Итальянская история

– Так давайте же отдыхать! – восклицает он, окидывает нас с Реминой придирчивым взглядом и не допускающим возражений тоном заявляет: – Денис, тебе непременно, нет, немедленно надо пригласить Ремину на вальс! Вы будете отлично смотреться. Музыканты, вальс! – требует Мауро во весь голос.

Я впадаю в ступор. Он сдурел что ли? Не представляет с кем имеет дело? Должен ведь догадываться, что с вальсами у меня с детства не задалось. Да и вообще не люблю я танцевать! Как бы поделикатнее об этом сообщить, чтобы никого не обидеть?

Мауро подталкивает меня в спину и при этом довольно пакостно улыбается. Да ведь он специально! Посмеяться хочет, собирается посрамить меня перед Реминой. Оркестр даёт первый аккорд, я в панике смотрю на Ремину и по ее испытующему взгляду понимаю, что она ожидает с моей стороны активных действий. Ну не умею я танцевать! Хоть режьте меня! Даже не глядя по сторонам, я могу угадать, что опять попал в центр всеобщего внимания. Ремина капризно надувает губки и делает шаг вперед, явно намереваясь потащить меня в центр залы. Я отступаю, панически пытаясь сообразить, что можно предпринять в данной ситуации. На помощь приходит Мауро. Это каверзный итальяшка, прикидывавшийся до сих пор моим приятелем, увлекает Ремину на танец. С одной стороны я готов его убить, но с другой… мне так полегчало… Теперь, когда паника отступила, меня из вредности так и подмывает картинно, чтобы все слышали, крикнуть вслед Мауро: «Какого дьявола ты уводишь мою даму, подлец?!». Мол, не по собственной воле не состоялся я как танцор, мне вероломно помешали! Но я не рискую. А то ведь действительно танцевать заставят. Тогда уж позор ничем кроме крови не смыть.

Мауро и Ремина вальсируют в центре залы. Мауро уверенно ведет очаровательную партнёршу. Ремина изящна до умопомрачения. Спина Мауро вытянута, словно струна, плечи гордо расправлены, лицо его сияет. Я испытываю к нему черную, как сажа, зависть. Но опять же, сам дурак… На что рассчитывал и чему завидую? Сунулся дурень со свиным рылом в калашный ряд. И танцевать-то не умею…

Мелодия вальса стихает. Мауро и раскрасневшаяся Ремина возвращаются ко мне под гром оваций.

– Как мы смотрелись? – ехидно осведомляется Мауро.

– Отлично, – отвечаю, не кривя душой.

– Всего лишь отлично? – возмущается Ремина.

– Вы были великолепны и бесподобны! – спешу я исправиться.

– Не могу не согласиться, – раздаётся у меня за спиной незнакомый мне мужской голос.

Прежде чем обернуться, я смотрю на Ремину. Лицо её на мгновение искажается, уголки соблазнительных губ опускаются вниз, симпатичный носик хищно заостряется, а глаза выстреливают пару молний.

…Обладателем незнакомого голоса оказывается высокий парень лет тридцати. Одет он, как подобает ситуации, в чёрный смокинг и чёрные брюки, под смокингом виднеется белоснежная сорочка, на шее галстук-бабочка. Чёрные волосы гладко зачёсаны назад и собраны на затылке в тугой хвост. Длинный нос, впалые щёки, массивные скулы и сёрые большие глаза делают их обладателя похожим на птицу. С первого взгляда не разберешь – хищную или нет. Сложен парень весьма атлетически. Выше меня на полторы головы. Косая сажень в плечах, грудная клетка выпячена, мощные длинные ноги широко расставлены. На согнутой руке парня буквально висит Паола. Рядом со здоровяком она выглядит невероятно миниатюрной и хрупкой. Я смотрю на неё и с удивлением понимаю, что вот уже который день подряд меня окружают дьявольски привлекательные женщины. Настолько привлекательные, что дух захватывает.

– Чао! – приветствует нас Паола.

Мауро галантно подхватывает её руку, облачённую до локтя в серебристую перчатку, и касается губами. Я собираюсь было последовать его примеру, но Паола быстро прячет руку за спину. На мою долю остаётся только улыбнуться и сказать:

– Привет!

– Как дела, Денис? – вежливо осведомляется Паола.

– В полном порядке.

– Тебя хорошо встретили?

