Испив до дна
I
Пустыня Акхас… Нет на свете более негостеприимного и коварного места, чем это выжженное солнцем плато, устланное раскалёнными бескрайними песками.
Попав сюда, неподготовленный странник обречён на мучительную смерть, ибо здешнее пекло выжимает людское тело подобно губке. Жители немногочисленных окрестных селений, те, что издавна вынуждены пересекать пустыню, знают: сколько ни бери с собой воды, Акхас жадно выпьет всё до последней капли. Ни одна другая пустыня не иссушает так, как это делают Акхаские солнце и песок.
Поэтому местные сызмальства учат своих детей: для переходов по Акхасу есть только сутки, промедлишь – и путешествие непременно обернётся для тебя погибелью.
Так, усваивая строгие наказы старших, новое поколение вырастает с уверенностью в том, что успех переходов по пустыне зависит не от количества взятой в путь воды, ибо к концу первого дня Акхас заставит выпить её всю без остатка, а от быстроты ног и правильно проложенного маршрута.
Так учили Базеля его родители, так и он сам поучал двух своих сыновей.
Но вот к концу подходил уже второй день в пустыне, и Базель, прощаясь с этим миром, прокручивал в голове прожитую жизнь, зная, что второго шанса Акхас ему не даст.
II
Базель смотрел на своих укутанных с головою в тёмно-бордовые одеяния детей и вспоминал, как сам с малых лет путешествовал с родителями и братом от поселения к поселению через пустыню Акхас.
Старший брат его, Иллай, был склонен к лихорадкам и очень плохо переносил даже самые короткие переходы, но признавать этого он не хотел, да и был не вправе, ибо готовился наследовать торговое дело отца. Маленький Базель видел героическую волю, с которой Иллай переносит все тяготы своих недугов, и искренне желал ему помочь.
– Илла, скажи родителям, что тебе тяжело, – уговаривал брата Базель. – Они обязательно что-нибудь придумают… Ты еле идёшь, эта пустыня тебя убивает.
Но Иллай, дивясь и ценя заботу юного брата, с напускной грубостью отвечал:
– Закрой свой рот, маленький поганец, иначе я набью его песком! Откуда ты вообще взял, что мне тяжело; это всё твои нелепые детские фантазии, которые уже пора бы оставить.
– Но ты с трудом переставляешь ноги, – настаивал Базель. Ты почти не пьёшь воды, а когда приходишь в поселение, отлёживаешься по несколько дней в полубреду. Родители этого не замечают, ведь с утра и до позднего вечера они торгуют на рынках. Но я-то в это время возле тебя, как бы под твоим присмотром…
– Прекрати, Базель, хватит, – шумно, со свистом выдыхая, прервал его старший брат, – всё хорошо, а ты напридумывал себе каких-то нелепых историй. В первые дни по прибытии я не отлёживаюсь, а сортирую специи, готовя их к продаже.
– Ааааа, – от негодования по-детски взвыл Базель. – Мне-то ты зачем врёшь?!
Я! Я перебираю и упаковываю специи, как ты меня и учил!
– Дети, бегом сюда! – окликнула мать отставших сыновей. – Вы же знаете, что в пустыне каждая минута на счету.
И Базель, скорым шагом нагоняя родителей, на ходу принимался дурачиться и забавно кривляться, гневая неуместным озорством отца и веселя мать. Он делал всё возможное, чтобы скрыть от родительских глаз медленные и грузные шаги старшего брата.
III
Нельзя оставаться ребёнком, став кочевником. Пустыня не делает никаких послаблений, будь ты хоть совсем ещё юнцом, хоть почтенным старцем – она беспристрастно требовательна абсолютно ко всем.
Поэтому сыновья Базеля – старший Эмиль и младший Иям – безропотно шли наравне с отцом, давая понять, что воля их не слабей, чем у любого из взрослых.
Не впервой они втроем пересекали эти неприветливые, занесённые коварными песками земли. Даже по меркам Акхаских селений сыновья Базеля стали путешествовать слишком рано. Но на то были свои причины.
Когда Мияра родила Базелю наследника, счастливый отец решил, что посвятит свою жизнь обустройству торговой лавки, дабы его потомки не имели нужды постоянно скитаться по разбросанным на границе смертоносных Акхаских песков поселениям в поисках особо ценных и редких товаров, чтобы прокормить себя и свои будущие семьи.
