лИса

Близнецы

Так спокойно и беззаботно катился день за днем. Просыпаясь к полудню, я обходил замысловатым маршрутом стоянки и большую поляну, напоминающую к этому времени ленивое тюленье лежбище. А потом, если нигде не встречал Лису, шел на маленькую полянку и ждал. Чего-чего, а ждать я умею, это же мое, профессиональное. И рано или поздно она приходила. Затем мы валялись в траве, дурачились и целовались. Или шли прогуляться по лесу. А потом купались в озере. Ведь никакой программы фестиваля не существовало, тем более для нас. Сейчас мы сами были лучшим фестивалем друг для друга, и это пламя разгоралось день ото дня.

С Лисой меня ни на минуту не покидало ощущение, будто мы знали друг друга и раньше – быть может, в тех самых прошлых жизнях, в реальности которых, я, честно говоря, серьезно сомневался. А теперь просто встретились и вспомнили друг друга. И что я любил ее всегда, только не знал этого до момента нашей с ней встречи. Мы стали близки за такое короткое время, что прямо дух захватывало. Эти пальцы, немного смущенная улыбка, искорки радости в радужке темно-зеленых глаз – все было родным и до боли знакомым. Когда мы разговаривали, у нее порой бывал такой взгляд, какого я прежде ни у кого не встречал. Она словно открывалась изнутри, облачаясь в мои слова, и ей было комфортно в них, а я чувствовал ее принятие на каком-то особом глубинном уровне. И в этот момент не было ничего более для меня важного, чем она сама, ее чуткость и внимание. Мне хотелось, чтобы это состояние не исчезало, чтобы оно перетекало из одной минуты в другую, из часа в час, изо дня в день. Я всем своим нутром понимал, что она именно мой человек, и наша встреча была неизбежной. Но надо сказать, что прежде я, со своей прагматичной натурой, ни во что такое не верил. Банальное выражение «Любовь с первого взгляда» вдруг материализовалось. И теперь я взирал на все это словно со стороны, с искренним недоумением. Чувство, которое невозможно протестировать или подвергнуть анализу, – словно молния, пронзившая сознание. Когда все происходит мгновенно, с одной лишь искры: вжух, вы встречаетесь взглядами и крышу сносит напрочь. И ты не ешь, не спишь и не можешь ни о чем думать, кроме нее, – словно ваши атомы всегда знали друг друга и лишь ждали подходящего момента, чтобы встретиться и воссоединиться.

– Как это объяснить? – спросил я как-то у Лисы.

– А зачем пытаться все объяснять? – ответила она. – Нам же хорошо вместе? Не нужно слов, давай просто принимать это.

И мы принимали. По вечерам лагерь обычно оживал, музыка становилась громче, и мы в обнимку шли на общий сейшн.

Катя, похоже, была даже рада, что у нас с Лисой завязалось нечто большее, чем дружба. Но все же отчего-то грустила. Как-то раз я даже спросил у нее, все ли в порядке. В ответ Катя подошла ко мне, встала на цыпочки и чмокнула меня в щеку.

– Все прекрасно, не думай об этом, – прошептала она мне в самое ухо.

Я почти сразу научился их различать, и не ошибся ни разу. Конечно, раста-косичка в рыжем локоне Лисы существенно помогала мне в этом, но я все равно пытался улавливать различия в нотках голоса и интонациях. В перепадах настроения и нюансах характеров. Это удивительно, когда у тебя есть близнец, фактически твой двойник. Очень хотелось увидеть их вместе, но, с другой стороны, это как просить, чтобы я посреди Радуги прервал свой «босоногий» опыт и натянул кеды. Лиса про это говорила просто:

– Мы чувствуем друг друга на любых расстояниях, и знаем, кто из нас чего хочет, читаем мысли друг друга. Часто играем. Мы словно одно существо. Но иногда мы делаем разумный выбор, чтобы не мешать друг дружке в личной жизни. Никого нельзя лишать счастья, а тем более свою сестру-близняшку.

К тому же, Лиса совсем незаметно начала называть меня Митей, а Катя продолжала звать Димой.

