Волшебник

Родион внимательно слушал отца.

– Ага! А мы точно не заблудимся?

– Точно. Ну даже если и заблудимся – ты ж волшебник, забыл? Волшебники ничего не боятся.

– Я помню.

– А ты когда-нибудь в поход уже ходил? – уточнил Макар.

Родион отрицательно покачал головой и вздохнул.

– В походы все ведь с отцами ходят.

Макар приобнял Родиона.

– И хорошо, что не ходил! Так тебе намного интересней будет.

Макар с Родей вышли из автобуса и направились через лес к берегу реки. Они шли очень медленно – Родион останавливался и разглядывал все, что попадалось на пути, засыпая отца вопросами. Они три раза выходили к берегу, но это были не «их» места – где-то был неудобный подход к воде, где-то много кустов, где-то просто не понравилось. Наконец, они нашли «свое» место, и оно было по-настоящему прекрасным!

Небольшая полянка переходила в редкую березовую рощицу, где можно было скрыться в теплой тенистой прохладе солнечного лета. Сама же поляна или от грунтовых вод, или от попавшего сюда в войну снаряда, представляла собой низину с плавно поднимавшимися краями. Это не походило на обычную воронку, но время вполне могло поработать над ее усовершенствованием. Ее ровная терраса, поросшая плотной, но невысокой травой, позволяла с комфортом расположиться на ней, а глубина и закрытость делали это место по-настоящему таинственным и даже тайным – проходящему мимо его надо было еще разглядеть, ведь само начало спуска маскировали несколько кустов дикой малины. Такой рельеф делал это место еще более привлекательным потому, что обеспечивал отличный подход к реке.

Недалеко от берега торчали из воды несколько больших камней-валунов. Расстояние между ними позволяло переступить с одного на другой, или, правильнее сказать, дотянуться ногой до ближайшего камня. И хотя возле берега было совсем не глубоко, по камням можно было подойти к самому краю границы, где дно резко обрывалось, и при желании, на выбор, или нырнуть, или отлично порыбачить, не замочив ног.

Макар немного постоял у воды и посмотрел вдаль, куда-то на другой берег.

– Вот она, река Смородина…

– Пап, что ты говоришь?

– Да так, ничего. Место говорю просто волшебное, точно наше.

В том, что это было именно «их» место, не сомневался ни Макар, ни Родя. И хотя Макар подозревал, что любителей посидеть здесь могло набраться побольше, чем он с сыном, Родиону он не стал говорить ничего такого, и позволил событиям развиваться по старому неписанному закону: «Когда мы здесь, это место наше».

К тому же, вряд ли кому-то, кроме них, открылась истинная, волшебная природа этого пространства. Как только они оказались тут, их ощущения можно было описать как «локальная невесомость». Они не просто как будто бы попали в параллельный мир – они словно парили посреди огромного космоса вместе с этой полянкой. И если сейчас подняться и выглянуть за ее края, можно было бы легко свалиться или, того хуже, испугаться мощи Вселенной и отшатнуться, навсегда разорвав тончайшую связь, проложенную между их сердцами и всем мирозданием.

Они сели прямо на кофту Макара, потому что, как и любые мужчины, естественно, забыли позаботиться о такой мелочи, как покрывало. Они сидели рядом и оба понимали, что точно знают, как это, когда бывает хорошо. Макар предложил сынку подкрепиться. Они на весу нарезали хлеб, колбасу и сыр крупными походными кусками, от которых мама дома просто упала бы в обморок и навсегда запретила бы подходить к холодильнику без ее присмотра. Сложив их в форме сэндвичей, они с удовольствием заедали это настоящее лакомство помидорами и огурцами, периодически поправляя губами то и дело норовившие выскочить ломти колбасно-сырной нарезки. Лес, свежий воздух и долгие прогулки пешком заражают организм огромным аппетитом. И если определять, что значит термин «аппетит» на самом деле, то в этом определении обязательно должны фигурировать слова «природа» и «гулять». И не надо путать это прекрасное чувство с обычным, пусть даже и очень сильным голодом, когда организму физиологически необходимо насытить собственные клетки и органы. Аппетит во время лесных прогулок – это прежде всего продолжение того истинного наслаждения от единения с природой, которое дополняется еще одним обостренным ощущением – вкуса – и желанием вместить все созерцаемое вокруг внутрь себя без остатка.

