Лабиринт

– Пора на посадку! – подошёл Лёша, проговоривший последние пятнадцать минут в стороне по телефону. – Алиса сказала, что виделась со Светой, и ей нехорошо. Завтра сопроводит её к психотерапевту.

– Понятно. Я чем-то могу помочь? – поинтересовался я, вставая со стула и беря свою сумку.

– Пока не знаю. Решим на днях, но наверняка с организацией похорон без нас не обойтись ей будет.

Мы проследовали к выходу из ресторана, как вдруг мой взгляд упал на газету, которую держал в руках человек, сидящий за столиком невдалеке от нас. Привлекла моё внимание не сама газета, а фотография, украшающая титульную страницу, – на ней был изображён сгоревший завод. Кажется, что я уже видел газету с этим заголовком на витрине одного из минимаркетов аэропорта, когда мы с Лёшей шли к ресторану, но прежде не предал ей значение. Как же быстро распространяется информация о катастрофах и трагедиях! Вот бы о чём-то хорошем писали так же быстро. По пути в самолёт я купил эту местную газету в том магазине, в котором её видел прежде, и положил её в сумку, чтобы почитать в полёте, так как интернета у той авиакомпании, которой мы возвращались домой, на борту не было даже в бизнес-классе. Надо бы Вере позвонить завтра, сейчас уже поздно.

– Лёша, а ты знал, что Саша планирует завод покупать? Меня он, если честно, удивил своим приглашением, сказав, что мы туда едем для обсуждения приобретения доли предприятия.

– Да, он упоминал это пару месяцев назад, как раз тогда, когда я открывал ресторан. Я звонил ему, чтобы уточнить, сможет ли он при возникновении проблем одолжить мне пару-тройку миллионов рублей, и он ответил, что у самого сейчас лишних денег нет в связи с покупкой. Хотя сказал, что постарается помочь, чем сможет, если у меня возникнет необходимость. Жаль, конечно, что так всё вышло! Ужасно жаль!

– А он не говорил о том, приезжал ли он уже сюда?

– Вроде приезжал, но большинство вопросов по телефону решал. А что?

– Да так, просто это всё настолько странно. Зачем было Виталику портить генератор, причём именно тогда, когда приехали мы? Почему это всё не произошло в наше отсутствие? Ты не думал об этом?

– Хм, я думал, что это просто совпадение. Полагал, что всё произошедшее никак не взаимосвязано с нашим приездом. Во всяком случае, я не знаю, как это связать воедино. Но вообще, знаешь, это действительно странно. Теперь я начинаю думать, что какая-то связь может и быть. Но какая?

– Не знаю. Как думаешь, Саша мог знать Виталика и предложить ему саботировать работу завода, чтобы купить подешевле?

От неожиданности и прямолинейности моего вопроса Лёша остановился и посмотрел на меня: – Ты думаешь, что Саша как-то причастен к инциденту с генератором?

– Зная Сашу, я не исключаю, что он мог это устроить.

– Мне сложно в это поверить. Я не думаю, что Саша мог бы так поступить.

После того как самолёт набрал высоту, пронзив перед этим сплошной покров облаков, я раскрыл газету и посмотрел, что пишут об инциденте, в надежде понять, что стало известно полицейским. В заметке не содержалось ничего особенного: только сухие факты о том, что сгорело несколько зданий и обнаружено семь жертв. Ни слова о том, что один из трупов был задушен, другой порублен топором, а третьего нашли с гвоздём во лбу. При прочтении текста складывалось впечатление о том, что все пострадавшие погибли из-за пожара. Интересно, неужели полиция настолько тщательно скрывает истинные факты до того, как разберётся в произошедшем, что о деталях произошедшего действительно никому ничего неизвестно? «Нужно следить за новостями! – подумал я и закрыл газету. – Наконец-то я лечу домой».

