Начать Бесконечность

Весна меняла зиму, лето-весну, всё шло своим чередом. В свободное время всегда искали подработку, постоянно имелся «калым»; ни шагу назад, ни шагу на месте, только вперед, преодолевая трудности, шли уверенно своей дорогой. Каждый день новые испытания, разочарования, радости, страсть, нервы, успехи, поражения, победы, постоянно познание чего-то нового. Менялись сами у себя на глазах, рост, вес, внешность, голос, повадки, характер, но всегда держались друг друга. К нам в компанию приходили и уходили разные люди, но как бы то ни было, оставались не измены друг другу. Общение поддерживали со всеми, с бандитами, бизнесменами, просто с умными, грамотными людьми, кругозор был огромный, хотелось всё сразу. Через Гошу появился свой человек в милиции, который вытаскивал из мелких передряг. Иногда случались стычки между собой, но быстро мерились, понимая, что друг без друга никуда.

В девяностом году к власти пришел Ельцин. Весь Советский Союз ждал лучшей жизни. Мы ходили в кино на «Терминатор», «Хищник», «Роки», фильмы которые до сих пор остаются шедеврами кинематографа и на тот момент казалось, что это предел спецэффектам, и ничего лучшего не придумать.

С Машей виделись каждый день, каждый день вместе, частенько оставались ночевать друг у друга, втайне от родителей. Я любил её без ума; если вдруг у меня что-то случалось или просто плохое настроение, радовал Машу, подарком, или поступком, или чем-то другим, тогда она начинала улыбаться, улыбка появлялась у меня. Регулярно хотел её всю и всегда – это и получал; «этим» занимались везде, в подъездах, огородах, на крышах, в лесках, просто прятались, там где никого нет; просто очень по настоящему любили друг друга. Нашей любви могла позавидовать любая пара. Её взгляд завораживал, слушая любую речь, наслаждался неким удовлетворением; обожали искренне смеяться, любоваться звёздами, небом и постоянно ждали новой встречи.

Когда достиг совершеннолетия, находился на третьем курсе. Весь в учебе и знаниях – так считали мои родители. Дни проходили однообразно, учеба – тренировка – прогулка с Машей, вечером уже встреча с друзьями, где собирались на заранее запланированном месте.

Зимой играли в снежки, лепили снеговиков, снежных баб, строили четырехметровые снежные стены, ходили по 15-30 километров на лыжах, всегда брал с собой старого Черныша, коньки, хоккей, самодельные шайбы и клюшки. Весной прятались по подвалам; летом на велосипедах ездили на озера, речки, брали с собой палатки, топоры, казан, немного еды, лодку, весла, сети, удочки и остального по мелочи, уединялись куда-нибудь по дальше, и там проводили по несколько дней. Таким образом, пролетала основная часть лета. Осенью прятались по подвалам.

Я играл за одну из самых лучших команд по футболу в городе, постоянные игры, выезды в другие города; но учеба забирала некоторое время футбола. Я не мог разорваться; футбол был на много интересней учебы, но так как не хотел огорчать родителей и как бы сам не хотел, но приходилось учебе уделять основную часть времени. Оставался один курс. Гоше учеба боксу не мешала, он на ней вообще не появлялся; зачеты автоматом, лишние баллы, часто пользовался своей спортивной славой в своем технаре и всегда весьма успешно. Зная, что когда окончу техникум пойду сразу в армию, только после этого смогу добиться настоящего уважения от Машиного отца; потихоньку начал готовиться.

В техникуме, где я учился, было много непонимания и разногласия с одногруппниками, по сравнению со школой, группа в технаре далеко не дружная, стрессы, бессонные ночи, было всё и даже чуть больше. В моем понимании студенческая жизнь – это отдельный, начинающий мир взрослой полноценной независимой жизни, где царят свои порядки, законы и правила. В то время, для студента было очень много льгот, это проезд в общественном транспорте, всегда накормлен в местной столовой, скидки на посещение музеев, театров, кино; Маша всё это любила, и мне приходилось за компанию посещать. Так сказать «в принудительном порядке» выезжали на сельхоз работы – это бесконечные поля картошки, чистили морковь, перебирали лук, чеснок; у нынешних студентов такого нет. Сполна почувствовав жизнь студента, был счастлив. Во время учебы в техникуме получил бесценные уроки жизни.