– А мне больше нравится Митя, как в Карамазовых, – сказала Лиса, – Митя чувственней и мягче, чем Дмитрий.

– Меня так бабушка называет, – усмехнулся я.

– Вот и прекрасно, пусть я буду этим связана с кем-то из твоих родных.

Я же понял этот шаг как еще одну попытку обозначить для меня, кто из них кто. Помочь не путаться. В городе можно носить разную одежду, тут же все ходили в чем мать родила, и разве что феньки были в этой вселенной, словно цветастые маячки.

Сегодня мы с Лисой решили разыскать типи Олега, брата Семена. Он и правда, как предупреждал Семен, так умело спрятался и замаскировал свою мини-типуху, что мы просто проскочили мимо нее в метре от входа.

– Чш-чч, – послышался характерный позывной, мы оглянулись – из кустов торчала довольная ухмыляющаяся рожа Олега. Он казался ожившим неандертальцем – крупным, волосатым и добродушным, как сенбернар. А кусты были не чем иным, как маскировочной сеткой, натянутой на стены типи.

– Олежа! Сколько лет, сколько зим! – обрадовался я, увидев знакомое лицо, – это Лиса, знакомься.

– Оч приятно, а где Ленка?

– Олег, ну нельзя быть таким бестактным, а? Разошлись мы.

– А почему? – продолжал гнуть свое Олег.

Я взглянул на лицо Лисы и мгновенно пожалел о том, что мы вообще к нему зашли.

– Давай лучше мате заварим, я уверен, что у тебя есть, – подмигнул я Олегу.

Это сразу же подействовало на него отрезвляюще:

– Да, давайте залезайте в типи, сейчас закалебасим, – тут же засуетился Олег.

– Йерба мате, – сладко протянула Лиса, – я мечтаю о Латинской Америке.

– Курнем? – посмотрел на нас Олег, – у меня гашик индийский.

– Я не буду, – отказался я, – если только Лиса составит…

– Не-не-не, – запротестовала Лиса.

– Отлично, мне больше достанется, – успокоил нас Олег.

Он засыпал мате в тыквенный калебас, наполнил термос кипятком и закурил потрескивающую самокрутку. Мы уселись на расстеленные в типи карематы и, подливая кипяток в калебас, пустили его по кругу – по традиции каждый делал лишь по глотку и передавал следующему.

– Олег – большой специалист по чаю, – сказал я Лисе, – наверняка у него с собой брикет десятилетнего пуэра и куча различных сортов зеленого чая.

– С собой, с собой, целый желтый чемоданчик – отреагировал Олег и заулыбался.

– Почему желтый? – спросила Лиса.

– Так с Казантипа же, там, если ты с желтым чемоданом, вход на фест бесплатный.

– Да-да, – подтвердил я.

– А ты часто путешествуешь? – заинтересовалась Лиса.

– Даа, практически живу в путешествии, – закивал Олег, докуривая косяк.

– Да ладно, гнать-то, может быть, сейчас путешествуешь, но раньше я тебя никогда не мог вытащить даже во двор, – засмеялся я.

– Ну, во-первых, – приосанился Олег, – не обязательно куда-то ездить, чтобы путешествовать. А во-вторых: вообще-то, я кристально честный и искренний человек. Хотя изредка бывает так, что и вру. Нагло и бессовестно. Но не с какой-то там меркантильной целью, а лишь для того, чтобы оттенить своей ложью ценность истины. В этом и есть моя правда. Вы же понимаете, что правда и истина – это не одно и тоже.

Он закопал оставшийся от косяка хабчик прямо в пол типи. Лиса уже поняла всю нетипичность общения с Олегом и просто улыбалась, отхлебывая мате из калебаса.

– Олег, а почему ты наружу не выходишь? – спросила она, – мы ни разу тебя на общем кругу не видели.

Олег усмехнулся.

– Мне и так хорошо. Люди в гости ходят, а я их чаем пою и травой накуриваю. Каждый ведь для своих целей приезжает.

– Это верно, – поддержал я.

– Я тут в своем ритме живу, – продолжил Олег, – читаю много.

