Плана у новоиспеченного путешественника не было. Никакого. Наверное, для начала ему стоило пойти в столицу? Поспрашивать слухи, куда могла подеваться пропавшая царевна? А оттуда дорога в каждое царство для него открыта. Да, пожалуй. Поэтому он двинул по неизвестной тропе через незнакомый сосновый бор вдали от столицы. Пока не закончится еда и средства к выживанию, он решил не выходить в деревни и города.
Шел он по лесу и чувствовал, что хорошо ему идти вот так просто, когда не нужно никуда возвращаться в назначенное время, и как здорово было наслаждаться атмосферой хвойных ароматов. И в сосновом бору всегда хорошо видно вдаль, и все кажется таким чистым и прозрачным. И, конечно, после отличной прогулки с тишиной, которая часто сопровождала Мира и была замечательным собеседником, началась прогулка без тишины, потому что он достал свою старую добрую домру, перекинул ремень через плечо, и шел, наигрывая что-то в своем духе. Нетрудно догадаться, что тишина тут же расплакалась, и решила покинуть его ненадолго, чтобы успокоиться. Миру показалось, что он услышал чьи-то всхлипывания, и он подумал:
– Ну да, все верно, показалось.
Он ночевал под открытым небом. Делал лишь небольшой навес из еловых веток, чтобы укрыться в случае дождя. Разводил костерок, на котором грел воду из ручьев и жарил грибы, которые находил, чтобы экономить и без того небольшой запас сухарей и вяленого мяса, и сушеных овощей и яблок. Мир часто и подолгу смотрел в костер, и тишина была его постоянной гостьей. Не пропустила ни одной посиделки у костра. Мир не возражал. Он был добрым и совсем не любил грубить гостям. Тем более, если они не мешают и не отбирают еду.
Был и еще один гость. Менее приятный, чем тишина. Одиночество. Оно постоянно дергало Мира, напоминало о себе совершенно внезапно и бесстыдно, посягало на спокойствие и иногда откровенно угрожало чем-то ужасным. Как дать ему понять, что гость он неприличный, и что пора бы ему уйти? Это очень сложно сделать и с людьми, а с этим и вовсе не управиться.
На время отпихнуть его можно было лишь одним способом, проверенным и обычно работающим, – выйти к людям. Но с тех пор, как Мир свернул в бор, он не встретил ни одного человека. Куда идти? Без понятия. На многие километры вокруг – лес. Огромный, могучий, всесильный живой лес. Все это время незадачливый путешественник шел глубже и глубже в чащу и не думал, что когда-то из него надо будет выйти. Он остановился. Тут-то его и догнала гениальная мысль, отдышалась немного и возмущенно крикнула:
– Надо было в город идти!
– Что ж, справедливо, впредь буду аккуратнее.
И вместе с этой мыслью, которая дороги домой тоже не потрудилась запомнить, он двинулся дальше. Вскоре гениальная мысль сочла общество равнодушного к ней Мира слишком скучным и покинула его, оставив наедине с хихикающим одиночеством.
Однако к вечеру удача все-таки улыбнулась парнишке: показался из-за деревьев дым. Значит, либо костерок чей-то, либо изба. И правда, была то избушка. Как будто только что поставленная, новехонькая, с резным коньком в виде ворона, окошко со ставнями расписными. Удивительно, и дорожек вокруг никаких. Неужто одна изба посреди леса стоит? Ни колодца, ни бани рядом. Должно быть, деревня чуть поодаль. Или отшельник какой искусный обосновался. Обязательно нужно зайти, расспросить.
Но подозрительно же! А ну как Баба Яга заманивает? Но все же знают, что живет она в грязной избушке на курьих ножках. А эта ни грязная, ни признаков ног.
Схоронился Мир под кустами, что на краю опушки, чтобы понаблюдать сперва – береженого Бог бережет. Не прошло и трех минут, как вышла из избы старушка. С виду опрятная и чистая, но привлекательной не назовешь. С красивым белым платочком лицо ее контрастировало. Мягко говоря.
– Что она делает? Непонятно. А, вот половик достала домотканый, пыль вытряхивает. Вроде все как обычно, – размышлял Мир.
Тишина в это время улепетывала что есть духу от этого места. С чего бы? Мир встал, отряхнулся, старушка резко развернулась и посмотрела прямо ему в глаза. Страх бросился на него и вгрызся в самое сердце утаскивая в пятки. Так и остался стоять, не смея ни шелохнуться, ни вдохнуть, ни выдохнуть. А старушка, не торопясь, направилась к нему, с каждым шагом становясь все страшнее и безобразнее, мелкие черные глазки ее источали голод и ненависть к людям.