Вечерами, когда не находился рядом с Машей, отрывался, как мог. По пожарной лестнице, через окна пробирались в общежития учебных заведений, бесились, шугали первокурсников. Присутствовали на каждом посвящении «в студенты», постоянно с кем-то дрались. Да бывало и такое, что являлись сами инициаторы драк и конфликтов, но только если с кем конфликтовали, то они этого заслуживали, и самое главное правило «они должны быть здоровей нас», слабых не трогали. Драки проходили каждый день; изредка бывало, что через день; Маше редко приходилось это видеть, она была против любого насилия и постоянно нервничала, и злилась, когда я дрался. Мария блистала своей красотой, фигурой и походкой, поэтому не редко приходилось отстаивать, и защищать её силой. Бывало, что меня сбивали с ног, и я падал, но всегда находил в себе силы, чтоб подняться.

Тогда начали работать с мелками бандитами, для численности ходили на стрелки, где приходилось драться, прибывали в роли рэкетиров, узнавали блатной базар, но сами старались не вникать.

Когда Гоша покорил родной город, он ездил выступать «за бугор» и всё чаще, его приглашали за границу. Самая главная особенность в боксе, он был быстр, по нему мало кто мог попасть и бил всегда на поражение, из-за этого его прозвали «пуля». Гоша неоднократно первый нарывался на большие компании; бывало, получал по голове, но всегда давал сдачи. Его мечта – это попасть в Америку и драться с самыми лучшими.

Андрей хоть и получал средне-специальное образование, но очень любил Астрономию, у него было много книг, по которым изучал звезды, планеты, галактики, постоянно разрабатывал свои версии, как появились мы и наша планета земля. Так же просто выезжал в поля, леса, где проходили битвы первой и второй мировой войны, капал землю, в надежде найти, что-нибудь ценное, иногда ему удавалось.

Артем заканчивал институт милиции и со всей серьезностью готовился к своей будущий профессии. Ещё год и он младший офицер Министерства Внутренних Дел Советского Союза.

Маша была очень умной и умна во всём. Мой технарь и её институт находились по соседству, и я частенько бегал к ней в столовую. Она шла на красный диплом, ночами напролет учила, зубрила каждый предмет; как я в это время занимался «плохими делами» и некоторые моменты утаивал в себе, ведь молчанием оберегал от лишних думок и нерв.

Мда, алкоголь в то время варили, производили совсем другой. Бывало, что целую ночь пьешь самогон, а утром на пары, единственное перед Машей становилось не удобно дышать перегаром, но она оставалась уверенна во мне и особо не напрягалась, это было идеально.

Учеба подходила к концу, на носу висели экзамены. Наступает моя заключительная сессия – это несколько недель стресса, ожидания и зубрежки. В это время должен сдать все необходимые работы, написать кучу тестов, пройти зачеты, экзамены. Я вложил много сил, терпения и упорства, чтоб понимать в своей будущей профессии. Мог писать с ошибками, но по своей специальности всегда было «хорошо» или «отлично». Ночь перед экзаменами особа тяжелая; родителям сказал, что пойду готовиться с одногруппниками к завтрашним зачетам, но в итоге несколько из них пришли ко мне сами. Готовились в подвале, раз в час 50 грамм «браги или чачи» нас бодрило. Утром, удалив жажду рассолом, шли на экзамен. Всё прошло хорошо, помню экзамен, у нас принимал директор техникума, профессор своего дела, настоящий знаток. У него был принцип, если из 100(ста) предложенных билетов, кто-то вытаскивал 13-ый, он повышал оценку на один балл, то есть минимально это «3». Мне повезло, выпал 12-ый билет, я его знал и всё сам написал, и уверенно рассказал. Впереди предстоял выпускной; выпускной перед одним из самых торжественных мероприятий моей жизни – вручение диплома. Всё прошло обычно, но в техникуме пьянка уже состоялась с родителями, конечно они были против, но на это закрывали глаза. У мамы слезы на глазах, от того, что я стал взрослым, папа хватался за голову…уже подумывал про свадьбу. После выпускного, начал ощущать взрослые шаги в новую, ответственную, самостоятельную жизнь.

