День одиннадцатый: Кетура – парк Тимна – Эйлат. Дистанция 75 км.
В это утро они проспали свои полчаса до подъема. Когда за палаткой зазвенела посуда и раздались голоса Регины и Алексея, они проснулись одновременно, расцепили ночные объятия и тихонько засмеялись, тоже одновременно.
«Ну и шо делать будем, Александр Иваныч? Потерпишь до Эйлата?» – сказала она, приникая к нему, горячая со сна, и моментально поджигая в нем желание. «Богомила, ради Бога, они ж тут бродят в двух шагах!» – он сам себя прервал, уже целуя ее в губы, перекатываясь сбоку наверх, начиная движение рук… Она коротко ответила на поцелуй, потом уперлась ладошками в его грудь, отстранила: «Все-все! Остальное – вечером. Лишь бы человеческий хостель найти!» Она вздохнула. Он скатился вбок, нехотя остывая: «Найдем…»
Утром сад, где они встали вчера почти наощупь, выглядел просто сказочно. Восходящее солнце и легкий туман делали оливковые ряды, прочерченные вдоль ровных широких и мягких дорожек, иллюстрацией к какой-то сказочной книге. «Нарния? Средиземье? Где тут хоббиты?» – думал он, невольно улыбаясь и упаковывая вещи. Пришла откуда-то из-за деревьев Богомила, махнула ему издали рукой. Стоящая к ним спиной Регина словно затылком увидела эти их переглядывания, обернулась, прищурилась.
Пока завтракали, палатки сушились на утихших ночью же поливных шлангах, развернутые навстречу встающему и уже припекающему солнышку. «Ветра не было сегодня ночью, – задумчиво сказала Регина, вытирая хлебом тарелку. – Шо так, Леша?» – «Не знаю… У каждой пустыни тут свой характер. Да и скоро уже море. Сегодня много зелени увидим».
…Разогревались на ровном участке, и, что было ему странно, после вчерашних девяноста с лишним километров ноги не болели, а он чувствовал себя вполне отдохнувшим. Он крутил педали, смотрел по сторонам, дышал еще утренней свежестью, не успевшей сбежать от все сильнее припекающего солнца. Действительно, зелени стало больше. Казалось, пустыня неохотно отпускала их из своих шершавых рук, то там, то тут пропуская оазисы с пальмами, кусты вдоль дороги, все больше появлялось кактусов, все чаще мелькали кибуцы со шлагбаумами, другие мелкие городки и поселки.
Он шел за Богомилой, держа дистанцию, и ее фигурка на велосипеде притягивала его взгляд ото всех окрестных красивостей. Он словно впитывал ее в себя глазами, как по вечерам делал это кончиками пальцев, касаясь ее лица. Сегодня с утра мысли с отсчетами до конца похода и расставания удалось загнать куда-то глубоко внутрь, спрятать, закидать песком окрестных пустынь, и он катил, почти бездумно любуясь ей, наслаждаясь свежестью утра и ожиданием вечера. Он твердо решил – даже если приедут поздно, он найдет хостел или отель, и они уйдут на эти пару дней отдыха, что обещал им в Эйлате Алексей.
Вошли в затяжной подъем, лидеры исчезли за перевалом. Он держал Богомилу в прицеле прищуренных глаз, выжимал на пониженной, но отставал. Вскоре и она исчезла за изгибом дороги.
Он крутил свои семь с половиной и думал. То, что пряталось под спудом, вдруг выползло и властно заполнило его голову. Вот, как сейчас на этой дороге, он скоро окажется один. Один на один с собой. Потом – с семьей, со служением. Но, все равно, как будто один. Её не будет рядом. И что это будет значить для него? Что не будет этих танцев по ночам и вечерам? Не будет ее дрожи, пронзающей его тело и душу? Не будет сна в объятиях? Ну, все это он, наверное, переживет. Труднее будет с другим, с тем, что, не затрагивая его желаний, ввернулось штопором прямо внутрь: с Богомилой, едущей с ним рядом по Иудейской пустыне и говорящей так откровенно обо всем, о чем она думает и что так резонирует с его мыслями; с Богомилой, сидящей напротив него в кафешке Эйн-Бокека, вертящей в пальцах соломинку от коктейля и рассказывающей ему о своей жизни, от которой ему так хочется ее защитить; с Богомилой, которую он ловит взглядом каждый день по дороге, изо дня в день, каждый день… Шоссе было пусто, он на мгновение закрыл глаза, и ее фигурка моментально поплыла впереди него. Он вспомнил, как мальчишкой впервые пошел на рыбалку с пацанами постарше, как он сидел на берегу речки, смотрел на поплавок, а потом, вечером, когда, ложась спать, закрыл глаза, этот поплавок вдруг всплыл перед ним. И что бы он не делал, поплавок не исчезал. Как сейчас она. А дальше? Поплавок-таки исчез. А она? Исчезнет? Забудется? Растворится в приятном «вчера»?