– Великолепно!

– Я старался! – заверяет Мауро.

Да уж, помню я, как ты старался, хочется съязвить мне. Но в компании таких женщин грех сводить пустяковые счёты. Вместо этого я обмениваюсь продолжительным взглядом с Реминой и коротко киваю, как бы отмечая, что именно её приём считаю великолепным.

– Это Андреа, – представляет Паола своего кавалера. – Мой жених, – добавляет она. В её голосе я не слышу особого энтузиазма.

Андреа галантно кивает и протягивает мне руку. Ну, здравствуй, Андрюша, думаю я, пожимая его ладонь, чувствуя её стальную, как у тисков, силу.

– Как тебе праздник? – интересуется Паола.

– Шикарно. Впервые на таком торжестве.

– Кстати! – вмешивается Мауро. – Пора бы действительно приступить к торжественной части! Надо же, наконец, поздравить нашу именинницу? Простите, но я должен её похитить! – говорит он, подхватывает Паолу под руку и увлекает в центр залы. Андреа, чуть помедлив, отправляется следом за ними.

– Rammollito (Тюфяк), – чуть слышно шипит Ремина ему вслед.

Вот это да! А внешне парень на тюфяка совсем не похож. Такой крепыш… Интересно, с чего это Ремина так окрысилась? Чем он ей насолил?

В центре залы теперь господствует Мауро. Он громогласно привлекает к своей персоне внимание гостей, а затем произносит хвалебную оду Паоле. Через слово он то целует ей ручку, то приобнимает, всё плотнее привлекая к себе. Паола, раскрасневшаяся, буквально млеет, принимая знаки внимания. Стоящий рядом Андреа безучастно наблюдает. Ну, точно тюфяк, ловлю я себя на мысли. На его месте я бы уже давно начал работать кулаками, а не стоял, потупив взор. Мало ли, что Мауро ей как отец, но ведь не отец же! Старый ловелас!

В конце речи Мауро картинным жестом извлекает из кармана маленькую малинового цвета коробочку и преподносит Паоле. Паола раскрывает её и восторженно ахает. На секунду она замирает, а потом звонко чмокает Мауро в щёку. Издали подарок рассмотреть не могу, но вполне представляю себе какое-нибудь очаровательное колечко с брильянтиком. Да… вот это и называется «красивая жизнь».

Гости оглашают залу аплодисментами. Мауро взмахивает рукой, на секунду свет гаснет, а когда зажигается вновь, в зале словно материализуются три пары танцоров, облаченных в яркие национальные одежды. Оркестр взрывается ритмом тарантеллы. В течение нескольких минут, постукивая кастаньетами, танцоры стремительно движутся вокруг именинницы. Подчиняясь зажигательному ритму, мои ноги готовы пуститься в пляс. Тоже самое творится и с Реминой. Она то и дело одаривает меня призывными взглядами и порывается броситься к танцующим.

Выступление танцоров оканчивается не менее восторженными аплодисментами. Оркестр переходит на вальс. На этот раз Андреа не плошает и приглашает невесту на танец. Мауро же быстрым шагом возвращается к нам. Но не успевает он подойти, как какой-то бойкий кавалер подскакивает к Ремине и, согнувшись в поклоне, предлагает ей руку. Ремина благосклонно принимает приглашение на танец.

– Вот дьявол! – темпераментно бросает Мауро на ходу. – Увели! Куда же ты смотришь? – осведомляется он, приблизившись ко мне вплотную. – У тебя из-под носа крадут такую женщину!

– Что я, по-твоему, должен был сделать? – наигранно удивляюсь я. – Не пустить?

– А хотя бы и так! – безапелляционно заявляет Мауро.

Минут пять мы безмолвно наблюдаем за вальсирующими парами. Когда музыка умолкает, кавалер отводит Ремину к одному из столиков неподалеку от нас и заводит с ней увлекательную беседу. По-крайней мере, так можно предположить, наблюдая за реакцией Ремины. Она улыбается, кивает и с готовностью поддерживает разговор.

Какое-то время Мауро не отрываясь смотрит на неё, а потом начинает поглядывать по сторонам с откровенно скучающим видом.

– Может, сменим обстановку? – говорит он наконец. – Есть здесь одно неплохое местечко…

– Можно, – соглашаюсь я.