СЛУЧАЙНОЕ ЗНАКОМСТВО

Стопки бумаг, окружающие ноутбук, загромоздили половину рабочего стола. Алина и Паша, конечно, молодцы и в моё отсутствие прекрасно справились с работой, но есть вещи, которые могу сделать только я, и заваленный документами стол является этому подтверждением. Радовала мысль о том, что сегодня, наконец, разгребу этот завал, так как в субботу офис и лаборатория были пусты и никто меня не будет дёргать. Давненько я не проводил на работе по четырнадцать часов в день, как это делал в четверг и пятницу после приезда. Эта рутина точно нагнала бы на меня тоску, если бы срочной работы не было настолько много: так хоть можно получить удовольствие от осознания того, что за три дня я способен сделать то, что другие сделали бы за месяц. Не знаю, насколько ли полезен для меня такой стресс – пальцы рук дрожали он нервного перевозбуждения – но я определённо получал от него удовольствие. Осталось только получить финальные данные по проекту от Паши – как я и ожидал, он планирует закончить к первому октября – и к концу следующей недели можно будет расслабиться. Бумаги, печати, вопросы, десятки людей, спрашивающих совета, – всё перемешалось в голове так, что полностью застилало собой воспоминания о моих недавних разъездах, о которых я вспомнил лишь постольку, поскольку завтра вновь предстояло с ними столкнуться на похоронах Саши, к моменту начала которых должна прилететь Лера.

Я набрал на телефоне номер Веры, которой я, в связи со всей этой суматохой, так и не позвонил позавчера.

– Привет, Верусь, как у вас дела?

– Привет! Да всё в порядке. Мы уже дома. А у тебя как?

– Всё отлично. Командировка, правда, слегка затянулась, и в итоге только в четверг приехал, но работы было столько, что не было возможности позвонить. Вы с бумагами разобрались?

– Да, всё оформили, хотя не без разочарований. Как выяснилось, на даче у родителей хранилась часть наших детских фотографий, и всё сгорело, а цифровых копий, разумеется, для них не было. Да и оказалось, что декоративная модель ружья, которое папе подарили его сослуживцы на день рождения, тоже сгорела при пожаре на даче. Жаль – он очень ценил это ружьё, и я хотела его себе на память забрать. Но в остальном неплохо: часть фотографий дома хранилась и бабушкин сервиз тоже. Перевезли их к себе.

– Фотографии жаль, конечно. А что за ружьё? – насторожился я.

– Да обычный макет ружья, но очень качественный. Папе нравился, и он его на подставке в гостиной хранил, насколько я помню. Странно, что на дачу увёз его, ведь подставка так дома и осталась.

– Ясно. А настоящего ружья у него или Игоря никогда не было?

– Нет, ты что. Папа на охоту когда-то сходил с друзьями, но в качестве наблюдающего, и сказал, что его не сильно прельщает убийство животных. А Игорю вряд ли бы кто-то дал оружейную лицензию с его образом жизни – он же на учёте у нарколога был.

– Понятно… – фокус моего сознания начал постепенно уходить от начатого разговора с сестрой. – А Олег как себя чувствует?

– Хорошо, и он большой молодец! Очень помогал мне с документами и всеми смежными делами.

– Он говорил, что ты хотела перенести свадьбу, но я рекомендовал ему не делать этого. Всё в силе? Или решили перенести? – в голове предстала картина Игоря с ружьём в руках: так что же выходит, ружьё было декоративным?

– Да, ты прав оказался. Действительно, плохая идея была с переносом свадьбы. Всё-таки уже и приглашения разосланы и подготавливать всё начали. Так что ждём тебя в ноябре у нас, Андрюш!

– Я счастлив! Вы молодцы! А за фотографии не переживай. Главное, что не все утеряны, и можно радоваться по крайней мере тому, что хоть что-то сохранилось. – Я вспоминал, как прямо промеж моих глаз смотрело стальное серебристое дуло.

– Да, ты прав. Я оцифрую и пришлю тебе твои детские фотографии, если хочешь. Там и ты есть на некоторых.

– Конечно, присылай! Буду ждать. Ладно, Верусь, мне пора! Целую! – сказал я, понимая, что голос Веры окончательно отстранился от меня, и я ощущал его будто через толстую бетонную стену.

