Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 1

Глава 4
Экстренный вызов

До отвала накормив страусиху яблоками и сердечно поблагодарив, мы отпустили её. Получилась страусиха, живьём нафаршированная яблоками. Она уходила с явной неохотой, изредка оглядываясь и грустно мигая большими серыми глазами, издавая протяжные вздохи, способные разжалобить кого угодно, но только не Дормидорфа. Он был словно кремень – непреклонен и непоколебим! Видимо, дед ей пришёлся по нраву, или просто хотелось пообщаться. С хорошими-то людьми грех не поговорить лишний раз. Впрочем, скорее всего, имело место и то, и другое. Но это так и осталось тайной, покрытой мраком. Тайной, которую общительная страусиха с превеликим удовольствием, не задумываясь, выложила бы, если бы мы только заикнулись или каким-то другим образом дали ей понять, что нам любопытно: а почему это у неё такой грустный и печальный вид, не случилось ли чего? Но мы не доставили ей подобной радости, предугадывая возможные последствия.

Неожиданно неподалёку раздался громкий пугающий звук, похожий на предсмертный визг покрышек вследствие экстренного торможения большого гружёного автомобиля. Уже в который раз я едва не свернул шею из-за не подчиняющегося разуму инстинктивно резкого, с неприятным хрустом поворота головы в поисках неведомого, но ужасающего источника шума. Ничего-ничего, моя многострадальная шея выдержала и на этот раз, обошлось без травм. А мы с дедом принялись наблюдать, как приземляется носатая птица без перьев, похожая на птеродактиля, размером с небольшой спортивный самолётик. На спине у неё находились три пассажира: две девушки в светлых облегающих одеждах и мужчина средних лет, видимо, их отец. Закинув в пасть птице что-то большое, похожее на ампутированную ногу или свиной окорок, что в принципе одно и то же, и поблагодарив её, они со смехом зашли в ворота третьего от нас дома. Птеродактиль, а это оказался именно он, взмыл с места ввысь, шурша крыльями и обдав нас тёплым потоком воздуха вперемешку с дорожной пылью.

Дед украдкой поглядывал на меня, видимо, ожидая увидеть невообразимое удивление. Или, на худой конец, услышать восторженно-восхищённые вопросы. Но я как ни в чём не бывало, мол, и не такое видали, пошёл потихоньку в сторону гостевого домика, где мы изволили остановиться. Он, догоняя меня, спросил:

– Ну, как, не укачало тебя на страусе?

– Не-а! Я бы ещё полетал, да бедненькую птичку жаль было впустую гонять. Она мне по секрету сказала, что очень спешит. Ей, видите ли, крайне необходимо яйца высиживать, а я у неё зря отнимаю драгоценное время.

Говоря это, я кинул быстрый взгляд на деда, но он и бровью не повёл. По всему видно – старая школа. Позже он всё-таки сознался: заговор вынудить меня обратно именно лететь, а не скакать, имел место, но всё делалось только ради моей пользы и ни в коем случае не ради смеха! Но почему-то я сильно в этом сомневаюсь.

– Учти! – назидательным тоном, словно профессор студенту, начал свою лекцию Дормидорф. – Страусы очень привязчивые, а чувства юмора у них нет вовсе. Оно у них от рождения атрофировано. Отсутствие всякого присутствия, понимаешь? И не вздумай это проверять. Я тебе категорически не советую этого делать! А иначе пеняй на себя, но я тебя предупредил! И ещё учти: страусы всё принимают буквально, а любую тему сводят к своим яйцам: «Ах, какие они у меня красивые да большие». За своих птенцов могут и по голове наклевать или лягнуть. А удар у них тяжёлый что клювом, что ногой, если нарвёшься, то костей точно не соберёшь, в общем – мало не покажется, так и знай! А куда любят бить, паршивцы, знаешь? – и он выразительно посмотрел мне ниже пояса.

Меня захлестнула волна негодования.