Когда Макар с Родей съели все, что у них было, отец решил научить сына первому передаваемому по наследству мужскому навыку – разведению костра. Но в ответ на предложение Родион какое-то время молчал, затем поднял на отца глаза и сказал:

– Знаешь, пап. Давай не будем.

– Почему это? – удивился Макар.

– Мы тогда место испортим. Пусть тут все так и остается, как было.

Макару очень понравился ход мыслей сына. Он потрепал его по макушке и прижал к себе.

– Ты уже многое начинаешь понимать, – сказал Макар.

Родя встал и побежал к камням. Он ловко перепрыгнул с одного валуна на другой и заметил проплывающую в воде рыбу.

– Папка, смотри, рыба! Она огромная! Давай ее поймаем.

Макар разложил удочку, насадил на крючок остатки хлеба и пошел к сыну. Он показал Роде, что представляет собой рыбалка, объяснил, для чего нужны грузило, поплавок и катушка, и закинул наживку. При первом же забросе крючок зацепился за какие-то водоросли, и поплавок резко ушел под воду.

– Клюет! – закричал Родион. – Огромная, наверное!

Макар подергал удилище в разные стороны и понял, что именно у него клюнуло. Он сделал несколько рывков, но крючок не поддавался. Тогда Макар передал удочку Роде, а сам вернулся на берег. Пока Макар снимал обувь и штаны, Родя решил проявить инициативу и помочь отцу, чтобы тому не пришлось искать крючок под водой. Он несколько раз сильно дернул удочку, и леска порвалась. Оставшийся же на большой леске поплавок сильным рывком был запущен далеко в реку, и быстро поплыл по течению.

Родион ждал наказания и молча стоял, опустив голову. Макар не обратил на это досадное недоразумение никакого внимания. Он подошел к сыну с новыми снастями.

– Пап, я не хотел, – виновато сказал Родион.

– Чего не хотел? Рыбачить все, надоело?

– Я про поплавок…

– Какой поплавок? – Макар выдал все свое актерское мастерство.

– Поплавок уплыл.

– Какой еще поплавок? Не было же никакого поплавка. Я не помню, – Макар изобразил, что он напряг память. – Нет, точно не было.

– А вот и был! – уже бодрее и радостнее заговорил Родион, принимая игру.

– Ну и где он тогда?

– Улетел.

– Ха-ха-ха. Ну ты даешь! Как он мог улететь? Поплавки не умеют летать.

Родион от души рассмеялся. Он понял, что отцу совершенно не важно, что он натворил, и от этого он стал еще счастливее.

– Кстати, ты знаешь первую рыбацкую примету? – спросил Макар.

– Нет.

Родя приготовился выслушать что-то интересное.

– Если не утопил за рыбалку ни одного поплавка – рыбалка не считается. Так что у нас с тобой самая настоящая рыбалка!

– Ура! – прокричал Родион.

Макар привязал новый крючок и грузило, а вот еще одного поплавка у него не оказалось. Он попробовал половить без него. Его захватил такой азарт, что он даже не заметил, как сыну полное отсутствие клева быстро наскучило. Макар посмотрел на Родю, рубившего палкой на берегу слишком высокую, по его мнению, траву, и понял, что надо возвращаться. Но решил перед этим подшутить над сыном.

– Ох! Вот это да! Вот это рыба! Я ее сейчас… Эх, ушла! Ну ладно, в следующий раз ты сам ее поймаешь.

Родион смеялся.

– Пап, что ты врешь? Нет там никакой рыбы.

Макар понял, что скормил наживку удачно.

– Как же это нет? А кого я только что видел? Я ее сейчас…

– Без поплавка рыбу не поймать.

– Это смотря какую, – со знанием дела сказал Макар. – Эту очень даже поймать!

– Какую такую эту? – всерьез заинтересовался Родион.

– Рыбу-солнце.

Родя рассмеялся.

– Такой рыбы не бывает.

