакая инспекция не будет подбрасывать им «жучков» или как это там называется… Вот второе уже доказательство, что они не проверка от НАСА. Жаль только, что кажется последнее… А туристы могли бы прослушивать их? Энди, будто спровоцированный Ульрикой, усилил излучение флюидов на Аврору Браун. Кстати, она оказалась не такой уж и букой. И ее цепкий, холодный взгляд, что удивил Глеба при первом контакте… вроде бы больше не было ничего такого. Стало быть, Глебу тогда показалось. Да, Глеб и сам не настаивает. Стало быть, мы просто-напросто одичали здесь, на станции, скоро, наверное, на людей бросаться начнем.

Ульрика и профессор выворачивались перед гостями наизнанку, выворачивали все свои лаборатории – вот, никаких секретов, и неважно, проверяющие вы, непроверяющие. Мы не знаем, что там у вас на Земле считается открытостью, но мы, как видите, открыты и для туриста и для инспектора НАСА. И по мере движения от одного лабораторного комплекса к другому они успокаивались, так сказать, в процессе.

К середине дня все успокоились полностью. Им уже было неловко за свою вчерашнюю истерику. Но осадок. Да, конечно, осадок.

– Так бывает в кошмаре, тебя душит твой муж. Просыпаешься, сердцебиение, пот, слава богу, что сон. Муж с самым невинным видом посапывает на своей подушке, а ты – всё понимая, да? – дуешься на него всё утро. – Прокомментировал их общее настроение Энди, обращаясь почему-то к Мэгги.

– Всё бы отдала, чтобы ты оказался прав, – ответила Мэгги.

Энди нашел минуту. Пригласил Аврору Браун сегодня вечером: «Там над обрывом такие звезды. Вы должны это видеть».

Уже к концу сегодняшней программы, когда, казалось, все ходят по кругу, повторяя одни и те же подозрения, одни и те же успокоительные доводы… Когда все они убедили себя, что свободны от ситуации… Да, конечно, если эта такая проверка, то это подло. Но, в самом деле. Что им проверка? Если это туристы, то все становится безобидно, только слащаво и лицемерно. Но что им туристы? Улетят к концу недели… Так вот, к самому финишу этого долгого утомительного для Глеба дня кольнуло вдруг: почему, обсуждая эксперимент, вникая в детали, гости не касались совершенно той проклятой «нравственной составляющей»? Отец Габриэль сразу же принялся о «пределах вмешательства в Замысел Божий». Всё. С Глеба хватит. Можно на этом и успокоиться. Священник в комиссии, чтобы как раз и заниматься нравственной составляющей. Кажется, всё сошлось. Или же это как тогда, когда Керенджи спиной, затылком почувствовал, что Глебу показалась подозрительной его гипертрофированная мускулатура. Слишком уж быстро отреагировал отец Габриэль. Стоп. Он сегодня же вечером ляжет к Мэгги на гипноз.

И вот тут, когда все уже устали и от гостей и от самих себя, от самого действа, да и гости устали, и ничего уже в принципе не могло произойти больше…

– А теперь давайте пройдем в нашу «студию мозга», – предложил Снайпс.

Он специально оставил это под самый занавес, чтобы уставшие гости отмахнулись, отложили на завтра или же просмотрели бегло. (Он озвучил им самый нейтральный, безобидный вариант названия.) Это единственное в лабораторном комплексе, что они хотели показать, не показывая.

Ноги Авроры Браун сами, на автомате повернули к дверям «студии». А в НАСА об этой части эксперимента не знали. Вообще! (Снайпс собирался отправить отчет по этой работе лишь после отлета четвертой смены.) Об этом никто на Земле ничего не знает. А доктор Браун в курсе, за какой это находится дверью.

И всем пятерым стало страшно.

15. Кто же они такие

Гостиная в доме профессора превращена в штаб. Да, они не могут выявить подслушивающую аппаратуру, но вывести ее из строя… Энди сконструировал один нехитрый приборчик, и теперь в радиусе десять метров ни одно устройство (за исключением радиосвязи) вообще работать не может.

– Итак, что мы имеем? – в который раз уже вопрошал профессор Снайпс.

– Кажется, наоборот, имеют нас. – В конце концов, ответила ему Мэгги. – И, кажется, весьма успешно.

– Тише! – кричит профессор.

И все замолкают. НАСА наконец-то вышло на связь.