– А что читаешь? – заинтересовалась Лиса.

– Вот сейчас Кебра Нагаст дочитал, это растаманское чтиво – священная книга древних абиссинцев. Книга мудрости Растафари.

– Ты растаман?

– Я человек интересующийся. Раста же, это не только «коноплю долбить». Растафари – это образ жизни, философия, культура и религия. Каждый видит свое. Мне интересны корни. Вот, например, Радуга. Она возникла в Америке в начале семидесятых, в результате переосмысления традиций индейцев Великих Равнин. Название «Рэйнбоу» было взято из пророчества индейцев хопи, где говорится, что в конце времен, когда Земля будет на грани катастрофы, появится единый народ, который будет состоять из людей разных наций, говорить на разных языках, подобно тому, как радуга состоит из разных цветов.

– Интересно, – заметил я.

– Да, – продолжил Олег, – и нужно нести это знание и, распространяя его, разъяснять людям. Чтобы не было случаев как на Мшинской.

– А что было на Мшинской? – спросила Лиса.

– На Мшинской все плохо было, – ответил я, – чаще всего власти Радугу игнорируют. Но на Мшинской радужные, видимо, нарушили чьи-то планы или заняли территорию, слишком близкую к городу. Прислали ОМОН с вертолетом и все плохо закончилось.

– Соль в том, – продолжил Олег, – что, судя по последующим публикациям, власти вообще не поняли, что же они такое разогнали. Деревенских, наверное, можно понять: их могла испугать толпа ярко одетых людей. Если бы каждый умел просто и грамотно объяснить, что здесь происходит, такого бы не случилось. Ведь когда местное население понимает смысл действия, они и сами с удовольствием подключаются. И помогают по мере возможностей. У местных всегда можно молока купить, или свежих овощей. Они и дорогу новоприбывшим помогут найти.

– Да, да, – заметил я: «Ваши туда в лес ушли. А вы оттуда потом выйдете?»

Мы все вместе рассмеялись.

– Ладно, Олежек, мы с Лисой еще сегодня на семинар собирались. Будем отчаливать. Да, Лиса?

– Да, спасибо огромное за мате, – добавила Лиса, – я прямо почувствовала Аргентину, пока пила, а это мечта моя заветная.

– Значит, будет Аргентина, – ответил Олег, – вам спасибо что заскочили проведать. Что за семинар-то?

– Культура древней Ирландии, музыка-танцы – почти хором сказали мы с Лисой и тут же рассмеялись.

– А вы клевая пара, настоящая, – заметил, улыбаясь, Олег, – будете всегда вместе, я такое обычно чувствую.

– Спасибо, – сказала Лиса и чмокнула его в щеку.

Подходя к поляне, Лиса вдруг замешкалась.

– Давай я до палатки схожу, а позже подойду, потупившись сказала она.

– Ну давай, я буду ждать.

– Если Катю увидишь, передай ей привет и поцелуй от меня. Только в щечку! – погрозила она мне пальцем.

– Хорошо.

Я свернул самокрутку, покурил, а затем не спеша двинул на Круг.

Действительно, неподалеку от Круга, возле Доски Объявлений, куда приносят найденные и заблудившиеся вещи, я через некоторое время и нашел Катю. Она сидела и болтала с какими-то девчонками. Увидев меня, Катя тут же встала и отвела в сторонку.

– Слушай, Дим, тут такое дело… Мне в город надо.

– Опа, зачем это? – опешил я.

Катя виновато посмотрела на меня.

– Достала мобильник, а там куча сообщений. Работу хорошую дают, новый объект, не могу такое заманчивое предложение упустить.

– Точно говорят, что телефон нужно в последний день из рюкзака доставать. Вавилон найдет способ затянуть.

– Вот ты вернешься в город, – грустным тоном сказала Катя, – и слово «Вавилон» на следующий же день исчезнет из твоего лексикона.

– А Лиса в курсе?

– Мы с ней говорили о том, что я, возможно, уеду раньше.

– Эх, Катя…

Она протянула мне листок бумаги.

– Вот номер моего телефона.