Кабинет, в который привёл меня Мауро, обставлен со вкусом. У левой стены массивный, но вместе с тем изящный письменный стол, неподалёку от него два глубоких кожаных кресла. На столе оформленный под старину телефон и невысокая лампа на фигурной ножке. В противоположной стене камин с резной решеткой. Вдоль той стены, что напротив входа, стоит высокий книжный шкаф со стеклянными дверями. На его полках нет пустого места. Освещение в кабинете мягкое, не тревожащее глаз, но вместе с тем достаточное для работы с бумагами. Таким, наверное, должен быть кабинет крупного банковского воротилы. Скромность и роскошь, слившиеся воедино.

– Располагайся, – кивает Мауро на кресла.

Пока я усаживаюсь, он подходит к столу, жестом хозяина распахивает дверцу тумбы, на которую опирается столешница, и достаёт пузатую бутылку и два широких низких бокала.

– Неплохой бренди, – рекламирует Мауро. – Будешь?

– Не откажусь.

Мауро разливает напиток по бокалам, передаёт один из них мне, затем усаживается в свободное кресло.

Я пробую бренди. Действительно неплохо. Вкус мягкий, приятно отличающийся от болгарского «Солнечного берега». Распробовав, приканчиваю содержимое бокала одним глотком.

– Нравится? – спрашивает Мауро.

Киваю в ответ.

– Еще?

– Не откажусь.

– Действуй! – указывает Мауро на бутылку.

Не вставая из кресла, я лениво дотягиваюсь до неё. Сквозь матовое стекло видно, что она опустошена на половину. Надпись на этикетке, золотистым по чёрному, гласит «Vecchia Romagna». Наливаю себе.

– Чин-чин! – произносит Мауро, легко касаясь своим бокалом моего.

Сдерживаю улыбку. Меня всегда веселил этот забавный тост. Если разобраться, он нечто вроде нашего «ну, чтобы все…». Вроде и сказать нечего, но и просто так пить не хочется. Правда, перекочевав с исторической родины на бескрайние евро-азиатские просторы, он почему-то всё больше приобретает вульгарный оттенок.

– На самом деле, – говорит Мауро, отпив бренди, – люблю уединение. Балы, приёмы и прочее – не совсем моя среда. Конечно, иногда можно и погулять, я думаю, ты заметил, что это у меня неплохо получается?

Еще бы не заметил, думаю я, а Мауро, не дожидаясь ответа, продолжает:

– Но это не более чем желание сделать приятное кому-то из близких. Захотела Паола повеселиться, почему бы нет? Да, кстати, – спохватывается Мауро, – это кабинет Романо, – он обводит рукой пространство вокруг себя и добавляет: – отца Паолы. Когда-то я частенько здесь бывал, а сейчас – лишь по случаю. Интересный был человек, – вздыхает Мауро. – Видишь книги? – указывает он на шкаф. – Романо собирал. Отыскивал самые лучшие, денег на них не жалел. Считал, что в книгах собрана вся премудрость мира. Добро и зло. Всё, что накапливается в людях, рано или поздно, через кого-нибудь из них выплёскивается на бумагу, любил говорить Романо. И к чёрту историков с их личными предпочтениями, их домыслами и желанием угодить властям! Открой Боккаччо, Альгаротти, Коллодио и ты узнаешь, чем жила Италия тех времён! Открой Джонсона или Киплинга – и вот перед тобой подноготная Англии. Так он считал.

– Хм, при таком подходе легко прийти к выводу, что сейчас мы по уши в дерьме, – выдаю я, настраиваясь на философский лад. – Такое выплёскивается…

– Да что ты говоришь, неужели всё так плохо? – хмурится Мауро.

– На мой взгляд, хуже некуда, по крайней мере, у нас. А у вас всё в порядке?

Прежде чем ответить Мауро несколько секунд ерзает в кресле.

– Понимаешь, Денис, – говорит он, устроившись поудобнее, – если говорить о литературе, я совершенно не слежу за нашими нынешними классиками жанров. Знаю, что пишут и пишут много, но что именно… Хочу почитать, но никак не выберу время. Теперь вот слушаю тебя и думаю, а может и не стоит себя расстраивать?! – усмехается он.

Я поддерживаю его, слегка приподнимая уголки губ.

– Значит, дерьмо? – уточняет Мауро, совершенно не морщась, как по моему представлению должен был сделать. Всё-таки человек с изрядным налётом аристократизма.