– Да что же это? Ну и дела! Надо же было меня раньше предупредить! Это ради чего, интересно, я так рисковал? – с нотками возмущения, вперемешку с праведным гневом и досадой, заявил я, холодея при одном воспоминании о моих недавних намёках страусихе о необыкновенно аппетитной яичнице с помидорами, которую я люблю, видите ли, с самого раннего детства. Вот и были бы у меня сейчас действительно «помидоры с яичницей» на всю оставшуюся недолгую жизнь.

– А что в этом такого, не понимаю! Чего ты так взбеленился? Если на то пошло, я тебя сейчас и предупреждаю. А если бы предупредил заранее, никакими коврижками тебя на страуса не заманишь, – невозмутимо заявил хитроумный дед и добавил, но уже снисходительно-миролюбивым тоном: – Да ладно тебе! Мне понятно и знакомо твоё беспокойство, но не думай, что я такой бессердечный! Я сразу поведал страусу, что ты новенький, оповестил его, так сказать, первым делом. Так что поверь, твоему достоинству ровным счётом ничего не угрожало! Если только так, самую малость.

– Но и этой малости мне бы с лихвой хватило выше крыши! – закончил я за Дормидорфа и тут же продолжил: – А вы, как я погляжу, очень весёлый дедушка! Много там ещё у вас для меня шуточек заготовлено?

– А как ты хотел, внучок, есть ещё маленько в запасе пороха в пороховницах. Да разве ж энто шуточки? Энто ещё токмо разминка, а настоящие шуточки впереди! Без добрых шуток, видишь ли, совсем неинтересно жить, скучно прямо-таки, это я тебе могу заявить с полной долей ответственности, как настоящий знаток этого славного дела. Вот есть у меня друзья, приблизительно твоего возраста, Дорокорн с Юриником, так те и спорят, и подшучивают друг над другом всю сознательную жизнь! И ничего, стало быть, покуда живы и здоровы. Живут радостно, цветут и пахнут. А порой даже благоухают! За ними наблюдать, так можно иной раз и штаны обмочить от бьющего через край юмора! Я тебя с ними всенепременно познакомлю, касатик!

У домика нас поджидали старый знакомый, лось, страстный любитель сухариков и, судя по всему, его лосиха – очаровательное создание. Но в данный момент она явно была сильно возбуждена, топталась на месте от нетерпения, рыла копытами утрамбованную землю и фыркала. Дед, чуя недоброе, быстрым шагом приблизился к лосю. Они перекинулись парой слов, и дед запрыгнул к нему на спину, коротко бросив мне:

– Нужна помощь. Давай залезай быстрей, всё объясню по дороге, нельзя терять понапрасну время!

Естественно, мне пришлось подчиниться, а куда бы я делся? И мы поскакали! Дормидорф на лосе, я на лосихе. Со стремительностью скорой помощи, мчащейся на вызов, только что без мигалок и сирены.

Через несколько минут бешеных скачек мы находились уже в лесу, где быстро не поскачешь при всём желании, но лоси и не подумали замедлиться. Они очень хорошо знали местность, буквально как свои четыре копыта. Мы с дедом, пригнувшись к шеям животных, положились на них в прямом и переносном смысле. Со всех сторон сверкало, хлестало, трещало и свистело. Никогда не мог предположить, что бег по лесу может быть настолько опасен. У меня с непривычки сводило все мышцы, особенно на ногах и спине, а дед даже испариной не покрылся, вот что значит сноровка, привычка и тренировка. Дормидорф ещё умудрялся переговариваться с лосем. Это на полном-то ходу! Наконец мы остановились на небольшой светлой полянке, и я увидел беспомощно лежавшего, подмявшего под себя ноги лосёнка, издававшего жалобные звуки, похожие на тихий горестный плач утомлённого изнуряющей болью ребёнка. Из глаз его текли, оставляя влажные следы, крупные прозрачные слёзы. Чувство жалости и желание поскорее помочь и облегчить страдания несчастного захлестнули меня. Но хорошо бы было ещё и не навредить, а для этого нужны опыт и знания, коих у меня не было. Зато они были в достатке у деда, чем он и не преминул воспользоваться. Сразу было видно, что делает он это далеко не в первый раз.