– Хорошо, Лиса просила тебя в щечку поцеловать.

– Так поцелуй уже, – засмеялась Катя, – что стоишь?

Я чмокнул ее в щеку. Катя обняла меня, затем сделала ручкой «Чао» и пошла в сторону леса.

– Кать, – крикнул я вслед, – давай я тебя до станции провожу!

– Спасибо, не надо, я же договорилась с местными, меня подкинут на машине до электрички, там как раз одно место будет.

– Ну ладно тогда, удачи, и береги себя!

– Спасибо! А ты береги мою сестру!

– Хорошо, обещаю!

С большой поляны послышался трубный звук, издаваемый огромной, как у Человека-Амфибии, раковиной – призыв на сбор к общей еде. Хоть я практически никогда и не ел на Кругу, сейчас решил попробовать. На общий круг приходят почти все, хоть большинство и готовят еду у своего костра и на свой вкус. В отличие от общей, вегетарианской кухни, у себя можно есть и мясо, и консервы. Хотя мне, по большому счету, было все равно – что мясо, что овощи. Так как миску я с собой не взял, пришлось попросить у Семена. Он жук запасливый – носит для первого, и для второго.

Кто-то подкрался сзади и мягкими ладошками закрыл мне глаза.

– ЛИса? – я сделал вид, что угадываю.

– Дааа, – навалилась она на меня и, свернувшись калачиком, улеглась ко мне на колени.

– Катя уезжает, – я посмотрел ей в глаза.

Лиса отвела взгляд.

– Это должно было случиться, не думай, все нормально.

– Ладно, если ты говоришь, что нормально…

– Ну что, после ужина будем танцевать ирландские танцы на малой поляне, – она посмотрела на меня своим искрящимся взглядом.

– Конечно, сегодня танцы под луной, – ответил я и обнял ее.

– А потом можешь меня и до палатки проводить, – тихо произнесла Лиса.

Демон Лапласа

– Странно. Мы в карельской глуши, вокруг лес и трава, а меня не укусил ни один комар. Ни разу, – шепчу я Лисе.

– Меня тоже, – отвечает она так же тихо.

– А меж тем народ постоянно какими-то спреями пользуется, анти-москитными мазями натирается, вонючки жжет.

– Просто комары знают, что я лиса – лесной житель, а ты под моей защитой, – прошептала Лиса и, поцеловав в плечо, крепче прижалась ко мне под спальником.

Мы лежим в ее палатке, расставленной обособленно возле озера, и в микроокошко на потолке смотрим на звезды. В этот момент мы очень близки и счастливы. Все случилось не рано и не поздно, а именно тогда, когда и должно было случиться. Хотя, оказалось, что когда люди все время голые, то это, как могло бы показаться, не ускоряет развитие отношений, а напротив – последний шаг сделать становится гораздо труднее. Но все произошло именно так, как мы хотели. И теперь, чувствуя, что некая грань пройдена, я задумался: «А что же дальше?» Ведь Радуга – это утопия, реализованная на очень непродолжительный срок, а через неделю нам ехать в город, где у каждого куча своих дел и мы просто не сможем быть все время вместе. Но сейчас мы здесь. И нам по-настоящему хорошо.

– Лиса…

– Да, Мить.

– А в городе мы будем вместе?

– А ты хочешь этого?

– Очень.

– Значит будем.

– Хорошо. И только потому, что этого хочу я?

– Я тоже очень хочу.

– Хорошо.

– А еще я верю в судьбу. В то, что выбора, как такового, не существует, и все предопределено заранее. Браки заключаются на небесах. Детерминация.

– Ты что, фаталистка? Разве это не скучно?

– Причем тут – скучно или нет. Так есть, но мы же не знаем исход. Мы все равно живем в иллюзии, но понимание принципа детерминации дает некую внутреннюю свободу. Мы можем играть с судьбой, словно дети.

– Думаешь? Кто-то придумал какой-то принцип, и ты готова руководствоваться им в своей жизни?

– Почему кто-то? Принцип детерминации – один из ключевых в современной классической физике. Его можно называть как угодно, – провидением, если хочешь. Он просто подразумевает, что все происходящее обусловлено судьбой, Богом, высшими силами или же другими внешними факторами.