– До встречи на свадьбе! Фотографии пришлю недели через две. Пока!

Всё происходящее вокруг: то, как я кладу на стол телефон, пролетающие птицы за окном и движение секундной стрелки часов, висящих на стене, складывали в моём сознании картину замедленного кино, которое я смотрел через экран монитора. Ружьё, которым Игорь тряс перед моим лицом в гараже, было не только не заряжено, но оно и вовсе стрелять не могло. Это не было даже пневматической винтовкой, которой он мог ослепить меня, выстрелив в глаз. Зачем он это делал? Что он вообще хотел от меня, если не хотел меня убить? Или всё-таки хотел? Он же сбил меня машиной, и если бы я не услышал рёв мотора и не отпрыгнул, то вряд ли остался бы жив. Хотя нет: то, как он оперативно затащил меня в багажник, свидетельствует о том, что он всё спланировал заранее и, судя по всему, убивать меня не планировал. Не думаю, что он сумел бы настолько быстро сымпровизировать. Вот и ответ на вопрос о том, почему он не стрелял: он не сделал этого, потому что и не собирался этого делать. Но ведь он сказал, что собирается меня убить! Или нет? Кажется, он говорил, что я должен страдать. Но если он просто хотел меня запугать, то как я мог это понять? Как я мог понять, что он не собирается меня застрелить, если он привёз меня в гараж и тыкал мне в лоб стволом ружья? Разве я мог поступить иначе? Он же сам меня вынудил его убить. Сам вынудил…

Я раскрыл пачку сигарет и, подойдя к окну, которое открыл, закурил прямо в офисе, чего никогда прежде не делал. На улице стояла облачная погода, и редкие деревья загибались под шквалом дующего ветра. В открытое окно доносился гул проезжающих машин, который напрочь заглушался тогда, когда окно было закрыто. Хотелось бы мне также закрывать свои чувства и мысли, чтобы они не тревожили меня тогда, когда я этого не хочу. Голова медленно начинала болеть, но каждая глубокая затяжка синего табачного дыма расслабляла тело.

Как было бы правильным поступить в той ситуации в гараже? Ждать, пока он выпустит пар своим похмельным ором? Но он же сбил машиной и ударил меня, значит, я вправе был ударить его молотком. Но стоило ли его убивать? Ведь после второго удара, который пришёлся ему в челюсть, он едва ли представлял для меня угрозу. Я мог бы просто уйти и вызвать полицию. А что если бы он оказался в состоянии меня догнать и застрелить? Ведь я не знал, что ружьё ненастоящее. Хотя я мог бы уйти, взяв с собой ружьё. Да, наверное так и стоило сделать. Зачем же я его убил? Почему просто не остановился тогда, когда я понимал, что я уже в безопасности? Я же мог проявить сострадание к этому чёртову алкашу и просто уйти. Полагаю, что сломанная челюсть и выбитые зубы, которые он вряд ли бы себе вставил в ближайшие несколько лет из-за отсутствия денег, были бы для него адекватным наказанием за то, что он сбил меня машиной и пытался запугать. Паршивое чувство! Чувство вины за то, что уже никогда не сможешь исправить.

Привёл меня в чувство жар от незаметно подобравшейся к пальцам руки дотлевающей сигареты. Потушив её, я решил пойти пообедать в ресторан, в котором был в прошлый понедельник с Алиной, чтобы немного развеяться. Придя туда и заказав еду, я попытался прикинуть, сколько часов мне ещё требуется для того, чтобы закончить всю работу, и с облегчением понял, что часов за пять управлюсь и поужинать смогу дома. В ожидании заказа, я от безделья начал осматривать зал, потому что в этот раз я документы с собой не взял, так как хотел отдохнуть. В углу за круглым маленьким столиком сидел мужчина лет сорока в сером строгом костюме, закинув ногу на ногу. Вряд ли он привлёк бы моё внимание в обычный день, но взгляд на него возбудил у меня чувство дежавю, возможно, связанное с тем, что он держал перед собой раскрытую газету так же, как тот человек в аэропорту, у которого на титульном листе красовалась фотография сгоревшего завода. Кажется, что я его уже видел когда-то здесь, а может, и нет. Да и многих я здесь видел, ведь часто сюда хожу. Мне кажется, что у этого ресторана на время обеда имеется уже вполне сложившаяся аудитория, и я далеко не самый частый посетитель.