– Поломал переднюю ногу. Пытался перепрыгнуть вон через тот ствол, да не рассчитал и оступился, попав передним копытом в нору, – коротко объяснил дед. – Но перелом закрытый.

Аккуратно и бережно ощупывая ногу лосёнка, Дормидорф успокаивал его:

– Ну потерпи, потерпи. Сейчас зафиксируем, и до свадьбы заживёт. А в месте перелома кость будет ещё крепче. Скоро будешь опять скакать, будто ничего и не было!

Привычным движением он достал из-под куртки большой нож и подал его мне, попросив отрубить кусок полена около метра длиной и обязательно без сучков. Ни за что бы не подумал, что дед вооружён! А я, повстречав в подозрительном лесу незнакомца, всё гадал: и где это белозубый пенсионер прячет свой грибной разделочный топорик?

Ближайшие двадцать минут я был очень занят – выполнял дормидорфов заказ. Когда всё было готово, дед с помощью другого обрубка ствола и ножа расщепил это полено вдоль ровно пополам, хорошенько обтесал его со всех сторон и с помощью бинта, который достал из поясной небольшой сумки, накрепко зафиксировал ногу лосёнка между двумя пластинами. Причём зафиксировал таким образом, чтобы намертво обездвижить оба сустава, ближайшие к месту перелома. После этого лосёнок мог пусть медленно, но передвигаться, минимально беспокоя раненую ногу. Приблизительно через месяц, когда кости срастутся, шину нужно будет снять. А пока мать-лосиха, сердечно поблагодарив нас, повела лосёнка, как сказал дед, «проводить обезболивание» с помощью травы, название которой я тогда не запомнил. Лось-отец топтался рядом, с благодарностью заглядывая в лицо спасителю своего детёныша.

Потом Дормидорф задумчиво посмотрел на меня и начал что-то старательно искать по своим многочисленным карманам. Вскоре его поиски увенчались успехом и снова, как во время нашей первой встречи, он достал клочок не то тряпочки, не то бумажки и старательно потряс этим перед самым моим носом. Дормидорф постелил на землю всё ту же скатерть, аккуратно и бережно разровняв её края руками. Наклонившись над ней, он что-то скороговоркой пробормотал себе под нос. Вдруг лицо его исказила нервная судорога, он указал пальцем куда-то мне за спину, широко раскрыв от удивления глаза и слегка присев. Сердце моё учащённо забилось. Молнией пронеслась мысль: «Вот и настал мой бесславный конец, если уж то, что сзади меня, так испугало самого Дормидорфа, то это не просто конец, а мучительная и неизбежная кончина! А ведь так ещё хотелось немного пожить, особенно теперь, когда впереди вырисовывается столько интересного!» Оборачиваясь, я готовился к самому страшному. Но ничего ужасного позади себя не увидел и даже глазам своим не поверил, поэтому тщательно огляделся ещё раз. Результат тот же: лес как лес! Опять, наверное, его молодецкие шуточки! Ладно, запомним. Я вопросительно и осуждающе посмотрел на деда, а он указал взглядом мне под ноги, где была расстелена скатёрка. Свершилось чудо – стол был накрыт, как я люблю, в лучших деревенских традициях!

Каверзный шутник, не дав мне опомниться, начал лекцию о необыкновенных вещах, которые могут повстречаться в этом расчудесном мире. Лось ему во всём поддакивал, уже вполне успокоившись после происшествия с лосёнком, чего нельзя было сказать обо мне. У меня тряслись мелкой дрожью коленки после удачной шуточки Дормидорфа, который принялся вещать без всякого зазрения совести:

– Всё, что в вашем мире встречается в сказках, былинах и поверьях, у нас есть в реальной жизни: лешие и кикиморы, лесовики и домовые с разными привидениями, да много чего. Есть Кощей Бессмертный, Баба Яга и существа, которые их с лёгкостью заткнут за пояс! Так что не расстраивайся, скучать тебе не придётся! Есть у нас и волшебники, колдуны, ведьмы и знахари, всех так сразу и не упомнишь! Каждый живёт сам и старается не вредить и не мешать жить другим. Конечно, иногда происходят и у нас маленькие и большие шкоды. Как без этого? Но по большому счёту все заинтересованы в скорейшем прекращении раздора, а иначе никому не видать спокойной жизни, как собственных ушей. Ну, а всякие невинные шалости кикимор, леших и домовых я в расчёт и вовсе не беру, ибо эти существа для того и созданы и по-другому попросту не могут. У нас каждый знает, как с ними договориться, я и тебе как-нибудь расскажу! Ты ещё экспертом по этим делам станешь! А сейчас давай-ка немного перекусим. Я вот и нашему другу сухариков заказал с солью. Может быть, надо было ещё стручковый горошек попросить, да я как-то не сообразил сразу.

Только сейчас я понял, как проголодался, и с удовольствием воспользовался предложением деда. Ели молча, лишь хруст сухарей был слышен, будто их кто-то с маниакальной одержимостью разминал в мелкую крошку деревянной колотушкой в пустом ведре. Это наш лосик самозабвенно и восторженно предавался дикому наслаждению, позабыв обо всём на свете. Насколько я мог судить, он увлекался поглощением любимого блюда каждый раз, когда ему выпадала подобная счастливая возможность. Мы с Дормидорфом старались есть, не издавая посторонних звуков, хотя при подобном звуковом оформлении в этом не было необходимости. Насытившись и уняв дрожь в членах, я негромко спросил:

– Как же мне договориться, например, с лешим? Очень хочется узнать, раз мы сейчас в лесу, вдруг понадобится когда-нибудь!

Дед, недолго думая, взял бутыль, вскочил с места и, повернувшись к самым буреломным и густым зарослям, произнёс нараспев, словно певчий поп под хорошей мухой, при этом одержимо и грозно размахивая бутылью во все стороны, будто неким дьявольским кадилом:

– Лес дремучий, расступись, хитрый нежить, появись!

«Аминь, ядрёна мать», – добавил я про себя, вздрогнув от неожиданности. Ну, никак не ожидал я в тот момент ритуальных выкрутасов и заунывных песнопений от милого дедушки! А дед укоризненно посмотрел на меня и перевёл взгляд на трущобу, куда только что обращался. Под лапой огромной ели, стоявшей неподалёку, что-то громко и гулко ухнуло, даже ветки закачались, но не сильно, а лишь едва. Когда смолкло эхо, начали проявляться расплывчатые очертания чего-то коряжно-древовидного и сказочно могучего. К нам вышло нечто метров двух высотой, покрытое наростами и мхом так, что ни кожи, ни рожи видно не было. Если бы оно неподвижно стояло в нескольких шагах от меня, то я ни за что не признал бы в нём живую сущность, приняв за причудливое засохшее дерево. Только бездонные глаза неопределённого цвета, пугающие своей глубиной и дико горевшие изнутри зловещим болотным огнём, настороженно смотрели на нас. Да-а, не хотел бы я встретиться с ним с глазу на глаз ночью, да ещё и на узкой тропиночке!

А может, встречался, да не раз, только проходил мимо, не обращая внимания. Раньше в лесу у меня часто возникало ощущение, что я там не один и за мной кто-то наблюдает. Этакая лесная паранойя, но ничего страшного – стараешься только не придавать этому особого значения, чтобы не возникла душевная паника, и со временем вполне привыкаешь. Нынешнее появление настоящего лешего – как раз и есть подтверждение моим тогдашним самым смелым подозрениям и малоприятным ощущениям. Причём я разговаривал на эту тему со многими людьми, и все они со мной соглашались. Попробуй не согласиться! Особенно если находишься в незнакомом дремучем лесу и при мерцающем свете костра слушаешь леденящие душу истории. Некоторые признавали, что с ними такое случалось не раз, опасливо при этом поёживаясь и придвигаясь к костру, дабы подкинуть дров в угасающий огонь. Кто не верит, тот может и сам попробовать рассказать подобную историю. Если останетесь живы и здоровы после подобных разговоров и без приключений доживёте до утра, значит, вам очень повезло!

