Зелье для Ее Величества. Заговор

– Договорились, – кивнул Иван, у которого в голове появилась неплохая идея.

– Охотники обладают примерно моими силой и быстротой. Они неуязвимы для оружия, совершенно ничего не боятся… – немного подумав, зло добавила: – И не считают вас за людей. Вы все для них не более чем движущиеся декорации этого мира.

Иван молча кивнул и отвёл глаза, чтобы не выдать появившуюся у него ещё одну догадку.

– Бутылёк мне нужен в ближайшие дни. Знахарке скажете, что эта просьба от Вяземского. И возьмите эликсир ДО того, как её начнут арестовывать. Когда её попытаются схватить, Вас не должно быть рядом. Понимаете меня?

Розинцев кивнул.

– Ну а если Вам удастся повернуть дело так, что она останется на свободе, я посодействую вашему карьерному росту и покровительству императрицы, – обворожительно улыбнулась ему дама с переменчивым настроением.

– Благодарю Вас баронесса.

– До свидания, господин Розинцев – кивнула ему на прощание Бартинская.

Иван вышел в благословенную прохладу ночи. Быстрым шагом он направился в присутствие, чтобы если и не застать шефа там сейчас, то быть первым, кого он увидит утром. Надо было срочно поделиться открытием сегодняшнего вечера.

***

Утренний доклад Розинцева о событиях минувшего вечера Шешковский выслушал в мрачном расположении духа.

– Значит, сунулся-таки, к ней щучий сын, – констатировал он факт, когда Иван закончил.

– Так точно, ваше высокоблагородие!

– И думаешь, что зелье сможешь добыть?

– Будет хорошо, если мы его предъявим государыне.

– А если не найдём?

– Тогда и не доложим.

Шешковский хмыкнул, мотнув подбородком:

– Начинаешь немного понимать, как всё устроено в этой жизни. Ладно, к этому вернёмся после. Значит, говоришь, потомки атлантов? – иронично прищурился он.

– Полагаю, она это придумала, чтобы уйти от вопроса.

– Тогда кто же они? Или, точнее, она.

Иван слегка покраснел, помявшись, сказал:

– Когда она меня рассматривала, её глаза были как неживые, и… простите за подробность… от неё не исходило никакого запаха, даже когда она говорила мне в лицо, от неё шёл чистый воздух.

– И что сие означает?

– Она точно не человек. С учётом её быстроты и силы смею предположить, что она и есть вампир из той группы соревнующихся.

– Что? Ты, может, уже сам умом тронулся, Розинцев?! – привстал в кресле Шешковский.

– Судите сами Степан Иванович, до самой императрицы добралась!

– Ты что, в сказки про нечисть всякую веришь?! – побагровел шеф.

– Возможно это какая-то другая форма жизни, – быстро протараторил Иван. – Право слово, ваше высокоблагородие, ну не бывает дыма без огня!

Тот опустился в кресло, досадливо потирая подбородок. Задал резонный вопрос:

– Зачем же она тогда императрицу травила?

– Может это от её укуса и нет никакого зелья. А может, это часть заговора и Вяземский нас на ложный след наводит, пока мы будем искать охотников, они устроят ещё одну попытку отравления. Но в любом случае главный исполнитель задуманного – Бартинская. Нейтрализовав её, мы сильно спутаем им карты.

Шешковский снова задумался.

Иван, пользуясь молчанием шефа, продолжил:

– Я и эликсир этот согласился добыть только для того, чтобы потом с поличным её взять, если они всё-таки не вампиры.

– Ну а коли она ещё какой фортель выкинет? – воззрился на него Шешковский.

– Да и пусть. Мы её будем арестовывать на глазах у придворных, а лучше императрицы. Пусть все видят, что она такое.

Шешковский долго и пристально смотрел на Ивана, вздохнув произнёс:

– Хорошо бы тебя, Розинцев, отправить навечно в Сибирь, а ещё лучше удавить по-тихому. Чувствую, хлебну я с тобой лиха. Ты хоть понимаешь, что если государыня кого привечает, то переубеждать её в том, что человек пиявка, присосавшаяся к ней, – себе дороже!

– Она змея. К тому же уже раз укусившая. Можно, конечно, подкинуть информацию людям Панина. Выгорит дело – они вознесутся в глазах императрицы, не выгорит – уйдут в опалу, – попытался хоть как-то продвинуть свою идею Иван.