Так получается, что люди уходят из жизни. По трагической случайности не стало бабушки, через два месяца дедушки. Много слез, печали…не люблю такие моменты обсуждать. Нравиться вспоминать и говорить про них какие они запомнились живые, как они на меня повлияли и какая бесконечная память, и гордость осталась перед ними.

Через восемь месяцев предстоял призыв в армию. Мне приходилось, как и всем посещать военкоматы, больницы, комиссии, разные диспансеры, психолога. С этого дня, плюс три года, каждый день думал об армии. Даже после демобилизации ещё полгода мне снились про неё сны. Папа Маши, хоть являлся военным, мне не помогал, но мог. За это и уважал, что я стремлюсь сам, всего добиваться.

Примерно все мы уходили в одно время. Гоша – в октябре, мы с Васей в ноябре, Артему скоро уже получать звание младшего лейтенанта милиции и они с Андреем готовились через год.

Когда военком и его комиссия делали примерное заключение, кто-где будет служить, мы с Васей зашли последними. Встали напротив военного комиссариата, тот говорит: «Так ребята, для Вас двоих остались два разных места службы, первое место – это отдельный батальон милиции под Ленинградом», далее посмотрев на нас сделав грустную паузу, глубоко вздохнув, при всех закурив сигарету, продолжил: «Второй – Афган, Чечня, служба будет вдоль границ, я Вам предлагаю выйти и пять минут подумать, кто куда пойдет». Подняв голову вверх, смотря на военкома, я начал говорить, но сразу же меня перебил Вася и сказал: «Я Афган, я на границу». Резко у меня пропал дар речи, без движений стоял и смотрел на Васю, он продолжал: «Я хочу служить родине, сам лично хочу, чтоб у меня были уроки трудностей, хочу пройти через это, очень долго мысленно готовился, и много думал, чтоб добровольно самому призваться». Нами это раньше никогда не обговаривалось, и я был ошарашен сказанным Васей, мне не оставалось ничего добавить, как мы вышли.

Эти дни перед проводами Гоши, когда он собирался в армию, проходили особенно интригующими – хотелось больше всего сделать, успеть и попробовать. Мы вели самый разгульный образ жизни, грабили, воровали, ночами напролет пили алкоголь, дрались, купили машину запорожец, на следующий день разбили и сожгли в поле, стыдно конечно такое вспоминать, раньше казалось это вовсе безнаказанно и весело; но что, было, то было. Но для Маши я всегда оставался любимым, примерным мальчиком. Вот прошла ночь, как начали провожать Гошу в армию. За полчаса до автобуса он умудрился нарваться и избить около десяти человек, которые по его словам якобы не так смотрели в нашу сторону. Наша особенность была в том, что мы за истину, за правду, никогда не трогали, кто слабей и меньше нас, так же не трогали алкашей, бездомных и бедных.

Я морально готовился к тому беспределу, что творился в вооружённых силах. Единственная главная слабость – это Маша и всё никак не мог смериться с тем, что не увижу её два года. Вот настал мой день проводов в армию, мои друзья, родственники, соседи, много кто присутствовал на празднике. Большой стол еды, суета, уже открытая пьянка с родителями. Как помню, что на заднем дворе закапал бутылку водки в землю, для того, чтоб, когда вернуться её найти и выпить. Слезы – мамы, мамы Маши, Маши, тёти; гордость – отца, папы Маши, дяди; поддержка друзей и всех остальных; обнимашки – с сестрой Таней; напутствующие тосты, пол часа сна и вот уже в обычном автобусе, который везет в неизвестность.