Кочевники всегда противопоставляли себя, свои идеалы и умения ценностям обычных лавочников и их беспомощности, окажись те посреди пустыни. И хотя кочевые семьи жили беднее оседлых торговцев, они пользовали гораздо большим уважением среди местных жителей. Кочевников радушно принимали в любом из селений, выделяли им уютный кров, и, покуда они не уходили в новое путешествие, старались торговать только с ними, ибо не было никого честнее и порядочнее их в торговом ремесле.
Базель гордился своим кочевым происхождением, но своим детям такой жизни не желал. Он разместил жену Мияру с младенцем Эмилем в наиболее процветающем и благополучном из поселений – Керуле и с расчётом на то, что, открыв там впоследствии лавку, сможет безбедно жить со своей семьёй, отправился в очередное путешествие.
Стать оседлым торговцем, к тому же в богатом Керуле, было крайне непростой задачей. Редким кочевникам удавалось удержаться на постоянном месте: у кого-то не получалось наладить поставки товаров, другие не могли найти своих покупателей. В конечном счёте за неимением стабильного дохода многие теряли возможность регулярно оплачивать аренду и вскоре лишались торгового места. Большинство разорившихся возвращались к тому, что умели делать лучше всего – путешествовать в поисках действительно ценных товаров – и были вынуждены начинать своё дело с нуля. Некоторые терялись среди нищих в крупных поселениях Акхаса. Собственные лавки открывали единицы.
Но Базель был уверен в своих силах. Он всё тщательно продумал и распланировал.
На арендованном рыночном прилавке будет торговать его жена, позже ей станет помогать подрастающий Эмиль, Базель в это время займётся доставкой уникальных изделий факрийского ювелира Караса. Именно они и являлись гарантом стабильной прибыли на любом, даже самом изобильном рынке.
Когда же они наконец соберут необходимый капитал, то приобретут собственную лавку и даже при самом плохом стечении обстоятельств смогут жить в достатке, сдавая часть помещения другим торговцам.
Расчёт Базеля был прост и эффективен. Стабильная прибыль только укрепляла веру в собственные силы и счастливое безбедное будущее. Мияра забеременела во второй раз. Ещё пару лет, и собранных денег хватило бы на покупку торговой лавки.
Но все надежды и мечты в одно мгновения разбились вдребезги, подобно хрупкому кувшину с драгоценной водой, опрокинутому неаккуратным мальчишкой.
Как обычно Базель возвращался из Факра с редкими товарами. Но на этот раз Керул встречал его не крепкими семейными объятьями, а жестокой неотвратимостью страшного известия: Мияра умерла при родах.
Новорожденный Иям, маленький Эмиль и их безутешный отец остались одни посреди навсегда опустевшего для них Керула. Потускневшая жизнь Базеля стала ежедневной борьбой с отчаянием и неизбежной нищетой: накопленные деньги уходили слишком быстро, а вести полноценную кочевую торговлю, покуда Иям не повзрослеет и не сможет пересекать пустыню вместе с отцом и братом, было попросту невозможно.
Базель не сдался. Он обучил своих сыновей всему, что было необходимо для выживания в пустыне, и как только они достаточно окрепли, осиротевшая семья отправилась в свое первое путешествие по Акхасу.
Много дорог минуло с той поры, и теперь, заблудившись в лабиринте бесчисленных дюн, Базель отказывался верить в то, что все пережитые невзгоды были напрасны, и он с сыновьями так запросто сгинет в бескрайних Акхаских песках.
Он продолжал без устали взбираться на крутые склоны надменных барханов, всё ещё надеясь выбраться из этого песчаного плена.
IV
«Однажды Иллай просто свалится замертво посреди пустыни, и тогда уже ни я, ни его упорство не сможем ему помочь», – размышлял юный Базель во время очередного перехода через Акхас. – «Больше нельзя скрывать это от родителей. Прости, Илла, сегодня я расскажу обо всём отцу, так будет лучше для тебя».
Уверив себя в том, что поступает правильно, Базель стал ждать подходящего момента для разговора.
В тот день выдался редкий случай, когда они шли через пустыню не всей семьёй – мать осталась в Неру распродавать специи, которые плохо разошлись в традиционные рыночные дни проходящим мимо караванам.
Спустя несколько часов после начала перехода Иллай по обыкновению занемог и не в силах держать темп отцовской ходьбы начал отставать. Базель решил воспользоваться моментом и, не сбавляя шага, как он обычно делал, чтобы поддержать брата, поравнялся с отцом.
– Отец, я должен тебе кое-что сказать… – неуверенно начал Базель.
– Так говори, чего же ты медлишь? Акхас медлительных не терпит, – отрывисто произнёс отец.