Она ждала его наверху, спешившись, поставив ногу на камень у придорожной стены каньона. «Эй, раша! Гоу, гоу!» Ее смех, ее машущая рука опять загнали все мысли глубоко внутрь. «Все здесь и сейчас. Здесь и сейчас…» Он подкатил к ней, скрипнул тормозами, сорвал поцелуй с ускользающих губ. «Едем вниз?» – «Давай, ты первый. Тебе жеж нравится разгоняться на спусках…» Он благодарно махнул ей, ушел в спуск-вираж, который оказался серпантином на несколько километров…
…Они собрались на перекрестке у трассы 90, у таблички со стрелками. Направо – Эйлат, пятьдесят два километра. «Финишная прямая, – сказал Алексей, доставая мешочек с орешками, протянул. – Угощайтесь».
Пустыня отступила от них окончательно, спрятавшись за оазисы и финиковые рощи и только изредка выглядывая грозно вершинами хребтов справа, за поселками и деревьями. Слева потянулись горные хребты Иордании. Они проехали городок со смешным названием Йотвата, отдохнули на автобусной остановке у поселка Самар, где, как поведал им Алексей, до сих пор сохраняется анархо-социалистическое устройство жизни. «Я читал, что в этом кибуце общий счет, и у каждого есть карта с доступом к нему. Один парнишка прожил у них пару лет на испытательном сроке, получил карту и умотал в Штаты, сняв все сбережения. Они тогда еле оправились. А сейчас никого не принимают к себе, живут замкнуто»
«Замкнуто, – подумал он, ловя ее взглядом. – Да хоть как замкнуто, лишь бы не потерять ее, лишь бы просыпаться и видеть рядом ее лицо, чувствовать ее тело, лишь бы она не ускользала в свои воспоминания о монастыре, о потных руках, о десяти годах жизни отданных – зачем? Кому? Какому Богу нужны были эти десять лет, самых лучших, самых ярких? Замкнуто они живут, хм… Но не монастырь же? Эй, а чего тебя потянуло-то на эти мысли? Ты чего, тут собрался остаться? Фантазер ты, Олександр Iванвичу…»
Еще через пяток километров Алексей свернул направо, дождался всех. «Мы сейчас возле парка Тимна. Заедем туда, пообедаем. Там есть туалет, вода, вай-фай». Богомила картинно вскинула глаза и молитвенно сложила руки: «Святой вай-фай! Молись за нас, грешных!» Алексей необидчиво ухмыльнулся, продолжил: «Ну, кто захочет, можно и на экскурсию скататься. Место интересное. А сейчас айда вон к тем фигурам – фотографироваться!» И они помчались к гигантским статуям в египетском стиле – фараона, писца, жреца, еще каких-то персонажей, а оттуда – вверх, к здоровущему визит-центру, где устроились в тени большого здания, прямо на краю большущей клумбы.
«Я в парк не пойду, буду тут готовить обед. Хотите – сходите», – Алексей распаковывался, доставал продукты, горелку. Они умылись, набрали воды, решили сначала пообедать, а пока завалились на газон клумбы.
«Ишь, прям голубки… – Регина готовила бутерброды и поглядывала на них исподлобья. – Шо, Богомилка, Семену-то своему давно не звонила? Или деньги кончились?» Ну, это было слишком. Он встал: «Регина…» – «Та молчу я, молчу…» Богомила тронула его за руку – оставь. Он лег, закинул голову, уперся взглядом в выцветающее от жары небо… С гулом над ними прошел самолет, довольно низко. «С Эйлата летит. Близко уже», – оторвался от котелка Алексей. «Сколько?» – спросил он, припоминая расстояния. «Да километров двадцать пять осталось».