Нас привезли в распределительный пункт, всё это время с Васей держались вместе, но понимали, что уже сегодня на два года вперед друг, другу скажем «до встречи». Стоя со всеми в отведенном месте для курения, мне тоже захотелось попробовать сигареты, после затяжки закружилась голова, очень много кашлял, но дальше больше и хотелось ещё, так начал курить. Почёсывая лысую голову, не мог понять, что твориться. Меня направили на вокзал, ждать поезд…Васе же сказали, ждать самолета. С этого момента о нём ничего не слышал около трёх лет.

С первых дней в армии присутствовало много криков, непонятной ругани, драк, унижений, но себя в обиду не давал. Вообще не понимал, куда попал и, что тут делаю. На второй день службы, уже подрался с тремя дембелями, за то, что отказался делать, то что они хотели, был сильно избит, но зато не дал слабину. В армии стал понимать психологию человека и ценить свободу, со временим начал думать по другому, хотя времени даже думать не оставалось, как говорил мой ротный «Солдат должен хотеть одного – это спать и самое главное, тут думать не надо, за Вас все всё, подумали», указывая на воинский устав. Уже с первых дней выработался более жесткий характер; познал, что такое оружие, его составные части, разборка, сборка, стрельба; стал лучше мыть полы и, как никогда познакомился с тряпкой, и шваброй. Постоянно, как самый разговорчивый цеплялся с дембелями и дедами, так что приходилось делать всю грязную работу. Да ротный оказался прав, хотелось только спать, и уже с самого утра мечтал быстрее добраться до «шконки», ведь даже три, четыре часа сна в сутки – это очень повезло, а просто повезло – это когда хоть сколько поспал, но бывало и не везло. Наряды, патруль, вооружённый караул, устав, подъем, отбой, стрельбы, учения, полигоны, марш-броски, часовые строевые смотры и разводы, работа в автопарках, строевая подготовка, дедовщина и многое другое через, что проходил каждый солдат. Дедовщина расцветала: тумбочка вылетала со второго этажа, а в тумбочки солдат; автоматы об грудь перезаряжали; «музыкального лося» с разбегу пробивали; каждый второй побитый, творился полный беспредел. Круглое носили, квадратное катали…короче говоря «кто в армии служил, тот в цирке больше не смеётся». В армии повстречал много разный людей – таких называемых «человек-крыс», готовые сдать любого, даже свою родину во благо себя; к большому сожалению данного контингента оставалась основная часть, они постоянно ходили обиженными и битым; но и были те с кем от начало, до конца. Приходилось драться с офицерами – таких называли шакалами.

Вот прошли первые полгода моей службы. Настала пора принятия присяги. Я чувствовал себя эталоном солдата Советского Союза, во мне было всё идеально, идеальна разглаженная военная форма, до блеска начищенные кирзовые сапоги, автомат АК-47, строевая стойка и строевой шаг. Стоя в строю без каких-либо эмоций, в толпе увидел гостей: своих и Машиных родителей. Я знал воинский устав и понятия «строй» и, как полагается вести в нём…у меня менялась мимика лица и шла улыбка, безумные глаза бегали по толпе гостей, в ней искал Машу, за что получил замечание, но в любом случаи не мог себя сдержать. И вот мой взгляд упал на неё, меня отпустило; наоборот стал ещё более без эмоционален, хотелось показать себя только с лучший стороны, чтоб мной гордились, как настоящим защитником родины и отечества. После присяги ко мне подошли мои самые родные и любимые, и Машин отец – генерал Вооруженных сил Советского Союза, а за ними вслед по пятам всё командование части. Никто не понимал, как генерал тут оказался, он сам не имел никакого отношения к милиции, где я служу, но являлся высокопоставленным проверяющим, и знали его все. Поняв, что это на самом деле тот самый генерал вся часть замерла «смирно», все были в шоке, что может произойти, я так же находился в шоке. Подойдя к будущему тестю, представился: «Товарищ генерал-майор стрелок второй роты милицейского отдельного батальона рядовой Платов!», сделав секундную паузу в недержании ехидно улыбнувшись, продолжил: «товарищ генерал-майор разрешите обнять и поцеловать Вашу дочь!». Засмеялись родители и Маша, вся остальная часть продолжала стоять смирно, и ждать, что ответит генерал. В это время он улыбнулся, отдав воинское приветствие, пожал мне руку и командирским голосом скомандовал: «Разрешаю рядовой Платов!». Около пяти ста военнослужащих продолжали стоять смирно, как только Иван Иванович – это генерал, папа Маши, повернулся к командованию части, приложил руку к черепу, сказав: «Вольно!». Все сделали выдох.