– Всё ходют тут и ходют! Зовут ещё! У меня, может быть, делов целая роща! Откуда прознал, что я здесь? И пошто кликал? – спросил леший, обращаясь к Дормидорфу, как к старому знакомцу. Лось испуганно вздрогнул при звуке скрипучего голоса и отпрянул назад. Да и мне было как-то не по себе.

Дормидорф отвечал, ничуть не смутившись:

– Как же не знать? Если в лесу что-то происходит, то ты первым тут как тут, наблюдаешь откуда-нибудь из самого укромного места. А позвал я тебя, чтобы угостить кваском. Мы ведь сейчас уже уходим.

– Вот и хорошо. Вот и славно. Нечего вам здесь… заблудиться можно. А квасок твой ничего, знатный!

Леший со скрипом протянул вместо руки не то ветку, не то корягу и схватил бутыль довольно шустро и цепко. Затем, запрокинув наростообразное подобие головы, долго булькал и удовлетворённо кряхтел и ухал, словно старый филин, поймавший жирную мышь. Заутробный концерт продолжался до тех пор, пока не был выпит весь квас до последней капли. Только тогда он вернул бутыль обратно, смачно крякнув при этом.

Вдруг неподалёку раздался пронзительный визг, затем треск и волной прокатившийся под ногами грохот, обычно сопровождающий падение огромного дерева. Лес отозвался гулким и протяжным эхом. Мы, как по команде, вскинулись на этот звук, а когда посмотрели на место, где мгновение назад стоял леший, то его уже и след простыл, только длинные стебельки травы чуть покачивались от слабого дуновения ветра да неподалёку усердно отмеряла кому-то годы кукушка. И словно запоздалые слова благодарности прозвучало знакомое уханье старого филина, которому посчастливилось-таки поймать жирную мышь. Мы переглянулись, а лось недовольно фыркнул.

– Вот и попили кваску, – иронично заметил я.

Спешить было некуда, а потому неспешная прогулка выглядела намного приятней, нежели тряска на лосях с уворачиванием от веток. Особенно после сытного обеда. Мы решили пешком двигаться в сторону селения, рассчитывая по дороге встретить ещё одного лося или оленя, хоть какое-нибудь мало-мальски пригодное средство передвижения. Ведь лосиху сейчас трогать было нельзя, она осталась с лосёнком, а сидеть на одном лосе вдвоём – удовольствие весьма сомнительное.

Спустя некоторое время перед нами оказалась довольно большая и пологая возвышенность. Деревья основательно поредели, да и ужин наполовину провалился, а потому идти стало гораздо легче. Добравшись до верха и немного запыхавшись, мы единогласно решили сделать привал и осмотреться. Стоило нам остановиться, как лось тут же принялся, аппетитно хрумкая, шустро объедать молодые веточки, фыркая и тряся головой. Его уши при этом звонко шлёпали, отгоняя насекомых, которые тут же начинали роиться вокруг разгорячённого тела, непременно желая поскорей испить свежей лосиной кровушки.

* * *

Глава 5
Агрес

Не успели мы вдоволь насладиться отдыхом, как раздался громкий соколиный клич, разлившийся тревожным эхом по всей лесной округе. Дед тут же вскочил, залихватски свистнул и замер в ожидании. Через минуту я увидел на его вытянутой руке сокола, спикировавшего неизвестно откуда. К лапе было привязано послание, свёрнутое в тугой рулон, который Дормидорф тут же отвязал и, отойдя в сторону, принялся быстро читать. Покончив с этим, он подошёл, загадочно поглядывая на меня.

Я спросил:

– Если вы умеете передавать мысли на расстоянии, то зачем вам эти примитивные письмена?

– Конечно, мысли можно передавать на весьма большие расстояния, но при желании их не стоит труда перехватить и подслушать, я тебя потом этому научу. Так что и на дальнее расстояние порой лучше отправить обычное письмо.