– Угу, – отзываюсь я.

– Не преувеличиваешь? Может, не всё так страшно? Перебесятся, пройдёт?

– Сомневаюсь.

– Почему?

– Чтобы прошло, надо, чтобы было куда проходить.

Брови Мауро изгибаются, придавая лицу недоумённое выражение.

Поняв, что выразился слишком витиевато, я спешу пояснить:

– Нет ориентира. Двигаться назад смысла нет, а вперёд… Не видно, куда идти. Топчемся на месте, а время идёт. Это и пугает. А на голову льют и льют всё это… без остановки… Кто-то точно подметил, что человек быстро ко всему привыкает. Боюсь, привыкнем и к дерьму. Тем более что им пичкают с утра до ночи, поминутно доказывают преимущества одного дерьма перед другим. Нет ему противовеса, не за что уцепиться, чтобы не свалиться в выгребную яму. Вернее, почти не за что. Кое-какие проблески разума ещё бывают, но их слишком мало, и как-то уж слишком быстро они гаснут. Подозреваю, что принудительно, чтоб пламени не возгорелось из искры, – продолжаю я, распаляясь. – По всем каналам – дерьмо, на всех прилавках – оно же. Одни ещё нос воротят, умных из себя строят, а другие уже пристроились и с аппетитом потребляют. Чую я, что вскоре две эти категории сольются, причём не в пользу первой. И тогда даже высоколобый профессор, когда-то тонко споривший о преимуществах Булгакова перед Достоевским и Меньшова перед Быковым, с пеной у рта будет отстаивать, что фильмы Даши Срашкиной и книжки Вани Сидорчука – верх изыска и апогей совершенства.

Теперь Мауро морщится.

– Даши… э-э-э… Даши… – пытается выговорить он. – Эта дама – популярный режиссёр?

– Я абстрактно выразился, мало ли, как дерьмового режиссёра зовут.

Мауро печально улыбается.

– Понимаю твоё беспокойство, – задумчиво произносит он.

Несколько минут мы сидим молча. Я мелкими глотками пью бренди, еще глубже погружаясь в невесёлое раздумье. Мауро тоже о чём-то размышляет.

– Ха! – наконец восклицает он, заставив меня вздрогнуть и вернуться к реальности. – Всё в твоих руках!

– Хочешь сказать, ты знаешь, что делать?

– Узнаю русского! – смеётся Мауро. – Теперь у вас полагается спросить, кто виноват?

Я кисло улыбаюсь ему, мол, типа того.

– Тем не менее, я могу предложить вариант! – уверенно заявляет он.

– Я весь внимание.

– Не сиди, сложив руки, а действуй! Для начала попытайся немного думать! Научись разбирать, что тебе предлагают – первый или второй сорт. А затем расскажи об этом соседу. Постарайся убедить его. Научи своих детей. Дай им ориентир! В конце концов, с самого начала привей им стойкий рефлекс «не жрать без разбора всё, что тебе суют»! Вот так вот.

– Ну и?

– Что «ну и»? – раздраженно переспрашивает Мауро. – Чем больше людей включит мозги, тем сложнее производителям дерьма станет его сбывать! Надеюсь, про законы экономики ты слышал?

– Ты думаешь, все смогут научиться выбирать между плохим и хорошим? – спрашиваю я неуверенно.

– Естественно, не все. А кому-то вообще нравится кушать отходы. Такие находятся в любом обществе, но в нормальном счёт им идёт на единицы. Так помоги своему обществу стать нормальным!

Как же всё правильно, как всё элементарно за бокалом хорошего бренди. Легко сказать «помоги», забыв про сотни «если» и «но», мысленно вздыхаю я. Но с другой стороны, ели не я, то кто? Уж Мауро точно не бросится на помощь утопающей в дерьме России, у него своя Родина.

– Да, вот еще что, – произносит Мауро вкрадчиво, – надеюсь, ты готов взять на себя ответственность определять, что хорошо, а что плохо? И понести наказание в случае ошибки?