Я съел свой бизнес-ланч и, допивая кофе, ещё раз глянул на столик, стоящий в углу зала: в груди волной прошли мурашки от того, что я встретился взглядом с сидящим мужчиной, который сразу отвёл глаза в сторону газеты, которую продолжил читать. То мгновение, которое мы смотрели друг на друга, длилось не более доли секунды, но пристальный взгляд его карих глаз: взгляд человека, который смотрел на меня, как на отдельную личность, а не как на оживлённый предмет окружающего интерьера, заставил меня немного напрячься. Взглянув на него ещё раз и не отводя взгляд в течение десяти секунд, я убедился в том, что он продолжает читать свою газету и я ему не интересен. После этого я расплатился за обед, оделся и при выходе из ресторана ещё раз окинул взглядом столик в углу – мужчина продолжал читать газету, всё так же закинув ногу на ногу.

Когда я пришёл в офис, перед тем как вновь приняться за работу, позвонил Лере и убедился в том, что у неё всё хорошо и завтра она будет в Пулково к десяти утра. Остаток рабочего дня прошёл как в тумане на фоне мыслей об Игоре, которые я пытался заглушить, чтобы доделать бумажные дела, включающие в себя завершающийся проект и разбирательства с поставщиком топлива, в котором, как показал элементный анализ, выполненный в моё отсутствие, действительно оказалось превышено содержание тиолов.

На следующее утро я уже стоял посреди огромного и шумного холла Пулково, в котором как муравьи кишели прилетающие люди, идущие в сторону выхода с чемоданами сквозь стоящих на месте встречающих персон. – Привет! Как добралась? – я обнял Леру, подошедшую ко мне с чемоданом в зале аэропорта.

– Привет! Отлично! Я даже поспать успела во время полёта. Мы успеваем?

– Да, а ты уверена, что хочешь тоже пойти на похороны? Можешь дома остаться. Думаю, что на кладбище будет скучно и весьма депрессивно. Зачем тебе это?

– Пойду с тобой. Может, скрашу тебе сегодняшний день своим присутствием. Да и Сашу я знала. Думаю, что будет правильным, если появлюсь там.

– Хорошо, тогда давай сейчас завезём вещи домой, позавтракаем и поедем. Нам на север города нужно, ехать по магистрали около часа. Так что времени немного.

После того как мы загрузили вещи в машину, через полчаса были уже дома, и, пока Лера принимала душ, я разогрел приготовленный заранее завтрак и налил горячий ароматный кофе. Выйдя из душа в одном полотенце, Лера взяла вещи и вернулась в душ, из которого через несколько мгновений послышался звук фена. Давненько я не слышал этого звука из ванной, ведь сам я голову не сушил в силу того, что короткие волосы успевали высохнуть до того, как я выйду из дома. Прекрасно, когда дома женщина, и ещё лучше, когда такая красивая, как она.

– Андрей, сколько у нас ещё времени есть? – послышался голос Леры из ванной.

– Ну, вообще, уже времени нет. Пора бы второпях позавтракать и выезжать. До начала осталось чуть больше часа.

– Хорошо. Тогда краситься не буду. Давай кушать! – Лера вышла из душа и села за стол, отломив себе кусок омлета. – Боже, как вкусно! Ты же говорил, что не умеешь готовить?

– Я говорил, что на костре не умею ничего готовить, а дома с нормальной плитой вполне неплохо справляюсь. Нравится?

– Конечно! Очень вкусно. Вечером ужин я приготовлю. Съездим вместе в магазин?

– Хорошо, но думаю, что к вечеру устанем, и можно будет в ресторан сходить, если хочешь.

– Нет-нет. Я приготовлю что-нибудь сама. Лучше дома вместе время проведём.