– А как же наша воля?

– Есть такой мысленный эксперимент «Демон Лапласа»⁴ … Хм, ладно, если проще, то причина всегда вызывает определенное следствие. Это называется причинно-следственной связью. Или кармой, если хочешь. Причинная взаимообусловленность событий во времени.

– Святой Колтрейн… Никогда не думал, что умные девушки настолько сексуальны, – я поцеловал Лису в лоб, и попробовал сменить тему:

– А в каком районе вы живете?

– На Авиамоторной, в Лефортово, – ответила Лиса, рассмеявшись моему комплименту и легонько, словно по-детски, пробуя остроту зубов, куснула меня за плечо, – у нас небольшая комната в квартире.

– А я на Первомайской. Один в целой квартире.

– Ого! Митя, да ты завидный жених. Тогда я буду к тебе приезжать.

– Хорошо. Но я это жилище снимаю. Хозяин хороший, как сдал, так арендную плату еще ни разу не повышал.

– Да я шучу, Мить. То, что не с родителями живешь, – это уже клево.

– Интересно, как живется двойняшкам.

– Мои родители трахались лишь однажды, поэтому мы близнецы… Они не захотели сделать это второй раз, – ненавязчиво ушла Лиса от ответа.

– Это же из «Мечтателей» Бертолуччи! Обожаю этот фильм.

– Я почему-то даже не сомневалась, – Лиса внимательно взглянула мне в глаза, – идем на озеро? На луну смотреть, в водном отражении.

– Пойдем.

Мы встали и, закутавшись вдвоем в один спальник, словно в гигантский кокон, вылезли из палатки. Суматоха на большой поляне уже успокоилась, и слышны были лишь хруст веток в лесу да редкие всплески воды в камышах. Обнявшись, мы уселись на поваленное дерево, что лежало на берегу озера.

– Знаешь, Ли, – сказал я, – если вдруг завтра утром я умру, то для вечности ты будешь именно тем человеком, к которому я шел всю свою жизнь. Через опыт, ошибки, расстояния и отношения с другими людьми. Весь мой путь был именно к тебе, в эту самую точку во времени и пространстве. Но если задуматься, завтрашнего дня и так еще нет, – он существует лишь в возможной перспективе. То есть, мгновение, в которое я говорю тебе это, и есть тот самый момент истины. Понимаешь? Я прожил всю жизнь до сегодняшнего дня лишь для того, чтобы сейчас говорить с тобой.

– Мы прожили, чтобы встретиться, – серьезным тоном поправила меня Лиса.

– Да.

– Мить, а поехали путешествовать?

– Куда?

– В Латинскую Америку.

– С тобой, конечно, это очень соблазнительное предложение, но…

– Стоп, стоп, не надо сейчас отвечать, просто подумай. Уличные музыканты в Буэнос-Айресе, затерянные города, шаманы в Боливии, горы, гейзеры… Просто имей ввиду, что есть такая опция: поехать со мной в путешествие.

– Ох, как это заманчиво, – я обнял ее, – когда мы вернемся с Рэйнбоу, будет ровно месяц моего отсутствия, а за это время в Москве тебя начинают забывать. Это самый длительный мой отъезд в году. Месяц. В квартиру пустил друга на это время, потому что, если уехать и отказаться от аренды, то, вернувшись, я такую цену уже не найду. К тому же, первый месяц нужно оплачивать втройне – за первый и последний, плюс сто процентов агенту.

– Да я знаю все это, не думай об этом, я просто спросила на всякий.

– Давай в Москве вернемся к этому разговору. Посмотрю, как с работой пойдет. Честно говоря, последнее время работал много и за копейки.

– Хорошо, поговорим об этом позже.

– Ли, мы же в Москву вместе поедем?

– Конечно! – Лиса, искоса игриво посмотрела на меня, – ты чего спрашиваешь? Один собрался уехать?

– Нет, нет, конечно, с тобой, только с тобой.

– То-то же!

Она приблизилась лицом к моим губам, и я, обняв, поцеловал ее.

