Кавалер Красной Звезды. Тотальный политический стеб

Танец ульяновских курсантов

Фонарик смартфона американца осветил пространство вокруг, и стали видны новые обстоятельства. Джон увидел, что оказался в зрительном зале. Ряды стульев. Софиты на стенах. Чёрные массивные динамики по углам. Стюарт сел на ближайшее сиденье. Глядя на сцену, он задумался о своей судьбе. Начать жизнь в Аризоне, играть по вечерам кантри для детей и жены, а потом в одно мгновение оказаться в России на службе самой могущественной Конторы мира. Погружаться с помощью лубянского пива в глубины бессознательного. Летать каждую субботу на джетах ФСБ в Хабаровск, где жена выращивает бычков. Невероятно.

Американец и не догадывался, что всего через пару минут его рассуждения о личных перипетиях окажутся ничтожными. Феерия реальности похоронит самые смелые фантазии. Зажглись софиты. Входная дверь открылась, и в помещении появился лейтенант Саид Бельдыев. «Джон! Ты здесь? – приветствовал он Стюарта. – А я думал, сдрейфишь». Саид хлопнул коллегу по плечу и уважительно посмотрел в глаза: «Смелый парень». Зал стал наполняться людьми. Многих Джон знал. Они были сотрудниками линейных подразделений. Все расселись по местам. На сцену вышел Саид и сквозь шум аплодисментов начал что-то говорить. Слышно было плохо. Зрители свистели, кричали и хлопали. Но Стюарту показалось, что среди прочего Бельдыев назвал его имя и упомянул каких-то ульяновских курсантов. На сцену выкатили автомат для продажи газированной воды. Его бока цвета серебристый металлик были натёрты до блеска. Краска лежала идеально. Хромовой ободок вокруг ниши для стакана сверкал в лучах софитов. Сквозь рёв группы поддержки курсантов Ульяновского лётного училища прорезались звуки хита Бенни Бенасси 2003 года Sastisfaction, и на сцену вышли пятеро подростков в фуражках, подтяжках и трусах. Дальше было то, что американец уже неоднократно видел в США на вечеринках у своих сокурсников. Парни начали извиваться и неумело двигать своими хилыми задами. Смотрелось диковато, но исполнителей это не смущало. Группа поддержки визжала так, словно выступали звезды стриптиза. Половина зала, в которой сидели сотрудники ФСБ, не издавала ни звука. Офицеры меряли курсантов скептическими взглядами. Песня играла не меньше семи минут. Когда закольцованный куплет «Push me And then just touch me Till I can get my satisfaction» сменил припев «Push, Push, Push, Push, Push, Push, Push», в зале погасло освещение и включилась цветомузыка. Вспотевшие, но счастливые курсанты начали усиленно тереться об автомат газированной воды, и он засветился изнутри фиолетовыми светодиодами. Один из курсантов залез на крышу автомата и ударился в усиленное движение тазом. Наконец-то представление подошло к концу. Сотрудники ФСБ облегчённо вздохнули.

Бело-красный туман

«Ну, теперь защищай честь Конторы», – сказал Саид, обратившись к Джону со сцены. «Что!!?» – воскликнул Джон. Саид посмотрел американцу в глаза: «Или зачем ты здесь?» Стюарт сообразил, что это его шанс. Либо он докажет, что свой, и офицеры примут его в товарищи, либо так и останется для них иностранцем, пролезшим в ФСБ через чёрный ход. Он двинулся к сцене. «Встречайте, Джон Стюююююарт!» – крикнул Бельдыев, и половина зала, которую составляли сотрудники Конторы, зашумела что есть сил. Пока американец приближался к автомату газированной воды, его мозг со скоростью «Ломоносова» перелопатил все его воспоминания, чтобы найти нечто, что помогло бы выступить достойно. Из глубин памяти Джона была выхвачена одна из самых ярких сексуальных сцен в его жизни. Это была встреча с Мэри в отеле на побережье Атлантики, когда у них шёл первый месяц знакомства, и чувства были обострены до предела. Возлюбленная ждала его в номере, и он почувствовал эрекцию, ещё не открыв дверь. То соитие было самым молниеносным в его жизни. Возбуждение было столь сильным, что ему хватило одного движения, после которого он уже лежал на спине весь облитый эякулятом. Как только воспоминание всплыло, его штаны стеснило давление. Уверенным движением он расстегнул джинсы, повернулся лицом к автомату и, оттянув максимально таз, вонзил свой член в его стальной бок.