– Еще как бывает. И, между прочим, это не простая рыба. Если ее поймать, у тебя обязательно будет настоящее счастье.

Родион смотрел на Макара с подозрением, но уже все-таки больше доверял отцу, чем не доверял.

– И как она выглядит?

– Это ты сам поймешь, когда ее увидишь. Ты ее ни с чем не спутаешь.

– И ты хоть раз ловил такую?

– Один раз было дело.

– И что ты с ней сделал?

Родион, кажется, приближался к разгадке главной тайне своей жизни.

– Ты стал счастливым?

– Да. Но не от того, что у меня была Рыба-солнце. Я подарил ее твоей маме, и она стала счастлива. В тот же миг откуда-то прилетели два больших светлячка и поселились в ее глазах.

– Настоящие? – удивился Родя.

– Самые настоящие! Они жили там днем и ночью, и твоя мама была самой счастливой на свете. Она радовалась жизни каждый день так сильно, что почти летала. Все прохожие заглядывались на нее и думали, что с ней что-то не так. Еще бы! Разве может человек быть так счастлив? Все ее подруги боялись, что она вот-вот взлетит или просто лопнет, как воздушный шарик, и по всем улицам города придется несколько дней подряд убирать миллионы ее улыбок. Но потом все сами заряжались от нее счастьем, и тоже вовсю начинали улыбаться. Я никогда на свете не видел человека счастливее. А из-за ее счастья был счастлив и я.

Родион вспомнил свою занятую, строгую и часто сердитую маму, с очень красивым просветом пепельно-белых волос, появлявшимся иногда у нее на макушке, который мама зачем-то старалась как можно быстрее закрасить. И вспомнил себя, когда первый раз на днях увидел вернувшегося папу. Нет, что-то тут не так. Разве можно сказать, что мама счастлива? Счастливые люди выглядят совсем по-другому. Даже старающаяся казаться взрослой и серьезной Арина прыгала почти до потолка, когда ей подарили набор косметики и духи. Папа точно что-то понял не так.

– И где тогда сейчас эта рыба? – спросил Родя.

– Я не знаю. Я отдал ее твоей маме, но она, наверное, ее потеряла. В один день она пришла, а рыбы не было там, где она ее обычно ждала. Мама, наверное, долго ее искала, но рыба спряталась так хорошо, что и сама забыла, как ей вернуться назад. Мама, наверное, искала ее день и ночь, а рыба искала маму. И вот однажды мама посмотрела в зеркало и больше не увидела у себя в глазах светлячков. Может, им стало холодно зимой, или в долгие ночи они очень быстро сгорели. А может, они не могут жить без своей рыбы, и они полетели за ней, и тоже где-то потерялись.

– И что же нам делать?

– Как что? Мы будем ее снова ловить! И обязательно когда-нибудь поймаем. Причем поймаешь ее именно ты!

– Без поплавка? – уточнил Родион.

– Без поплавка. А, может, и с поплавком. Это совершенно не важно. Ты сделаешь это так, как сам посчитаешь нужным. Потому что только ты узнаешь, где твоя рыба.

– Откуда же я это узнаю?

– Отсюда.

Макар прижал руку к груди.

А потом они с сыном долго купались, пока их губы не стали синими, а зубы не начали стучать сами и собой. Они обсыхали в лучах солнца летного вечера, которое уже не палит так сильно, а позволяет плавать, как в воде, в своем тепле и свете, чтобы они полностью обволокли и пропитали тебя, прогрели все промерзшие за холодную зиму косточки и зарядили желанием жить.

– Пап, а почему ты купаешься в футболке? – спросил Родя.

Макар действительно купался в футболке, причем из достаточно плотной ткани. Даже будучи мокрой, она не просвечивалась, оставаясь такой же надежной визуальной защитой.

– А мне так больше нравится. Так интересней. А то все купаются без футболок, это как-то скучно. А я вот один в футболке.

– Так ты ее сейчас сними, она ж мокрая. Заболеешь.

– Кто, я? Не заболею. Наоборот, так быстрей высохнет. И вообще, если честно, – произнес Макар таким голосом, как будто открывал свою самую большую мальчишескую тайну, – я стесняюсь.

– Стесняешься? – удивился Родя.