– Как раз об этом я и хотел поговорить, – боязливо оборачиваясь на отставшего брата, продолжал Базель.
Отец смерил младшего сына нетерпеливым взглядом, но промолчал, ожидая, что же тот ему всё-таки скажет.
Напряжённую тишину прервали внезапные порывы неукротимых пустынный ветров. То и дело они поднимали в воздух миллионы песчинок и обрушивали на беспомощных путников нещадный песчаный шквал.
Скрыв за плотными тканями лица, семья смиренно ждала окончания вспыхнувшей бури. Базель же в это время пытался побороть ненастье внутри себя и собирал силы для решающего разговора.
V
Ночи в Акхасе были гораздо страшнее и опаснее знойных дней.
С наступлением темноты пустыня погружалась в непроглядную беззвёздную тьму. И хотя беспощадное солнце уходило на недолгий перерыв, изнуряющий жар никуда не исчезал, накопленный за день в песках, он оставался и продолжал иссушать путников даже ночью.
Передвижение по пустыне становилось практически невозможным: в густой темноте Акхаских ночей можно было идти лишь наугад, а скопившаяся усталость валила с ног, делая каждый шаг тяжёлым испытанием.
Обычно путники не выдерживали и ложились на горячий песок передохнуть.
Рассвет безмолвно встречал их обезвоженные тела, припорошенные песком. Так очередные несчастные становились частью безжалостного Акхаса.
Базель с детьми шли всю ночь. Не стараясь выбрать правильное направление, они просто шагали вперёд, лишь бы не остановиться и не засунуть.
Когда рассвет застиг измождённое семейство посреди пустыни, Базель не поверил своим глазам.
Кочевники уходили в путь на восходе и добирались до поселения засветло. Новый день они всегда встречали на новом месте или не встречали вовсе. Вторые сутки в пустыне казались чем-то невозможным.
Базель ясно понимал: он с сыновьями до сих пор продолжает идти по пустыне наперекор всякому здравому смыслу, они серьёзно измотаны, внутри всё будто ссохлось, а вгрызавшаяся в голову жажда стала совсем привычной и не более назойливой, чем острые песчинки, которые царапали их высохшие кисти и лица при очередном порыве неугомонного ветра; но покуда они были живы, оставался шанс выбраться.
«Но живы ли на самом деле?» – проносилась зловещая мысль в голове у Базеля.
«Может, мы уже давно умерли? Вдруг после смерти все кочевники обречены вечно путешествовать по нескончаемой пустыне?
В таком случае чего же нужно достичь, что обрести в сем вечном странствии?»
Ответов у Базеля не было, была лишь уверенность: нужно продолжать идти, и если не ради себя, то ради своих сыновей.
VI
– Иллай болеет, и ему нужна помощь, – прошептал Базель, как только стихли последние порывы ветра.
– Рассказывай, что стряслось? – невозмутимо спросил отец и вновь уверенно зашагал по барханам.
– Иллаю очень тяжело идти, – озираясь на плетущегося позади брата, торопился объяснить Базель, – пустыня его погубит. После каждого перехода Илла по нескольку дней лежит в лихорадке, и каждый раз я боюсь, что он не сможет поправиться.
От волнения и без того покрасневшие от песка глаза Базеля ещё больше налились кровью и наполнились неожиданно подступившими слезами.
Обыкновенно грубый и строгий к слабостям отец на этот раз неожиданно остановился и, ласково потрепав по плечу своего младшего сына, утешающе сказал:
– Не переживай, мы с мамой давно знаем о недуге Иллая. Я горжусь, что ты так долго, пытаясь скрыть от нас слабости своего старшего брата, всячески помогал ему и ухаживал за ним.
Ещё до твоего рождения странствующий лекарь, к которому мы привели часто болевшего Иллая, сказал нам:
"Сын ваш склонен к лихорадкам, и виной тому губительный климат местных пустынь. Тяжело ему придётся в торговых путешествиях, но ежели воля и тело его укрепятся, есть малый шанс, что дитя переборет врождённый недуг. В противном же случае кочевой образ жизни станет для него подобным яду и полностью отравит его, не дав дожить и до зрелости".
Жалость и преждевременное оберегание от частых путешествий, по словам лекаря, могли лишь помешать укреплению здоровья Иллая. Поэтому нам ничего не оставалось, кроме как надеяться на чудесное выздоровление, безмолвно наблюдая за всеми тяготами, которые приходилось сносить нашему сыну в переходах по пустыне.
