– Конечная!
Дедушка, сидевший рядом, открыл глаза, поднялся и молча прошёл к выходу. Валера не шелохнулся.
– Мальчик, мы приехали, – повторил водитель.
– А мне… мне дальше нужно ехать, – запинаясь, ответил он.
– А дальше дороги нет.
– Как нет? А обратно мы разве не поедем?
– Поедем, но не сразу. По расписанию у нас сейчас перерыв, а снова на маршрут мы выйдем только через 35 минут.
– А… как… как же так… Мне в школу надо, – Валера растерялся.
– В школу? Да уже второй урок идёт – моя дочь давно уже в школе. Ты в какой учишься?
– В сорок восьмой.
– В со-о-рок вось-мо-о-ой?– протянула он удивленно. – Так ведь это совсем в другой стороне. Как же тебя занесло сюда-то?
– Ну, вот… пропустил…
– Подожди, сейчас узнаю, – сказала он и вызвал кого-то по телефону.
Переговорив о чем-то, сказал:
– Через пять-семь минут подъедет другой автобус, тоже Двадцать девятый маршрут, и он сразу пойдёт в обратный рейс. Тебе, можно сказать, повезло – иначе лишних полчаса пришлось бы ещё сидеть на остановке. Да тут и сидеть-то негде, а я еду на заправку, тебе нельзя.
Валера вздохнул. Он уже не успевал и к биологии. А на этом уроке будет контрольный тест, очень важный. Это уже было похоже на катастрофу. Почему-то вспомнился деревянный мальчик с длинным носом…
Он сказал «спасибо» и вышел из автобуса.
Дорога назад, казалось, тянулась бесконечно: ему чудилось, что этот другой водитель слишком медленно едет и чересчур долго стоит на остановках, что светофоры все почему-то показывают только красный сигнал, что электронные часы просто издеваются и спешат, спешат, спешат… А за одну остановку до школы приключилась ещё беда: в автобус вошла их учитель рисования.
Валера зажмурил глаза, чтобы не встретиться взглядом с Ольгой Сергеевной, которая вот-вот его заметит и наверняка спросит, почему он не на уроках. А он и не готов был что-то вразумительное ответить – он так и не решил, что скажет в школе и дома. Вдруг у него тоже нос вытянется до неприличных размеров?
Учительница стояла спиной к Валере, держась за поручень. Им придётся выходить вместе – никуда не спрячешься. Он дождался, когда автобус остановился, и учительница вышла, не обернувшись. Вот Ольга Сергеевна ступила на тротуар, вот повернула к пешеходному переходу, а вот и двери автобуса закрылись, и Валера всё не мог решиться. Тут словно кто-то ему шепнул в ухо: «Ты разве тоже деревянный мальчик и веришь, что школа тебя подождёт?»
– Ой, извините, остановите, остановите, пожалуйста! – неожиданно для себя самого окликнул он водителя, вскочив с места и подбежав к дверям. – Я не деревянный… я школу проехал!
Водитель проворчал что-то себе под нос, неодобрительно глянув в зеркало, потом притормозил, и Валера, наконец, очутился на улице, недалеко от боковой школьной калитки. Тем временем Ольга Сергеевна уже закрывала за собой парадную дверь, и Валера поспешил назад к пешеходному переходу.
До конца урока биологии, на котором все писали тест, оставалось ещё двадцать пять минут. Он через ступеньку взбежал на второй этаж, не заботясь больше, как будет оправдываться, подгоняемый только желанием оставить позади себя этот маршрут номер Двадцать девять. Запах школы, знакомый и такой родной, подействовал успокаивающе – доброжелательно и приветливо. Где ещё так пахнет?
Валера подлетел к двери кабинета биологии, вошел в класс и, чувствуя на себе удивленные взгляды остальных учеников, громко извинился:
– Простите… за опоздание, можно… тоже написать тест? Я успею до конца урока! Я точно успею.
Пока он шёл к своему месту, ему казалось, что щёки его горели, и не понятно было: то ли от недавней пробежки, то ли от стыда.