Шешковский сидел, нервно покусывая губы и то и дело подёргивая головой в стороны, как будто обдумывал и отвергал различные варианты. Вопрос, конечно, был крайне серьёзный. Тут либо пан, либо пропал.

– К тому же я уверен, что после того, как Бартинская получит зелье, она попытается меня убить, чтобы избавиться от свидетеля. На этом тоже её можно поймать, – высказал Иван идею самопожертвования.

Глаза Шешковского блеснули заинтересованностью:

– А что, дорогой мой, это мысль!

Ивану сделалось не по себе. Когда в твоей смерти заинтересованы потустороннее существо и сильнейший мира сего, шансов выжить не просматривается.

Довольный шеф хлопнул ладонью по столу:

– Значит, так и поступим. Ты с нашими людьми наведаешься к знахарке и тихо-мирно заберёшь у неё всё, что найдёшь. Если всё будет удачно, подумаем, как устроить передачу баронессе зелья, чтобы она попыталась тебя убить, и как её на этом споймать.

Розинцев удручённо кивнул.

Шеф продолжил:

– Какими мы располагаем доказательствами, что Бартинская не от мира сего?

Иван на секунду задумался, затем начал перечислять:

– Первое. Несмотря на баронский титул, у неё начисто отсутствуют манеры, свойственные всем дамам её положения. Она может их продемонстрировать, но они не впитаны с молоком матери.

Шеф кивнул.

Иван продолжил:

– Второе – полное равнодушие к людским жизням. Третье – ни она, ни Вяземский, несмотря на свою образованность, не умеют писать чернилами. Все письма написаны карандашом. Я справился у коменданта Петропавловской крепости, он сказал, что не придал значения просьбе Вяземского о предоставления карандаша и тому принесли перо и чернила. Но тот повторно попросил карандаш.

– Однако Вяземский не продемонстрировал выдающихся физических способностей, – вставил Шешковский.

– Чем удивил баронессу, – парировал Иван.

Шеф помолчал, кусая губы.

– Что, получается, нам известно со слов Вяземского и Бартинской – некая группа людей, обладающих выдающимися физическими способностями, решила на спор поиграть в вампиров, убивая людей из высшего общества, либо они же плетут заговор с целью захвата власти. Так?

– Так, ваше высокоблагородие.

– Из примет: возможно, не умеют писать пером, циничны, речь косноязычна. Что-нибудь ещё?

– Глаза. Когда я увидел баронессу днём, не придал значения её слишком ярким глазам, однако в карете при фонаре они тоже как будто светились. И я вспомнил, что у Вяземского они тоже как бы сами издавали свет ночью, несмотря на то что они у него были карими.

Шеф потёр большими пальцем правой руки остальные пальцы.

– Ну хоть что-то о них мы знаем.

– Ещё приметой можно считать их недавний приезд. И, скорее всего, они снимают жильё. Опять же скоро поползут слухи о бегстве душевнобольных и о вампирах, люди начнут доносы писать, глядишь, чего дельного напишут.

– Хорошо, – одобрил шеф. – В общем, смотрим во все глаза и навострим уши. Глядишь, и заприметим кого.

Затем, глубоко вздохнув, подвёл итог беседы:

– Я тут займусь сыском, а ты, Иван-царевич, собирайся – и к ведьме. Возьмёшь десяток драгун – и к Прискорн незамедлительно. Ей объяснишь, мол, её дружок-лекарь дал показания о месте сокрытия яда, который ты и приехал изъять. Понял?

– Так точно. Только непонятно, как она одним церковным покаянием отделалась. Отравителя и вора как никак привечала!

– Не твоего ума это дело! Сгинь с глаз моих долой! – топнул ногой шеф.

– Слушаюсь ваше высокоблагородие!

***

Нельзя было сказать, чтобы Прискорн встретила коллежского секретаря приветливо. Сжатые в нитку губы и горящий ненавистью взгляд – всё, чем она ответила на вежливое объяснение Розинцева о цели его визита.

Как известно, молчание – знак согласия, да и распивать чаи не входило в планы Ивана. Взобравшись в седло, подал короткую команду своему отряду и пустил коня рысью. Ему хотелось поскорее скрыться с глаз баронессы.

День был безоблачный, ветреный, деревья, раскрашенные багряными красками осени, шумели и красовались в лучах ещё греющего солнца, воздух был насыщен запахами осени. Живи и радуйся. И какое-то время Иван себе позволил просто ехать и наслаждаться ветром, солнцем и пейзажами.

Так доехали до деревни. Розинцев направил коня к дому старосты, тот оказался на месте, перетаскивал с телеги хворост в сарай.

