Лабиринт

– Боже, Андрей, как же здесь хорошо! – восторженно сказал Лёша через пять минут, стоя рядом со мной на краю террасы, за которую были перекинуты две удочки. – Как же я рад, что мы наконец выбрались на рыбалку! Честно тебе скажу, я думал, что ты никогда не согласишься.

– Я тоже рад! Просто до этого совсем времени не было, – сказал я, закуривая сигарету.

– Можно мне тоже? – Лёша, которого я ни разу не видел курящим, протянул руку за сигаретой.

– Конечно, держи! А ты с Сашей разве не ездил на рыбалку? Я думал, что когда ты предлагал нам съездить год назад, то после того, как я отказался, вы с ним всё-таки съездили порыбачить.

– Мы с Сашей? Что ты, нет. Мы же с ним очень близко никогда не общались, да и виделся я с ним, кажется, только тогда, когда ты был с нами. Без тебя мы не встречались. Это наши с ним жёны часто общаются, обсуждая детей и прочие женские дела. Эх, безумно жаль Сашу! Я жалею о том, что мы с ним мало виделись. Думаю, что он был хорошим человеком. Не так ли?

– Да, Саша был очень надёжным и верным другом. Никогда бы не подставил. Думаю, что если бы он знал, что на заводе нам грозит опасность, то никогда бы нас с собой не позвал. Ты согласен? Он ничего тебе не говорил о том, что там может что-то произойти?

– Ничего. Да и вообще, это же ты мне позвонил, кажется, и предложил поехать с Вами. Я знал о том, что он имеет какие-то дела на Хибинах лишь постольку, поскольку я звонил ему по поводу денег и только.

– Но если вы не общались близко, то почему ты позвонил ему, а не кому-либо другому?

– Коллегам по работе я звонить не хотел, так как не хотел им дать понять, что у меня есть финансовые проблемы. Имидж, как знаешь, трудно заработать и легко потерять. Думал сначала у тебя спросить, но я ведь знал, что в связи с разводом и всеми вытекающими из него последствиями у тебя у самого денег немного. Вот и решил Саше позвонить, так как больше некому было.

– Так он в итоге дал тебе денег или нет?

– Он согласился помочь, если будет острая нужда, но сказал, что у него у самого сейчас некоторые трудности. В итоге я у него ничего не просил, так как особых проблем с деньгами так и не возникло, а его напрягать я не хотел. В банке предварительно одобрили кредит на три миллиона, как порядочному клиенту – так заявка у меня и висит в онлайн-кабинете. Ещё не брал, и, может, и не потребуется.

Я смотрел на плавные колебания поплавка на лёгких волнах, создаваемых на воде слабым ветерком, дующим с противоположного берега, и никак не мог связать то, что говорил Лёша, с той картиной, что была у меня в голове. Моя исходная предпосылка о том, что Лёшу с Сашей связывал я, кажется, была верна, и они общались друг с другом нечасто. Если Лёша денег у Саши брать не собирался, то вряд ли бы он стал помогать ему убить человека. Как же так всё получается? Может, он мне врёт? Не очень на то похоже. Но хоть что-то то он должен знать о том, что произошло на заводе! – Ты после приезда не задумывался над тем, что произошло в горах? Меня постоянно мучают мысли об этом! – спросил я его.

– Знаешь, каждый день думаю. Больше всего я сожалею о том, что позволил тебе и Саше отвлекать сообщников Сергея. Как я мог? Ты – мой лучший друг, а я так сильно боялся, что даже не подумал о том, какой опасности ты себя подвергаешь! – Лёша шмыгнул носом, и по щеке у него потекла слеза. – Я такой трус, Андрей! Я должен был пойти с вами или настоять на том, чтобы ты с Сашей побежал с завода вместе с остальными. Но точно не должен был молча отпускать вас отвлекать тех двух людей! Прости меня!

Я подошёл к Лёше и приобнял его. Он отвернул голову, чтобы я не видел, как он плачет. – Я не злюсь на тебя, Лёша! Всем было страшно тогда, и все повели себя так, как следовало в той ситуации. Я решил отвлекать нападавших. Саша решил помочь мне, а ты помогал Петру с Лерой. Им же ведь тоже нужна была помощь, и ты им помог.