Готов ли я?.. Наверное, да. Но, а что если действительно ошибусь: назову хорошее плохим, а чёрное белым? Вероятность этого исключить нельзя. И что? А то, что случись она, эта вероятность, и я тоже стану производителем дерьма… И как же быть? Неужели просто, наплевав на возможность ошибки, пойти напролом, сказать: «Вот она моя правда, следуйте ей, и всё будет замечательно»? Наверное, так… А как иначе? Кто-то же должен попробовать найти выход?! Попытаться направить людей туда, куда идти стоит, пусть трудно, но есть ради чего. Кто-то должен взять на себя ответственность, без этого не обойтись.

– Может, вернемся к гостям, развеемся немного? – спрашивает Мауро, вновь выводя меня из задумчивости. – Ты что-то совсем загрустил.

– Знаешь, я бы лучше вернулся в отель.

– В отель?

– Если это возможно.

– Тебе у нас не понравилось? – настораживается Мауро.

– Нет, что ты! Всё замечательно! – спешу успокоить его. – Просто среди всего этого великолепия чувствую себя… – я запинаюсь, пытаясь подобрать слова, подходящие под ощущения, – не в своей тарелке. Не светский я человек.

– Ну почему же?! Совсем не плохо держишься.

– И всё же я хотел бы уехать.

– Как пожелаешь… – На лице Мауро читается лёгкое недоумение.

– На меня никто не обидится? – интересуюсь из вежливости. Конечно, я на сто процентов уверен, что моё исчезновение не будет замечено, но ради приличия стоит осведомиться.

– Не забивай голову. Значит, точно решил покинуть нас?

– Да.

Мауро отталкивается руками от подлокотников кресла, резко встаёт и подходит к телефонному аппарату. Пока Мауро отдаёт распоряжения о машине, я ловлю себя на мысли о том, что единственное, что могло бы меня удержать здесь, вернее, кто мог бы меня удержать, – это Ремина. Воспоминание о ней вызывает у меня неестественную эйфорию, заставляет сердце биться с частотой отбойного молотка. Удастся ли мне встретиться с ней еще хотя бы раз? Аромат её духов до сих пор кружит мне голову. А уж о том, как она коснулась моей обнаженной спины, я и вспоминать боюсь. На многое бы я решился, чтобы вновь оказаться наедине с ней в той крохотной комнатке с такой огромной кроватью.

– Идём, – зовёт меня Мауро, положив телефонную трубку на рычаг.

…На улице свежо. Мы стоим на ступенях у входа в дом. Увитая зеленью вилла будто что-то нашептывает в ночи листвой растений.

– Попрощаться за тебя с дамами? – осведомляется Мауро.

– Конечно. И передай Ремине мою благодарность, она буквально спасла меня.

– Передам.

За решеткой ограды, поблёскивая тонированными стёклами, проплывает всё тот же белый лимузин. Останавливается у ворот и даёт короткий сигнал. Я бросаю прощальный взгляд на окна. Там за шторами в ярко освещенной зале сейчас танцует Ремина или, может быть, кокетничает с галантным кавалером.

А мне пора ехать.

На прощание обмениваюсь с Мауро крепким искренним рукопожатием. Всё-таки по его милости я сегодня попал в почти что сказку.

– И ещё поблагодари хозяйку дома, хоть мне и не довелось с ней познакомиться, – говорю я напоследок, стараясь быть учтивым до конца. Мол, видели мы кино про аристократов, знаем, как у вас заведено.

Мауро пожимает плечами.

– Или ты плохо говоришь по-итальянски, или я что-то не понимаю! – удивлённо произносит он. – Почему не удалось познакомиться?

– Ты меня не представил!

– Ведь ты сам… – растерянно произносит Мауро. – Подожди! – оживляется он. – Ты не догадался?!

– О чём?

– А кто, по-твоему, Ремина?!

Тут я ощущаю легкий укол под сердцем. Неужели? Ну, конечно же, мелькает мысль, вся эта затея с переодеванием… стала бы Ремина так распоряжаться в чужом доме? Вот оно что! Вдова миллионера. Владелица огромного состояния. А Паола, выходит, её дочь. От этих догадок мои виски словно сдавливает стальной обруч, а ноги делаются ватными, грозя предательски подломиться в коленях.

– Сколько же ей лет?.. – едва слышно выдыхаю я.

– Денис, что с тобой? – Голос Мауро звучит так, будто уши мои набиты ватой. – Ты в порядке?