…Тест он всё-таки прошёл – с небольшими помарками, но в целом успешно.
ТУКИ-ТА!
Миша укладывался в постель с приятным ощущением чего-то чудесного – ведь завтра ему исполнится 7 лет, и неделю назад он честно написал на тетрадном листочке свои ожидания к этому дню: он хотел бы получить в подарок роликовые коньки. Это был первый пункт. Если по какой-то причине с роликами не получится, то набор для плавания тоже сойдёт – маска, трубка и ласты. Третьим пунктом в списке фигурировала плечевая сумка с длинным ремнём, чтобы носить на уровне колен, как старшие школьники.
Мама посоветовала написать ему три из своих предпочтений, в порядке нужности. Но Миша скромно в конце подписал четвертое: маленький компьютер, если получится.
На то, что «получится компьютер» он, в принципе, и не рассчитывал вовсе. Взбивая подушку, у него мелькнула мысль, что у Ваньки-то он есть, с приставным монитором – ну и что с того, что модель не новая? Зато с играми и офисным набором – не у всех мальчишек бывает!
Миша вздохнул.
Списочек он, как и положено, положил тогда под подушку. Его всё ещё терзали сомнения – куда она обычно исчезает? Мама говорит, что это Дед Мороз собирает пожелания детей ночью, когда все спят. Выбирает из них что-то на День рождения, а остальные складывает у себя в сейфе и хранит до Нового года, пока не наступит пора опять посмотреть на детские желания и сравнить их с поведением. У Миши, однако, зарождалось подозрение, что, может, Дед Мороз и причастен ко всему этому, но родители, наверно, всё же больше. Да и его товарищ Пашка про то же говорит – никаких дедов морозов и фей не бывает, это всё выдумки. Но Миша не мог полностью согласиться с такой идеей и считал, что Дед Мороз – это, может, и не дед совсем, и даже не человек, но что-то такое, что делает его, Мишину, жизнь, намного веселее, когда приходит время праздников.
Занятия в школе только начались после осенних каникул, но у Миши было ощущение, что они и не прекращались вовсе – так быстро пролетело время.
– Миша, ты готов? – услышал он оклик мамы из кухни.
– Да, почти, – ответил он и быстро юркнул под простынь.
Под подушкой дежурил Бориска – резиновый и добродушный хрюшка, который отгонял плохие Мишины сны. Папа иногда косился на Бориску, и спрашивал, не пора ли Бориске уже на пенсию.
– Нет, он мне ещё нужен, – неизменно отвечал Миша. С Бориской было уютнее. Родители-то вон вместе спят, им не скучно, а чего ж он, Миша, в одиночку засыпать станет?
В комнату вошла мама. От неё вкусно пахло чем-то съедобным, и хоть он и не был голоден, Миша сглотнул слюну. От мамы всегда вкусно пахло, даже когда она собиралась утром на работу.
– Наш малыш готов ко сну? – мама вошла в комнату и с улыбкой присела на край его постели. Мише показалось, что она выглядела уставшей.
– Да, мам, готов. А ты что делаешь?
– Убираюсь в кухне. Завтра придут твои бабушки и дедушки, чтобы поздравить тебя с днём рождения, и мне нужно немного прибраться.
Миша подумал, что у них в кухне, в принципе, всегда порядок. Он сам один раз в неделю регулярно мыл посуду – по средам.
– Они придут вечером? – спросил Миша. Почему в гости с подарками не ходят по утрам, как в песне у Винни Пуха? А вечером уже могли бы и поужинать… сами как-нибудь там, вместе все, взрослые, а он бы уж нашёл, чем с друзьями заняться.
– Вечером, конечно. Завтра же рабочий день.
– А мы можем попросить их зайти утром? – с надеждой спросил мальчик. И потом добавил: – С подарками. У меня же день рождения утром, а не вечером!