– Договорились!

Позавтракав и загрузившись в машину, мы отъехали. Я не стал говорить Лере, что мы опаздываем и хорошо было бы собираться чуть быстрее, так как уже проходил это с бывшей женой. Видимо, это в натуре женщин. По крайней мере, краситься не стала, когда узнала, что мы опаздываем – хороший знак. Да и зачем ей краситься? По-моему, она прекрасна и без косметики.

К нашему приезду многие уже были на кладбище. Лёша что-то обсуждал с двумя мужчинами, а Алиса успокаивала Свету, которая рыдала около гроба Саши, невдалеке от сидящих на стульях троих детей. Подойдя ко всем, мы поздоровались с присутствующими, и Лёша представил Леру Алисе, которая при знакомстве лишь слегка улыбнулась и продолжила успокаивать Свету. Мы прошли к детям и сели рядом с ними, чтобы в случае необходимости как-либо поддержать их. Вообще, они держались хорошо, в отличие от своей матери. Хотя, что уж им там понимать в их возрасте? Кажется, что мне в детстве было совершенно без разницы, хоронят кого-то или нет. Думаю, что у многих людей сожаление и печаль при смерти человека приходят лишь по мере взросления. Дети были больше удручены плачем Светы, нежели тем, что Саша лежал в гробу. Удивительно то, как похоронные мастера заделали дыру от гвоздя в его лбу. Гроб был открыт, и Саша лежал, на первый взгляд, абсолютно невредимый. Если бы я своими глазами не видел торчащий из его головы гвоздь шесть дней назад, то даже и не подумал бы о том, что он в ней был – великолепная работа!

Лёша помог организовать Свете почти все детали похорон, и теперь оставалось лишь догадываться о том, почему он так рвался помочь: то ли он с Сашей общался гораздо ближе, чем я ранее предполагал, то ли пытался компенсировать чувство вины за причастность к афере, приведшей к его смерти, если такая действительно была, то ли от всего вместе. Как же мне понять, что там на самом деле было? Что бы я ни спрашивал у Лёши, он отвечал так, что нельзя было понять, причастен он к тому, что происходило на заводе или нет. С одной стороны, он располагал доверием Саши, и ему, судя по всему, нужны были деньги, и он мог согласиться помочь Саше устранить Владислава Викторовича и, впоследствии, Виталика. Но с другой стороны, сложно поверить в то, что они с Сашей могли вообще такое задумать. Явное противоречие, ведь Сергей, давно знавший Виталика и способный его попросить испортить генератор, пытался сбежать, и ему пытались помочь сообщники. Но откуда тогда в куртке у Лёши ключи от шкафчика? Может, ему их подложили, или он в последний момент надел чужую куртку? Пожалуй, это бы всё объяснило. Мы же все переоделись после тушения машины в стандартную форму! Он мог просто случайно надеть куртку Сергея! Вот и потенциальный ответ на мучающий меня вопрос, но всё-таки хорошо бы проверить наверняка. Что же у него спросить такого, чтобы выяснить правду?

Священник начал нудно бубнить какую-то молитву и ходить с воняющим на всю округу кадилом, а гроб стали медленно опускать в яму, изголовье которой украшало огромное мраморное надгробие с выгравированной фотографией Саши и датами его жизни. Вокруг могилы собралось человек семьдесят, хотя многие из них, судя по выражению лица, пришли сюда по чисто формальным причинам и явно скучали – это выражение лица с каждым годом я вижу всё чаще и чаще. Хорошо, что Лера со мной: пожалуй, она одна из немногих здесь присутствующих, на лице которых читаются искренние эмоции. Лёша, Света, Алиса, трое Сашиных детей, ещё какая-то пара, стоящая рядом с ними… кажется, что и десяти человек, искренне скорбящих об утрате, не наберётся. Неужели и у меня на похоронах так будет? Думаю, что даже хуже, ведь детей и жены у меня нет. Лёша, Лера и Вера расстроились бы, а остальные так же стояли бы и ожидали, когда всё закончится, создавая собой одетую в чёрное массовку.