– Да… конечно…

***

Плыву, широко загребая руками. Вода держит так, что утонуть практически невозможно. Хочется плыть и плыть, пока хватит сил. Впереди голубой горизонт, сзади далёкая полоска берега. Волны набегают слева наискосок. Иногда одна из них захлёстывает меня с головой. Тогда я фыркаю, отплёвываюсь и жмурюсь, подставляя лицо солнцу и ветру, чтобы они поскорее обсушили его. Соль беспощадно ест глаза. Чёрное море на этот счёт гораздо милосерднее.

Ночью почти не спал. В редкие минуты забыться мне являлась Ремина. Из-под полумаски она испытующе-лукаво смотрела не меня и звала… Звала в ту самую комнату… И я, не в силах отказать, шел за ней, с трудом переставляя ватные ноги. Но как только мы поднимались по винтовой лестнице на второй этаж, нас встречал Мауро. «Ты не догадался?» – ехидно спрашивал он меня, и я просыпался, терзаемый одним и тем же вопросом: «сколько же ей лет?». И сейчас этот вопрос не даёт мне покоя. Разве можно угадать в Ремине умудрённую опытом женщину, мать двадцатилетней дочери? Это кажется мне просто невероятным. На вид Ремина едва ли старше меня! Но… что я хочу? Большие деньги дают шанс хорошо выглядеть в любом возрасте… Месяц назад мне исполнился тридцать один год, всего лишь тридцать один! И мне надо, во что бы то ни стало, выбросить Ремину из головы, не хватало сохнуть по старухам, пусть и хорошо сохранившимся! Так я решил ещё под утро, когда оранжевый диск солнца осторожно показался из-за горизонта, а я потерял всякую надежду выспаться. Так я решил… Но вот сейчас в тёплой воде Лигурийского моря опять думаю о Ремине вместо того, чтобы по полной программе получать удовольствие от купания!

Я делаю глубокий вдох и резко ныряю под высокую волну. С гулом она проносится надо мной и с глухим хлопком разваливается где-то позади, породив несколько волн поменьше. Вынырнув на поверхность, я ожесточённо мотаю головой, не давая стекающей с волос воде попасть в глаза. Откидываюсь на спину. Дышу как можно глубже. Отдыхаю, стараюсь полностью освободить сознание от мыслей. Небо надо мной кажется безумно далёким, совсем не таким, как у нас, – пусть даже в самую ясную погоду. Новая высокая волна поднимает меня на своём хребте, и, прежде чем рухнуть вниз, вдали я замечаю белое пятно. Оно на столько мало, что я принимаю его за облако у горизонта. Но постепенно пятно увеличивается и вскоре превращается в корабль. Я с интересом наблюдаю за ним. Ветер усиливается, волны начинают расти, а корабль приближается всё быстрее. И вот я уже вижу огромную бело-голубую двухпалубную яхту, которая, обгоняя волны, разрубая их килем, движется к берегу. Яхта проходит так близко, что на нижней палубе я могу отчётливо рассмотреть полуголого загорелого до черноты мужчину. Он машет мне рукой.

– Всё в порядке, сеньор? – выкрикивает он. – Вы далеко заплыли! Помощь нужна?

– Всё отлично! – отвечаю я. – Сам справлюсь!

Миновав меня, яхта поворачивает, становясь левым бортом вдоль берега, и на её корме я читаю название: «Ремина».

– Да что же это такое! – восклицаю я и ударяю ладонью по воде. – Наваждение какое-то!

Рывком я переворачиваюсь со спины на живот и устремляюсь к берегу «кролем». Тело гудит от напряжения, лёгкие работают на полную мощность. Мгновениями я чувствую, что вот-вот задохнусь, но темп не сбавляю, полностью вкладываюсь в заплыв, думая лишь о том, что нужно плыть как можно быстрее.

Наконец, ноги касаются дна, и я выбегаю на берег. Со всего маху падаю на мокрый песок у воды. Дышу надсадно, временем срываясь на хрип. В висках бухает. Накатывающиеся на берег волны захлёстывают меня по пояс.

Немного отдышавшись, осматриваю пляж. Чуть поодаль пара пенсионного возраста занимается гимнастикой. Мужчина в длинных шортах, над которыми нависает солидное брюшко, женщина в цветастом купальнике. Больше никого. Основная масса отдыхающих, нарезвившись за ночь в барах и на дискотеках, еще спит.