Вся часть, ненавидела меня, за то, что как они говорили «через чур очень умный» и то, что очень много знаю, за что командование части могут пересажать в тюрьму. Они даже обещали, что мол после присяги «закатают в асфальт или сожгут в покрышках». Офицеры находились неподалеку, нервно, бешенными глаза ждали, когда заговорю с генералом и, что ещё ему скажу. Зная, какая продажная и взяточная крыса – наш командир батальона, первым подошел к нему и сказал: «Я Вас не сдам», на что он с перекошенным лицом, только смог сказать «Ага». Через тридцать минут ко мне подбежал командир роты и довел «Выписку из приказа» о переводе меня в другой батальон, который находился по соседству. Командиры этих батальонов вели друг с другом вражду и один из них решил, сделать «сюрприз» в виде меня. Я забрал с собой пять человек, с тем, кем держались с самого начала, так же мне дали трое суток увольнительного.

Хоть и дальше в течение службы ко мне пару раз ещё приезжали родные, но это были самые счастливые трое суток всей службы. Мы сняли три номера в местной гостинице, один естественно для меня с Машей, другие два, для родителей. Генерал уважал меня и полностью доверял свою дочь. Я был ярче солнечного дня, мы гуляли по всему Ленинграду, танцевали среди улиц, пытались прыгнуть выше головы, ходили в парк, катались на колесе обозрения, смеялись, в тире выиграл огромного зайца, вроде всё как обычно, но эмоции зашкаливали. Ещё очень долго, после того, как они уехали, не мог отойти от переполненных эмоций, которые в момент прощания разрушились в унылую, подавленную печаль; тосковал сильней, чем когда забирали в армию.

Через пару дней попал в батальон тыла милиции. На новом месте службы дембелям далеко всё равно было до нас и с первых дней, «схватывая на лету», поняв, что где лежит, и куда самим можно «приземлиться», начали возводить свои правила. Территория батальона была большая, а народу мало, в особенности офицеров и мы разживались своей жизнью. Хоть в армии был дефицит всего, но служа в батальоне тыла, оставался обеспечен всем. Каждый день на протяжении всей службы жареная картошечка, причем заставляли, что б готовил свой же призыв, так же тушенка, соки, сгущенка – короче говоря, не голодали. Нам всегда хотелось больше. Наладив общение и связь через забор с местными, мы принялись продавать всё; всё, что висело, блестело, мерцало, светилось, стояло, заливалось, сверкалось, росло, плохо лежало, горело, съедобное и не съедобное – через забор уходило всё. Не доедало четыре батальона, около полторы тысячи человек; по этому поводу даже не замарачивались, главное, чтоб нам было вдоволь. Я высылал деньги домой, заваливал цветами и подарками Машу, при этом находясь на службе. Регулярно имелось не считаемое количество денег. Пили самую дорогую водку, курили самые крутые сигареты и сигары, кроме меня остальные курили Беломор-канал забитый марихуаной, пацаны водили баб, я оставался верен Маше, ночами прижимая фотографию к сердцу.