– Слушаю вас? – ответил Морган после обычных своих позывных.

Профессор Снайпс, задыхаясь, сбиваясь, изложил, в чем ужас их ситуации. Морган был оптимистичен и невозмутим. НАСА доверяет отцу Габриэлю и его команде, всё по плану. Они, разумеется, будут осмыслять информацию, полученную от профессора… и как только… в смысле, выйдут на связь сами.

Резким движением Глеб вырубил связь.

– Ты что! – поразились все.

– Это имитация. Неужели не поняли?! – кричит Глеб. – Они заблокировали канал связи с НАСА и включили имитационную программу. Компьютер голосом Моргана говорит нам приятные успокоительные вещи, безусловно, имеющие психотерапевтический эффект.

– Ты уверен? – спросила бледная Ульрика.

– Реальный Морган начал бы с того, что пригрозил бы вам всем судом за утайку части экспериментальной программы.

Профессор бросился проверять другие каналы связи. Ни один не работал. Покрытый холодным потом, он пытается вызвать свою команду, что сейчас монтирует «зонтик». Тот же результат.

– Это потому, что у вас трясутся руки. – За дело берется Ульрика.

– У тебя трясутся еще больше, – сказала ей Мэгги.

– Увидев, что связь заблокирована, они поймут, что что-то не так, и вернутся! – проблеск надежды у всех.

– Скорее всего, они сейчас мирно общаются с компьютерным профессором Снайпсом из аналогичной имитации, – говорит Глеб.

– Они же все равно поймут, что что-то случилось. – Все еще надеялась Мэгги. – И поймут быстро.

– А мы с вами быстро поняли? – спросил Глеб.

– Очевидно, ваша электронная версия, профессор, прикрикнула на людей, чтобы не отвлекали по пустякам, – сказала Ульрика. – А чего им, собственно, вас отвлекать, операция по монтажу «зонтика», пусть и грандиозная, но достаточно типовая.

– Значит, мы можем рассчитывать только на свои силы, – кивнула Мэгги. – Во всяком случае, пока.

Звонок в дверь поверг всех в ужас.

– Это Энди, – сообразила Ульрика. – Вернулся со свидания.

Вошедший Энди был усталым и хмурым:

– Звездное небо над головой не произвело на Аврору ни малейшего впечатления.

– А нравственный закон внутри? – Мэгги пыталась язвить для поддержания духа. – Мы можем хотя бы надеяться, что он у них есть?

– Мне даже не удалось ее поцеловать, – продолжил Энди.

– Что, твои чары совсем не подействовали? – Ульрика спрашивала без малейшего сарказма.

– Она выстраивает отношения так, будто это начало долгого, неторопливо разворачивающегося романа.

– То есть ты хочешь сказать, что они не собираются улетать отсюда? – вцепилась в него Мэгги.

– Какое счастье было бы, если они в самом деле являли собой такую вот инспекцию НАСА, – вдруг сказал профессор.

– Энди, – напряженное, злое лицо Ульрики, – Аврора не поняла, что мы знаем?!

– А мы как раз ничего и не знаем, – будто самому себе сказал Глеб.

– Нет, по-моему, – ответил Ульрике Энди. – Нет. По-моему, нет.

– Кому вы доверили! – бросила Ульрика Снайпсу.

– Хочешь сказать, надо было послать на свидание тебя? – наконец Энди вернулся к своему всегдашнему тону. – Это было бы правильно. У тебя же, Ульрика, больше выдержки, ты прекрасно контролируешь себя, твоя реакция куда быстрее моей.

– Мы имеем дело с инопланетным разумом. – Профессор сказал, и ощущение было такое, что его успокоил этот собственный вывод.

– То есть теперь мы из всесильных демиургов перекочевали в разряд подопытных кроликов? – усмехнулась Ульрика.

– Сверхцивилизация-таки догнала нас? – спросил Глеб профессора.

– Нас догнала наша старая фобия и только, – ответила Мэгги.

– Мы должны бороться, – чеканила Ульрика. – Может, они и не сильнее нас. Или же сильнее не настолько, чтобы борьба вообще не имела смысла. Бороться так, будто наша борьба имеет смысл.

– А что, если борьба не нужна вовсе? – начал Глеб. – Это не злой умысел с их стороны, а неумение вступить с нами в Контакт. Мы бы на их месте, что бы делали мы? Примерно то же самое.