…Когда они сели обедать, к ним подъехала машина, откуда высунулся мужик лет тридцати пяти, безошибочно определив в них соотечественников: «Привет, ребята! Что, как вам парк, интересно?» – «Да мы еще там не были, собираемся после обеда» – «О, точно, приятного аппетита. Откуда путь держите?» Разговорились. Он с семьей ехал из Эйлата на Мертвое море, заскочил сюда, «увидел своих, ну и решил спросить, стоит идти сюда или нет». Порекомендовал им хостел в Эйлате, где они жили несколько дней: «Сошлетесь на Игоря, хозяин сделает скидку». Алексей попытался-было объяснить ему, что они стоят в палатках, но тот, «на всякий случай» уже нашел телефон и начал диктовать. Алексей записал, и он тоже забил номер в свой телефон, взглянул на Богомилу, приподнял брови…
Игорь укатил дальше, пожелав им удачного завершения пути, они закончили обедать, и Регина решительно сказала: «Я никуда не пойду. Тут поваляюсь». – «Так можно поехать на велосипеде. Груз кинуть и вперед», – Алексей махнул рукой в сторону шлагбаума. – «Та ни. Не поеду. А вы?» – Регина повернулась к ним. «А мы – поедем! Да, Саша?»
Они сняли багаж, крутнулись по площадке («Ну, так-то можно ездить!»), взяли в кассе билеты, посмеялись над теткой, которая сказала им на дорожку «Ноу слипен!», поехали по дорожке вглубь парка. Ехали рядом под палящим солнцем, молчали, смотрели на марсианский пейзаж вокруг. Все окрестные горы имели красный оттенок – от бледного до яркого, бордового. «Другая планета, – сказал он. – Богомила, мы на Марсе» – «Ага,– сказала она сонно, – а перед этим были на Луне, в кратерах»
Справа от них показался спиральный холм, он было хотел рвануть к нему по дорожке, но она остановила его: «Давай посмотрим, что подальше?» Поехали дальше. Жара угнетала, долина, казалась параболическим зеркалом, собирающим все солнечное тепло внутри, как в жаровне. Следующая гора привлекла их внимание глубокими тенистыми каньонами. «Поехали в теньке полазаем?» – «Поехали!» У горы спешились, увязнув в песке, затащили велосипеды в тенек и побежали сами, к ближайшему каньону. Отдышались. Он полез наверх. «Эй, ты куда? Я туда не залезу!» – «Залезешь, я помогу! Погоди, я гляну сейчас дорогу». Он забрался к самому тупику, взглянул наверх – высоко, но подняться можно, если распираться – стены шершавые, держат хорошо, друг от друга недалеко. Похоже на Перья на Красноярских столбах.
Вернулся за ней: «Пошли!», подал руку. «Ой, Сашко, що ти робиш зі мною?» Он выдернул ее за руку к себе, обнял: «Ты сможешь! Там, наверху, интересно!» Помог ей подняться до конца. «И шо? Шо мы тут делать будем?» – она огляделась: стены красного камня, как оплавленные, сглаженные эрозией, узкая полоска неба над ними. Он махнул вверх: «Полезем?» – «Та ты шо! – она картинно ужаснулась. – Та никогда!» – «Тогда лови меня» Он приподнялся метров на пять вверх в распоре, она замахала рукой: «Слазь давай, Сашко, прекращай, я тут одна не останусь!» Он спустился, снова обнял ее: «Трусиха! Ладно, пошли вокруг горы»
С соседнего каньона они, по уступам, как по лестнице, понялись под вершину, встали на краю в остатках тени, падающей сверху, он обнял ее за плечи, она обвила его за пояс. Помолчали. «Знаешь, тут, действительно, как на другой планете, – сказала она. – Как будто мы одни тут, забыли нас, улетели и оставили одних» – «Ага, – сказал он, – если не считать во-он того автобуса с туристами и вот этого одинокого велосипедиста, что крутит педали мимо нас». – «И это человек, читающий Экзюпери! – хлопнула она его по плечу. – Где твоя романтика?» – «Ты моя романтика». Он взял ее лицо в ладони, поцеловал, она ответила, обняла его двумя руками. Из-под ног посыпались вниз камушки.