Пожалуй, что на похоронах родителей, на которых присутствовало ощутимо меньше людей, опечаленных было даже больше, чем здесь, несмотря на то, что большая часть стояла с такими же безразличными и скучающими лицами. Что же нужно сделать такого в своей жизни, чтобы из-за твоей смерти искренне расстроились хотя бы человек пятьдесят?

Яму начали закапывать, и от ощущения того, что я больше никогда не увижу Сашу, на душе стало абсолютно пусто. Казалось бы, я знал, что он давно мёртв, но почему-то именно сейчас, когда куски земли стучали о крышку гроба, ко мне пришло осознание того, что Саши в моей жизни больше нет и никогда не будет. Ветер начал обдувать тонкие влажные дорожки на щёках, которые оставили стекающие слёзы, и я достал одноразовый платок, чтобы высморкаться. Видит ли Лера, что я плачу? Некрасиво и неприлично мужчине плакать, тем более при девушке. Но надеюсь, что сложившиеся обстоятельства позволяют мне это делать. И всё же не стоит: я же не какой-нибудь слабак.

Заставив себя успокоиться и рассчитывая на то, что Лера не заметила слёз, я продолжил смотреть на то, как заканчивают закапывать гроб, после чего я подошёл к Лёше и уточнил, не против ли Света того, чтобы Лера была на поминках у Саши дома. Получив в ответ то, что раз она со мной, то её присутствию, безусловно, все будут рады, если это вообще возможно при данной причине собраться, мы сели в машину и поехали к Саше домой в сторону Зеленогорска, где в трёхэтажном особняке нас уже ждали две прислуги и накрытый стол.

К моему удивлению, на поминках было всего десять человек, без учёта детей, которых после приезда сразу забрала няня: Света, Лёша с Алисой, я с Лерой, та пара, которую я приметил рядом с гробом, которая оказалась сестрой Светы и её мужем, и ещё трое наиболее близких коллег Саши, с которыми я никогда ранее не встречался. Чувствовал я себя здесь куда более комфортно, чем на поминках родителей, – все свои.

Не прошло и тридцати минут после того, как мы сели за стол, как разговор зашёл о том, что произошло в Хибинах. Мы с Лёшей и Лерой в очередной раз во всех деталях описали происходящее, и я рассказал то, как Саша самоотверженно вызвался отвлечь на себя сообщников Сергея, чтобы спасти Лёшу, Леру и Петра и помочь мне. Кажется, что Свету немного успокоила мысль о том, что её муж погиб, героически спасая невинных людей. А двое из его коллег, сидевших с нами за столом, впоследствии рассказали о том, как Саша помогал им и что на него всегда можно было положиться.

– А уже стало известно, что произошло после того, как вам удалось уйти оттуда? Почему возник пожар, при котором погиб Сергей? – спросила нас Света. – Кажется, что там нашли ещё двух пострадавших?

– Мне вчера вечером звонил Пётр, – ответила Лера. – Это инженер, который был с нами и у которого друг в МЧС работает. Он сказал, что информации официальной пока нет, но удалось установить личность двух пострадавших, найденных рядом с цистерной – это была молодая пара из Мончегорска, которая приехала в четверг вечером в Кировск в поход по Хибинам. Не помню имён, но парню было двадцать шесть, а девушке двадцать четыре. Я их лично не знала, но, как выяснилось, та девушка с моей одноклассницей в Мурманске училась. Ужасно всё вышло: судя по всему, они оказались в ненужном месте в ненужное время, и их убили сообщники Сергея.

– Кошмар какой! Ну хоть Сергей погиб, и от этого немного легче. Нехорошо так говорить, конечно, но это для меня хоть каким-то облегчением является. Что же у него за сообщники такие, которые пару невинных мимо проходящих ребят могли убить? Может, они видели, как они… боже… Сашу догнали?