Я, несколько разочарованный, проговорил:

– Вот как, и здесь расстояние имеет значение? Дормидорф как-то слишком легко согласился:

– Конечно, расстояние для физического тела всегда будет иметь немаловажное значение, – а затем излишне бодро добавил: – Кстати, о расстояниях. Я срочно должен отправляться в путь – очень важное дело. Предлагаю тебе взять лося и продолжить путешествие одному. Дорога к селению проста, ты и сам справишься.

Эта идея мне совсем не понравилась, нужно было срочно что-то делать, а вернее – решать. Вот сейчас он уйдёт, и неизвестно, увидимся ли мы когда-нибудь ещё! А этого никак нельзя было допустить!

У интересных людей глупо не перенять нечто подходящее нам. Если они способны развивать себя, научат обязательно чему-то и нас, даже сами того не желая. Одно не может быть понято никоим образом: к чему добровольно лишать себя лучшего во имя худшего, интересного и захватывающего во имя обыденного? Даже если подобное произошло, то можно постараться так всё повернуть, чтобы ослабить последствия и извлечь уроки. Главное, чтобы был выбор. А он есть всегда, нужно только уметь его разглядеть. Если выбор сделан неверно, то это чревато неприятностями. А что нам неприятности? Привычная череда неприятностей не может страшить нас, живущих таким образом с самого рождения. Это чередование обычно вызывает у нас лишь любопытство и интерес, особенно на фоне разницы ощущений. Всё дело в том, от кого исходит столь «заманчивая» перспектива. От неё можно и отказаться в пользу других обстоятельств, связанных с более приятными людьми, благо неприятностей вокруг хоть пруд пруди. Вот, к примеру, досадная обыденность – чем не неприятность? А если при этом вдруг открывается возможность взлететь безболезненно и безопасно? Продумав все возможные варианты, даже в худшем случае ты всё равно останешься с тем, что хотя бы «полетаешь», прочувствуешь необыденное и снова вернёшься в свою обыденность. Здесь, казалось бы, глупо колебаться. А иначе становится понятным, что твои цели вовсе не такие возвышенные, они иные совершенно: привычно ковыряться в жизненном навозе ради него самого, а не ради прекрасных цветов, кои ты вознамерился им удобрить. Если ты действительно любишь нечто необычное, связанное с возможностью приоткрыть дверцу в светлую сказку, понял это, но боишься и не желаешь, то это и есть глупость.

Мы и на земле «стоим» именно благодаря своим проблемам, которые временами разрешаем. Используем их ещё хлеще, нежели они нас, а иначе бы давно успешно загнулись. Извлекаем пользу из негатива, что других, быть может, и убило бы, но мы не под тем углом смотрим. Они, проблемы наши, нас воспитывают, воодушевлённо созидают, а мы порой не ценим этого, не понимаем!

И я сделал свой выбор: решил прислушаться к внутреннему голосу, который меня практически никогда не подводил, а даже напротив – подводил его, как правило, я сам, когда по каким-либо причинам не следовал его мудрым советам.

– А не пригодилась бы вам моя скромная помощь и посильная поддержка? – спросил я, уже твёрдо зная, что и помощь моя ему ещё как пригодилась бы, и от посильной поддержки он ни в коем случае не откажется. И вовсе не расстанемся мы сейчас, а мои приключения в этот самый момент только начинаются!

– Конечно, мне пригодилась бы любая помощь, да ты и сам это прекрасно знаешь, но учти, этот поход может оказаться долгим.

Я не удержался и передразнил его про себя: «Учти, учти, да нечего мне учитывать, я и так обучитывался весь, дальше некуда!» А теперь мне чем дольше, тем интересней! Перефразируя патриотическую песенку моего детства, «не расстанусь с Дормидорфом, буду вечно молодым». К тому же я начал привыкать к деду, и расставаться с ним, по крайней мере именно теперь, мне совсем не хотелось. И последний аргумент: если мне захочется вернуться, то я всегда смогу прилететь обратно в селение, а оттуда дорогу до дыры и сам как-нибудь найду, не маленький. Всё это я ему и объяснил вкратце. Он рассеянно выслушал моё волевое решение и легко согласился взять меня с собой, но с одним условием: чтобы я не расспрашивал его о деле, ради которого мы отправляемся в поход. Подумаешь, какие тайны! Ну да ладно, не смертельно! Я смело согласился, всё равно со временем всё узнаю и без расспросов.