Одна запоздалая хорошая мысль хотела было сообщить что-то важное застывшему Миру, но взглянула на бабку, передумала и скрылась, как можно скорее. А кровожадная старуха приближалась все так же неспешно, уверенная в скором плотном ужине. В последний раз достал Мир домру. Помирать – так с музыкой. Дрожащие пальцы играли то, что видели глаза. А видели они верную гибель и вселенский страх, запрещающий защищаться, потому что это бесполезно. Печальней и грустней этой музыки не было ничего на свете. Стало так тоскливо и холодно, вечернее солнце померкло в тучах, и само небо разверзлось ревом, а слезы рекой спадали на землю. Упала старуха в грязь на колени, закрыла лицо руками и зарыдала. Мир все играл и играл. Не было в его глазах ни слезинки. Только ручьем струилась по всему телу соленая вода с неба. Один страх был непоколебим и продолжал поедать его храброе сердце.
Лопнула струна, вторая, третья. Разом. Острая, звенящая тишина повисла рядом, довольная своей работой.
Все стихло.
Сверкнула последняя молния, раздался последний гром, издало последний всхлип тело людоеда.
Старушка подняла голову. Ни голода, ни ненависти. Только бесконечная тоска.
– Прости меня старую. Прости, добрый молодец, – встала и поплелась по лужам домой. – Ты заходи. Есть у меня для тебя новые струны.
Не веря в спасение, Мир перекрестился и осторожно пошел следом. Внутри было довольно уютно. Топилась русская печь. Рядом ждал своего времени чугунок с пшенной кашей. На полочках глиняная утварь. На стенах сушеные травы. Маленький стол с белой скатертью. А где красный угол? Нет красного угла.
– Кто вы, бабушка? – на всякий случай вопрос был задан вежливо.
– Известно, кто, милок, Баба Яга, – обычным старушечьим голосом откликнулась та.
Тут и осел Мир. Не сказка. Какие уж тут сказки. Жительница мифов накрыла на стол, покопалась в старинном сундуке, достала струны, помешкала немного, а потом достала целую новую домру. Парень оживился при виде настолько красивого и изящного инструмента. Но виду не подал, а то неприлично будет. Однако покосившись на размокшее, вздувшееся дерево своей обожаемой домры, понял, как же сильно он хочет получить то чудо.
– Поедим сначала, – отрезала Баба Яга.
Ужин был весьма недурен. Впервые за много дней он вкушал нормальную еду. Сытый, откинулся он на спинку резного стула.
– Как мне тебя величать, нежданный гость?
– Мир. Меня зовут Мир.
– Ишь. Нешто полное имя?
– А. Полное – Миромир.
– Вот оно как. Ну что же, здравствуй, Мир.
– И вам не хворать, бабушка.
– Ужо я постараюсь. Баньки, кстати, не будет. Нет ее у меня. Но почему-то все уверены, что я обязательно должна всех кормить, парить в бане, да спать укладывать. Еще чего не хватало. Откуда ж? Мне что, целый выводок домов с места на место гонять? И с одним хлопот полно. Только с утра здесь обосновалась, умаялась совсем.
Так вот почему дом казался только что поставленным, и не было ни одной утоптанной тропинки.
– Так это избушка на курьих ножках?
– А то как же. Она самая. На ноги она садится, вот и не видно их. А что изба чистая, так ты не удивляйся. Какая же бабка станет в грязной жить? Это ж себя не любить. Это народ в отместку очерняет, мол гадкая да грязная я. Но ничего. Привыкшая. Домру я тебе отдам. Ни к чему она мне, играть все одно не умею. Задаром досталась, задаром и отдам.
– Как это, задаром? – уже догадываясь, с опаской спросил Мир.
– Ну как. Съела я его. И забрала балалайку эту. Не пропадать же красивой вещи.
– Кого съела?
– Да скомороха, кого же еще. Забрел в лес, да Леший его прямиком ко мне и вывел. Давненько это было. Он обычно музыку любит, да только когда музыкант хороший человек. А тот, видать, оскорбил чем-то Лешего.
– Ух, – только и сказал Мир. Это же какой скоморох таким инструментом владел? Никак от самого царя был? Жалко парня. Но вслух тот ничего не сказал.
– То-то же. Тебя ведь тоже Леший привел. Давно за тобой следит. Говорил, скоморох еще один идет. Да вижу, что не из шутовского ты рода. Как вспомню, как ты играл, так слезы сами наворачиваются. Те так не могут. Далеко им. Потому и жив ты остался, Мир, – она передала ему инструмент- Держи, тренькай на здоровье. Только не сейчас. Хватило мне.
Мир с восторгом принял чудесный подарок. Только страх рассердить старушку держал его от того, чтобы не заиграть на ней тут же. Но как же было приятно держать ее в руках. Не описать словами его радость. Надо же – и жив остался, и с даром на руках. Без домры он был как без рук. Конечно, были еще гусли, но они были на тот случай, если она сломается.
Но тут он подумал о Лешем. Следит? Давно? Не слишком то приятные новости. Не стоит углубляться.