Лежу, не считая времени, бездумно смотрю на пенсионеров. Те возятся по-своему, выполняют незамысловатые упражнения. По лицам видно, что это доставляет им настоящее удовольствие. Солнце постепенно прогревает воздух. После бессонной ночи меня начинает смаривать. Когда глаза мои почти совсем слипаются, перед моим носом, выбрасывая из-под себя мокрый песок, мелькает пара миниатюрных ступней. Наверняка бежит женщина, но даже посмотреть ей вслед, чтобы полюбоваться несомненно упругой спортивной попкой, лениво. Вслед за первой парой ступней появляется вторая – гораздо крупнее, а потом и третья – совсем маленькие. Сон уходит. Оттолкнувшись руками от песка, я встаю на колени и смотрю вслед бегунам. Первой бежит высокая стройная женщина, за ней мужчина, чуть ниже её ростом, а за ним мальчик.

Ладно, пойду в номер. Заплыв изрядно вымотал меня, может, теперь удастся заснуть.

В холле отеля меня ко мне подходит портье.

– Господин Стрельников? – уточняет он по-английски.

– Да.

– За вами приезжала машина.

– Машина?! – удивляюсь я. – Вы уверены, что за мной?

– Водитель назвал ваше имя.

– Что за машина?

– Белый «Ролс-Ройс».

– Меня интересует, кто её прислал, – уточняю я.

– Это мне не известно, – виноватым тоном произносит портье. – Я не стал уточнять, думал, вы знаете, кто за вами посылает…

…К себе в номер я поднимаюсь по лестнице и в изрядной задумчивости. Кто это заинтересовался моей персоной настолько, что присылает машину, да не простую, а «Ройс»? Единственный, кого могу заподозрить, – это Мауро. Но зачем я ему опять понадобился? Хочет затащить на очередное семейное торжество? Ну уж нет. Увольте. Идите вы с вашими смокингами и фраками… А я как-нибудь джинсами обойдусь… Ох ты! А ведь я вчера уехал не переодевшись, – внезапно осеняет меня. Как же я до сих пор об этом не вспомнил? Значит, мои поношенные шмотки остались у Ремины, а мне достался шикарный костюмчик…

– Выгодный обмен! – усмехаюсь я вслух и вхожу в номер.

Но тогда вполне возможно, что машина приезжала за костюмом. Ведь он наверняка дорогой. Может, даже от какого-нибудь Кардена. Проснулась Ремина по утру, спохватилась, что вчерашний русский смылся, прихватив вещички, и послала водителя забрать. Но откуда ей известно, где я живу? Разве что Мауро рассказал или Паола? Ну да, они знают.

Едва успеваю принять душ, как в номер без стука входит Паша.

– Где шлялся? – спрашивает он недовольно. – Замотался тебе стучать!

– Купаться ходил.

– А меня чего не позвал?

– Рано было, думал, спишь еще. – Я внимательно присматриваюсь к Павлу и, отметив его несколько потрепанный вид, ехидно интересуюсь: – Или ночь была бессонной?

Паша морщится и выразительно машет рукой.

– Какой-то ты недовольный… – подмечаю я. – Опять осечка?

– Угу, – смущённо бурчит Павел.

– Как же ты так?

– Да хрен его знает! – восклицает Паша. – Всю ночь на балконе просидели, звёздами любовались…

Прямо скажу, Паша изрядно удивляет меня своим интересом к Мариночке. И что он в ней нашел? Пустышка ведь самая настоящая. Смазливая конечно. Но мало что ли красивых женщин?

– И за всю ночь ты не проявил никакой активности? – спрашиваю я. – Ты же Дон Гуан в русской версии. Мариночки должны штабелями падать к твоим ногам.

– Понимаешь… – мнётся Паша, – не знаю, что со мной. Такие женщины были у меня… такие, – он мечтательно закатывает глаза, – а тут, как школьник на первом свидании… Только и смог за плечи обнять.

– Слушай, а может это любовь?

– Да иди ты, – вяло отмахивается Павел, и тут же возбужденно восклицает: – Какая нахрен любовь? К кому?

Это он точно подметил.

– Хотя… не знаю… – сникает мой приятель и умолкает, не окончив фразу.

Приплыли. Советовал я ему бросить эту особу, но больше не стану. Пусть сам разбирается, не маленький.

– Как у тебя-то дела? – меняет Паша тему разговора. – Хорошо погулял?

– Вполне.

– За Паолой приударил? – оживляется Паша, и в глазах его загорается озорной огонёк.