– Ну здравствуй, Прокоп, опять судьба нам выдала встретиться, – блеснул витиеватостью речи Иван.

Мужик охнул, перекрестился, низко поклонился.

– Сызнова помощь твоя слугам государевым потребовалась. Сегодня мы у тебя на ночь остановимся, а завтра к подружке своей в лес нас отведёшь.

Староста побледнел и бухнулся на колени:

– Не губи, барин!

Розинцев наигранно удивился:

– А что такое, поругались, что ли?

Глаза Прокопа забегали по сторонам:

– Поди, думаю, злая она на меня, хотел ентово, как его, уехать отсель, кланялся в ножки барыне, просил отпустить, откупные сулил, да токмо она меня выпороть велела. Совсем залютовала с того самого времяни, как вы, стало быть, тута побыли.

– А с чего на тебя ведьме злиться? – у Ивана начала пропадать бравада и портиться настроение.

Глаза мужика снова забегали:

– Да как евона, ну, тадысь-то её почитай силком сволокли к проклятому озеру, вот она и злится небойсь, – сказал и чуть не заулыбался, довольный тем, как выкрутился.

Но даром, что ли, на Ивана столько кричали, да и памятуя, как Опричников прижал этого самого Прокопа, рявкнул:

– Я тебя, висельная морда, на каторге в кандалах сгною, коли врать мне будешь! Говори как на духу, что было!

Мужик снова охнул, закрестился:

– Прости меня, барин! Опосля, как вы, стало быть, уехали, наутро Емелька с людями своими заявился. Всю деревню вверх дном поставил, искал лекаревы снадобия всякие, злой был пуще чёрта, когда не нашёл. А потом и говорит, веди, мол, нас, Прокоп, к старухе ентой. В лес, стало быть. Ну куды деваться, повёл. Токмо сам в избу ейную соваться-то не стал. Емелька-то не с добром к ней шёл. А мне на кой лишнего видеть, я ведь енто, как его, куды меня не просют, туды и не лезу.

– Ближе к делу, – прервал его Розинцев.

– Ась? – не понял рассказчик.

– Говорю, рассказывай, что видал!

– А! Это да. Ну так вот, показал я им, стало быть, из кустов, куды идить надо, а сам ноги в руки – и ходу оттудова. Ещё не хватало, чтобы ведьма эта меня в мышь превратила. Бабы сказывают…

– Да на кой мне знать, что твои бабы сказывают! – прикрикнул на него Иван. – Ты рассказывай, что было!

– Аа, ну так и сказываю. Бегу, значит, это я в обратку, домой, стало быть, и сначала слышу, вроде бы как стрельнул кто, а опосля крики всякие. Ну я ещё сильнее припустил! А то ведь коли почует мой дух, догонит и…

– Цыц! С людьми Емелькиными что? Сколько их всего было, на пальцах показать сможешь?

Тот, закатив глаза кверху, стал шевелить губами и загибать пальцы. Показал шесть.

– Видал их потом?

– Токмо одного, Прошку, он вона в той избе живёт, – показал староста на дом, – но его тама не сыщешь, он как тогда из лесу-то вернулся, так умом-то и тронулся. А может, благодать на него сошла, хто знает.

– Отчего так?

– Да уж больно чегой-та испужалси, видать. Говорит, знахарка ента перебила их всех, он насилу убёг, говорит ещё, что леший ему попался и русалку видал. Ну так оно и немудрено, тут испокон веку рассказывают, что за Чёрной речкой бесовщина всякая творится. Вот сказывают…

– Да замолкни уже ты! – прикрикнул раздосадованный Иван, не надо было расспросы учинять при солдатах, которые тоже недалеко от крестьянина в верованиях ушли.

– Ты это, бабе своей скажи, чтобы на стол собрала. Повечеряем, а поутру, как светать начнёт, пойдём. На-ка вот за труды твои, – и вложил Прокопу в ладонь рубль серебром.

– Благодарствуйте, барин, – отвесил мужик земной поклон.

Когда староста ушёл в дом, обратился к солдатам:

– Ну вот что, соколики, знахарку я ту знаю, зла мы ей не хотим, так что и ей нам вредить незачем. А ещё помните, что дело справляем по повелению самой государыни императрицы, так что не робеть!

– Слушаемся, ваш бродь!

– Не подведёте коль, то и награда вам будет, – на том разговор и закончил.