И опять дед слегка нахмурился, будто внимательно прислушивался к бурчанию своего живота, а затем громко вздохнул и снисходительно покачал головой из стороны в сторону. Мы решили срочно возвращаться в селение и там искать птицу или птеродактиля на двоих, а лучше на троих, чтоб места было с запасом. Сколь одержимо дед ни свистал по всей округе, впустую брызжа слюной, словно престарелый соловей-разбойник после долгого воздержания, вставивший, наконец, себе новый волшебный зуб, выбитый ненароком буйным, но справедливым Иваном-Царевичем, к его искреннему удивлению, никто не появился, как повымирали все разом! Так что пришлось нашему лосю поднапрячься, взять ноги в руки и везти нас двоих. Он был молодой и сильный, довольно быстро доставил нас к воротам, за которыми находился приютивший нас гостевой домик.

Дормидорф отпустил меня отдохнуть перед дальней дорогой, а сам пошёл, точнее, поскакал на лосе по важным делам. Он не счёл нужным ставить меня в известность, по каким именно, соблаговолив лишь сказать, что ему необходимо некоторое, весьма непродолжительное время, чтобы как следует подготовиться к предстоящему походу. Мы договорились встретиться через час возле ворот.

Ровно через час я был на месте как штык, но деда не было. Не было его и через пять минут, и через десять, и через пятнадцать. Я слонялся из стороны в сторону, терпеливо поджидая запаздывающего по неведомой причине лесного дедушку. Повторялась история в точности, как в моём мире, когда все вечно опаздывают по разным, но постоянно не зависящим от них причинам и обстоятельствам. Наконец за моей спиной раздался шум несущегося на полной скорости грузовика, и я, по старой и крайне полезной привычке, приобретённой в том мире, резво отскочил в сторону. Как оказалось, сделал я это очень даже не зря и совершенно вовремя. Огромное летающее существо, на первый взгляд – чисто хищное страшилище, каким впору взрослых пугать, приземлилось с ужасающим шумом рядом с тем местом, где я находился секунду назад. Ну и жуть! И где только этого Дормидорфа носит, позвольте полюбопытствовать? Эдак меня тут сожрёт ещё ненароком кто-нибудь. Птица не птица, с крючковатым здоровущим клювом, как у орла, мощными, цепкими, когтистыми лапами и горящими глазами – вот что нагло глазело теперь на меня! Это страшилище по инерции сделало огромный скачок вперёд, лязгнув клювом и заскрежетав большущими, в половину человеческого роста когтями по гранитной крошке, и расправило могучие крылья, закрыв ими полнеба. Наконец оно остановилось окончательно, теперь уже точно там, где я только что имел несчастье находиться. Я скромно позавидовал себе и от всей души поздравил со счастливым избавлением от мучительной смерти и, возможно, дальнейшего употребления себя в пищу – не пропадать же добру понапрасну. Из головы разом вылетели все мысли, кроме одной – быстренько слинять куда-нибудь подальше. Я мысленно прикинул, что если пошевелиться, то успею (может быть) перемахнуть через ближайший забор и забиться в какой-нибудь укромный угол, прежде чем мной перекусят. И только я собрался привести свой план в исполнение, как отчётливо разглядел на спине у чудовищных размеров орла некую до боли знакомую личность! Эта личность второй раз за сегодняшний день бессовестно подвергла меня смертельной опасности, а в данный момент приветливо махала мне рукой. В этот раз я решил оставить эмоции в стороне и не стал ничего думать по поводу этого происшествия.

Теперь я имел возможность поподробнее разглядеть райскую птичку. Она была намного крупнее птеродактиля, а даже он вёз на спине троих людей! Сколько же тогда человек способна перевезти эта «малютка»? Если взять нашего орла и во много раз увеличить его, то и тогда получится лишь слабое подобие того, что предстало моему изумлённому взору.