Макар утвердительно покачал головой, картинно оттопырив нижнюю губу.

– Почему? – спросил Родя.

– Ну, понимаешь, я не очень накачанный. Вот если бы я был как все эти шварценеггеры из боевиков, тогда да, конечно. Мне бы было не стыдно, и даже наоборот, я бы хвастался, какой я большой и сильный. А я вот не такой, и стесняюсь поэтому.

– Так и я не такой.

Расстроенный Родя посмотрел на свои детские подобия мускулов.

– Так ты еще вырастешь и все накачаешь. А я вот не успел. Не было у нас в детстве всех этих тренажеров и спортзалов. Мы в футбол гоняли только – вот поэтому все такие хилые. А ты у меня и сейчас уже здоровый и сильный.

Макар потрогал бицепс сына.

– Ого! Ничего себе. Крепкий ты.

Родион с удивлением посмотрел на свою худую руку, но это была именно та похвала, которую нужно получить каждому сыну от каждого отца в нужное время. Именно эти слова порой дороже миллионов других, и вселяют в будущих мужчин желание стать настоящими.

– А ты у меня все равно самый сильный и самый крутой! – сказал обрадованный Родя и обнял отца за мокрую футболку.

– Спасибо, сынок.

Довольные, уставшие и счастливые, Макар и Родя пошли к деревне ждать обратный автобус. Но автобуса не было…

Записка в чужой двери – это едва ли ни лучшая приманка для десятилетнего мальчишки. Не прочитать ее значило бы предать сам хулиганский дух. Тем более, что у соседа-дурачка, живущего на два этажа ниже, происходят в жизни такие события. Он вынул из двери записку и прочитал корявый печатный почерк: «Мама, не волнуйся. Мы гуляем с папой, а потом пойдем к нему в гости. Вечером буду дома. Родя». Дальше шла приписка, но почерк был уже ровный, взрослый: «Женька, привет! Это я. Мы решили с сыном немного побыть вместе и пообщаться по-мужски. Не волнуйся, мы совсем рядом, просто нам надо побыть именно вдвоем. Вечером, как погуляем, будем у меня. Так что, если хочешь, заходи. Домой Родю приведу часам к 9. Макар».

«Ой-ой-ой, у дурачка батя появился, – подумал соседский мальчишка. – Надо пацанам во дворе показать, а потом сожжем». Он сунул записку в карман и побежал по лестнице вниз.

Понять логику десятилетнего мальчика, проводящего больше всего времени во дворе со сверстниками, не всегда просто. Большинство таких вот дворовых ребят в этом возрасте никак нельзя назвать хорошими. Глупые поступки и гипертрофированная жестокость, издевательства над более слабыми и установление своего места в неформальных коллективах – это их обычное поведение. Позже они вырастут, и эти качества в них взрослых будут считаться хорошими и называться более благозвучно: спонтанность, умение отстаивать свое мнение, лидерство. Смех над теми, кто не может ответить, назовут остроумием, а другие приветы от дальних родственников, с которыми мы расстались двести тысяч лет назад, но с тех пор не так уж много изменили в себе, – брутальностью и характером. Кому-то обязательно повезет, и мудрый родитель заметит, что его чадо – вовсе не ангел, и однажды крайне жестко пресечет такое поведение, вырвав сорняки с кровью и корнями. Если, конечно, он уже избавился от подобных «черт личности» сам. Но этот был не из таких, он был из обычных. Из тех, после кого остаются руины и поломанные жизни. Из тех, кто, видя трещину на стекле, никогда его не заменит (если, конечно, ему за это не заплатят), а разобьет все остальные.