Это время «кайфа» длилось около восьми месяцев. Руководство, свыше поняв, что в тылу бардак начали проводить инвентаризацию, считать всё имущество по бумагам. Недостача оказалась равной стоимости двух танков. В не до-умении были все. Ещё в большем недоумении были мы, но больше всех находился в шоке это капитан Крышкин, который за все это отвечал, он больше года не появлялся на службе, находясь в запое. Узнав свою недостачу, дал показания, потянул немного времени, не дожидаясь суда, сменил фамилию и умотал на Камчатку. Так и до сих пор его не нашли. Всё перекинули на командира батальона майора Стромова. Когда глубже стали копать командир батальона майор Стромов признался в том, что украл вдобавок семь тонн солярки. Нам его было не жалко, так как один раз заметили, а кое-кто из нас потом ещё наблюдал, как Стромов в первый раз любил козу, второй раз – быка. Стромову дали около пяти лет строгача. Оставив эмоции при себе, продолжали служить. После чего ко мне подошел первый комбат и с улыбкой до ушей сказал: «Спасибо тебе, честно вот для этого тебя и отправил к нему в подчинения служить, чтоб ты этого подлеца посадил, я знал, что, такие как ты постоянно своим родственникам-генералам жалуются на своих командиров!», ухмыльнувшись, он убежал, как маленький ребенок. Я стоял и понимал, что на самом деле мы и есть инициаторы того, что Стромова посадили. Нам было хорошо на этом месте служить и дальше продолжали защищать родину.

Дембеля ушли, пришли молодые, мы вообще перестали, что-либо делать. Просыпались в восемь утра, неделями не брились, на завтрак не ходили, до обеда тренировки на брусьях и турниках, штанги и гири, обед, обеденный сон, ужин, армейские развлечения, сон; распорядок дня оставался не изменим. Чтоб вообще не наглеть и, чтоб некоторые замечали, что хоть немного служим, среди нас назначался наряд два раза в неделю, это гарнизонный патруль по Ленинграду, так же раз в месяц обязательные метания гранат и стрельбы, раз в полгода контрольные стрельбы. Стрельбы всегда проходили «отлично». За время службы в армии могу похвастаться тем, что научился владением оружия, выполнять и ставить задачи, приобрел большую выносливость, терпение, хитрость, нелишнюю строгость, порядок, воспитанность, справедливость.

Через пару месяцев возобновили продажу военного имущества, только не в таких объемах, как прежде. В основном уходило мыло, масло, картошка, тушенка, сгущенка, полотенца, иногда матрасы и бензин. В день, каждый получал примерно свою месячную зарплату.

В должность вступил новый комбат, майор Махов суровый дядька, со слов ветеран боевых действий прошедший Чечню, Афган, «Французский легион»; и, что самое главное, он не был в курсе нашей повседневной жизни, вообще никто не был в курсе. Воевавший всю жизнь двух метровый, ста пятидесяти килограммовый, ускоглазый на всю душу и голову больной, тупой отморозок командовал батальоном. Трудно было не подчиняться его приказам. Его вены были как мои пальцы, рука как моих две ноги, кулак как голова, подбородок похож на жопу и по форме, и по размерам.

С его приходом, батальон получил много нового имущества, и со временем поняв, что тот продает военное имущество в больших количествах, поразмыслив, что нам оставалось около восьми месяцев до дембеля «мы начали продавать больше, чем в первый раз и больше, чем сам комбат». Махов был вообще «безбашенный», что б привлечь к себе внимание кидался в нас шишками, землей, камнями. Придя командовать батальоном, на следующий день травмировал бедного командира роты, ударом ладошки отправил его в госпиталь, причем вся эта сцена происходила на плацу во время развода личного состава. Во избежание ещё жертв командир батальона, просто больше ни с кем не общался; команды, поручения, приказы все получали через рупорт или по общей громкой связи. Он имел корейскую внешность, и за месяц его командования в части пропало около десяти собак. Майор Махов уж очень любил за частью топить баню и жарить шашлыки. Пропал наш друг и боевой товарищ собака дворовой породы по кличке – «Нохча». С самого начала находилась с нами, приютил Руслан – мой товарищ по службе, он по национальности Чеченец. Нас тех, с кем делал все дела и аферы было пять человек; с первого и до последнего дня службы держались вместе; это Азиат – Айзарат Маллахметов; Шамиль – Шамиль Абдурашидов; барон, баро, земляк, земеля – Витя Иванов; мороз – Валерик Морозов; и конечно же я, все меня называли «Плат». Шамиль больше всех ненавидел комбата, так как тот съел его Нохчу. Шамиль даже рассчитывал Нохчу к себе домой, в Москву забрать. Потеря была велика, но мы держались и из-за последних сил, порой силой держали Шамиля. Шамиль постоянно ждал час расплаты, оставаясь наедине, в тишине было слышно, как тот представлял свою месть.