Внезапно земля вздрогнула, как от взрыва, камни зашелестели вниз ручейком, она испугалась, прижалась к нему: «Ой, Сашко, шо це таке?» Гора словно гудела, резонируя каньонами. «Ракета улетела, ты же говорила…» – «Нет, правда, что это?» – «Думаю, военные испытывают оружие. Тут же баз полно» – «Ста-ашно…» Он сжимал ее в объятиях, ее слегка потряхивало, и ему вдруг сильно, до комка в горле, стало понятно, что человек, которого он обнимает сейчас – не случай, не ошибка, не приятный романчик на время похода. «Мы – как Адам и Ева, – сказал он, чтобы что-то сказать. – Война случилась, все погибли, а мы остались с тобой на этой горе одни». Она молчала, еще переживая испуг, он чувствовал, как бьется ее сердце. «Прямо здесь, на горе, в этих каньонах, мы можем с тобой остаться, чтобы зачинать новых людей. Только ведь все равно все повторится по новой – Каин с Авелем, потоп, Содом…» Она отняла руки, развернулась, пошла к камням-ступеням. Он догнал ее, остановил: «Прости, прости. Сказал что-то не то, не подумал. Прости». Она взяла его за руку: «Ты не виноват. Просто ты увлекся, а увлекаться опасно». Он глянул в ее зелено-голубые в крапинку глаза: «А я и не боюсь». – «Я боюсь, Саша… Ладно, пойдем вниз». Она улыбнулась, это получилось как-то с трудом, он заметил, в сердце кольнула игла: «Что не так? Что он не знает о ней?», а следом мысль: «А что он знает?»
Они больше не пошли никуда, вернулись к велосипедам, поехали обратно. Полтора часа пролетели, как их и не было. «Ну уж нет, были, – подумал он. –Были, и еще какие. Мы были вдвоем, мы были одни, мы почувствовали друг друга».
…На въезде в Эйлат, на КПП, где был вай-фай, он снова попытался позвонить домой. Не смог, оставил СМС: «У меня все нормально. Маршрут почти закончили, отдохнем еще несколько дней – и домой». Хотел написать привычное «целую» и не смог.
…В город въехали цепочкой, проскочили аэропорт, в центре города Алексей, который перед этим все махал рукой на море («Пляж там!») зачем-то потащил их вверх, от моря. Сначала они подъехали на автовокзал, узнать расписание, но тот оказался закрыт. После пары кварталов вверх Богомила не выдержала: «Алексей, стой! Скажи, куда мы едем?» – «Ну, так я жеж сказал, заедем в магазин, что подешевле». – «Но вот нам не надо в магазин, да, Сашко?» Он кивнул, стараясь отдышаться. Алексей растерянно молчал. «Мы тут постоим, подождем вас, – он тронул его за руку. –Мы, правда, вымотались…»
Когда Алексей с Региной укатили, ему еще пришлось успокаивать разбушевавшуюся Богомилу («Ну ты посмотри! В магазин! Подешевле! Нас и не спросил! А оно нам надо?»), потом он взял у нее телефон, позвонил Олегу, хозяину хостела. Тот ответил сразу, спросил, на сколько суток бронировать (они переглянулись: «На двое. И на двоих, один номер»), начал путанно объяснять, как к нему проехать с пляжа, они условились созвониться часа через два, может три, прервали связь. «Уфф… – сказал он озабоченно, – Проговорим сейчас все твои деньги, останешься ты без связи, будешь, как я, сидеть только на бесплатных вай-фаях» – «А! Не хвилюйся, – махнула она рукой. – Попрошу, положат еще». – «Кто? Семен твой?» – проглотил он вопрос, удивляясь ревности, вдруг всплывшей в нем. Она положила ему руки на плечи, заглянула в глаза: «Саш, все нормально?» Его вновь стеганула волна какого-то глубокого отчаяния, словно кто-то зажег в его голове эти красные цифры: «четыре». Четыре дня им быть вместе, на пятый они… Он сглотнул комок, отвел глаза, прижал ее одной рукой: «Все хорошо, Богомила. Потерпи. Скоро душ и постель». Она отстранилась, улыбнулась, чмокнула его в губы, мечтательно закатила глаза: «Скорей бы!» На смену горечи пришла нежность: «Всё будет…»
…К южному пляжу спускались долго и уже в глубоких сумерках, через весь город, потом уже и город кончился, пошли какие-то пирсы, пристани, освещенные прожекторами и заставленные машинами («Как во Владике, – подумал он. – И тут, кажется, японцев завозят»), проехали длинную стену океанариума с веселым улыбающимся дельфином, за ним пошли трейлеры, потянулся пляж. «Приехали!» – Алексей сошел с велосипеда, махнул им рукой, типа, подождите, исчез в сумраке, уйдя в сторону пляжа и моря. Пахло морем и йодом, но влажность не ощущалась. И было тепло, градусов двадцать. «А в пустыне уже бы подуло. И прохладнее было бы», – отметил он автоматически.