– Всё может быть, я не… – Лёша продолжал шевелить губами, но я перестал слушать, погрузившись в абсолютную тишину своих мыслей. Пара, гуляющая по горам и оказавшаяся не в том месте и не в то время… «Я их видел впервые в жизни. Это просто туристы, которых я увидел из окна, подозвал и попросил вызвать при первой же возможности полицию». – Жалобно кричит Сергей. – «Это же Саша во всём виноват…» Что если Сергей говорил правду? Что если это действительно были мимо проходящие туристы, которых он не знал, и Сергей просто спрятался в цеху, потому что боялся Саши? Может, он пытался сбежать лишь постольку, поскольку опасался за свою жизнь? Может, он знал про Сашу что-то, чего не знал я, и это Лёша, помогая Саше провернуть его аферу, убил Виталика? Лёша, который сейчас сидит передо мной и говорит Свете о том, что он тоже рад, что Сергей погиб? Почему Лера мне вчера не сказала об этом разговоре с Петром, и я слышу о нём только сейчас?! Вчера собирала вещи, а сегодня не успела рассказать, потому что торопились на похороны?

– Лера, а эта пара… Тебе одноклассница ничего про них не рассказывала? Они часто на Хибинах были? Может, на завод хотели устроиться или уже работали там? – спросил я.

– Говорила, что отличные ребята и жениться собирались. Девушка… как же её звали, вспомнить не могу, но не суть, в июне магистратуру закончила и вроде после свадьбы собиралась в Мурманск возвращаться, чтобы работу найти. А по Хибинам лишь иногда ходили: может, один или пару раз в год – не знаю точно. А что?

– Да так, просто интересно.

– А на заводе точно ни он, ни она не работали, я бы знала. Там людей же не много, я бы запомнила. В общем, ужасная история!

Зачем же они лезли за Сергеем? Чтобы помочь? Тогда зачем они убили Сашу?! Неужели случайно? Может, тот парень просто хотел ударить куском валявшейся под ногами доски огромного мужика, без веской причины гнавшегося за ним посреди гор с топором, и даже не видел, что из неё торчит гвоздь? Если бы я был посреди безлюдных гор со своей невестой и сразу после того, как незнакомый мужчина попросил меня о помощи из окна, за мной неожиданно погнались бы двое вооружённых мужчин, то, пожалуй, я бы тоже не стал спрашивать об их намерениях, прежде чем ударить одного из них куском найденной доски. Неловкая ситуация вышла: они хотели спасти беспомощного человека и поэтому убили Сашу, а я убил их, потому что тоже хотел спасти беззащитных людей.

Если задуматься, то ведь идею о том, что всё устроил Сергей, подал именно Саша, когда мы откручивали с внедорожника аккумулятор, сразу после того, как я сказал, что Лёша может быть под подозрением в убийстве Виталика. Да и тот разговор Саши с Сергеем посреди ночи: в голосе Саши не было ни капли сожаления о смерти Владислава Викторовича и его интересовало лишь то, сможет ли он купить весь завод, сэкономив при этом порядочную сумму денег.

В голове как будто что-то щёлкнуло и появилась более или менее цельная картина того, что произошло. Своеобразный сдвиг парадигмы, при котором начинаешь совершенно иначе смотреть на уже известные факты. Саша хотел выкупить весь завод, но Владислав Викторович ему препятствовал. Каким-то образом ему удалось связаться с Виталиком и подговорить его устроить смертельную ловушку для собственника завода, чтобы устранить его. Виталик, поняв, что мы способны посмотреть записи с камер, на которых имеются доказательства того, что он устроил диверсию, поставил Саше ультиматум, что либо он избавится от записей, либо он сдаст его полиции. На каком-то этапе в дело вступил Лёша, которому нужны были от Саши деньги, вследствие чего он ночью выкрал системный блок с компрометирующими охранника записями. После того как системный блок удалось найти, Лёша задушил Виталика, который, вероятно, хотел сдать ещё и его. Вряд ли бы Лёша стал убивать человека, если бы непосредственно ему ничего не угрожало. Сергей доверял Петру и Лере, поэтому понимал, что Виталика убил кто-то из нас троих, вследствие чего и решил сбежать, но после того как повредил ногу, скрылся в цеху. Боясь за свою жизнь, он позвал мимо проходящих туристов, за которыми мы с Сашей погнались, в результате чего остался из нас четверых в живых только я.