– С той только разницей, что мы добро, – перебила его Ульрика.

– Ты рассуждаешь сейчас на уровне племени альфа, – ответила ей Мэгги.

– Я не знаю, конечно, – продолжает Глеб, – но всё, что случилось между ними и нами, есть лишь недоразумение, череда недоразумений. Во всяком случае, возможность этого остается, и мы должны её использовать до конца. Не имеем права не использовать.

– А ты понимаешь цену ошибки? – тихий голос Энди. – Чем мы заплатим, если ты вдруг неправ.

– Почему же они не пришли к нам сами, – размышляет Мэгги. – В своем обличии, я хотела сказать… Неужели они считают нас неготовыми к Контакту? Это значит, мы никогда не будем готовы к Контакту?!

– Я сейчас! – Глеб бросился вон из комнаты.

– Если мы имеем дело с инопланетным разумом, – начал профессор, – это может означать только одно: их по каким-то своим причинам заинтересовал наш эксперимент.

– Я, конечно, польщена, – ответила Ульрика, – но не переоцениваем ли мы…

– Если бы им была нужна Земля, – не дослушал ее профессор, – они бы вышли на контакт с Землей, а не заглушали бы каналы связи с НАСА.

– Каким может быть их интерес? Свернуть эксперимент или же как раз развить его… – размышляла Ульрика.

– Мне показалось, что они равнодушны к метафизической составляющей стороне того, что мы делаем здесь. Должно быть, у них какая-то совсем другая мораль. – Мэгги срывается на крик. – Они чудовищны! Я поняла. И надо готовиться к худшему.

– Неужели чудовищнее нас? – пожал плечами профессор. – Мы же вот при всей своей озабоченности «этической уязвимостью» так и идем до конца.

– Без меня, – вдруг сказала Ульрика.

– Как? – опешил профессор.

– Кажется, я до конца как раз и дошла, причем давно, только не заметила этого. Я уже с «другой стороны» конца.

– То есть ты, Ульрика, боишься, что они используют наши опыты во зло? – спросил профессор.

– Куда уж больше! – рассмеялась Ульрика.

– А может, их как раз интересует наша претензия на создание мира Добра! – зашумел профессор. – Как это не пришло в твою головенку! Если б хотели зла, неужели б не обошлись без нашей помощи?

– То есть вы считаете, босс, – начал Энди. – что это такое своего рода божество из машины, чтобы разрешить всё наше неразрешимое, распутать то, в чем мы запутались, да? А почему бы и нет? – закончил он совсем другим тоном.

– Если нам предстоит Контакт, – Мэгги казалось, что у нее сейчас лопнет голова от разрастающейся головной боли. – я за… Но если он будет в форме сотрудничества по эксперименту. – вы не вправе, профессор Снайпс, пока не узнаете их истинных целей, мотивов и прочего. У вас есть что-нибудь от головы, профессор?

– Не тебе решать, – хлопнул ладонью по столу Снайпс.

– Теперь уже и ей, – совершенно спокойно сказала Ульрика. – Перед лицом того, что…

– Да вы с ума посходили! – вскочил, забегал по комнате Снайпс.

– Это бунт, – улыбнулся Энди.

– Нам помогут создать мир Добра! – клокотал профессор, – укажут, в чем мы неправы, выведут из тупика, а вы, вы! – он задыхался. Навалился на стул, достал трясущимися руками какой-то пузырек, влил в рот несколько капель. – Сейчас… уже лучше, да.

– Надежда была бы, если они пытались закрыть эксперимент по нравственным основаниям. – Мэгги стояла с закрытыми глазами, прислонившись к стене.

– Но ведь это тоже было б неправильно, – поразилась Ульрика. – И если бы так, они были б неправы.

– Я как раз об этом, – еле слышный голос Мэгги. – Надежда была бы, если они были бы так неправы.

В комнату влетел Глеб.

– Вот. Мой персональный радиопередатчик. Он вряд ли блокирован. Просто потому, что я им не пользовался ни разу. Какой-нибудь из сигналов да пробьется на Землю.

Они испробовали все каналы, и безрезультатно. Значит, где-то на орбите стоит ловушка, глушилка. Это всё.

– Что же, будем учиться признавать свои поражения, – скривился Энди.

– Оператор Фриман Морган на связи. – Голос Моргана.

– Получилось! Да-а! – закричали все.

