И снова в бой уходит рота
И снова в бой уходит рота
и не вернется никогда,
В крови утопшая пехота
брала поселки, города.
За переправой – переправа,
за боем – бой, за годом – год, —
Одесса, Киев и Варшава,
а мы на запад шли, вперед.
За промах наших командиров
мы платим жизнью каждый бой:
Они – как на ученьях, в тирах, а мы на смерть идем с тобой.
Но смерти наши не напрасны,
мы через них вам дарим жизнь.
И над Рейхстагом флаг наш красный
навек похоронил фашизм.
Идет усталый батальон
Идет усталый батальон,
идет уже какие сутки.
Устал давно на марше он,
ему хотя бы две минутки,
Прилечь и просто отдохнуть,
забывши о войне на время…
Но он все продолжает путь,
сейчас его такое бремя,
Идти и стойко бить врага,
ломать его и гнать в болота.
И не страшна ему пурга
и очередь из пулемета.
Он с честью через все пройдет
и победит в войне, конечно.
Кто ж до конца не доживет, —
тот в памяти остался вечно.
На бруствере
На бруствере старом цветы расцвели, и свежестью пахнет под утро.
А раньше, в морозном тумане зимы, в последние чьи-то минуты,
Здесь воздух наполнил сгорающий тол, горящее масло от танков.
В шипящем снегу искореженный ствол, застыл, как консервная банка.
И рвались снаряды, мешая с землей
останки солдат и орудий.
И шли мы за Родину в страшный тот бой, и мы этот бой не забудем.
Новый год
У немца все по расписанью:
Он кофе пьет, сосиски жрет.
Но а у нас – опять заданье,
Хотя сейчас и Новый год.
«Язык» нам нужен поважнее,
Чтоб с документами еще.
Ну, доползли мы до траншеи и ждем, Когда момент придет.
Мороз, зараза, сильно щиплет,
Глотнуть бы спирта граммов сто…
Но командир тогда нам всыплет —
Не заработали еще.
Уж стали примерзать к сугробам, Как вдруг глядим, какой-то Ганс, Надравшись шнапса за Европу,
Кривой походкой прет на нас.
Ну мы ему по шее дали,
Связали руки ремешком,
Бутылку шнапса отобрали
И потихоньку волочем.
И, завалив его в траншею,
Все выпили за Новый год.
Ведь мы встречать его умеем,
Пусть он удачу принесет.
Опять в атаку
Вот опять в атаку подниматься, вот опять под пулями бежать:
На войне не стоит расслабляться —
на войне ведь нужно побеждать.
Мы людей теряем по дороге,
но мы продвигаемся вперед.
Не идут, бывает, уже ноги,
и тогда ползет в атаку взвод
Через грязь, болота и страданья, по песку, по лужам, по траве —
Чтоб в Рейхстаг воткнуть быстрее знамя, чтоб оно алело в синеве.
Это знамя – наша кровь с тобою, это знамя – боль госпиталей.
И пусть смотрит небо голубое
на частичку Родины моей!
Пусть весь мир тогда увидит это!
И запомнит это навсегда!
Я надеюсь, что на белом свете, войн уже не будет никогда!
Подводникам
В глубине, словно призрак, в теченьи подводном, Для врага, безусловно, несущие смерть, Мы сквозь минное поле, царапая бортом, Осторожно проходим, чтоб не умереть.
Тишина разорваться готова в отсеках, У акустика кровь из ушей потекла, Если он ошибется, – то мы здесь навеки…
Но остались еще у нас дома дела!
Залпы наших торпед разорвут линкор в клочья —
Значит, хлеб свой сейчас мы едим неспроста.
С нами – наш командир, мы – Балтфлота матросы, Вместе с волнами в такт наши бьются сердца.
Ну, а если поход пережить не удастся, Если нам суждено лечь навеки на дно, —Станет лодка нам общей могилою, братцы, —
Значит, вместе остаться нам всем суждено.
Про летчиков
Мы на крыльях несли победу,
Для великой страны своей,
И пройдя через многие беды,
Мы остались верны только ей.
Мы горели, в болотах тонули,
Но предать ее не могли,
И все те, кто навеки уснули, —
Все остались стране верны.
Так случилось, что общее горе
Всех сплотило и в бой подняло, И прикрыли страну мы собою, —
Будь то город, деревня, село.
Было трудно, но все же стояли, И не сдать ее мы смогли,
Ведь в тяжелом бою мы знали,
Что не жить нам без нашей земли!
Про немецкий самолет
В лучи прожекторов попался «мессершмитт», И сразу же – огонь из пушек из зенитных.
Мотор его, как зверь подстреленный, ревет, Надсадно он ревет, и летчик уж убитый.
Не будет больше он стрелять по городам, Не сможет никого убить и даже ранить.
Мишенью для стрельбы сегодня сам он стал, И где закопан он – родные не узнают.
Разведрейд
Опять уходит в ночь разведка.
За бруствером спокойно все.
Но так бывает очень редко,
Когда тихонько мы пройдем.
Нам помогают маскхалаты,
Но немцы все ж не дураки
И переполнены санбаты…
Пригнись пониже, мужики!
До нас две группы положили,
Они так в поле и лежат,
Их уж снега припорошили,
Им нет возможности назад.
А по весне они сугробом
Белеют там среди травы,
И не поставить им надгробий,
Здесь не поднять ведь головы.
Но фрицев мы, конечно, выбьем
И похороним всех тогда.
Ну а пока – здесь пули свищут, Но мы ползем в огне врага.
Нам «языка» добыть ведь надо
И возвратиться с ним живым,
А это будет нам награда, —
И мы ползем, ползем за ним
Под проволокой под колючей,
Среди лучей прожекторов…
Мы верим в наш счастливый случай —
Ведь нам везет на «языков»!
Смерть «мессера»
С завыванием входит в пике «мессершмитт», Воздух в клочья винтом разрывая.
Не шевелится больше пилот – он убит, Но машина об этом не знает.
Она тщетно хотела уйти в горизонт, Чтоб продлить себе жизнь хоть немного, Но не сможет помочь ей пилот – он убит, Он сегодня предстанет пред Богом.
То, что жизнью своей заплатил он в бою, —
Это стало ему наказаньем.
Не стоять ему больше в фашистском строю, Не вернуться ему уж с заданья.
И так будет со всеми, кто вдруг захотел
Быть хозяином нашего неба.
«Мессер», дымом объятый, в болото влетел
И в трясине исчез – будто не был.