– Спасибо, Андрей! Может, выглядит всё и так, но я-то знаю, что просто струсил. Обещаю, что это больше не повторится. Вот, хочешь, пойдём сейчас в лес, и если попадётся волк или медведь, то я их отвлеку, чтобы ты убежал? Хочешь? Пойдём?

Кажется, морфий уже начал давать максимальный эффект, раз в его речи начался такой абсурд – это хорошо. Что бы мне ещё узнать?

– Нет, Лёша, в лес мы не пойдём. Мы же на рыбалке, а не на охоте. А вам не попадались дикие звери в горах, когда вы с Петром и Лерой возвращались в Кировск?

– Нет. Вообще всё тихо было. Шли мы и шли. Лера вела нас, а мы с Петром следовали за ней. Устали очень, и после захода солнца тяжело было в темноте идти, но дошли достаточно быстро. Даже ночевать не пришлось. А ведь ты знаешь, если бы мы остались ночевать, то нас могли бы загрызть злые-презлые волки… – Лёша согнул пальцы рук, изображая когти, и рассмеялся. – Вообще, наверно, было бы здорово быть вампиром! Устал идти – оп, в летучую мышь превратился и полетел, ещё и в темноте видишь хорошо. Классно! Ты бы хотел быть вампиром?

– Очень хотел бы! Можно было бы съесть Сергея! – кажется, содержательная часть нашего разговора подошла к концу.

– Ага! И не страшно было бы, если бы сообщники Сергея пришли за нами прямо сюда! – Лёша смотрел на меня выпученными глазами, как будто предвкушая то, как он – вампир, сейчас разделается с напавшими на нас людьми. – Где вы, твари? – закричал он в полный голос. – Я вас сейчас найду и у-ку-шу!

Кажется, пора заводить его в дом, пока на нас не стали жаловаться отдыхающие из соседних домиков. Вон, уже и мужчина какой-то смотрит на нас с пирса на противоположном берегу. – Ну всё, Лёша, пойдём в дом! Холодно на улице, и пора что-нибудь в баню собрать поесть и выпить! – сказал я, взяв Лёшу за плечи и разворачивая к выходу с террасы.

– Ой, как меня штырит, Андрей! Что это за водка? Надо запомнить. Как же она хороша! Как попка моей жены! – в восторге изумлялся Лёша, пока я заводил его в дом.

Надеюсь, что жалоб от соседей не будет. Я оглянулся назад, чтобы посмотреть на мужчину, находившегося на другом берегу. Он стоял и смотрел на нас, засунув руки в карманы чёрной кожаной куртки. Думаю, что сейчас он радуется тому, что мы уходим в дом. Может, он и не на нас смотрел – далеко ведь, не разглядеть с такого расстояния.

– Лёша, а если бы ты вампиром был, то смог бы Виталика убить? – спросил я, когда завёл его в дом. Думаю, что теперь я могу спрашивать всё что угодно, так как он в таком состоянии уже вряд ли что-то вспомнит.

– Андрей, если бы я был вампиром, то я бы приказал поварам в своих ресторанах приготовить его на гриле!

– То есть ты не убивал его?

– Я?! Я никого никогда не убивал. Но вот если бы вампиром был, то, может, и убил бы! – Лёша распластался на диване. – Высосал бы из кого-нибудь кровищу и улетел бы в Париж! Ты там бывал?

– Знаешь, много где был, но до туда ещё не добрался, хотя очень хочу! – ответил я и, повернувшись к Лёше, увидел, что он уснул.