Появился Алексей, подхватил велосипед, они пошли за ним.
Площадка была небольшая, как раз под две палатки, справа и слева уже стояли дуговые домики, были растянуты тенты. Море лениво шевелилось метрах в десяти. На иорданской стороне, на горном склоне красиво горела россыпь огней какого-то города. «Ставим тут!» – указующе ткнул пальцем начальник.
Он скинул рюкзак с багажника, достал палатку, начал ставить. Потом помог Богомиле. Она ткнула его в бок – время! Он подошел к Алексею: «Леша, мы с Богомилой договорились насчет хостела, поживем там эти пару дней, окей?» Алексей оторвался от «керогаза», растерянно кивнул: «Ну, конечно… А вещи?» – «Ну, палатки и часть вещей мы тут оставим, а завтра приедем с утра. Если вы захотите по городу, или куда еще. Полдня мы тут подежурим, покупаемся, вас подождем…» – «Та-ак!» – Регина, похоже, тоже была обескуражена таким бесцеремонным «бунтом на корабле», потому только и повторила опять: «Та-ак!» Он пожал плечами, как бы говоря: «Ну да, так!» – «Ну, вы хоть поужинайте с нами?» – «Да, конечно, поужинаем». Богомила подошла к нему: «Сашко, давай свои вещи, я сумку освободила, накидаем, что нам нужно».
Когда ужин был готов, Алексей достал бутылку вина, купленного «в магазине подешевле», растерянно повертел ей: «Ну шо? Отметим финиш? Только… Не могу я ее откупорить. Сможешь?» – передал ему. Он взял нож, аккуратно надрезал пробку, вставил, начал проворачивать, пробка нырнула вниз: «Ну, теперь только внутрь» Справились, утопив пробку в бутылке, разлили по кружкам. «Ну, любi друзi, за завершение? Было не просто, не все дошли, – Алексей поднял брови. –Но мы дошли-таки!» – «Таки да!» – он поддержал Алексея. Выпили.
«Нет, так не пойдет! – запротестовала Регина. – От каждого – по тосту! И сейчас я скажу. Наливай, Леша!». Налили еще, Регина встала, подбоченясь: «За Лешу, за нашего начальника! Мы тут благодаря ему, и этот маршрут был великолепен! Да не все дошли. Некоторые сдулись сразу, некоторые – под конец, – она значительно посмотрела на Богомилу, потом на него. – Но, Леша, мы с тобой – молодцы!»
Он видел, как, готовая взорваться Богомила, вдруг прыснула, отвернувшись в сторону.
«Смейтесь, смейтесь! – Регина торжествующе подняла кружку. – За тебя, Леша!»
Отвлеклись, поели супчику, засобирались. «Э-э! А как же без тоста? Наливай, Алексей! – Регина, похоже, не собиралась выходить из куража. – Сашко, твоя очередь!»
Он поднял кружку: «Ребята, спасибо вам всем. Я ехал сюда, очень волнуясь – справлюсь ли? Все-таки, велопоходы – это не совсем мое. Да и сами видели, какой у меня накат. Скажу страшный секрет – входя в Иерусалим, я был готов сойти с маршрута, так я устал и так, мне казалось, я всех торможу. Но вы были очень добры и терпеливы ко мне, и за эти дни вы смогли заставить меня полюбить… – он сглотнул, бросил быстрый взгляд в сторону Богомилы, –…полюбить крутить педали и ехать вперед. Это, правда, лучше, чем перебирать ногами по равнине. Я обязательно сделаю у себя хороший маршрут, тоже на пару недель, и приглашу вас. А вы – приезжайте! – Он поднял кружку. – За вас, любi друзi!»