***

Как стало светать, выступили. Над полем стелился туман, встающее за темнеющим впереди лесом солнце освещало небо багровыми красками. Люди зябко кутались в плащи.

Если бы кто сказал Ивану пару месяцев назад, что он во главе отряда гренадёров будет ехать в логово самой настоящей ведьмы, – покрутил бы пальцем у виска.

Добрались без приключений. Солнце к тому времени уже поднялось, было тепло и светло, лёгкий ветерок шуршал листвой, эхо множило и усиливало птичью трель.

– Тпруу, – остановил лошадь Прокоп. – Дале, барин, токмо пешими, конь там не пройдёт.

– Далеко идти?

– Не, вон тот валежник пройти – и в горку, а на горке её, стало быть, изба, – перекрестился мужик.

– Спешиться, – подал Иван команду.

– Токмо, барин, я дале не пойду, я лучше вас туточки подожду, – поклонился Прокоп.

– Ну тут – значит, тут. Евстафий со мной, остальным оставаться здесь, – скомандовал он солдатам, – коней в центр, сами в окружность – и смотреть в оба! Коли кто появится из лесу – на мушку его и задержать. Ясно?

– Так точно, ваше благородие!

– Если не вернусь, когда солнце будет вон над той сосной, тогда идите меня вызволять.

На том и пошёл. Заявляться к колдунье с таким отрядом не стоило, да и нужны они были для охраны зелья, если он его добудет.

Изба и вправду стояла на четырёх больших пнях, стены были из грубо отёсанных брёвен, крыша покрыта толстым слоем веток. Два маленьких подслеповатых окна довершали картину из русской сказки.

Иван немного помялся у лестницы, ведущей к двери, ну правда, не кричать же «избушка, избушка…». Пока он прикидывал, как лучше быть, дверь со скрипом приоткрылась и оттуда высунулась жуткая физиономия ведьмы.

Евстафий охнул и закрестился. Ведьма проскрипела:

– С чем пожаловали, добры молодцы?

Солдат попятился.

– А ну стой! – грозно приказал ему Иван. – А ты, бабка, перестань мне тут людей пугать! С делом я к тебе пришёл, по добру, без злой мысли.

Та издала звук, который должен был означать смех:

– Ну проходите, коли так, глядишь, и угощу чем, – и лицо исчезло за дверью.

– Жди здесь, – повернулся Иван к солдату, – и смотри у меня, – погрозил ему кулаком.

– Слушаюсь, ваше благородие, – ответил тот срывающимся голосом.

Внутри дома было сумрачно, стоял густой и приятный запах разнотравья. У окна, рядом с небольшой печкой, стоял большой стол, заставленный всякими медными, глиняными и стеклянными стаканчиками да кувшинчиками, на печке сипел какой-то бак с трубками.

– С чем пожаловал, добрый молодец, на этот раз? – снова проскрипела старуха.

– Вы это, бросьте притворяться, – несколько сконфуженно произнёс молодой человек. – Я ведь знаю, какая вы из себя.

Старуха снова засмеялась, потом стянула удивительно живую маску и через голову сняла рубаху с горбом. Распрямилась.

– Так лучше? – спросила озорно, улыбаясь ослепительной улыбкой.

– Гораздо, – враз осипшим голосом подтвердил Иван.

– Я же говорила, никогда чтобы не возвращались Вы. Запамятовали?

– Я по делу, – кашлянул он. – Вяземский сказал, что у Вас хранится бочонок с зельем и бутылёк с другим. Они мне всенепременно нужны, – уже более уверенно закончил фразу Иван.

На лице дамы отобразилось вселенское удивление:

– Он вам рассказал?

– Да, сударыня. Прошу Вас отдать мне их, и я спокойно уйду, – давать обещание, что она его больше не увидит, он предусмотрительно не стал, мало ли как дело повернётся.

Здесь уже лицо девушки исказила неприкрытая злоба:

– Вот же идиот!

– Простите?

– Это я о Вяземском!

Посмотрела в окно:

– Я вижу, Вы не один прибыли.

– Со мной десять драгун.

Дама нахмурилась, что-то обдумывая. Воззрилась на него:

– Хорошо, я отдам Вам то, что вы просите, – обожгла его взглядом знахарка и вышла в сени.

Когда она ушла, Розинцев стал внимательно осматривать помещение. Было тут что-то не так, но он не мог понять, что именно. Потом его осенила догадка – в доме не было предметов быта – чугунков, кувшинов, сковород, тарелок, кружек, вёдер. Он заглянул в стоящий у стены шкаф – тоже ничего. Из мебели был только стол и стул. Не было ни кровати, ни лавки, и печка была слишком маленькой, размером со стол – не уляжешься.