Что ж, Михаил был прав, морфий – хорошая штука, чтобы поговорить с человеком по душам. Правда, времени на разговор оказалось не так много, как я планировал: посмотрев на часы, я убедился в том, что говорили мы с Лёшей не более двадцати минут. Впрочем, за это короткое время я узнал всё, что мне требовалось узнать: Лёша мало общался с Сашей, он никак не был связан с делами Саши на заводе и не убивал Виталика. Конечно, если предположить, что всё, что он говорил сейчас, было правдой. Пораскинув мозгами, я пришёл к выводу о том, что любые подозрения Лёши действительно были притянуты за уши, и моё начальное мнение о том, что он не причастен к произошедшему и не способен убить человека, было корректным. Выходит, что он просто случайно надел чужую куртку, в которой лежали ключи от шкафчика. Куртку человека, который пытался избавиться от улик. Или, быть может, тот, кто спрятал системный блок в шкафчик, хотел подставить Лёшу и специально подложил ключи в его куртку?

Усевшись на кресло, стоящее сбоку от дивана, на котором сопел Лёша, повернувшийся на бок и положивший ладони под щёку, я уставился на пламя и пытался понять, что делать дальше. Может, Саша всё устроил в одиночку? Если так, то ситуация исчерпала себя, так как он умер и виноватых больше нет. Но тогда как мог умереть Виталик? Снаружи вряд ли кто-то был – наши подозрения были не оправданы. А убить его Саша не мог, так как всё время находился с кем-то, кто мог видеть его, включая меня и Лёшу. Может, Виталика никто не душил, и он просто умер от какого-нибудь внутреннего кровотечения, которое никто из нас не мог увидеть? Нет, при кровотечении подскочила бы температура под сорок и выглядел бы он перед смертью хуже, чем был на самом деле. От кровотечения резко не умирают и хуже становится постепенно, а Виталику, напротив, со временем становилось только лучше. Да и я же видел отчётливые следы от рук на шее! Определённо, он был задушен и никак иначе. Ладно, утро вечера мудренее, может, завтра удастся всё связать воедино…

Интересно, сколько проспит Лёша? Это он уже до утра уснул или проснётся к бане? Думаю, что до утра, и пора бы приготовить ужин, чтобы поесть перед тем, как пойти париться. Посижу немного там, может, и правда это полезно для здоровья, а Лёше оставлю записку на тот случай, если проснётся, что я вышел попариться. До бани было ещё более двух часов, поэтому я неспешно закинул угли в мангал на террасе и разжёг их с помощью жидкости для розжига, уйдя затем внутрь дома, чтобы почистить картошку и поставить её вариться. Убедившись через десять минут в том, что вся жидкость прогорела и запах парафина отсутствует, я положил на решётку два стейка лосося и стал наблюдать за тем, как они медленно начинают покрываться зажаристой корочкой. Рыбий жир капал на угли и мгновенно возгорался, оставляя после себя маленькие облачка чёрного дыма, сопровождающиеся в каждом втором случае возгоранием углей, которые то и дело приходилось тушить, орошая водой из кружки. Рыбу на углях жарить то ещё удовольствие: чуть не досмотришь, и сгорит всё из-за скапывающего на раскалённые угли жира – это не мясо жарить, которое можно оставить и забыть на десять минут.

ПРОГУЛКИ НА ПРИРОДЕ

Хорошенько поужинав и положив на всякий случай на журнальный столик рядом с диваном записку о том, что я ушёл париться, я взял полотенце со шлёпками и вышел из коттеджа. Пройдя в баню и оставив Лёшу сладко спать в доме, я уселся рядом с печью и пытался отвлечься от мыслей о том, насколько мне неприятно находиться в этой душной тёмной маленькой комнатёнке, обтекая потом, выходящим из каждой поры моего тела. В голову снова полезли мысли о произошедшем. Кажется, что они не покинут меня до тех пор, пока я во всё не разберусь. Может, Виталик сам всё устроил, и его никто не просил портить генератор, а задушил его кто-то, кто разозлился, увидев его на видео? Нет же, нет. Он был задушен до того, как мы посмотрели видео, компрометирующее его действия. Кто же это сделал? Пётр? Лера? Лера была на виду у остальных в раздевалке, а Пётр был с Сергеем. Они с Петром пришли значительно позже остальных. Может, Сергей всё-таки виновен в смерти Виталика и был в сговоре с Петром? Тогда виноват ли Саша? Пока что все мои домыслы разбивались о скалы объективных фактов, а это значит, что виноват мог быть кто угодно, включая уже умерших Сашу и Сергея.