– Там кроме меня желающих хватало.

– Понятно, – говорит Паша тоном, дающим понять, что ничего иного он от меня не ожидал.

– Гостей много было, кормили хорошо?

– По полной программе, – отвечаю я неопределенно.

– Ясно… Не хочешь рассказывать, не надо…

– Не обижайся, ладно? – Мне действительно не хочется вспоминать о вчерашнем. – Как-нибудь потом.

– Как скажешь. Пойдем завтракать?

Прежде чем выйти из номера, я собираю в охапку полученную от Ремины одежду и запихиваю её в целлофановый пакет с логотипом «Дьюти Фри». Спустившись в холл, подхожу к портье.

– Чем могу служить? – с готовностью спрашивает он.

– Если машина придет опять, спросите у водителя, не это ли ему нужно, – говорю я и вручаю портье пакет с одеждой.

Принимать пищу в нашем отеле можно либо в просторном зале ресторана, либо под открытым небом на веранде. Конечно же, при хорошей погоде большинство отдыхающих предпочитают второй вариант. Поэтому к нашему приходу все столики на веранде оказываются занятыми. Завтрак проходит по принципу шведского стола – ешь сколько хочешь. Сегодня на выбор предложены разнообразные салаты, крупные маслины, варёные яйца, сыр, фрукты и, конечно же, итальянская паста. Накладываем на тарелки всё, что приглянётся, и усаживаемся за стол. Едим не спеша, запиваем минералкой. Покончив с трапезой, отправляемся к бассейну. Располагаемся в шезлонгах. Бассейн огромный, он разделен на две части – одна глубокая, другая помельче. Лежим молча, смотрим на воду. Постепенно к бассейну подтягиваются отдыхающие. Всё громче звучит многоголосый детский смех. Малышня и взрослые с шумом барахтаются в воде. В центре бассейна сооружен бар. Можно подплыть и заказать коктейль и лёгкую закуску. Из бара доносится музыка. Вокруг бассейна посажены кусты, цветущие крупными ярко-красными цветами. Красота. Тепло, светло, можно лежать и ни о чём не думать. От куста к кусту ходит мужчина лет под сорок с большим полиэтиленовым мешком и садовыми ножницами. Следуя ведомому лишь ему принципу, он отрезает у куста ту или иную ветку, не забывая обрывать у цветков подсохшие лепестки.

– Вот работа, – произносит Паша, лениво ковыряясь в зубах зубочисткой. – Не бей лежачего. Мне б такую. Обрывай лепестки и больше никаких тебе забот…

– А ещё лучше – совсем не работать, – усмехаюсь я.

– Ага.

– Неужели надоело? – язвительно осведомляюсь я.

– Не то чтобы надоело. Тут дело в другом, – задумчиво говорит Паша. – Чем больше работаю, тем чаще задумываюсь о том, что работаю не на себя, а на чужого дядю. Кто там сказал?.. – запинается Павел. – Короче, не важно кто, но сказал правильно: «Надоело вращать жернова чужих мельниц».

Вот тебе раз! – мысленно изумляюсь я. Оказывается, мой приятель разделяет жизненную позицию известного поэта.

– Ну так бросай! – подначиваю я Пашу.

– Бросил бы, но кушать хочется, – вздыхает он.

О, как ты прав, друг мой! И я бы бросил, но надолго ли? Скорее всего, до первых холодов… И вращать надоело, и деться от этого некуда. Навеки мы скованы необходимостью ходить на работу. Работа. Рабочий. Раб. Вот такая у меня выстраивается цепочка. И можно конечно поспорить. Сказать, что строй-то теперь далеко не рабовладельческий и право не крепостное… А что изменилось после отмены рабовладельческого строя и крепостного права? По большому счёту – ничего. Ну, разве что не может барин забавы ради убить или покалечить. А так… Как и раньше, есть хозяева, и есть рабочие. Как и раньше, хозяева сами не пашут и не жнут. Нанимают рабочих. Рабовладельцы, князья, барья, наниматели. Теперь им даже проще живётся, ведь рабочих не нужно содержать, давать им кров, как было при том же крепостном праве, когда какой-никакой, а домишко работнику строили. Сейчас можно отделываться подачками в виде зарплаты. А уж если учесть, что и эти жалкие подачки стараются всячески урезать и зажать, то…