Взрывы были неожиданными и мощными – земля прогремела и со стен встала пыль. Многие люди прижали своих детей к себе, а дети в свою очередь прильнули к родителям; как будто ситуация не была и до того клише. Удары были сильными, но нам повезло: бункер выдержал – осталось нам продержаться несколько недель в подземелье. Мать постелила кровать для нас, и мы легли спать. Когда я ложился, заметил, что отец спрятал что-то под подушку. Видимо, не только я это заметил – только успели заснуть, как родителей стащили с настила: из-под подушки выкатилась палка колбасы.
– Не хорошо, гражданин, прятать от начальства общий провиант, – со стороны я заметил на лице говорящего четкий шрам от удара розочкой. – Нет, дорогой, так дело не пойдёт… придётся наказать Вас… понял, – он ехидно улыбнулся и направился к матери, которую держали ещё двое.
Мать пыталась вырваться, но двое крепких парней не оставляли ей шанса. Голова подошёл, сорвал с неё блузу и раздвинул ноги – мать дико орала – это, наверное, был единственный случай, когда я испугался. Отец, выкрутил руку из тисков своих охранников, рванулся к ней и попал на перо – медленно сполз с него и на глазах матери истёк кровью. Когда Голова кончил и повернулся, чтобы уходить и оставить объедки Своим, он заметил мои искрящиеся глаза: мы сразу сцепились ими. Он развернулся, поднял за шею наконец-то прооравшуюся мать и подтащил ко мне:
– Парень, скажи "Пока!", – лезвие уже болталось ряд с её шеей.
– Пока! – вскрикнул я и он вскрыл её.
Кинув тело на пол рядом со мной, Голова снова собрался уходить, как вновь обернулся:
– Иди со мной, Шавка, я почти что твой отец!
***
Я прошёл несколько через небольшой дверной проход и оказался в комнате, которую отгородили для себя "сильные мира сего". Не сказал бы, что комната хоть чем-то отличалась от остального бункера: кровати были те же, ничего нового я не обнаружил.
Голова сел на кровать, пододвинул стул ко мне и взглядом пригласил сесть:
– Обижен?! Зол?!
– Нет.
– Это правильно, – он стиснул моё плечо, – обижаться нечего, они сами виноваты, ты же понимаешь.
Я хотел было потупить взгляд, но глаза впились в его шрам на лице.
– Ух, каменные же у тебя глазищи – ты мне нравишься. Будешь жить здесь, – он кинул какую-то подушку на пол. – Кровати не будет, хочешь мягко спать возвращайся к своим милым родителям и спи… понял! Будешь делать всё что скажу… вопрос – удар… ещё вопрос – отрежу яйца… будешь ещё спрашивать – сделаю тебя шлюхой… понял!
***
В ту же ночь мужчин, которые могли хоть как-то сопротивляться пригубили, и в бункере остались женщины, пару детишек на руках и двое стариков – муж и жена. К огромной радости, на утра оба были найдены мёртвыми – не справились со стрессом. Меня это не сильно волновало, но упомянуть, наверное, надо было. Со смерти родителей прошло пару дней, и я свыкся; исполнял я довольно обыденные поручения: стирал вещи, готовил еду и чистил сортир – непыльная работа для мира, где денег не осталось. Всё, что было когда-то частным, сгребли в подсобку и навесили замок. Естественно, мы не голодали – бункер был рассчитан на 50 человек, которые могли находиться там поменьше мере две недели, осталось нас 25, что с лихвой позволяло нам пировать на развалинах мира… ну, конечно, не нам, но и наше корытце не было пустым. Мне повезло особенно: я остался в окружении женщин, единственным утешением которых был маленький испуганный ребенок – в то время я умудрялся толстеть. Под землей мы просидели не долго, радиация за две недели значительно спала и гермозатворы снова отрылись; один из банды по кличке "Широкий" с несколькими братанами первыми пошли на поверхность… вернулись через пару часов и долго разговаривали с Головой в кабинете. Когда совещание закончилось, я стирал чьи-то портки, по бокам сидели две, по началу бомбардировки, красивые женщины: покосились они каждая по-своему – по их виду можно было понять кого дерут чаще. Голова собрал нас всех, чтобы огласить полученные сведения, но внятных ответов мы не получили; стало ясно одно – будем сидеть, пока не закончатся припасы…