Высидев в бане с умеренным успехом около часа, постоянно выходя в прохладный холл, чтобы попить воды, я собрал вещи и вышел на улицу, на которой, к моему удивлению, уже стояли сумерки и вдоль дорожек внутри базы отдыха горели небольшие жёлтые фонарики. Вокруг было тихо, и лишь в дальнем коттедже на террасе что-то весело обсуждала компания людей, вокруг которых бегали дети. Идя к террасе нашего коттеджа, я не мог поверить в то, насколько сильно изменилось это место с прошлого раза. Два года назад, когда я был здесь с женой, я думал о том, что к сегодняшнему дню, оказавшись здесь, я буду нянчиться с ребёнком и напевать ему колыбельную. Несмотря на то, что проблемы в наших с ней взаимоотношениях уже были налицо, я пытался отстраниться от них, представляя себе идеальное будущее, в котором я был бы отцом счастливого семейства. Представлял, как мы будем мирно попивать на кухне дома чай и тихо болтать, поглядывая на спящего сына или дочь. Как было бы прекрасно, если бы родилась двойня. Конечно, тяжело бы пришлось с двумя, но это было бы замечательным периодом жизни. Среди всех, кого я знал, не было ни единого человека, кто сказал бы, что в первый год жизни ребёнка ему было легко, но также не было ни одного из них, кто жалел бы о том, что у него появились дети.

Присев на скамейку, с которой открывался вид на озеро, освещённое луной, минут десять назад вышедшей из-за облака, я услышал, как зазвонил телефон и взял трубку.

– Привет! Ну как ты там? – тихо спросила Лера.

– Привет! Всё хорошо. Лёша перебрал слегка с алкоголем и спит, а я сижу на берегу озера и отдыхаю после бани. Чем занимаешься?

– Смотрю фильм и думаю о тебе.

– Я тоже о тебе думаю. Жду не дождусь, как завтра увижу тебя. Прости, что так неожиданно уехал.

– Да ничего страшного, отдыхать иногда полезно.

– Я обязательно съезжу сюда с тобой, когда со срочными делами на работе разберусь.

– Хорошо. Тебя завтра к обеду ждать или позже?

– Думаю, что позже, так как наверняка Лёша захочет здесь немного задержаться, раз сегодня почти всё проспал. Я позвоню.

– Хорошо, Андрюш. Спокойной ночи!

– Сладких снов, зайка!

После того как я положил телефон, моё внимание привлёк мужчина, сидящий на причале на противоположном берегу. Судя по куртке, это был тот же мужчина, что и днём, когда мы с Лёшей рыбачили. Его лицо освещалось экраном телефона, в котором он что-то тщательно искал или же просто с кем-то переписывался, что натолкнуло меня на мысли о том, как окончательно проверить невиновность Лёши. Тихо войдя в дом, я подложил в почти догоревшее пламя камина ещё дров и направился к дивану, на котором мирно спал Лёша. Насколько крепко он спит? Уже прошло часа четыре с тех пор, как он вырубился. Потрепав его по плечу и не получив на это никакой реакции, я медленно засунул руку в карман его джинсов и аккуратно достал оттуда его телефон. Как же хорошо, что у него старый айфон, блокировка которого снимается от отпечатка пальца! В противном случае пришлось бы, наверно, подносить телефон к его лицу и как-то приоткрывать его глаза, что было бы весьма сомнительной затеей. После того как я нажал на кнопку большим пальцем правой руки Лёши, телефон был в моём распоряжении: два пропущенных от Алисы и сообщение от неё же о том, что она волнуется. Действительно, нехорошо получилось. Как только всё посмотрю, то напишу ей со своего телефона, что Лёша спит. В каких же числах мы были на Хибинах? Восемнадцатое сентября? Или раньше? Лучше смотреть с запасом числа от пятнадцатого. Пролистав все возможные папки, я обнаружил, что в сообщениях у Лёши сплошная работа, на почте – тоже, в звонках ни одного знакомого имени или номера, кроме меня и Алисы, и, судя по тому, что номера принадлежали тем, для кого было указано помимо имени ещё и отчество, то, вероятно, коллеги. На почте также не оказалось ни одного письма, которое заставило бы меня задуматься о его причастности к произошедшим на заводе событиям. Стандартный набор бизнесмена: работа, работа и ещё раз работа, припудренные женой и другом. Как и у меня, только без жены.