– Морган, это Терлов. Всё, что ты сейчас услышишь, не есть результат коллективного психоза, не плод массовой галлюцинации.

– Я высылаю данные по вашим гостям, – сказал Морган, когда Глеб закончил. – Я посмотрел, пока тебя слушал. Я сейчас доложу по начальству, будем разбираться, в экстренном режиме, разумеется. Ну, а насчет того, что это не коллективный психоз, вы всё же все вместе еще раз подумайте, ладно? В общем, я на связи. Держи нас в курсе. Удачи.

Они изучали распечатки. Какое счастье, что существует Морган! Счастье, что у них там в НАСА есть «экстренный режим». Счастье. Но что это? Все те же данные, которые они уже получили от имитации Моргана. Слово в слово! Найти хотя бы одно отличие, да? Неужели это опять было общением с компьютерной программой? Тогда они не просто побеждают – издеваются.

– Я пойду и перестреляю их всех, – сказал Энди.

– Нашел! – кричит Глеб.

– Что? – спросили все.

– Отличие. Одно. Но какое. Смотрите, последнюю строчку в материалах по каждому.

– Отец Габриэль, – читает последнюю строчку Мэгги, – погиб в авиакатастрофе десять лет назад. – Она не сразу поняла, что прочитала.

– Аврора Браун, – читает профессор, – погибла от неизвестного вируса на планете Луби в две тысячи четыреста восемьдесят седьмом, то есть девять лет назад.

– Джон Керенджи, – Ульрика бросила на стол распечатку, – сгорел при аварии звездолета десять лет назад.

– Получается, мы имеем дело с мертвыми? – тупо сказал Энди.

– Но только в том случае, если информация прошла от настоящего живого Моргана, а не от его компьютерного клона из паразитарной программы, – сказала Мэгги.

– Он был настоящий, – ответил Глеб.

– Ты так веришь в свою интуицию? – тут же спросил Энди.

Глеб снова выходит на связь с Землей.

На этот раз всё: Морган молчит. Они заглушили канал связи. Просто, тупо, без всякой имитации.

– Не поставили сейчас электронного Моргана, чтобы мы не сравнивали, чтобы не узнали, с кем сейчас общался Глеб, с их программой или же с НАСА, – сказала Ульрика. – Эти параноидальные игры, для того, чтобы сломить нас.

– В принципе, они поступают очень по-человечески, – вздохнула Мэгги.

– Если не считать того, что они мертвые, – сказал Энди.

– А можно, я все-таки попробую дать материалистическое объяснение? – поднял руку Глеб. – Керенджи сгорел в звездолете, тело точно не обнаружено. Святой отец разбился в самолете, тело, вполне вероятно, не найдено. Аврору, скорее всего, кремировали от греха подальше на планете Луби, там, где она и подцепила заразу.

– Хочешь сказать, что кто-то спокойно мог принять их обличие, выдать себя за этих людей? – закруглила его мысль Ульрика.

– И не обязательно за них себя выдали люди, – сказал Снайпс. – Вот, кстати, и ответ, – кивнул он Глебу, – почему Керенджи, не оборачиваясь к тебе, понял все твои сомнения, увидел затылком, как тебе тогда показалось. А отец Габриэль начал рассуждать о морали сразу же, как ты подумал: «а чего это он о ней не рассуждает».

– Ну да, шестые, седьмые, еще там какие чувства, телепатия, что там еще бывает у инопланетян? – скривился Глеб.

– Нам нужны образцы их ДНК, – перебила Ульрика. – В распечатках депеши от Моргана есть то, с чем мы сравним, для идентификации этого будет достаточно.

– Если их выслал действительно Морган, – ввернул Энди.

– Да, Морган, Морган! – кричит Глеб.

– Они прослушали ваш разговор, – отвечает Энди, – и выслали свою информацию, заблокировав то, что должно было прийти от НАСА. Неужели непонятно? Тем более, что у них есть фора по времени. Могли бы прислать материалы для нашего успокоения, но они решили перейти в атаку.

– Они только начали, – перебивает его Мэгги, – а остальное мы сейчас уже делаем сами. Сами загоняем себя в угол, сами убедили себя, что нам не докопаться ни до истины, ни до достоверности.

– Нужны образцы ДНК, – повторила Ульрика, – и больше не надо ни до чего докапываться. А уж люди они, не люди, живые ли, мертвые…