Секонд-хенд моих чувств
TekstЭто вам не сказки
Жили были и тужили
Давно висящий тяжелейшим грузом вопрос: «А где же то самое чудо?!», которое нам обещали горы бумаги, с красивыми обложками и надписью “Сказки”. Как же все то, что было из вечера в вечер прослушано от родных уст, прочитано самостоятельно или же просто где-то мельком услышано? Где те самые яркие краски, та волшебная палитра, при получении которой я смогу взять самую большую кисть и закрасить всё прекрасным цветом-синевы неба, украсить черные стены птицами и цветами? Где же это всё?? Тут ты уже начинаешь думать о том, что чуда-то и нет. А вдруг все те слова, услышанные полу-тихим усыпляющим голоском – сплошной обман? Становится не просто страшно, ты чувствуешь безысходность. Давайте попробуем поискать ту самую сказку в реальном мире. Представим, что горы мусора – это мягкое покрывало, на которое можно просто свалиться и проваляться весь день. Дети, которые убиваются различными ядами в подворотнях – это волшебники, которые защищают нас от потустороннего мира и курят трубку мира, вместо дешевых сигарет, отравляя себя и, тем самым, спасая нас. Наркоманы на лестничной клетке – это злые гоблины из самой страшной детской сказки, которые покрыты бородавками с дико длинным носом, а шприцы, раскиданные повсюду – их острейшие мечи, которыми они поражают всех вокруг, но чаще, режутся о них сами. Емеля нашей волшебной страны сидит на “белом”, а не на печи, в долгом ожидании щуки-дилера, которая исполнит его желание. А кот, кот в сапогах, теперь лишь рисунок на кисти людей, отсиживающих свои лучшие годы в местах заключения, но ведь у нас волшебство мы представим карамельную крепость, где они живут, являясь хранителями вкуснейшей карамели, багрового цвета и металлического привкуса, руки их настолько обагрились от этой карамели, что уже не отмываются. Посмотрим на людей вокруг – это до жути счастливые люди, волшебного городка под названием “Бреннадам”, вы только посмотрите, насколько они счастливы. Плачь, который мы слышим из каждой квартиры, это волшебные мотивы этой самой счастливой жизни, делающие счастливыми всех, кто его услышал. Вы только подумайте, а тут не так уж и плохо. А чудо… Да и вовсе я уже не понимаю, где его искать и нужно ли.
Не мечтайте, а то замечтаетесь
Я вдохнул. Мои легкие наполнились нежным запахом свежести, что веял повсюду. Казалось, что сейчас я просто лопну и всё что от меня останется – капельки весенней росы. Это было лучшее время, всё как будто начинало новую жизнь. Происходило это и со мной. Я снова смог слушать ту веселую музыку, чувствовать то, что чувствовал раньше от её прослушивания. Я будто простил все обиды вселенной взамен на этот великолепный период. Да что там, я готов был простить обиды всем, только бы у меня не отобрали это наслаждение. Как обычно, я сидел нигде, смотрел в никуда, ибо весь мир после долгой и затяжной зимы был просто свален в ад, и сейчас представлял из себя пустоту, просто пустоту. Зима многое изменила, но вот одна деталь осталось неизменной. На подоконнике восседала, как грациозная королева, герань в синем горшке. Просто герань, которая уже вот-вот собиралась поймать своё звездный час и зацвести, а я тем временем поймал бы свой, смотря на это. Это самое дорогое событие, которое предвещалось в ближайшее время. Я изо дня в день наблюдал за этим. Словно моего прощения было мало, вселенная все ещё бунтовала, требуя ало-красных, горящих в лучах солнца цветов. В один миг, мне казалось, что она говорит со мной, как будто спрашивает, “ты готов?” Я сидел, продавая каждый миг, ради того, чтобы поймать этот момент. Тут как будто разверзлись небеса, всё затихло. Мигом позже, я уже сидя и смотря в одну точку видел, как она постепенно выговаривает все свои обиды, всю боль и начинает цвести. Знаете, я был готов отдать всё, только бы это не кончалось. Маленькие лепестки медленно раскрывались, высвобождая всё, что она накопила за долгую зиму, каждое ее немое слово сопровождалось языком жестов. Она словно танцевала со мной, поворачивая из стороны в сторону. На миг я забыл, что мир существует. Это была та самая минута славы. Я чувствовал просто невозможное. Казалось, я получил всё, о чём когда-то мечтал. Стук в дверь. Это зашла моя соседка. Она снова кричала, что я курю и на всю квартиру расползается ленивым осьминогом запах дыма, окутывающий своими щупальцами всё вокруг. На улице все ещё была зима, вроде январь, хотя я уже и не задумывался. Я просто высыпал пепельницу из старого деревянного окна на машины, стоящие снизу, немного проветрил комнату, впустив в неё леденящий ветер, которой и без того иногда прогуливался по ней, из-за щелей в окне. Окинув взглядом всё вокруг, увидел горшок на подоконнике, там что-то давно засохло и уже начинало выглядеть максимально неприглядно. Я подошёл к нему. На горшке была открытка, которая гласила “С любовью, Тиму”, сзади было подписано – «Эмма». Это и была та самая герань, увядшая месяца два назад. Я взял горшок в руки и силой выбросил его в окно. Донёсся грохот металла. Я, кажется, попал в машину. Вскоре послышались крики. Я вернулся на место, закурил и снова принялся за мечты.
Танцы моей шизофрении
В этом остаточном белом утихающем свете я видел нечто. Оно пыталось дотянуться до меня, сообщить что-то очень важное, очень. Поначалу меня пугала удушающая тишина, которая нависала вокруг. Я попросту пытался отвернутся от того, что сейчас мне, наверное, предлагала сама судьба. Я пытался бежать, уходить, уже почти ползком я продолжал попытки отдалиться от этой неведомой материи, что яростно пыталась меня коснуться, как будто целью её было передать самое важное сообщение в жизни, рассказать что-то. Спустя некоторое время моих четных попыток, я и попросту перестал прикладывать силы, чтобы что-то поделать, но сообщение все ещё не доходило, я лишь рассматривал белые клубы дыма диким танцем, кружащие вокруг меня и шепча мне отголоски этого важного разговора, но делали они это так искусно, что я не мог собрать полную картину сказанного. Это была одна из тяжелейших задач, что передо мной когда-либо вставала. Я уже полностью выбился из сил. Смотря вокруг, быстро метаюсь глазами из угла в угол, вокруг не было ничего кроме этих клубов, которые не утихали и также рьяно со мной играли своими шепчущими голосками. Резко я почувствовал горечь во рту. Меня как будто вытолкнуло из этого потустороннего мира, который, как считают дети находится по ту сторону зеркала. Сигарета явно показывала, что закончила тлеть и остался лишь фильтр. Я резким движением бросил её в окно, голоса медленно просачиваясь в открытую створку, утихали и отдалялись от меня. Парой движений я развеял тот самый белый туман, что у простолюдинов называется дым, понял, что я ещё не готов для того самого разговора с собой.