Я вышел на улицу и закурил, после чего написал Алисе, что с Лёшей всё в порядке и он спит. Спит, как и все остальные на этой базе отдыха: на улице было тихо и, несмотря на то, что в паре других коттеджей ещё горел приглушённый свет, никакого движения внутри видно не было и звуков не доносилось. Компания с детьми ушла внутрь, как, видимо, и тот мужчина, который сидел на причале с телефоном. Тишина и благодать.

Радоваться мне или грустить от того, что Лёша не был замешан в том, что произошло? Его невиновность полностью разрушила моё видение целостной картины произошедшего, и я опять был в смятении, но разве не прекрасно то, что мой друг оказался таким же приличным человеком, каким я его считал? Думаю, что второе важнее, и следует радоваться. Рано или поздно, я узнаю то, что произошло на заводе, а вот друга мог лишиться навсегда. Осознав, что пора спать, я зашёл в дом и, проходя мимо камина, чтобы подняться на второй этаж, на котором находилась спальня и ванная комната, обратил внимание на то, что заставило меня слегка содрогнуться. На то, чего в этой комнате, в которой я был десять минут назад, явно не должно было быть. На журнальном столике, на который я положил телефон Лёши, не сумев его запихнуть ему обратно в карман, так как он перевернулся на живот, появился предмет, которого раньше не было и быть здесь не могло. На столе рядом с телефоном лежала свёрнутая газета. Протянув руку к ней и медленно взяв её дрожащими пальцами, я развернул её: «Удачи!» – красовалась выведенная синей ручкой подпись над знакомым заголовком газеты про украденный морфий.

Что за чёрт? Я же её выкинул, когда выходил из ресторана! Михаил был здесь! Он где-то здесь и наблюдает за мной! Оглянувшись по сторонам, я не нашёл ни единого намёка на присутствие постороннего человека в помещении, но, подойдя к входной двери и дёрнув за ручку, я с ужасом обнаружил, что дверь была не заперта. Может, это я оставил её открытой? Надо было запереть: закрыть всё к чёртовой матери! Где же он? Он ещё здесь? Заперев дверь на замок, я бегом вернулся на кухню и взял нож, искренне надеясь на то, что он мне не пригодится, и пошёл проверять шкафы на втором этаже. Пол предательски скрипел под ногами, выдавая моё местоположение в доме. Чем больше я проверял укромных уголков коттеджа, в которых мог спрятаться Михаил, тем большая дрожь охватывала всё моё тело. Казалось, что с каждым новым проверенным местом я приближаюсь к тому моменту, чтобы найти его. В первой спальне, находившейся прямо напротив лестницы, было темно, так как окна выходили на густой неосвещённый лес. Открыв шкаф и убедившись, что он пуст, я лёг на пол, чтобы проверить пространство под двуспальной кроватью, расположенной посреди комнаты. Я поднёс руку к гладкому коричневому покрывалу и медленно приподнял его: под кроватью было пусто, и в комнате никого не было.

Может, он уже вышел из коттеджа и бродит где-то снаружи? Я же запер все двери, и, если он вышел, то не сможет войти… Скрип пола за моей спиной прервал мои размышления, и я резко подскочил, чтобы прильнуть к прикрытой в спальню двери, сжав в обеих руках нож так, что казалось, хрустнула его деревянная рукоять. В сумраке второго этажа, освещаемого лишь играющими на стенах отблесками камина в холле ниже, промелькнула тень, и скрип стал доноситься всё ближе, исходя уже от лестницы, ведущей прямо ко мне.

