К нему, два месяца назад, и уехала Луша, рассказала ему все, он понял, даже и прощать не стал, промолчал, а сказал только:
– Мало ли что бывает, Луша. У меня может и хуже еще было…
Луша впервые встретила его года два назад, здесь же в Туле, глухом городке. Стала, было, привязываться, но Петрушу вдруг семья вызвала на родину после убийства отца, и сближенье его с Лушей не состоялось. Но он звал ее к себе, сулил счастье, а она все не решалась ехать этакую даль. Признаться, и Арина Сергеевна все плакала и слезами удерживала ее. Но Луше 22 года, она мне сколько раз говорила, что со страхом сознает, как уходит юность, как она может быть и мужа себе никогда не сыщет, как останется старой девой…
Думала-думала и решила ехать к Петруше. Собрала уже вещи, запаковалась, – завтра уезжать.
Она работала в тресте. Пришла к бухгалтеру толковать относительно отъезда, денег, прочего, а он ей:
– Лушенька… И что вам ехать такую даль… В неизвестность. Сами говорите, что и жениха-то своего путем не знаете – как же можно в жизни так головой в омут бросаться? – не надо этого, не надо, не делайте. Надо вам человека верного, хорошего, чтобы знали, видели вы его, а сомненья чтобы на счет его – ни-ни… Так неосторожно молодой девушке никак нельзя. Сядьте-ка сюда поближе. Я давно хотел вам сказать, вот и в прошлый раз, как провожал – хотел, да духу не хватило, ну а теперь все равно – вы уезжаете, и если обидитесь, увезете далеко с собой обиду на меня. А вы лучше, милая детка, не обижайтесь – я вам от сердца: – Не ездите-ка вы к этому… на Кавказ… чего там – давайте жить со мной…
Луша раскрыла широко глаза и недоуменно, молча, смотрела на Грошева, фамилия бухгалтера Грошев. А потом:
– Что вы, Павел Павлыч?!. Да что вы?!.
– А вы послушайте… вы дослушайте, детка, меня до конца… Я вам ведь от сердца… Человек я уже немолодой, мне – 40 (ему было 46), я – не мальчик, и потому, как я полюбил вас, я давно это собирался…
– Да вы же женаты, Пал Палыч?..
– А и нет, вот я и не женат, ошиблись вы, вовсе я и не женат…
– Как не женаты, да тут все у нас говорят, что 15 лет…
– Не-не-не… Нет, детка. Вы ничего в этом деле не знаете, – это так просто… Можно сказать, что и вовсе даже нет ничего… Есть одна, но это вовсе чужая женщина, а с вами я по-настоящему думал, с полным моим счастьем – вот как… И про счастье вы уже не беспокойтесь, я знаю откуда его достать…
– Жалованье мое, как знаете, 25 червончиков составляют. Да другие есть. И, кроме того, все есть. И лошадка есть, – хватит вам и покататься, и себя показать… А уж я-то, я-то, как любить да холить, беречь вас стану, мою голубушку, уж я-то!.. Полноте, не ездите вы к этому своему, – ну его там… Оставайтесь-ка, да подумайте… И родителям вашим бедным за моей спиной хорошо будет… Это тоже опять же статья…
Луша слушала слова его испуганная, растерянная, не знала как на них отозваться, что ему сказать в ответ. И сразу пропал далекий образ Петруши, – она ведь его не любила, а здесь такая сразу близкая складывалась и хорошая жизнь… Нет-нет, не надо, – гнала она искушенья, а между тем чувствовала, что уж милей стал ей после этих слов Павел Павлыч и нет ничего оскорбительного в словах его, даже наоборот… Она не дала ему никакого ответа ни в этот день, ни в следующий; о разговоре своем с Грошевым никому не сказала, а все думала, думала… Грошев теперь целые дни, после занятий, проводил с Лушей: провожал ее на лошади почти до самого дому, вечером шли в театр, гуляли…