Честно говоря, сами чутка тоже устраивали дедовщину в армии. Дедовщина – есть порядок. Мы напрягали молодой призыв бегать в магазин, заправлять постель, убирать за нас, стоять на шухере, могли всячески подколоть, но ни когда не применяли физическую силу. К себе на склад купили пианино, гитару, диван, кресла, современный телевизор, сделали косметический ремонт, «родили» даже бильярдный стол. Вот так мы дослуживали оставшиеся полгода.

Под конец службы всем хотелось больше взять с этого «дурдома». За забором замаячили наркотики, поначалу пошла травка, но некоторым этого было мало, а тем кому мало – это Азиат и Баро. По их венам потекли подарочки с Афганистана. Я ни в коем случаи не вмешивался в то, что они творили с собой, и сам никогда не пробовал. Нам троим просто этого не хотелось, обкурившись плана, наблюдали приход, как их крутило и дергало, как у них присутствовало одновременно дрожь всего тела и смех. Я, мороз и Шамиль оставались на своей волне, к большому сожалению ничего не предпринимали для того, что б те двое перестали употреблять героин. Поставки продолжались регулярно и распространение пошло выше, «медленный» побежал по штабу батальона. Командир взвода и заместитель командира батальона по тылу являлись старыми наркоманами; узнав, что предлагают у них в части принялись перекупать товар у Азиата. За четыре месяца службы пацаны скинули по двадцать-тридцать килограмм, страшно было на них смотреть. Заместитель командира по материальной части (зам по тыл) в отпуске скончался от передоза.

Служба подходила к концу и мне пришло письмо от Гоши, что он дембельнулся и очень ждет меня, и Васю.

Не теряя возможности, мороз предложил всё имущество, оборудование и инвентарь, которое мы продали переписать на «заместителя командира по тылу». Подделыванием накладных, документов, печатей и подписей он занимался сам. Мы ждали очередную комиссию…«на носу» проверка и ревизия. Когда приехала комиссия мысленно подготовились; опечатали и закрыли склады, при этом сожгли диван, кресло, пианино, бильярдный стол, короче всё имущество которое досталось нам нелегальным путем. В этот момент командир взвода старший прапорщик Анегин находившийся в наряде по части в непонятном состоянии заставлял товарищей военных, мылом, водой и щеткой мыть плац, проверяющие заподозрив его в таком состоянии, начали обыски, у него нашли несколько доз в кармане и организме героин; прапор сдался добровольно. Азиат остался особенно ему благодарен, что тот не назвал фамилию поставщика. Во всю, работали комиссия штаба округа и комендатура.

Нынешнего комбата заподозрили в хищении в особо крупном размере. Примерно за неделю до дембеля первый раз за полгода, мы вышли на развод личного состава, развод проводил проверяющий, а именно если не ошибаюсь, главнокомандующий Северо-западным регионом, он на всю часть зачитывал приказ об аресте командира батальона майора Махова, все недостачи повесили на него. Махов терял сознание, а Шамиль шептал: «За Нохчу!». Нам стало немного стыдно, но мы держались, хоть и приходилось смотреть в непонятные измученные глаза Махова. После развода ко мне подбежал мой первый, и с выпученными зрачками, улыбаясь, сказал: «Спасибо тебе, ты убрал двоих основных моих конкурента на должность командира бригады», ухмылявшись, продолжал: «Но если к первому сам тебя отправил, то второй тебя сам нашел…я горжусь тобой, ты сделал всё как надо». Глубоко вздохнув, сделав паузу, он обнял меня и положил ко мне в карман ключи, прошептав на ухо: «Волга твоя, она на гражданских номерах стоит около КПП», после чего убежал, припрыгивая в сторону, словно маленький ребенок. Когда мы увольнялись, мой первый комбат вступил в должность командира бригады и за заслуги перед отечеством пробил нам в военных билетах звание «старший сержант».