Дыхание стало неровным, и сердце колотилось так, что казалось, его биение можно было услышать из любой точки этого дома. С кончика носа упала на пол капля пота, удар которой раздался еле слышным звуком в повисшей в комнате тишине. Он здесь и идёт за мной! Что за чёрт?! Как он меня нашёл и зачем следит за мной? Если он служил в армии и участвовал в боевых действиях, то наверняка управится со мной за считанные секунды. Одно дело расправиться с безоружными людьми, которые толком не могут за себя постоять, и совсем другое – выстоять против психопата, специально пришедшего, чтобы убить тебя. Самым страшным было не размышление о том, сможет ли он меня найти или нет, а осознание того, что встреча с ним в ближайшие минуты или даже секунды неизбежна. Подумать только, когда я думал о своей смерти, то обычно представлял себя дряхлым стариком и, выходя из бани, даже подумать не мог, что осталось мне жить менее получаса.

Будет лишь одно мгновение! Если промедлю, то второго шанса не будет. Голова начала кружиться от того невообразимого страха, который одолел меня, а по штанам начало распространяться тёплое обволакивающее ноги пятно мочи. Знает ли он, где я? Слышит ли он биение моего сердца? Скрип пола прекратился, через секунду превратившись в тонкий звук несмазанных петель открывающейся в спальню двери, рядом с которой стоял я. Только один шанс… Едва увидев тёмный силуэт Михаила, вошедшего в комнату, я, навалившись всем своим весом, воткнул по самую рукоять нож ему в центр живота под рёбра и толкнул через перила с антресоли. Перила слегка скрипнули от перевалившегося через них тела, и в доме повисла тишина. Казалось, что прошла вечность с того момента, как я воткнул нож, и до того, как услышал грохот упавшего на пол первого этажа тела, после которого вновь замолкли все звуки в доме: абсолютное тишина, изредка прерываемая потрескиванием дров в камине.

Я не мог поверить своим глазам, смотря на пустое пространство перед перилами, за которыми открывался вид на главный холл. Неужели я это сделал? Расправился с человеком, который имел опыт боевых действий и сумел посреди Питера достать морфий в течение одного дня? Я медленно подошёл к перилам, чтобы убедиться в том, что Михаил лежит внизу и оцепенел: Михаила внизу не было. Внизу на животе, упирающимся в пол рукоятью ножа, кончик лезвия которого торчал из спины, лежал Лёша.

Бордовое пятно быстро растекалось по задней части его белой футболки из того места, откуда вышло лезвие ножа, а на полу симметрично с ним почти идеальной окружностью распространялась во все стороны чёрная гладкая лужа густой крови, на зеркальной поверхности которой играло отражение пламени в камине, напоминающее мне грани рубинов в тех серьгах, которые я подарил жене, когда мы с ней были здесь в последний раз. Красивые были серьги! Когда я их покупал, то представлял себе счастливую улыбку моей женщины, озарившую её лицо. Я так надеялся, что она будет рада, но моим ожиданиям не удалось сбыться. Единственное, что я увидел тогда, было притянутой улыбкой, сопровождавшейся сухим «спасибо». Когда же она перестала меня любить? На тот момент, видимо, между нами уже было всё кончено, но я упорно пытался этого не замечать, живя иллюзией тех чувств, которые были между нами тогда, когда мы ещё были студентами – иллюзией счастья.