Макар с Родионом ждали автобус уже больше часа. На остановке собралась толпа людей, которым тоже надо было в город. Темнеть еще не начало, но солнце уже понемногу клонилось к закату. Значит, обещанное время они, скорее всего, пропустят. Наконец, из-за дальнего поворота поднялся столп пыли, и дорога зарычала. Через мгновение выехал, качаясь на кочках, как на волнах, старик-трудяга, похожий на большой рыжий батон. Покой и хороший ремонт – вот что не помешало бы ему прямо сейчас, но он упорно и настойчиво продолжал работать. «Умри, но сделай» – девиз, сопровождавший все его поколение. И умирали. Прямо на ходу, прямо посреди дороги. А потом навсегда исчезали в раю автотранспортных предприятий. Сначала с них снимали все более-менее пригодные запчасти, и их душа становилась частью другого ковчега, оставаясь жить вечно. Потом кто-то сдирал обшивку, забирал сидения, снимал алюминиевые детали салона. Дети сотрудников предприятия какое-то время играли в них, пока там не оставалось ничего, кроме корпуса. А потом и сам корпус куда-то исчезал, и место пустовало, ожидая нового пенсионера. А на заводе по переработке черных металлов тихо находили уже теперь и вправду вечный покой два закрывшихся круглых глаза.

Эти батоны-ковчеги колесили по маленьким городам и деревням всей страны, и миссия их была поистине библейской. Связывая людей друг с другом, привозя на работу и забирая домой, отправляя жителей отдаленных деревень в большую жизнь, или наоборот, доставляя ее к ним, они сами отдавали свою жизнь на то, чтобы людям было во всех смыслах хоть чуточку теплее. И главной их наградой была искренняя радость от того, что вдалеке люди наконец-то увидели их.

– Твою ж ты мать, ну совсем уже поохренели! Полтора часа ждем. Где это вонючее корыто носило? – выразил эмоции кто-то из ожидавших.

– Ну ладно, приехал же уже, и то хорошо, – ответил другой.

Макар отметил про себя, что, сами того не понимая, только что на его глазах два человека стали частью вечной войны, идущей в мире каждый день, незатейливо, по-житейски, столкнув лоб в лоб противоположные взгляды на жизнь.

Автобус остановился, и все полезли в него, чтоб успеть занять место. Макар с Родей спокойно ждали – они могли и постоять. Каждый заходивший или бросал гневный взгляд на водителя, или учил его пользоваться часами, при этом почему-то смотря в сторону, хотя адресат обращения сидел прямо перед ним.

– Господи, Боже мой, где только черти носят. Уже ночь на дворе, а он все где-то шарахается, – открыто обозначил свой мудрый взгляд на ситуацию еще одна вошедшая.

Водитель покорно принимал недовольства, хотя на самом деле они делили вместе с автобусом все пополам.

Одним из немногих, кто не выразил никакого негодования, был Макар. Он спокойно зашел в автобус и приветливо улыбнулся водителю.

– Сломался что ли, командир?

Уставший водитель удивился участливому тону Макара и первый раз с момента остановки поднял глаза. Он увидел улыбающегося отца с сыном и вздрогнул от неожиданности. Глаза его забегали от Макара к Роде, и обратно. Он показался странным не только Макару, но даже и Родиону.

– Так что с машиной-то? – спросил Макар.

– Нормально все, – ответил водитель.

– До дома-то доедем?

– Угу.

Водитель продолжал смотреть на них с испугом, но по нему было видно, что он пытается обуздать гораздо более сильные эмоции. Макар с Родей прошли в конец салона и встали у задней двери.

– Чего это он? Ненормальный что ли? – спросил Родя.

– Да кто его знает, обознался, может.

– Странный он.

Но водитель был не странный и не обознался.

На въезде в город стоял мобильный пост ГАИ. Все его заметили издалека и с интересом смотрели в окна. По салону пошли разговоры.

– Чего они встали тут?

– Черт их разберет, ловят, наверное, кого-то.

– Да уж точно не просто так загорают тут ночью.

– Что-то серьезное, наверное, они так просто облав не устраивают.

Водитель остановился у поста, быстро выбежал из автобуса. Макар почуял что-то неладное. Но так как он не смог найти быстрых ответов у себя в голове, подумал, что это просто приступ панической атаки. Такие у него теперь бывали.

Один из милиционеров некоторое время о чем-то спорил с водителем, потом другой взвел автомат и собрался идти к автобусу, но его остановил старший коллега. Он что-то сказал первому, тот покивал, и остался на месте.

Водитель подбежал к двум дежурившим сотрудникам.

– Они там!

– Кто, где? – сухо спросил капитан.

– У меня!

– Что у тебя? – в таком же тоне продолжил милиционер.