Выйдя за КПП в своей свежей, дембельской форме, взглянув на небо, почувствовал вздох свободы. Я понял выражение «кто не терял свободы, тот не поймет её цены». Азиат, Мороз и Баро уволились на день раньше, мы с Шамилем в один день. И как потом не пытался их найти, у меня не получалось. Подойдя с Шамилем к новой Волге, ему сказал: «Спасибо за службу брат, без тебя бы она была бы не та, только пообещай, когда мы в следующий раз встретимся, ты будешь на этой Волге», отдав ему ключи от автомобиля. Переговорив ещё, выслушав пожелания, попрощавшись, разошлись по разным сторонам. Кое-как успел на свой уже уходящий поезд. Улыбка не сходила с моего лица, только за спиной слышал, как в мой адрес говорили: «дурачек по ходу». Забегая вперед хотел сказать, что через пол года пришла скорбная новость, разбился Шамиль, разбился на смерть на той самой волге которой ему подарил. Я плакал. Не находил себе место. Меня разрывало изнутри. В некотором случаи винил себя и пытаясь связаться с его родными, у меня не получалось. Это был тот человек, на которого всегда мог положиться…в наших мечтаниях, возводились грандиозные планы, но он до меня не доехал.

Придя с армии, увидел вновь самые любимые и родные лица. Меня ломало от того, что не мог налюбоваться своей любовью – Машей. Внутри гордость за себя, что прошёл это нелегкое испытания. Хоть и не видел, долгое время родных, хоть за время службы происходили далеко неприятные моменты, не чуть не жалею о том, что отслужил.

Артему и Андрею оставался ещё год службы, а Вася вот-вот должен демобилизоваться. Откопав ту водку, которую спрятал два года назад, пошел в гости к Гоше. За два года разлуки безумно были рады видеть друг друга, постоянно перебивая себя, всё никак не могли наговориться. На следующий день зайдя к Васе домой мне открыла дверь его мама, она была вся заплаканная и в печали, мне стало страшно, и я спросил, что случилось, на что она сказала, мол Вася прислал ей письмо, в котором сказано, что у него всё нормально, и они всей ротой находятся где-то в «засаде», и будет только после Нового года.

За два года службы Гоша стал более вынослив, силен и мужественней. Мы шлялись по улицам, всем улыбались. Люди не понимали нашего восторга, кстати мы тоже не понимали своего восторга, ведь было всё обычно. Гошу, так же ждала девушка.

На дворе «стояли девяностые», время бандитизма, жить было трудно, и каждый выживал, как мог. Мы назначали встречи мелким и средним барыгам и людям торговавшие наркотиками. Приходя на «стрелку» в военной форме, били их, ломали, сильно затягивали наручниками, от которых не имелось даже ключей, пугали, забирали деньги и, что имелось по карманам, затем спокойно уходили. Так отводили дух, выпускали свои эмоции, избавлялись от мусора, который травил молодежь, считая себя чистильщиками района, просто это нравилось. На улицах на некоторое время стало меньше преступности, участковому вручили медаль. В свою очередь Гоша в первый раз полетел за границу выступать по боксу. За него происходила настоящая битва спонсоров и компаний, таким образом, он неплохо зарабатывал. Сам себе сделал подарок на Новый год – купил машину. Его начали показывать по телевизору. Через месяц с отцом купили первую машину, это «шестёрка» 1984 года, после чего мать нас не видела сутками, так как мы пропадали в гараже, перебирая и разбирая её до болтиков, и гаек.