Думаете, в реальности всё случилось также быстро, как вы об этом прочли? О, нет! Как только Стюарт начал расстегивать молнию на брюках, время замедлило свой ход, как бывает, когда режиссёр фильма хочет показать полёт пули. Зрители завороженно смотрели на то, как появляется эрегированный член американца. Чем дальше развивались события, тем сильнее растягивалось время. Вот американец оттягивает назад таз, и джинсы немного приспадают, вот его таз доходит до крайней точки, останавливается и начинает двигаться вперёд. Мужское достоинство Джона успевает по ходу несколько раз колыхнуться в воздухе. И вот идёт соприкосновение с железом. Металл медленно, микрон за микроном проминается под мощью орудия Джона, и затем по боковине расползается трещина, которая, расширяясь, превращается в пробоину и пропускает в себя миллиметр, два, три, пять… сантиметр, два, три пять, десять сантиметров, пятнадцать, и в конечном счете, весь член Стюарта. Внутри конструкции член утыкается в микросхему иллюминации и врубает подсветку, лицевая поверхность автомата освещается всеми цветами радуги, перемежаемыми искрами короткого замыкания. Дальше член прорывает магистраль с газированной водой, которая начинает хлестать из щелей корпуса в зрительный зал. И перед тем, как болельщики наберут воздух, чтобы заполонить зал воплями, Джон заливает эякулятом внутренности автомата, и лицо его сводит любовная судорога.

То, что затем происходит в зале, не поддается описанию. Сотрудники ФСБ, мокрые от фонтанирующей газировки, вскакивают со своих мест и лезут на сцену. Стюарта отрывают от автомата и подбрасывают в воздух. Группа поддержки ульяновских курсантов, наплевав на корпоративную солидарность, тоже ликует. Джона кидают в воздух, и в самой высокой точке, почти у потолка, его член, получивший небольшую, но обильно протекающую рану, выбрызгивает наружу остатки спермы вперемежку с кровью, оставляя в атмосфере зала особого рода бело-красный туман. В этот момент действие лубянского пива заканчивается.

откуда Чай и откуда, извините, кофе

В Москве шёл снег. Широкие хлопья снега медленно опускались с Неба на Землю и превращались в сугробы. Джон гулял по центру города и смотрел на это великолепие. Снег в России всегда праздник. Стоит только повалить белому, жители выходят радоваться этой сказке. Тысячу лет уже как могли бы привыкнуть, а всё наглядеться не могут. Если ты не переживал в Москве мрачный ноябрь, когда мир затягивается безысходной чернотой, тебе не испытать восторга от валящегося с неба белого искристого потока в декабре. Снегопад в России равен солнцу, взошедшему вновь из пасти крокодила.

Стюарт шёл по Мясницкой, и одна теплая мысль грела его: он больше не безбилетник, он выдержал испытание и получил свою должность по праву. Инициация имела игривый оттенок, но у каждого свой ринг. Этот бой он выиграл честно. И хотя перебинтованный член доставлял неудобства в туалете, как говорится, дело житейское, до свадьбы заживёт.

Стюарт заглянул в кафе. Он не любил московские заведения. Слишком велик был контраст между американским и российским способом «выпить кофе». В США это означало взять стакан чёрного напитка в забегаловке. Причём, владельцы использовали самые простые капельные кофеварки. Дёшево, быстро, эффективно. В Москве даже самая затрапезная закусочная тратила целое состояние на итальянскую кофе-машину. Стюарт презирал задротов, ноющих, что истинный вкус даёт только эспрессо, сделанное за 29 секунд и поданное в каплевидной чашке. Переплачивать за подобные извращения экономная аризонская душа категорически отказывалась.

В России он стал переходить на чай. Тёркин объяснил ему, что Россия исключительно чайная по характеру страна. Чай пришел из наполненных Духом Китая и Индии, и настраивает на глубокие по смыслу беседы. А кофе плывёт с берегов Африки и Южной Америки, и в нём нет ничего, кроме шума барабанов и вертящихся жоп. Выпив чашку краснодарского чая, и съев ватрушку, Джон направился на службу.