Саша умер случайно, Витя, судя по всему, – тоже, Виталика убил Лёша из-за денег, а Владислава Викторовича – по сути, Саша, и тоже из-за денег. Сергей и пара туристов убиты мной из-за недопонимания, которое зародил во мне Саша. Что за нелепая ситуация… Игоря я тоже убил из-за того, что неправильно оценил обстановку. Я ужасный человек! И как мне теперь с этим жить? И даже к психотерапевту не обратиться, чтобы хоть как-то снять напряжение, а ведь он действительно мне помогал. Что я ему скажу? Что меня мучают угрызения совести за то, что я убил четверых человек из-за возникшего недопонимания?! Одному размозжил черепную коробку молотком, потому что он тыкал мне в лицо игрушечным ружьём; второго порубил топором, потому что он пытался защитить себя, когда за ним погнался незнакомый здоровенный мужик; третью изнасиловал и порезал ножом за то, что… я даже не знаю, за что, может, за то, что она слишком громко всхлипывала, прячась за камнем; четвёртому перерезал глотку после того, как сбил его камнем со второго этажа, пытаясь перед этим его сжечь, просто потому, что он пытался убежать. Интересно, при таком раскладе меня посадят в тюрьму или положат в психбольницу?

Эх… голова опять заболела.

Пульсация в висках давила всё сильнее, и казалось, что голова сейчас разорвётся на куски, а к горлу начала подступать желчь из-за начавшейся тошноты. Белая тарелка, стоящая передо мной на столе, медленно начала уплывать в сторону, прячась за чёрные точки, начавшие быстро мельтешить перед глазами. Темнота обволокла всё тело своими объятьями, укутав в свою тёплую пелену. Послышался приглушённый стук тела, упавшего на пол.

Издалека доносилась сирена скорой помощи, и всем своим телом я ощущал лёгкие перегрузки, которые я, бывало, испытывал, катаясь в детстве в парке аттракционов. Как же всё было легко и просто тогда! Вращающаяся по кругу карусель доставляла мне искреннее удовольствие, и я смеялся, держась за две тёплые, нагретые солнцем, цепи, на которые крепилось маленькое деревянное кресло, находившееся подо мной. Тёплый ветер обдувал моё лицо и трепал одежду. Дети смеялись и визжали, и я смеялся вместе с ними. Вокруг проносились зелёные деревья, и снизу стояли и смотрели на всех родители. От контакта с железной цепью руки пахли характерным металлическим запахом, и я на тот момент ещё не только не знал, что это запах вещества, образующегося при окислении липидов кожи двухвалентным железом, но и вовсе не представлял, что такое атом или молекула. В школу не нужно было идти ещё два месяца. Два месяца, в течение которых можно было купаться, загорать и просто отдыхать, играя на природе. Никаких забот, никакой ответственности… блаженство.

– Дайте нашатырь… – сказал женский голос, и в нос ударила волна аммиачного запаха, напрочь разрушив всю ту прекрасную картину, которая прокручивалась у меня в голове. Пожалуй, это как раз тот запах, которым можно было бы описать всю мою взрослую жизнь.

– Андрей, ты меня слышишь? – Лера стояла рядом со мной, загораживая собой белые слепящие лампы больничного отделения.

– Привет. У тебя всё хорошо?

– Что?! У меня? Да это же ты без сознания лежал больше получаса! – закричала Лера.

– У меня всё в порядке, не переживай! Сейчас ещё немного полежу и домой поедем. Мы в больнице?

– Лежи и отдыхай! Да, в больнице. Не думаю, что сегодня тебя отсюда выпустят. Знаешь, как ты меня напугал? – Лера, как мне показалось, испытывала удивительный букет чувств, состоящий из злобы, переживания, смятения и радости, который в течение нескольких последующих минут, в процессе моего полного прихода в сознание, медленно перерос в спокойствие и умиротворение.