Оставшиеся дни прошли как в романтическом кино. Мы не разлучались ни на минуту. Ели, спали, занимались сексом… Я все больше заболевал этой рыжеволосой девчонкой и вместе с ней начинал принимать в себе то, чего обычно стеснялся, чувствуя, как мой образ отражается в ее полных обожания глазах. Более того, когда она была рядом, я начинал влюбляться и в весь окружающий нас мир. И мир этот в ответ накатывал потоками эйфории и безудержного болезненного счастья. Теперь я очень хорошо понимал Кирилла со Светой, которые до последнего дня Радуги так и не вышли из своей типухи, пребывая «перманентно в состоянии соития». Мы с ними так и не познакомились. Да и им, вероятно, было не до этого.

Иногда у меня появляется ощущение, что все мы находимся внутри некоего квантового эксперимента, словно в компьютерной игре. И игроков в этом эксперименте не так уж и много, как могло бы показаться. Есть настоящие, относительно каждого участника – «свои», как я их называю. Но большинство людей для нас – просто программы, зачастую шаблонно или небрежно прописанные. Эти программы создают собою мир каждого игрока, и он бродит среди них, словно неприкаянный, в поиске «своих». Между небом и землей, верой и неверием, – будто бродячий дух. А когда два таких человека встречаются и узнают друг друга, видя в найденном частичку себя, то вокруг возникает другой мир, качественно нового уровня, со своим особым невербальным языком, понятным лишь им двоим. Вот с этого момента и начинается настоящая игра, в которой они – главные персонажи и существуют лишь друг для друга.

Уезжая с Лисой на станцию, мы уничтожили все следы своего пребывания в этой реальности. Засыпали землей костровища и яму для пищевых отходов. Закидали еловыми ветками примятый палаткой пятачок. Наш пятачок. Радуга на небе появляется, ничего не разрушив, и исчезает, ничего не оставив. Разве что немного от самой себя, до следующего возвращения.

Часть 2

Вавилон

Вот и кончилось лето. Я сижу на кухне своей хрущевки. Несмотря на то, что сейчас еще август, мое лето уже ушло. Непрерывное звучание барабанов, бубнов, дарбук, маракасов, мисок и ложек, на которые ориентируешься, когда ищешь дорогу к лагерю, сменилось рокотом холодильника, заглушаемым орущим из динамиков в комнате драм-н-бэйсом. Звуки, которые встречают и провожают, будят и укладывает спать, меняются на звуки, которыми пытаешься заглушить другие звуки. Период блаженного ничегонеделанья, неторопливых разговоров у костра, беспричинной радости и обострения любви ко всем и вся сменяется на ежедневную гонку в тщетной попытке накопления эфемерных социальных баллов в существующей системе координат. Славное язычество – на двоичную систему счисления. Все меняется, лишь только ты пересекаешь границы большого города, и мы сами в первую очередь. Знаю по опыту, через пару дней чувство легкой досады пройдет. Москва затягивает в свой водоворот и очень быстро начинает щедро стимулировать каждое твое правильное, по ее мнению, действие.

С Лисой мы распрощались на Ленинградском вокзале, договорившись созвониться завтра – сразу, как только наша городская жизнь войдет в колею. Войдя в квартиру, поздоровавшись с Герой, который уже стоял в дверях, и забрав у него ключи, я сразу же завалился спать. И вся тяжесть бытия навалилась на меня утром – сразу же после пробуждения. В почтовом ящике обнаружились квитанции на коммунальные услуги за прошедшие пару месяцев. Похоже, Гера даже не подумал туда заглянуть. Денег после поездки практически не осталось. Холодильник также не ломился от яств. Однако, угол кухни был целиком заставлен пустыми пивными бутылками. «Похоже он здесь просто бухал» – подумал я, взял из шкафа большую клетчатую холщовую сумку и почти до верху наполнил ее пустой тарой. Спустился вниз, дошел до мусорного контейнера и выкинув бутылки направился к ближайшему гастроному, где озадаченно завис перед входом считая мелочь. Денег хватило бы разве что еще на несколько бутылок. Словно синоптик на лентикулярные облака, на мое упадническое настроение подтянулся какой-то бомжик:

– Шо братуха, похмелье?