новая реальность. стюарт копает и ликует

Он мечтал, что сегодня не увидит на себе косых взглядов и окончательно вольётся в коллектив. И его ожидания оправдались. На обеде к нему подсел сослуживец и доверительно спросил, всё ли он понимает про наше государство? Раньше Джон и вообразить не мог, чтобы кто-нибудь, кроме Тёркина или Вахрушина, вот так, по-простому, заговорит с ним на подобную тему. Целые полгода общение с коллегами ограничивалось дежурными фразами.

«Только вникаю» – ответил Стюарт общительному сослуживцу.

«Как ты думаешь, откуда разговоры, что не будет Президента, сразу рухнет страна?»

«Видимо, в России наверху может быть только сильная личность. У людей страх остаться без защиты»? – предположил Джон.

«Само собой. Это на поверхности. Я хочу тебя на другой уровень вывести. Копнуть глубже. Понимаешь? Вспомни, как на английском языке „государство“», – продолжал коллега.

«State».

«А теперь возьми русское слово „государство“ и переведи на английский, что будет?»

Стюарт задумался. Ему очень хотелось найти разгадку. Он повторил несколько раз про себя «государство» и выделил его корень – «государь». После чего буквально крикнул: «Kingdom!». Сослуживец одобрительно похлопал его по плечу и с довольным видом покинул столовую. Стюарт был ошеломлен. Какие знания открывались! А ведь надо было всего лишь проявить внимание к языку. Дух захватывает. Американец сиял.

Ближе к вечеру к Джону в кабинет зашёл офицер Хома Брут, который с ним до сегодняшнего дня даже не здоровался, и предложил после службы сыграть в русскую рулетку. Джон знал об этой игре по голливудским фильмам, но понимал, что, скорее всего, калифорнийские продюсеры изолгали суть этого национального развлечения. Хотел ли он поучаствовать? Да! Джон не скрывал радости. Он ликовал.

офицеры крутят с легким сердцем

Вечером группа офицеров собралась в зале для совещаний. Председательствующий высокий чернобровый украинец Хома Брут положил в центр стола револьвер и сказал: «Парни, среди нас новичок, поэтому напомню правила. Перед тем как крутануть барабан, каждый должен рассказать историю, которую не стыдно поведать на пороге смерти. Собственно, именно в этом и состоит смысл нашего мероприятия, а вовсе не в том, чтобы пустить случайную пулю в лоб. Кто хочет выступить? Есть желающие?»

Никто из присутствующих не выразил рвения. Хома вздохнул и начал первым. «Порой мне кажется, что я уже всё рассказал, и невозможно вытащить из памяти что-то важное. Но, к счастью, тема всегда находится. Я вспомнил об опыте, что случился со мной несколько лет назад в парке Сокольники. Тогда мир вокруг остановился. Мои ноги шли, но ощущение движения прекратилось. Повседневность с её суетой и мельтешением, желанием попасть из точки „А“ в точку „Б“, в один момент перестала существовать. Сама природа сделала это. Без всяких усилий с моей стороны. Потом это случилось ещё раз в аллее между лип. Глаза, зацепившись за деревья, потеряли фокус, и я как бы повис в пространстве. Это необыкновенное и очень личное ощущение. Порой оно возвращается ко мне, и я всегда ему радуюсь. Но в какие бы эзотерические дали не попадала моя душа, где бы она не витала, надо помнить о главном. Мы рождены, чтобы служить Отечеству, и если Родине понадобится наша жизнь, мы отдадим её с легким сердцем».

Хома крутанул барабан, приставил дуло к виску и, зажмурившись, нажал на курок. Раздался пустой клацающий звук. Патрона в патроннике не оказалось. Револьвер вернулся обратно в центр стола. С заметным облегчением Хома передал слово следующему офицеру.

«Брут, по ходу, дыхательную практику в Академии прогуливал. Там же всё это объясняли про вечность и остановку времени. Стыдно должно быть», – шепнул один игрок другому. Тот кивнул головой и добавил: «Любовь тогда крутил с медсестрой из санчасти. Совсем голову потерял».