Время шло, на свет появился ты; Иллай, казалось, окреп и возмужал, ответственность за младшего брата словно подстегнула в нём уверенность в собственных силах.
Но затем приступы лихорадки участились. Болезнь совсем вымотала Иллая, и он стал хуже прежнего сносить переходы. Надежда на выздоровление стремительно угасала. И мы, не в силах более видеть страдания сына, приняли решение оставить его в Азбе.
Он станет обычным лавочником. Место для начала оседлой торговли я уже подготовил – теперь кочевничество не для него.
Это последний переход Иллая через Акхас, – мужественно скрывая эмоции, добавил отец.
Затем он громко выдохнул, точно сбросил с плеч непосильную ношу, которую надрываясь тащил за собой не первый год, и глазами полными сожаления посмотрел на старшего сына, стоявшего за спиной Базеля.
Юный Базель был настолько поражён услышанным, что не сразу заметил, как к ним, тяжело дыша, подошёл старший брат.
Не смея перебить отца, Иллай в страшном гневе дожидался окончания его речи. Но вот последние слова были произнесены, и на мгновение тишина воцарилась посреди пустыни. Впервые Базель видел брата в таком уступленном состоянии: на полуприкрытом платком лице попеременно проступали злость, отчаяние, жалость и невыносимая боль. Было страшно и неловко находиться в такой момент между отцом и старшим братом, и потому Базель, поддавшись сиюминутному испугу, попятился назад, но, оступившись, осел на песчаную насыпь, обнявшую его тело, словно старое мягкое кресло. Наконец, не выдержав внутреннего напряжения, Иллай воскликнул:
– Отец, оседлая торговля в нашем положении – это безумие! Аренда лавки стоит баснословных денег, а товара, чтобы держать прилавки постоянно полными, у нас нет. Мы разоримся!
– Всё будет хорошо, – рассудительно начал отец. – Я уплатил аренду на первое время, да и специй припасено изрядно. Если уж дела пойдут совсем плохо, будешь скупать пряности у проходящих мимо караванов и перепродавать их на местных ярмарках. Думаю, со временем ты сможешь дорасти и до самостоятельного лавочника.
– Ты серьёзно хочешь, чтобы сын потомственных кочевых торговцев стал мелким оседлым перекупщиком?!
– Я хочу, чтобы ты выжил, – не лукавя произнёс отец.
– Я думаю, что прозябание у прилавков в Азбе, едва ли можно назвать жизнью. Трястись в страхе за последние гроши от ярмарки до ярмарки – такую судьбу ты мне прочишь?
С чего ты взял, что мне не пережить переходов по Акхасу? Без всякой помощи я выдерживал их прежде, а значит, смогу и дальше путешествовать по пустыне.
Может, моё здоровье и не идеально, но точно не хуже, чем у многих…
– Взгляни же наконец правде в глаза: ты болен, и больше не можешь кочевать, – властно перебил сына, утомлённый тяжёлым разговором и пустынным зноем, отец.
– Болен ты! – оставив всякое уважение, грубо ответил Иллай. – Если решил пустить по миру нашу семью из-за россказней старика, который видел меня лишь единожды.
Я достаточно здоров для этого места, – добавил он уже спокойнее, – и готов тебе это продемонстрировать.
С этими словами Иллай быстро, как никогда прежде, двинулся навстречу опускающемуся безжалостному солнцу, самонадеянно бросая вызов не только себе и мнению отца, но и самому Акхасу.
– Не смей, Иллай! – крикнул отец вслед быстро уходящему сыну. –Остановись! Ты себя погубишь! – но сын даже не повёл головой на родительские оклики.
Безутешному отцу ничего не оставалось, кроме как взять за руку испуганного младшего сына и отправиться догонять старшего в надежде, что тот образумится.
VII
– Папа, а почему кочевники поселились около пустыни? Здесь же так тяжело живётся. Разве они не могли выбрать место получше? – наивно спросил зеленоглазый Иям, подходя поближе к отцу.
Шедший позади Эмиль громко вздохнул, выражая своё недовольство неуместными вопросами младшего брата.
– Это наша родина, сынок. Издавна на этих землях жили и путешествовали наши предки, мы лишь смиренно продолжаем их путь, чтя переданные нам заветы и традиции.
– Значит, Акхаские кочевники жили так всегда и даже не пытались что-то поменять или уйти в другое место?
– Не совсем так. В старинных легендах говориться о том, что Акхас не всегда был безжизненной пустыней, а кочевники могли заработать на жизнь не только торговлей.