– Да мать же ж вашу, – не выдержал водитель. – Эти двое, о которых нам на планерке сегодня дали наводку.

– Не знаю, кто вам там дал на водку на вашей планерке, но похоже употребил ты уже как следует.

– Да я… да я вообще, если хотите знать…

– У нас ориентировки. Наводки у воров.

– Они в салоне, – напомнил водитель предмет разговора.

– Уверен? – уточнил капитан.

– Да ты что, командир. Ну что у нас часто люди возвращаются через десять лет, в газетах же писали.

– Какой же ты дебил. На хрен ты остановился? А если он сейчас запаникует и начнет себя неадекватно вести? – разозлился капитан.

– А что мне было делать? – почти истерично вскрикнул водитель.

– Не быть таким дураком, для начала.

– Так а как я бы…

– Каком! Где ты должен остановку делать в таких случаях? Ты понимаешь, сколько там людей специально обученных дежурит? Знаешь, что такое штурм автобуса с заложниками?

– Какими заложниками? Нет никаких заложников, они просто едут.

– Разрешите проверить, – уверенно скорее сказал, а не спросил лейтенант и взвел затвор автомата. – Сейчас и возьмем сразу.

Он сделал несколько шагов к автобусу.

– Стоять, – спокойно одернул его капитан. – Назад вернулся.

Лейтенант вернулся назад. И хотя у них с капитаном вне службы были приятельские отношения, тот был намного опытнее молодого лейтенанта и здесь был в первую очередь командиром. А поэтому придется принять и перетерпеть все, что в обычной жизни просто недопустимо в общении двух людей.

– Куда ты поперся? – спросил капитан.

– Как? – удивился лейтенант. – Сейчас их возьмем, такой шанс. Это ж звание дадут, премию.

– Какой шанс? Ты совсем придурок, честное слово? Вас чему учат вообще в школе милиции?

– А что я не так сказал?

– Там полный автобус людей. А если у него оружие? Если он начнет по людям работать? А если он ребенка порешит на месте? Нож ему приставит к горлу – кого тогда брать будешь? Труп?

– Ну он же не будет вот так вот… – пытался возразить лейтенант.

– Откуда ты знаешь? – резко перебил его капитан, повысив голос. – Ну вот откуда ты знаешь! Ты где служишь?

– В смысле?

– Ты где служишь, я спрашиваю?

– Ну в ГАИ.

– Ну вот и служи в ГАИ. Наше дело было никого не выпускать, а тут он сам обратно едет. Пусть ОМОН с ним и разбирается. Значит, слушаем сюда оба. Виду не подавать. Ты, – он обратился к водителю, – едешь как будто так и надо. Ты, лейтенант, его по тихой сопровождаешь на моей машине, чтоб он ни о чем не зачесался. Я вызываю ОМОН и иду следом. Дальше ждем распоряжений. Если мы еще не все запороли – должно прокатить. Вопросы?

Капитан посмотрел на водителя. Тот отрицательно потряс головой. Капитан перевел взгляд на лейтенанта.

– Никак нет. Разрешите?

– Не разрешаю. Там ничего в автобусе? Движение есть, что-нибудь происходит?

– Да вроде нет, – сказал водитель. – Ничего такого.

– Нет, – подтвердил лейтенант, исподтишка глядя в окна.

– Я это, хотел сказать… В общем, он какой-то. Ну… – мямлил водитель.

– Быстрей рожай, – поторопил его капитан.

– Ну он спокойный и улыбается. Добрый. Ну не ведут так себя те, кто детей ворует. Не такие они.

– Понятно, – сказал капитан.

Он очень жестко посмотрел на водителя.

– Слышь, ты совсем конченый или как? Ты много видел то их, кто ворует? Ты понимаешь, что весь автобус на нас пялится. А ну за руль мухой, умник хренов. И не забудь отмазаться перед пассажирами, чтоб вопросов не было. Пошел!

Водитель тут же убежал обратно в автобус. Как только он зашел в салон, на него тут же посыпались вопросы:

– Чего так долго-то, шеф?

– Что им надо?

– Ловят кого?