Послышались шаги, обернулся. Знахарка несла бочонок, подошла к нему, перевалила в его руки. Бочонок был увесистый, не меньше пуда.

– И ещё вот, – достала она из складок платья бутылёк, опустила его Ивану в карман и напутствовала. – Скатертью дорога!

Но Иван не спешил воспользоваться добрым пожеланием. Он хотел подтвердить свои подозрения. Медленно поставил бочку на стул. Подошёл вплотную к хозяйке и глядя в упор в глаза спросил:

– Мне ещё поручено узнать, что сталось с Емельяшкой и его людишками – соврал он.

Её глаза удивлённо расширились:

– Кем поручено?

– Начальством.

Нахмурилась.

– Что за ерунда… – сказала она сама себе.

– Нам доподлинно известно, что они были здесь, – нажал Иван.

– Разбежались ваши разбойнички, только пятки их и видела, – с вызовом бросила ему в лицо дама.

По коже Ивана пробежали мурашки. У неё были такие же, как и у баронессы, абсолютно неживые глаза. Как будто стеклянные. Несмотря на то, что она успела и повозмущаться, и несла увесистый бочонок, её дыхание не стало глубже или чаще. И оно тоже было абсолютно чистым. Она определённо была одной из них.

Иван не стал искушать судьбу дальше, повернулся к стулу, подхватил бочонок и, пробормотав что-то невнятное на прощание, вышел. Уходя, его привыкшие к полумраку глаза разглядели на полу несколько тёмных больших пятен.

Спустился по лестнице, передал солдату ношу и, ни слова не говоря, пошёл к месту, где оставались остальные. Надо было возвращаться. Но только не той дорогой, которой пришли сюда. Вообще не стоило выбираться из имения Прискорн дорогами. О том, что они приехали, уже все знали, и разбойники, если они, конечно, ещё живы, тоже. Риск, что на них нападут, был слишком велик, и он решил идти через лес, чтобы выйти на оживлённый тракт уже за пределами имения.

О чём и растолковал Прокопу. Тот закрестился:

– Барин, неспокойные тут леса, неведомо хто бродить. Тут днём то люди пропадають, а уж по темени-то и подавно, ведь вся нечисть выползает!

– А ну прекратить богохульничать! Напридумывали себе страхов и от каждой тени шарахаются! Коли выведешь куда сказано – ещё рубль получишь.

И обращаясь к солдатам:

– А вам, соколики, отпуск выхлопочу и бочку вина выкачу – гуляй, пей, пляши!

– Рады стараться ваше благородие!

С тем и выдвинулись. Пока продвигались по лесу, где верхом, а где ведя коней под уздцы, Иван размышлял.

Ведьма, лекарь, баронесса – звенья одной цепочки. Скорее всего, именно ведьма и готовила зелье, лекарь его испытывал и занимался получением денег, а баронесса, скорее всего, и подсунула яд государыне. При этом по крайней мере женщины физически сильны, им ничего не стоить убить нескольких людей за раз. Точнее так: им ничего не стоит убить человека. Ещё у них странные глаза. Плюсом возможная душевная болезнь как у баронессы, так и охотников, не зря же Вяземский написал Бартинской о том, что этот мир реальный, а не придуманный ею.

Было ещё и два вопроса: почему ведьма выдала лекаря, вместо того чтобы помочь ему бежать; почему лекарь сам не воспользовался своей силой, чтобы бежать. Хотя, может быть, у их мужских особей по какому-то стечению обстоятельств нет таких способностей.

Откуда-то издалека донёсся вой.

– Осподи! – закрестился Прокоп. – Это ж оборотни нас ищуть! – его голос трясся от страха.

– Молчать, бесова душа! Нету никаких оборотней! Волки как волки.

И обращаясь к солдатам:

– Так, ребятки, скоро уже к вечеру будет, ищем место для бивака. А волки, они на сильных-то не нападают. Да и огня боятся, – как можно увереннее сказал Розинцев.

Вскоре отыскалась полянка, рядом протекал ручей. Лучшего места и не придумать.

– Пантелеймон, Игнат, Фёдор, ты, ты и ты, – ткнул пальцем в солдат Иван, – стаскиваете вот к этим деревьям валежник и хворост. Заложим между деревьями, чтобы с этой стороны к нам никто не подкрался, и сюда же привяжем лошадей.