– Да, не, просто не задалось, – отмахнулся я.

– А у меня оно, похмелье, – как-то обреченно сказал бомж и плюхнулся рядом на бордюр.

В кармане завибрировала мобилка. Это был Гера:

– Слышь Димон, спешил вчера. Я так думаю, у тебя сейчас с деньгами проблема. Там в ящике кухонного стола три тысячи. Отдашь, как разбогатеешь. Извини, что бардак в квартире оставил.

– Гера, ты лучший!

– Знаю, до связи.

Я вскочил, взглянул на бомжика, глядящего сквозь меня с бесприютной тоской, сгреб в кармане всю мелочь и протянул ему:

– Держи, брат. Только никому не говори.

Мужичок расцвел и, сграбастав горсть монет, махнул мне:

– Погодь, я сейчас возьму, поправишься со мной.

– Да не надо, спасибо, – кинул я уже на ходу.

«Купить месячную карточку на метро и заплатить за электричество – денег хватит», прикинул я дома, включая комп. Надо было срочно заявиться в Контору и вообще – начинать искать съемки. Пока я мониторил новости, зазвонила мобилка:

– Дмитрий, здравствуйте! Мы до вас вчера не могли дозвониться. Это из газеты «Труд за три копейки» беспокоят.

– Да, здравствуйте. Я вас слушаю.

– Вы же ни с кем не связаны обязательствами? Мы хотим предложить вам работу.

– В штат? – спросил я, усмехнувшись своей же наивности.

– Нет, договорные съемки. Но можем сделать удостоверение сотрудника, если необходимо. У нас сейчас есть интересная командировка. Ищем хорошего фотографа.

– Да, спасибо, мне это интересно.

– Приезжайте сегодня к нам в офис. Продиктуйте свой е-мейл, я скину вам адрес.

– Спасибо! Сегодня буду, – сказал я и, продиктовав «мыло», залез в почту.

Посреди кучи спама, навалившегося за месяц моего отсутствия, в электронке лежало письмо от мамы:

«Сынок, привет! Вот и конец месяца. Скоро новолуние. Сейчас очень возможны трудности с деньгами.

Поделюсь с тобой секретом, который я прочитала у одной мудрой женщины – Дарии Жочкиной. Понимаешь, когда Луна полнится, она энергетически помогает росту и развитию наших дел. Этот принцип используется и для взращивания финансов. Луна не сделает тебя миллиардером, но точно очень быстро позволит закрыть все необходимые расходы. Ну так вот. Возьми купюру, желательно достоинством покрупнее. Если у тебя только иностранная валюта – ничего страшного, и так сойдет. Спустя приблизительно пару суток ПОСЛЕ НОВОЛУНИЯ, кладешь купюру на подоконник. Через двое-трое суток убираешь. Желательно, чтобы на деньги попадал лунный свет. Но даже если ты Луны не видишь, помни – она все равно там есть, на небе, и неуклонно растет, что бы в мире ни происходило. ВАЖНО. Купюра не должна лежать свыше семи дней после новолуния. Береги себя. Целую, твоя мама»

«Когда ж у меня купюры-то лежали свыше семи дней» – подумал я, попутно отметив, что таких точных совпадений между моей жизненной ситуацией и мамиными письмами, пожалуй, еще не бывало:

«Привет, мама! – набрал я. – Спасибо, деньги сейчас мне как раз будут очень кстати. Люблю тебя».

Хотя, наверное, в любой момент, получив такое письмо, я решил бы, что именно сегодня – оно точно в тему, так как денег у меня никогда по большому счету не водилось. Да и по маленькому – лишь временами.

Оказалось, что газета «Труд за три копейки» располагается в помещении редакции «События и Факты». Пока ехал на встречу, позвонил Лисе:

– Как ты, Ли?

– Ох, навалилось, – сразу пожаловалась она, – Мить, сегодня не получится встретиться, и завтра тоже. Но я по тебе уже скучаю.