Тишина робко постучалась в окошко, но ее не пустили. Разговор продолжился.
– Куда путь держишь, добрый молодец?
– Иду я, бабушка, царевну искать, счастья попытать хочу.
– Э, так ты из глупых? Сказок не слыхал? По всем правилам ее должен спасти Иван царевич. Разве ты не знаешь?
– Конечно, знаю, но разве в реальной жизни это тоже работает? Все уже решено?
– Разумеется! Сказки – это пророчества, которые были тайной, но Кот Баюн, как всегда, всем все растрепал, и они разошлись как какие-то сказочки. Теперь никто не воспринимает их всерьез. Может, оно и к лучшему. Благодаря этому никто понятия не имеет, что произойдет. Даже те, кто причастен к пророчествам, уже не верят в них. Столько лет уже прошло, нам надоело верить и жить по предначертанному.
– Кому «нам»?
– Могучим мира сего. Необязательно тебе знать.
– Ладно, простите.
– Ничего страшного. В любом случае, тебя в пророчестве нет никаким образом.
– Но что мне делать? Я чувствую, что мое счастье там. Неужели все так строго?
– Да. Увы. Не на все наша воля. Некоторые вещи решаем не мы. Так уж заведено. Поворачивай домой, Мир. Я дам тебе волшебный клубочек, который выведет тебя из леса. Только прикажи ему отвести тебя, куда нужно. Но все это завтра. Ложись спать. Утро вечера мудренее.
Миру было тяжело признать это, но делать нечего, придется вернуться. В ту ночь в доме Бабы Яги ему снова снилась женщина в белом. Она пришла с пустыми руками, без оружия. Встала рядом с ним вполоборота, чтобы не была видна пустота под капюшоном. Только белоснежные длинные прямые волосы спадали из-под него. Потом сон сменился на картину плачущих родных, вопрошающих, на что Мир их покинул.
Проснулся. Вроде живой. Значит старушка и правда оставила его в живых. Но что за сон? Не может быть, что все так плохо. Родители ведь сами благословили его. Просто дурной сон. Ничего…
Мир и Баба Яга стояли около избушки. Она вручила ему клубочек и с улыбкой заверила, что таких хороших гостей у нее еще не было. Было немного страшно смотреть на улыбающегося людоеда. Они тепло попрощались, Мир еще раз поблагодарил за великолепный инструмент, и она ушла по своим баб-ёжным делам.
– Клубочек, отведи меня, пожалуйста, к пропавшей царевне.
Клубок спрыгнул с рук мальчика и бодро покатил в лес. Но не слишком уж бодро, потому что все-таки было раннее утро, и надо было подстраиваться под идущего по следу.
Наконец-то можно было опробовать новую домру в действии! С нетерпением и трепетом на ходу Мир разворачивал чехол. Самая лучшая вещь на свете, что он когда-либо видел! А звучала она чисто, как звонкий ручеек в лесу, ярко, как пение птиц, и мощно, как ветер. Не мог налюбоваться восторженный Мир на это произведение искусства. Забыл он о еде и отдыхе, милю за милей он покрывал без устали, когда его сопровождала музыка. К вечеру пальцы были стерты в кровь, а живот все не мог допроситься у него хотя бы маковой росинки. Опомнился тот, что весь день отдыху ногам и рукам не давал, и остановился, изнуренный таким походом. Клубок тоже прекратил катиться. Стал Мир готовиться к ночлегу и все не мог понять, почему же ни один зверь хищный не позарился на него. Уж не Лешего ли работа? Или из-за музыки? Ох, как много загадок.
Свой обед и ужин он проглотил разом, и на этот раз живот был недоволен, потому что на него взвалили слишком много. То не допросишься, то бери воз и маленькую тележку, ну и дела.
В целом, все было просто замечательно и здорово, но во время еды Мир порезал палец. Довольно сильно. Было больно. Но раньше при схожих порезах было больнее. И подушечки пальцев после такой интенсивной игры раньше саднили больше. Не то чтобы это было плохо. Мир взрослел, кожа становилась грубее, а разум сильнее. С возрастом все меньше внимания обращаешь на физическую боль. Гораздо мучительнее другое.
Следующий день пришлось провести без музыки. Было не очень больно, но все равно ощутимо. Поэтому привычная молчаливая спутница тут же воспользовалась моментом и присоединилась к прогулке. Лес редел. Деревьев становилось меньше, и все чаще попадались лиственные породы. Скоро Мир выйдет из ставшего почти родным бора, а там глядишь и до людей недалеко. Можно будет запастись домашним хлебом, сыром, мясцом. А между тем, не занятый музыкой, он начал чаще смотреть по сторонам, прислушиваться, тревожиться. Нехорошо ему было, в общем. Подозрительно. За все время даже отдаленного волчьего воя не было слышно.