– Да кто их знает, кого они там ловят, – сказал водитель. – У меня что-то в документах не так, вот и докопались. Козлы, блин. Еще денег хотели содрать. Мол, сейчас весь автобус как выведем под стволы, может, найдем в салоне что-нибудь. Еле отмазался.

Как только автобус отъехал, у капитана зашипела рация.

– ОМОН готов, ждем. Прием.

– Я их веду, – ответил капитан. – По деревенскому маршруту. Где нас сможете подсечь? Прием.

– Чтоб не вскрыться, у ДК. Прямо из-за него стартанем, как вас пропустим. Прием.

– Вас понял. Конец связи.

Автобус подъехал к остановке, которая была ближе всего к бывшему, то есть настоящему, дому Макара. Он понял, что они прилично опоздали, и готовился получить от Жени серьезную взбучку, скорее всего переходящую в истерику. Он начал продумывать возможные варианты разговора, но эти шахматы ему удавались очень плохо, и он решил действовать по обстоятельствам, а пока просто подготовить себя к настоящей лавине гнева.

Макар с Родионом вышли из автобуса. На этой же остановке с ними вышла пожилая женщина. Не успел автобус отъехать, как к остановке подлетели несколько машин, из которых выбежали вооруженные люди и ловко скрутили Макара. Один из них поднял на руки Родю и оттащил в сторону. Тоже сделали и с вышедшей бабушкой. Из милицейской машины навстречу Роде выбежала мама, вся заплаканная, и кинулась обнимать и целовать сына.

– Господи, что он с тобой сделал? – запричитала Женя.

– Кто сделал? – удивился Родион. – С кем сделал?

– Этот… – Женя сдержала гнев. – Твой отец.

– Папа? Он ничего не делал со мной, мы с ним ездили в лес, ловили Рыбу-солнце, которую он подари тебе, но она спряталась и из-за этого потерялась, а светлячки улетели. А еще мы нашли свое тайное место, но об этом мне нельзя никому говорить, потому что оно тайное.

– Подожди, Родечка. Что ты говоришь такое? У тебя шок.

– Да нет у меня никакого шока. Мы классно съездили с папой, только костер не стали разводить, чтоб место не портить. А что такое шок?

– У вас все в порядке? – поинтересовался один из милиционеров. – Ребенок цел? Помощь нужна?

– Нет, – ответила Женя.

– Что нет?

– То есть да. Все в порядке. Нет, помощь не нужна. Мы домой пойдем, если можно?

– Да конечно. Завтра с утра в отделение прибудьте для дачи показаний, а пока отдыхайте.

– Поняла.

– Мам, а как же папа? Куда его повезли? – дергал Родя маму за руку.

– Пошли домой, сынок.

– Но папу же забрали!

– Давай дома поговорим. Пошли домой. Тебе надо отдохнуть. Слышал же, что дядя милиционер сказал.

– Ну мам! А папа? Он что, в беде? Давай его спасать! Мааам!

Женя выдохнула и некоторое время молча смотрела вниз, чтобы успокоиться. Сейчас в таких случаях предлагают досчитать до десяти, но тогда такими серьезными техниками еще не владели. Кухня их квартиры сжалась до малюсеньких размеров и давила своими стенами голову Жени, которая готова была лопнуть, как бутылка, начиненная карбидом.

– Родя, давай еще раз. Так папа тебя не украл?

– Меня? Украл? Да ты что! Это я сам попросил его в лес поехать. Все ездят с отцами на природу, а я и не был ни разу. Ну то есть я был с вами, это я именно с папой не был…

Женя уже не слушала сына. Она очень медленно и пока крайне плохо, но уже начинала понимать, какую чудовищную кашу она заварила.