Они выпили, разлили еще. Богомила шагнула вперед, сказала: «Ну, я? Честно, я не готова была к такому. Я не ждала того, что мы сделали и таких условий не ждала. Но я рада, що всё закінчується. Рада, що змогла, – она бросила взгляд на него, он кивнул ей ободрительно, поднял большой палец.
«А я, вот, хочу выпить за твою жену, Саша! – вдруг встряла захмелевшая уже, похоже, Регина. – И мы к вам обязательно приедем, зовите!»
Он опрокинул кружку, проглотил вино пополам с комком, махнул рукой и пошел к велосипеду. Не оборачиваясь, сказал: «До завтра! Утром будем, к девяти. Спокойной ночи». Сел в седло, с силой сжал велосипедные ручки-грипсы. К нему подрулила Богомила, тронула за плечо: «Плюнь. Поехали». – «Поехали! Ты замыкай, у тебя задний фонарик».
…В магазине, неподалеку от пляжа, он взял водки, манговый сок, колбасы, сыра, хлеба, хлопьев и молока, вышел с пакетом, загрузил ей в сумку на багажнике. «Нет, ты шо, решил-таки даму споить?» Он кивнул: «Ага. А ты – как? Будешь водку или молоко?» Она тряхнула головой: «А то! Конечно, водку!»
Долго искали хостел, несколько раз перезванивали Олегу, ругали навигацию в телефонах, которая не хотела подключаться без сотовой связи, проехали по какой-то кольцевой Ха-Агас чуть ли не три раза, когда, наконец, вышли на нужную улицу и уткнулись в нужную дверь. Олег вышел им навстречу, открыл калитку, запустил во двор со светящимся бассейном, махнул рукой: «А вон, велосипеды за бассейн ставьте!» Он был, похоже навеселе, и поболтать с соотечественниками был тоже не прочь, в отличие от них, валившихся с ног. После намека он, с сожалением, прервал беседу, рассчитал их за два дня, показал общую кухню, душ, туалет, вручил ключи и наконец-то оставил их в покое.
Богомила рухнула на широкую загудевшую кровать, махнула ему: «Иди ты в душ, я потом». Он подхватил полотенце, чистые вещи, вышел.
Пока она мылась, он приготовил бутерброды, налил водку, понюхал – странно пахнет, травами какими-то. Она вошла, и он сел: «Богомила…Ты просто прелесть…» – «Шо? Вот видишь, и платье пригодилось, не зря я его столько таскала с собой. Нравится? Сама пошила!» – «Ты нравишься!» Он обнял ее, закружил, она поджала ноги: «Ой, стукнешь меня про що небудь!» Он посадил ее на колени, подал стакан: «Дама! Прошу меня простить, что не могу предложить вам чистого спирта, как вы заказывали, только эту рискованную водку, как бишь ее? «Ашкенази», ага! Она пахнет травками, а запить ее можно соком, если что. Ну? Лехаим?» – «Лехаим!» Они чокнулись, он опрокинул стакан – м-м, она еще и сладковатая! Что же это за водка не похожая на водку? А пошла легко.
Она встала с его колен, прошлась по комнате, вздохнула: «Хоть немножко пожить по-человечески, а, Сашко? А наливай еще!» Они выпили по второй, закусили бутербродами.
«Знаешь, – она села рядом на кровать, – я думала в кабинете у Олега, ну, когда заселялись, что я прямо там усну, у него на диване, когда он запустил свою песню про местную жизнь. А сейчас, после душа, я как будто родилась заново. А еще, если ты не заметил, трусики под платье я не надела».
Она запустила ему руку в волосы, он, вдыхая запах ее вымытого тела, поцеловал ее шею, осторожно повалил не кровать. «Нет, погоди!» – она вывернулась, отодвинула стол, щелкнула выключателем. Он сдернул покрывало, и они упали на широкий матрас, на белую простыню, сжимая друг друга и отдавая себя друг другу, как в последний раз. И когда ее опять пронзила дрожь, она, скользнув к нему сверху, прижавшись губами, которые он не закрывал ладонью, к его плечу, все выдыхала и выдыхала его имя, как стон: «Сашко… Сашко… Сашко…»