Мама мягко улыбнулась, погладила его по щеке и ответила:
– Утром тебя будет ждать один подарок, в школе дети подарят другой, а вечером придут гости, тоже с подарками. А представь, если все подарки придётся принимать утром? Тогда на вечер ничего не останется, и тебе станет грустно.
Миша подумал, что, действительно, если все подарки скопом принимать, то может получиться тот же эффект, что и от смешивания во рту жевательной резинки сразу со вкусом и апельсина, и мандарина и банана – совсем не понятно, что получается в итоге. Что-то похожее на борщ, только сладкое. А борщ не был его любимым блюдом.
– Ну ладно, – согласился он. – А ты уверена, что тот списочек, который я готовил, попал кому нужно?
– Уверена, – подтвердила мама. И добавила: – А ты уверен, что все твои поступки были добрыми и правдивыми?
Миша утвердительно закивал головой.
Мама нагнулась, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи и приятных снов, бесшумно вышла из его комнаты, оставив мерцать маленький ночник под зелёным абажуром на полке у стены.
Оставшись один, Миша повернулся на бок и прикрыл глаза. Сон пока не приходил. Бориска, рядом с его подушкой, тоже, казалось, не хотел засыпать. Интересно, а Бориска знал, что Миша немного слукавил, когда утвердительно ответил на мамин вопрос про свои поступки? Сомнения о правильности такого ответа стали одолевать Мишу.
Он вспомнил, как летом вместе с Ваней, Пашей и другими мальчиками и девочками они во дворе играли в прядки в спортивном городке перед школой. Ему выпало водить. Миша тогда встал лицом к стене, прикрыл глаза ладошкой и начал медленно, как договаривались, считать:
Робин-бобин-барабек
Съел сто сорок человек,
Съел корову и быка,
И лесного червяка…
На этом месте Миша украдкой оттопырил мизинец – так, что его правый глаз мог подсмотреть, что происходило вокруг. Он успел заметить Олю, самую маленькую из их группы – как она на цыпочках, чтобы он не услышал, прокрадывалась за деревянное спортивное бревно неподалеку от того места, где он водил. Других детей видно не было. А Оля, из-за своего роста, уж точно могла поместиться в тени бревна, и Миша ни за что бы её не застукал. «Так-так, – отметил он про себя, – понятненько!», и спокойно закончил считалку:
Кока-колой всё запил,
Даже крышку проглотил,
А потом начал икать.
Ну а я иду искать!
Он неторопливо повернулся, осмотрел окрестности: пусто, никого не видно. «Спрятались, надо же!» – ухмыльнулся Миша. Сам он в прошлый раз прилёг в тени развесистого клёна, и его как-то совсем быстро уже вычислила Ленка из параллельного класса, было немного обидно.
– Кто куда подевался? – спросил Миша, просто на удачу: вдруг кто-то не выдержит и сдастся сам? Но было тихо, лишь далекий шум проезжавших где-то за перелеском машин и стрекот кузнечиков в зелёной траве. – Я уже иду, и подхожу всё ближе и ближе! – не унимался он, делая короткие шажки от места туки-та. Ведь если отойди далеко, и кто-то успеет добежать вперёд него до этой стенки, то шансов выиграть и переложить обязанности «водить» на кого-то другого останется меньше. Он помнил, как Паша однажды четыре раза подряд искал остальных, и было весело всем, кроме самого Паши.
Миша медленно продвигался в направлении спортивного бревна, где пряталась маленькая Оля, постоянно оглядываясь и озираясь, чтобы не пропустить момент, когда кто-нибудь из ребят выскочит из своего укромного местечка. Даже если все вместе выскочат, у неё не будет шансов его опередить – он успеет её «застукать».
Его глаза усиленно просматривали тень за бревном, и ему даже показалось в какой-то момент, что он видит краешек её белой футболки, но, сделав ещё шаг в ту сторону, он обнаружил, что это был всего лишь обрывок бумаги, застрявший между стыками с обратной стороны спортивного снаряда.