Следователь Бобров уставился в одну точку. Он долго смотрел на ветку дерева за окном, на которой сидела сойка и, наверное, смеялась надо всем: над ним, над ситуацией, над миром. Как это ни банально, но сейчас он завидовал птице и ее свободе. Казалось, прошла целая вечность, пока сойка вспорхнула с ветки, и за это время в голове Боброва пронеслись тысячи мыслей. «Нет, с матерью все понятно – у нее эмоции. Женщина. С дочки тоже спроса быть не может, она еще толком ничего не понимает в жизни. Сотрудники выполняли приказ. Весь город искренне стремился помочь. Но я-то? Я? Со мной что не так? Может, старость? Слабоумие? Да к черту все это! Рассказывать самому себе, что не виноват, и жалеть себя. Не причем тут возраст. Просто расслабился. А, может, устал». Каждый день службы давался все тяжелее, каждое дело забирало все больше здоровья, а старые скелеты в несгораемых шкафах и сейфах не пускали ни то, что в рай, а даже в отпуск. «Точно! Хороший отпуск – вот, что ему нужно. Заработался. Отпуск. И просто сидеть и смотреть на птиц. Коготок увяз – всей птичке пропасть. При чем тут это? Нет, так не пойдет. Не пропадет он никуда. Просто возьмет отпуск и будет смотреть на птиц. Целый месяц. Целый год. Целую вечность».

Он решил еще раз закрепить результаты с помощью одной из классических систем проверки – психологического давления. Насколько это возможно в данном случае. Он строго посмотрел в глаза Роде жестким, устрашающим взглядом.

– Это точно правда, что ты рассказал? Потому что, если ты соврал, ты пойдешь в тюрьму.

Следователь мельком бросил взгляд на Женю и понял, что она не против. Но с Родионом ничего не произошло не внутренне, не внешне – он также продолжал легко улыбаться.

– Ну я же говорю, дядя милиционер. Это все правда. Точно-преточно. Это же мой папа, как он мог меня украсть?

Бобров понял, что ребенок не врет. И даже если он врал фактически, он в то же самое время не врал – ведь он мог не понимать, что происходит, и от чистого сердца воспринять похищение, как игру или милую прогулку. Тем более этот ребенок. Да только игру эту к делу не пришьешь. Тут нужно что-то пожирнее. Но сейчас и здесь он точно ничем не разживется.

– Ну знаешь, брат. Сейчас что угодно может быть, а у нас работа такая – проверить. Смотришь же телевизор, там чего только не показывают.

– Смотрю, – сказал Родя. – Только это все неправда. Там все придумывают, чтобы было интересней. А вы не знали?

Следователь искренне позавидовал такому взгляду на жизнь и вере в собственного отца.

– Ну и что мне с вами делать, семейка, блин?

– Отпустите папу! Пожалуйста.

– А чего сразу не приехали? – обратился Бобров к Жене.

– Ваш сотрудник сказал: «С утра». Я вот и пришла. Да и Родя вон вырубился после такого денька. И вообще, я переволновалась, и сама уже не соображала ничего, если честно. Не догадалась сразу позвонить или приехать. Я ж не знаю, как себя обычно надо вести в таких ситуациях.

– Обычно… Обычно таких ситуаций не надо создавать. Хорошо хоть его не застрелили при задержании. А то потом мы бы с вами в других местах волновались.

– Извините меня, пожалуйста. Я такая дура, просто нет слов.

– Да есть. Просто при детях их не принято говорить.

Женя виновато смотрела в пол, боясь поднять глаза.

– Отпустите нас всех, пожалуйста – сказала она.

– Вас я и не держу. Хотя можно было бы для профилактики. А вот вашего официально умершего мужа… Паспорта у него нет, по нашим данным он давно умер, где был десять лет, мы не знаем, а он ни в какую не говорит.

Следователь задумался – не самая стандартная ситуация, конечно, но и держать Макара в камере не было никаких законных оснований.

– Ладно, забирайте вашего пропащего. Спасибо вам за все!

– Простите, – сказала Женя.

– Простите, – повторил Родя.

Он до конца не понимал, за что именно они извиняются, но чувствовал, что это как-то может помочь папе, поэтому это надо было сделать. Ведь внутри он ругал себя за то, что заснул ночью, как сказала мама милиционеру. «Получается, это из-за него они не поехали спасать папу сразу. Как же он виноват!»

Женя с Родей ждали в коридоре. Когда к ним привели Макара, он искренне удивился и обрадовался.

– Вы что, за мной пришли? Вот это да!

Он подбежал к ним и обнял сразу обоих.

– Спасибо вам! Как же приятно! Не ожидал. Так меня что, отпускают?