Теперь, стоя посреди коттеджа в густом лесу и смотря на отражение языков пламени в луже растекающейся под Лёшей крови, который до сегодняшнего дня был последним из моих друзей, я будто впервые проснулся от долгого сна – я один. Я всегда был один, начиная с самого детства. С того момента, как осознал, что я не нужен ни отцу, ушедшему из семьи, ни отчиму, ни разу не проявившим хотя бы доли любви ко мне, ни матери, которая была целиком сосредоточена на своей семье, частью которой я по необъяснимым для меня причинам никогда не являлся. Окружающие меня люди были не более, чем теми проносящимися деревьями, мимо которых ехал Сапсан, в кабине которого я сидел в своём сне. Любил ли я кого-нибудь? Бывшую жену? Веру? Леру? Хоть когда-нибудь испытывал чувство истинной любви и привязанности к человеку? Может, я думал, что любил, но на самом деле я настолько некомпетентен в этом вопросе, что даже не могу понять, что такое любовь? Может, задавать себе этот вопрос так же бессмысленно, как спрашивать у дальтоника о том, какой цвет ему больше нравится? Но если я никогда не любил, то испытывал ли я когда-либо противоположное чувство – ненависть к окружающим? Если задуматься, то в тот момент, когда я убивал Игоря, тех двух туристов или Сергея, то я бы не сказал, что испытывал к ним ненависть. Кажется, что в момент убийства я вообще ничего к ним не испытывал, и в голове была абсолютная апатия. Я просто делал то, что считал нужным делать: хладнокровно и безжалостно. Так же, как и минуту назад, я не испытывал ненависти к Михаилу, прячась в спальне. Ощущение того, что я сделал что-то ужасное и непоправимое, приходило позднее, когда я проводил рациональный анализ содеянного и понимал, что поступил несправедливо по отношению к этим людям. Поступил неадекватно содеянным ими поступкам. Да, пожалуй, слово «неадекватно» описывало мои мысли более правильно, нежели «несправедливо». В конце концов, справедливость – слишком субъективное понятие. Поступил ли я неадекватно, зарезав Лёшу, вместо Михаила? Конечно да, но теперь я отчего-то не испытывал чувства того, что сделал нечто плохое. Единственное, что я испытывал – это облегчение от того, что мне теперь ничего не угрожает. Впрочем, газета по-прежнему лежала на столе, и это означало, что Михаил где-то рядом, и мне всё ещё грозит опасность.

Я тихо спустился по лестнице на первый этаж и проверил пульс Лёши – он был мёртв. Вряд ли он умер в тот момент, когда я вонзил в него нож, но по ширине липкой густой лужи под ним, даже если он оставался в сознании после падения, то уже скончался от потери крови. Осмотрев остаток дома, я убедился в том, что в внутри коттеджа Михаила нет. Двери заперты и окна закрыты: даже если кто-то и попытается войти внутрь, то я это услышу. После того как я зашторил все окна внутри коттеджа, меня охватило чувство безопасности, сравнимое с тем, которое я испытывал внутри административного здания на заводе по отношению к прилегающей к нему территории за забором. Снаружи шумел ветер, и тёмное облачное небо давило своей массой на чёрный лес, окружающий всё вокруг. Лишь блеклые фонарики вдоль основных дорожек и пара фонарей около центрального здания базы отдыха немного освещали малую часть территории.

Огонь в камине согревал меня своим теплом, и я сел на диван, чтобы всё обдумать. Неужели движущей силой моих поступков был просто страх? Если вспомнить всё, что предшествовало убийству пятерых человек, то страх – это именно то чувство, которое заставляло меня делать то, что я делаю. Быть может, оттого я и убивал всех этих людей, потому что старался максимально радикальным образом избавиться от источника опасности? Решал проблему так, чтобы она больше не возникала? Я прекрасно запомнил эту фразу и проникся ей, когда однажды мне её сказал мой научный руководитель. Проникся я ей именно потому, что уже давно жил в соответствии с этим высказыванием, только лишь не мог оформить его в конкретные слова. Выходит, что такая жестокость и безжалостность во время критических ситуаций вызвана лишь стремлением полностью исключить возможность повторного появления опасности. Не забота о других, не стремление к восстановлению справедливости, не альтруизм, не героизм и отвага, а лишь страх заставлял меня идти на такие радикальные меры. Я убил брата в гараже не потому, что я его так сильно ненавидел, а лишь потому, что понимал, что, оставь я его в живых, придётся в дальнейшем жить с осознанием того, что он может найти меня, и ситуация повторится вновь. Именно поэтому я не убежал тогда со всеми с завода и остался, чтобы убить Сергея и тех двух сообщников: в противном случае они могли догнать нас и застать врасплох; пришлось бы постоянно озираться, переживая о возможности их нападения. Да, именно так, страх – это единственная причина, по которой в нескольких метрах от меня сейчас лежит труп моего бывшего друга. Получается, что вовсе не моя сила двигала мной во время убийства, а моя слабость.