Он был уже в семи или восьми шагах от туки-та, когда Ваня соскочил откуда-то сверху, с ветки дерева, почти прямо к стенке и с громким весёлым «Туки-та!» коснулся поверхности. А Мише и в голову не пришло раньше посмотреть наверх – он бы сразу его увидел! Он хотел было сделать рывок, чтобы опередить Ваню, но передумал и шагнул наоборот ещё ближе к бревну, где пряталась Оля. В этот момент и Лена подбежала к туки-та, и Пашка-промокашка… У Миши оставался только один верный и самый простой шанс – это обнаружить Олю, мигом вернуться обратно и коснуться заветной стены.
Но в какой-то момент он не выдержал. Так и не увидев девочку, Миша крикнул через плечо:
– Оля за бревном, я тебя нашёл! – и ринулся назад, к стене.
Он постучал трижды ладонью по белому кирпичу, приговаривая:
– Оля водит, Оля водит, я её застукал!
Ребята прыгали и скакали, радуясь, что н их не нашли, и кто-то другой будет водить. Оля медленно вышла с другой стороны бревна – не с той, к которому приближался Миша, и сказала:
– Ты подсматривал! Так нечестно! Ты не мог меня видеть – я же наблюдала за тобой, ты даже в мою сторону не смотрел! Так нечестно, давайте переиграем!
Но ребят уже трудно было угомонить. С весёлыми криками «Оля водит! Оля водит!» все кружились вокруг неё, и Миша тоже, приговаривая:
– Не хлюзди! Попалась – давай води.
Оля ничего не ответила, а просто – маленькая и худенькая – молча прошла к стенке туки-та, закрыв ладонями глаза, бормоча на ходу: «Робин-бобин-барабек…». Мише показалось, что ресницы у неё влажные, но он не стал тогда присматриваться, а бросился вместе со всеми к очередному укромному местечку.
Сейчас, лёжа в постели и перебирая в памяти эти летние забавы, ему отчего-то не было так же весело, как и тогда, всего-то месяц назад. Он и забыл про это совсем – мало ли чего приключается за жизнь! Но сон не приходил, и Бориска не мог ему ничем помочь. Ведь если бы сейчас уснуть быстро-быстро, то утро наступит гораздо скорее, чем если просто лежать и ворочаться в кровати.
И неожиданно он подумал: а что, если этот случай стал известным Деду Морозу, и его список потерял всякое значение? И ему не видать ни то чтобы компьютер, и даже не сумку-поколенку, а вообще… Миша в ужасе зажмурил глаза. Но даже в темноте перед ним как будто здесь и сейчас стояло лицо Оленьки. Теперь он был уверен, что она тогда плакала. Молча и совсем бесшумно плакала. Как-то даже по-мужски плакала девочка – не от боли, а просто от обиды. «Но девчонки же всегда плачут», – попытался он себя убедить, но, должен был тут же признаться самому себе, что в этом случае этот аргумент совсем не звучал убедительно.
«Ну и ладно! – подумал он и перевернулся на другой бок. – Буду считать облака на небе – тогда точно быстро засну».
Но не тут-то было. В каждом воображаемом облаке ему виделись лица ребят – радостные и беззаботные, а в самом большом, белом и пушистом, его собственное – грустное и озадаченное. И счёт никак не получался: ему удавалось посчитать Ваню, Пашу, Лену, Сашу, но как очередь доходила до Олиного облака, то Миша сразу сбивался. Ну, почему ему вспомнился этот случай именно сегодня, перед самым замечательным Днём? Он уже не думал про подарки, и не думал, что, наверно, затукитакал тогда Олю не совсем честно… вернее, совсем не честно… Он вспомнил, как Артём из их класса в прошлом году на свой День рождения принёс шоколадные батончики с соком, всех угощал, а ему, Мише, достался какой-то помятый – ему было обидно, прямо до слёз, но он не показал своей обиды, хотя расплакаться очень хотелось. Но ведь он мужчина!
Наверно, Оле тоже было обидно, и ей тоже хотелось расплакаться…
– Ты не спишь? – вдруг услышал он шепот отца.