– Не может быть! – совсем по-детски изумился Иям. – Расскажешь эту историю?! Пожалуйста…
– Нашёл время для рассказов, – не выдержал озлобленный Эмиль.
– Брось, Эмиль, – примиряюще сказал Базель, – возможно, история скрасит наше тяжёлое путешествие.
И, слегка замедлив шаг, чтобы не сбивалось дыхание, Базель неспешно начал рассказ:
Предания гласят, что в былые времена кочевники жили совсем по-другому. Они путешествовали большими караванами, перевозя всё необходимое на вьючных животных, как нынче странствуют лишь редкие семьи набайцев из Черных Земель. Многие кочевники занимались скотоводством на прежде свободных от песка территориях, служивших скоту добротными пастбищами.
В то время пустыня Акхас была всего лишь узкой безжизненной грядой, покрытой почти бесцветным, тусклым песком. Она подобно барьеру пролегала меж трёх крупных городов, образуя условные границы владений местных правителей.
Но настали страшные времена, и эпоху процветания сменили безжалостные войны. Каждый из правителей, презрев ценность человеческой жизни, жертвовал соплеменниками в угоду своим желаниям безраздельно властвовать над Акхаскими землями.
Поначалу неохотно вступая в бой, с каждым столкновением люди всё больше и больше втягивались в искусственно созданную вражду. Насаждаемая правителями агрессия и жажда братской крови не обошла стороной и кочевников. Поддавшись общему безумию, прежде мирные кочевые племена взялись за оружие и пошли войной на некогда добрых своих соседей.
Долго шли беспощадные бои на Акхаских просторах, и казалось, уже ничто не в силах унять всепожирающее пламя человеческой жестокости.
Но вот, в очередном крупном сражении на песчаной гряде, сама земля не выдержала жуткого кровопролития. Бесцветный доселе песок, напитавшись кровью, хлынул на погибших и ещё живых воинов неудержимой алой волной.
Подобно бурлящим потокам горных рек, кроваво-красный песок расползался по Акхаской земле, обращая богатые пастбища и многолюдные селения в безжизненную пустыню.
Ночь опустилась на землю, когда страшная кара Акхаса была уже исполнена. Не выдержав вида погребённых в песках городов и селений, ещё вчера наполненных жизнью, она навсегда погасила над Акхасом свои звезды, оставив лишь небольшой клочок лунного света в память о жертвах жестокой расплаты.
Новый день встретили лишь немногие выжившие на окраинах бывших крупных владений, оставшихся свободными от всепоглощающего песка. Уцелевшие поселения были отделены друг от друга широкими песчаными косами, делавшими сообщение между ними невозможным.
Акхас положил конец не один год бушевавшей войне, а вместе с ней владевшему всё это время людским рассудком безумию.
Оставив немногочисленных выживших сожалеть о содеянном ими и их соплеменниками, неведомая сила, таящаяся в недрах Акхаса, дала возможность людям начать новую мирную жизнь, ценность которой они точно впервые смогли осознать.
Вскоре пережившие гнев Акхаса кочевники смогли найти своё новое призвание. Бывалые путешественники, они первыми решились наладить пешее сообщение между селениями. В тяжёлых условиях изнуряющей Акхасской жары отважные кочевники, полагаясь на прежний опыт и внутреннее чутье, бесстрашно прокладывали сначала ближние, а затем и дальние, особо сложные маршруты.
И хотя многие первопроходцы, обманутые хаотично мигрирующими дюнами и непроглядной ночной темнотой, сбивались с пути и навечно исчезали в бескрайних песках, оставшиеся, учась на ошибках и успехах соплеменников, становились профессиональными проводниками по непомерно разросшейся пустыне.
Местные высоко ценили непростую и опасную работу кочевников, но из-за страха погибнуть в пути редко соглашались идти вместе с ними, предпочитая передавать через опытных путешественников важные послания и товары в другие поселения.
Так, постепенно, помимо искусства странствий по пустыне, кочевники начали постигать торговое ремесло, обретая и передавая потомкам хорошо знакомые нам умения и традиции.
– Выходит, люди сами виноваты в своих несчастьях? – застенчиво спросил Иям.
– Мы вот, видимо, хорошенько провинились, – сквозь зубы недовольно прошипел Эмиль.
– Не знаю, Ям, – ответил Базель младшему сыну, игнорируя слова Эмиля. – Думаю, всё не так просто. Порой события происходят словно сами собой.
Случается так, что всё привычное вокруг рушится в одночасье без всякой видимой причины…