Но что же делать в той ситуации, в которой я оказался? В администрации имеется номер моего телефона и указан номер машины, а моё лицо было заснято на камеры, которые имеются в центральной части базы отдыха – уйти незамеченным, оставив труп посреди коттеджа, не получится, и это настолько абсурдная идея, что можно её даже не рассматривать. Избавиться от тела необходимо, но на улице меня может поджидать Михаил, судя по всему, являющийся психопатом, выслеживающим меня, и от которого неизвестно, чего можно ожидать.

Через двадцать минут размышлений созрел план, который в случае успеха снимал с меня подозрения: всё-таки придётся выйти на улицу. В этот раз времени было достаточно для того, чтобы тщательно убрать улики – наконец-то не нужно торопиться, избавляясь от трупа. Вокруг все спят, на улице темно, а со стороны террасы, выходящей на озеро, нет камер наблюдения. Прекрасная ситуация. Я аккуратно оттащил тело Лёши из лужи крови, чтобы не запачкать его одежду, и перевернул на спину. Медленно вытащил нож из его тела, который, кажется, вошёл во время удара прямо под сердце, где пролегала крупная артерия – потому, наверное, и крови так много. Затем стащил с тела всю одежду и обмотал его полиэтиленовыми пакетами, в которых была ранее собрана еда и тёплые вещи, для того, чтобы не заляпать кровью остальные части коттеджа. К тому же, без характерной одежды впоследствии будет сложнее опознать его тело, если его не удастся найти сразу и опознать по внешнему виду. Футболку пришлось выкинуть, так же как и его трусы, которые я не собирался надевать. Натянув на себя снятые с трупа джинсы, носки и обувь, я схватил с дивана брошенную на него куртку Лёши и надел лежащие на столе очки. Если накинуть капюшон и не смотреть прямо на камеры, то меня сложно будет отличить от него на записи с камер. Ростом он, конечно, чуть повыше, но кто уж там заметит.

Тщательно помыв нож, я тихонько приоткрыл дверь на террасу и вышел с ножом в руке, чтобы осмотреться по сторонам, готовясь моментально порезать Михаила, если он кинется на меня, но вокруг никого не было ни видно, ни слышно – все спали. Убедившись, что под террасой пришвартована шлюпка, которая стояла там днём, я вернулся в дом и безуспешно попытался закинуть тело Лёши на плечо, чтобы вынести из дома. Поняв, что это слишком сложно, я потащил его за ноги к террасе, сквозь широкие щели деревянных перил которой, пыхтя от натуги, свалил тело в шлюпку. Вышло плохо, так как тело вместо того, чтобы аккуратно лечь посреди шлюпки, упало поперёк неё, насадившись на уключины. Ну хоть в воду не упало, и то хорошо. Осталось придумать грузило и то, как его прикрепить в замотанному в пакеты трупу. Увидев на берегу рядом со шлюпкой пару двадцатикилограммовых булыжников, я вернулся в дом и взял из спальни комплект постельного белья. Наволочка была не особо нужна, но если уж впоследствии и говорить администратору базы о том, что в коттедже не хватало одного комплекта белья, то его должно полностью не быть. Я спустился к шлюпке и закинул в неё два булыжника. Аккуратно привязав оба камня к трупу сначала пододеяльником, а затем для верности простынёй, я уложил труп поудобнее и отошёл на вёслах к той части озера, которая была максимально удалена как от базы, так и от того причала, что находился на другом берегу. Пришлось пройти вправо метров двести, но грести с трупом в шлюпке было несопоставимо проще, нежели затаскивать его в эту шлюпку. Дойдя до нужного места, я начал медленно переваливать тело за левый борт и, чуть не перевернувшись, осознал, что для безопасности переваливать его необходимо через нос шлюпки. Облака начинали понемногу рассеиваться, и могла выйти луна, осветив меня и белые простыни, которыми были примотаны булыжники, поэтому пришлось потратить всё своё умение балансировать в раскачивающейся из стороны в сторону от малейшего движения шлюпке, перекидывая тушу Лёши в воду. Через пару минут, слегка всплеснув, тело пошло ко дну, и я ещё раз осмотрелся по сторонам. В частности, взглянул на причал, на котором вечером стоял мужчина, чтобы убедиться в том, что меня никто не заметил.