– Я по тебе тоже скучаю, милая. Еду на встречу. Намечается работенка.

– Митя, извини, не могу сейчас говорить. Удачи тебе с работой!

– Хорошо, созвонимся позже.

В редакции «Трех копеек» встретили так, будто без меня все стояло, а вот теперь-то уж точно заживем. Выписали пропуск и удостоверение сотрудника сроком на год. Командировка оказалась в Костромскую область, где 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизией планировались командно-штабные учения, на которые меня и аккредитовали у пресс-службы ВДВ. Выезжать нужно было через два дня. Это и радовало, и огорчало одновременно. Мы с Лисой еще даже не узнали друг друга «городских», а мне уже нужно куда-то ехать за пределы МКАДа. После того, как я получил задание, весь в противоречивых чувствах, сгонял в Контору, дав знать девчонкам в аналитическом, что буду в Москве лишь завтра, а потом – только через неделю.

Затем зашел в «свою» кофейню, побродил по центральным улицам и поснимал фичеры⁵.

Идея, сокрытая в жаргонном словечке «фичер», словно палочка-выручалочка для стрингера без определенного заказа. Картинки будничной жизни, сюжетные сценки, происходящие на улицах, что-то необычное, характерное лишь для этой местности. Локальные кадры, понятные любому, независимо от города или страны съемки. Небольшую серию фичеров всегда можно предложить какому-нибудь агентству. Не одному, так другому. И они охотно берут, особенно если снято хорошо и со смыслом.

К вечеру я вернулся в свою келью, в которой, несмотря на последние события, так ничего и не поменялось.

– Лиса? – набрал я ее номер.

– Да, Мить, трудный день. Ты как? – ответила она усталым голосом.

– У меня хорошо. Работу от одной газеты предложили, на неделю.

– Это же здорово!

– Да, но придется под Кострому ехать, уже послезавтра.

– Эх, но тебе же нужно это предложение, – вздохнула Лиса.

– Да, а когда же мы увидимся?

– Получается, что теперь, когда ты вернешься.

– Это очень долго, может, отказаться?

– Съезди, не дури, я буду тебя ждать.

– Ну, если будешь ждать, то ладно, – как-то вдруг успокоился я, – как там Катя?

– Все отлично у нее. Передает тебе привет.

– И ей привет.

Мы еще немного поболтали и распрощались, чмокнув друг друга через трубку.

Уснуть быстро не получилось. Я лежал, рассматривал колышущийся от сквозняка тюль на окне и думал о том, что так запросто, шаг за шагом, можно отдалиться друг от друга. Один неразлучный месяц – вот и все, что у нас было. Всего лишь один месяц, чтобы влюбиться и потерять покой. А теперь: тут порознь день, там – неделя, а потом смотришь – и больше месяца не виделись. А затем ненавязчивый переход во френдзону и возвращение всего на круги своя.

До места я добрался спокойно, без каких-либо происшествий. Меня и еще нескольких журналистов поселили в воинской части. Казарма была такой образцовой, что аж зубы сводило. Но это, конечно же, не могло и не радовать. Нам провели политинформацию – что можно снимать, а что нельзя. И вывезли в поле, где планировалось десантирование. Учения были довольно разнообразными. Через час я вошел во вкус и совершенно забыл о времени. Это была словно маленькая показательная война, а множество высших чинов, стоящих с биноклями на трибунах и даже выходящих кое-где в поле, придавали ей некую утонченную театральность. Главнокомандующий ВДВ – Владимир Шаманов – оказался вполне простецким мужиком, и мне удалось сделать с ним неплохую подборку полевых кадров. Со смеющимся и серьезным, с оружием и без, – в общем, его семейный альбом остался бы доволен. Ночью учения продолжились стрельбами. А на следующий день демонстрацией образцов последних разработок огнестрельного оружия и всяческих военных приблуд. В Москву я возвращался вполне довольный результатом, совершенно не заметивший, как пролетела эта неделя. Из поезда позвонил Лисе. Чувствовалось, что она соскучилась и жутко обрадовалась. Да и сам я соскучился не меньше.