Дед выглядел уже не так добродушно, как прежде. В нём изменилось всё, начиная с одежды и заканчивая сосредоточенно-целеустремлённым выражением лица. К тому же он выбрал эту явно боевую птицу неспроста, чуяло моё сердце, совсем неспроста! Возникло ощущение, что мы не просто отправляемся в поход, а нам предстоит участие в опасной боевой кампании. А ведь я ещё не видел, какую поклажу он собрал с собой. Не иначе в ней нашлось место и крупнокалиберному пулемёту! Но вопреки моим ожиданиям, из вещей был всего-навсего небольшой походный рюкзак и… шест. Как будто взяли тонкое деревце метров двух длиной и ободрали с него кору, а затем хорошенько ошкурили и отполировали – вот и всё оружие.

Я, не колеблясь, взгромоздился на птицу, цепляясь за огромные перья. Разместился рядом с дедом, утопая, как в перине, в мягком пуху. Этот пух находился под несколькими слоями толстых и жёстких перьев, которые мне, по примеру Дормидорфа, пришлось с немалым трудом раздвинуть, прежде чем удалось удобно устроиться и прочно закрепиться. Дормидорф подал мне небольшой свёрток, объяснив, что это поможет не замёрзнуть во время полёта. Развернув его, я увидел плащ серо-зелёного цвета, такой же был надет и на нём. Я немедля последовал его примеру, и мы взмыли в небо, быстро набирая высоту и скорость.

– Где вы откопали эту птицу? – с нескрываемым восторгом поинтересовался я.

Дормидорф понимающе улыбнулся и ответил:

– Ещё там, в лесу, я отправил за ней сокола, что принёс письмо. Это Агрес – хищник. Нам повезло, он как раз оказался неподалёку.

– Я успел заметить, что это хищник, ощутив себя добычей в первые и, не скрою, самые радостные для меня секунды вашего едва заметного приземления! – не удержался я от укоризненного замечания, которое Дормидорф пропустил мимо ушей. Он небрежно кивнул мне в знак того, что слышал мои слова, но их смысл настолько ничтожен и малозначителен, что он, совершенно естественно, не придаёт этому ровным счётом никакого значения. К чему и меня призывает, показывая пример. Подумаешь, слегка вздрогнул от неожиданности, не стоит подобный пустячок и секунды его драгоценного времени! Он невозмутимо продолжал:

– Чтобы Агрес согласился лететь с нами и помогать, я обещал дать ему то, что он захочет, но он пока не сказал, что именно. Будем надеяться на его скромность.

«Да уж, – подумал я, – скромность – это здорово, но едва ли это его конёк! А что мы станем делать, если его запросы окажутся под стать его размерам? Коли так, я даже не представляю, чего может возжелать эта птичка! Может быть, стадо буйволов для лёгких утренних завтраков? Нет, всё же зря Дормидорф ввязался в это дело с Агресом, если что, то нас двоих ему и на полдник не хватит! Хотя, если взглянуть на дело с другой стороны, то заручившись поддержкой этакого грозного оружия, нам должно быть намного проще в достижении нашей, неведомой пока для меня, цели».

А Дормидорф как ни в чём не бывало объяснял:

– Я говорил тебе, что с хищниками почти всегда можно договориться, но они хитрецы, большие выдумщики и затейники! А уж своего никогда не упустят. Зато Агрес один стоит многих: он силён, умён, и ему подчиняются многие другие птицы и звери, кто из страха, кто из уважения, а кто из-за всего помаленьку. Но я знаю точно одно – сильно повезёт тому, на чьей стороне он окажется. И плохо будет тому, против кого он пойдёт войной! Кстати, забыл тебя предупредить! – дед, подняв указательный палец вверх, взглянул на меня исподлобья. Я насторожился, предчувствуя очередной подвох и неминуемую опасность для своего организма.

– В плаще, который я тебе дал, один из карманов – с сюрпризом. Он находится слева вверху, внутри. Ты не пугайся, если найдёшь там то, что никогда не клал, или потеряешь то, что положил.